И всякий прочий хлам... (гет)

Вечером того дня, когда студенты отправились по домам на короткие пасхальные каникулы, должен был состояться педсовет, плавно перетекающий в празднование дня рождения профессора Трелони.

Педсовет состоялся. И перетёк.

И вот уже был доеден именинный торт, сделанный хогвартскими эльфами в форме колеса фортуны, количество секторов в котором соответствовало числу гостей за столом, постепенно пустели чашечки кофе, женская часть преподавательского состава медленно допивала ликёр из рюмочек, а у мужской части коллектива заканчивался в стаканах виски. Были вручены имениннице коллективные подарки — очередной набор звенящих браслетов и зачарованные карты Таро, которые самораскладывались и самоозвучивали получившийся прогноз. Остающиеся в замке профессора уже готовы были расходиться по спальням, а отбывающие на каникулы — по каминам, когда не очень трезвая виновница торжества поднялась с места и начала обходить гостей, прощаясь и благодаря каждого из них.

К директору она подошла как раз в тот момент, когда тот отставил в сторону допитую чашку кофе и приготовился вежливо привстать ей навстречу. Но слегка затуманенный алкоголем глаз профессора Трелони дёрнулся в сторону стола — и она, по-утиному вскрикнув, схватила двумя руками его чашку и вперилась в стекающую на дно кофейную гущу.

— Сивилла, только не сейчас, — и Снейп уже протянул руку, чтобы забрать чашку у предсказательницы, но профессор Флитвик перехватил его запястье.

— Северус, дай имениннице высказаться, это её день.

— Сивилла, — опасным тоном сказал директор, — лучше бы тебе не говорить вообще ничего. Никогда.

— Северус, — сказала МакГонагалл, встав рядом с его стулом, положив руки ему на плечи и слегка на эти плечи нажав, — от тебя не убудет, а нам всем интересно. Говорите, профессор Трелони, мы готовы внимать.

— Грядёт тот…

Снейп подавился воздухом и затрясся в кашле, и только это спасло Трелони от его мгновенного Silencio или чего похуже. МакГонагалл твёрдой рукой нагнула директора вперёд, постучала по спине и сильнее надавила на плечи, удерживая на месте.

— Грядёт тот день, когда ляжет тебе запоздалая дорога в казенный дом…

— Мунго или Азкабан? — деловито поинтересовался Флитвик. Остальные сидели молча, не отрывая глаз от Трелони и стараясь не дышать. А Снейп, наоборот, свои глаза обречённо прикрыл.

— … вот только ни толку ни проку тебе с той дороги не будет, хотя и найдёшь ты скрытую мраком тень давно утраченного. И только белый дух сможет развеять мрак и вернуть тебе ушедший лик.

— Это всё? — строго спросил Снейп. Трелони оторвала расфокусированный взгляд от кофейной гущи и торжественно кивнула.

— Тебе мало? — заботливо спросила у Снейпа МакГонагалл.

— Мне достаточно. Но если этот белый дух, не дай Мерлин, окажется привидением — я с тобой рассчитаюсь, Сивилла. Расходимся, коллеги, приятных всем каникул. Минерва, — и он похлопал по ладони, всё еще сжимавшей его плечо, — Минерва, отпусти меня, я уже не опасен.

Прошло ни много ни мало — ровно три дня прошло — и за ужином к преподавательскому столу подлетел небольшой раздутый от важности филин, швырнувший прямо в директорскую тарелку конверт с печатью банка Гринготтс. Уважаемый мистер Снейп приглашался в банк на встречу с поверенным Хорфоком с целью обсуждения вопросов, связанных с правами уважаемого мистера Снейпа на наследство рода Принц.

Наутро уважаемый мистер Снейп входил в двери банка, обуреваемый двоякими чувствами. Во-первых, дорога эта в казенный дом действительно вышла для него запоздалой. Случись она лет этак на сорок раньше, и кто знает, куда бы занесло юного Северуса Принца — амбициозного и непримиримого наследника древнего магического рода зельеваров и целителей. Может, и хорошо, что жизнь не знает сослагательного наклонения, а потому каждый рано или поздно убеждается в верности утверждения «что бы ни произошло — всё в конечном счёте к лучшему». А во-вторых, получалось, что он идёт принимать наследство от того чистокровного сноба, который перекрыл его матери дорогу в волшебный мир, так и не смог простить её, и до конца жизни не пожелал хоть раз увидеть единственного внука-полукровку…

Поверенный Хорфок оказался самым древним гоблином, которого когда-либо видел Северус. Он сидел в отдельной небольшой комнате, стены которой были отделаны панелями из магических видов древесины, а несоразмерно крупная люстра-канделябр сияла подвесками из горного хрусталя, отражая ими во все стороны ровнёхонькие и неподвижные в спёртом воздухе подземного этажа огоньки свечей. Из ушей и ноздрей почтенного финансиста росли пучки жестких седых волос, а заостренные уши были покрыты блеклым пухом.

— Что ж, — сказал гоблин после обмена приветствиями, — сначала приступим к процедуре идентификации. Позвольте взять каплю вашей крови, мистер Снейп. — Он достал серебряную иглу, проткнул ею подставленный Северусом палец и капнул кровь на заранее подготовленный свиток пергамента, по которому сразу побежала россыпь букв, собираясь в аккуратные строчки.

— Ваша кровь безусловно подтверждает принадлежность к роду Принц, а потому, — он поставил личную печать на заполненный пергамент и подал его Снейпу, — с этим документом вы можете обратиться в Учётный отдел Министерства, и, после соответствующей там регистрации, во всех документах, касающихся как вас, так и вашей семьи, фамилия автоматически сменится. А теперь перейдём к вопросам, касающихся наследства покойного главы рода — вашего деда Октавиана Сервия Принца.

Поверенный Хорфок сделал торжественную паузу и выудил откуда-то из воздуха внушительную стопку бумаг.

— Ваш дед скончался семь лет назад, не оставив завещания. Семь лет — принятый в случае смерти главы рода срок ожидания: род может иметь побочные или потерянные ветви, непризнанных или утраченных бастардов, и прочих лиц, могущих предъявить права на наследство. За семь лет таких прав предъявлено не было, и потому право на наследие рода вместе с родовым именем переходит ближайшему известному кровному родственнику, то есть вам.

Снейп молчал, откинувшись в кресле, и невозмутимо смотрел на гоблина своим коронным нечитаемым взглядом.

— Итак. Наследство состоит из недвижимой и движимой частей. Недвижимость — родовое поместье в Лейк-Дистрикте, графство Камбрия. Это поместье со всем содержимым было десять лет назад заложено вашим дедом в нашем банке на пятилетний срок с правом обратного выкупа. Напомню, что ваш дед умер семь лет назад, до окончания залогового срока, и, соответственно, правом выкупа воспользоваться не смог. Поскольку после его смерти все дела по имуществу были заморожены, то сейчас вам предоставляется преимущественное право выкупа данного объекта недвижимости по полной стоимости залога, с уплатой всех процентов по залогу и выплатой неустойки за те пять лет, когда имуществом нельзя было распоряжаться, плюс налог на наследство. Вот, ознакомьтесь.

Он протянул Снейпу пачку документов и кусочек пергамента, на котором написал столбик цифр и итоговую сумму.

Снейп не с первого раза смог подсчитать количество разрядов итогового числа. Да в общем-то точное количество разрядов существенного значения и не имело. Даже если взять все их накопления, продать дом, все свои патенты и себя самого магглам на органы…

— Вы можете не вступать в права наследства, — правильно оценил его молчание Хорфок, — и в случае вашего письменного отказа наследственное недвижимое имущество отходит банку.

Северус подпёр подбородок сложенными домиком ладонями и кивнул.

— Перейдём к движимому имуществу, хранившемуся в фамильной ячейке нашего банка. Как известно, наш банк открыл это своё отделением в Лондоне в 1474 году, и ваши предки были в числе ста первых его клиентов. Сейф Принцев расположен на самом нижнем, восьмом, ярусе. Хранившиеся там ценности около месяца назад были нами изъяты в пользу банка как возмещение и штраф за неуплату аренды и содержания сейфа на самом дорогом ярусе в течение семи лет. Хочу заметить, что оценочная стоимость изъятого имущества не покрывает размера задолженности, и потому, если вы желаете реализовать наследственное право владения фамильной ячейкой, вам придётся доплатить соответствующую разницу, — и он передал Северусу еще одну пачку документов и еще один клочок пергамента.

— Где мне подписать отказ от права вступления в наследство? — заломив бровь, поинтересовался тот.

— Вот здесь, пожалуйста, — и поверенный подал клиенту длинный пергаментный свиток, заполненный, надо полагать, еще до отправки пригласительного письма наследнику фамильного имущества. — Еще, пожалуйста, заверьте подпись магией. И я могу предоставить вам право одноразового посещения фамильного сейфа. Возможно, вы бы хотели бы взять на память что-то из оставшегося там имущества, не представляющего коммерческой ценности. Вызывать сопровождающего?

Снейп приложил палочку к пергаменту, поставил магическую подпись и, согласно кивнул Хорфоку. Это ж никогда в жизни за один день ему не предлагали осуществить столько всяких-разных прав! И на имя, и на поместье, и на имущество в сейфе, и на сам сейф, и даже на визит в опустошенное хранилище. Какая немыслимая щедрость!

В комнату, кланяясь на ходу, вошел гоблин, о юном возрасте которого свидетельствовал густой тёмный пух на отчаянно торчащих ушах. Он был одет в ярко-красный сюртучок с золотыми пуговицами, и оттого напоминал гостиничного портье, хотя его растоптанные чёрные кроссовки явно не вписывались в образ. Хорфок небрежно поманил юношу пальцем и вынул из лежащего на столе ларца большой латунный ключ.

— Мардок, это ключ от сейфа восемь-шесть-три в нижнем ярусе. Сопроводишь уважаемого клиента туда и обратно. Можешь не активировать по дороге «Гибель воров», поскольку личность этого клиента и его право крови были здесь и сейчас идентифицированы мною. Благодарю вас за сотрудничество, мистер Снейп.

Снейп кивнул, вышел и, поддернув полы мантии, забрался вместе с юным гоблином в подкатившую тележку, которая немедленно сорвалась с места и с грохотом рванула вперёд и вниз по широкой пологой спирали рельсов. Поездка обещала быть долгой — хотя ему пару раз и приходилось по поручениям бывшего директора бывать в сейфах нижних этажей, но еще никогда путь не лежал ниже шестого подземного уровня.

Сопровождающий попался то ли рассеянный, то ли забывчивый, то ли просто балбес — он всё-таки включил «Гибель воров», и на Северуса внезапно обрушился водопад кисло пахнущей жидкости. Пока он пытался как-то отряхнуться и протереть лицо, вся влага испарилась сама, и даже мгновенно промокшая и прилипшая к коленям мантия оказалась сухой и чистой. Снейп маниакально прощупал карманы, убедился, что ни с палочкой, ни с заветными флакончиками тех зелий, что он постоянно носил с собой, ничего не случилось, после чего расслабился и стал прикидывать — из каких-таких ингредиентов может состоять это самое жидкое гоблинское заклинание, смывающее любую магическую маскировку? По всему получалось, что оно должно было быть близко по действию к зелью Истинной сути, но вот моментальное испарение и кислотный запах… Право, Мерлин, тут стоит хорошенько подумать на досуге, и кто знает…

Транспортное средство наконец-то затормозило, Снейп вышел, а оставшийся в тележке гоблин с полупоклоном вручил ему ключ. С замком пришлось повозиться, но в конце концов дверь поддалась, и он вошёл… ну, если и не в своё родовое гнездо, то по крайней мере в его кладовку.

Хранилище было намного большего размера, чем их с Гермионой семейный сейф, но зрелище являло собой удручающее.

Несколько вспыхнувших при открывании двери магических факелов освещали неровным светом голые каменные стены с торчащими в некоторых местах крюками от бывших подвесок и крепежей. Пол был завален обломками каких-то предметов, обрывками бумаг и пергаментов, мелким неидентифицируемым мусором и остатками всевозможных коробок и ящиков. К стенам кое-где обречённо привалились древние полуразвалившиеся сундуки с поднятыми или свороченными крышками. Просевшие полки были почти опустошены, но, судя по чистым от пыли местам, пустовали эти полки не всегда. Снейп, переступая через кучки мусора на полу, подошел поближе и уставился на останки разбухших от сырости заплесневелых фолиантов, слежавшихся в монолитные нерасчленяемые кирпичи. Тут же на полках и вокруг них валялись многочисленные скрученные пергаментные свитки, пересохшие и мумифицировавшиеся настолько, что при любом прикосновении обещали рассыпаться в пыль. И точно так же грозили распасться пылью те куски истлевших поблекших тканей, которые были небрежно переброшены через крышки сундуков или кучками устилали пол вокруг них.

В одном из плохо освещенных углов громоздились сложенные горками котлы и покосившийся стол с кучками каких-то железок, в которых Северус безошибочно углядел зельеварческий инструментарий. Он подошел, присмотрелся, достал платок и, смочив его водой из палочки, стал осторожно протирать грязные и пыльные бока котлов. Старых, крепких, но не представлявших никакой исторической или коммерческой ценности обычных котлов, которые были примечательны только тем, что исправно десятилетиями служили его неведомым предкам, среди которых, насколько он знал, не было великих зельеваров, но были крепкие и авторитетные Мастера. Которые из века в век варили зелья для себя и для других, корпели над рецептами, обжигали и ранили пальцы, дышали вонючими парами, часами до одури водили по кругу ложкой или лопаткой, цедили, резали, растирали, давили, капали, лили, сыпали, возгоняли, титровали…

Он выбрал для себя маленький, на пятьдесят унций, старый чугунный котелок, хорошо подходящий для варки мелких порций линиментов и мазей. Невелика ценность, но сейчас таких не делают, а именно такого у него не было. Присмотревшись, осторожно вытащил из другой стопки небольшой котёл с какой-то интересной фактурой, который, как он и подозревал, оказался отлитым из меди старинным котлом, по всей внешней стороне которого шел затейливый узор из переплетающихся цветов и листьев. Редкая штучка. Такие делали пару-тройку столетий назад исключительно «для дамского пользования»: вот захочет со скуки почтенная дама собственноручно изготовить для себя что-то там косметическое — вот, пожалте, варите и получайте себе заодно эстетическое удовольствие от созерцания изящного котла. Очистить его дома хорошенько, надраить медь да проверить целостность внутреннего оловянного покрытия — отличный получится подарок для Эйлин, ей наверняка понравится. Хотя бы тем, что ни у кого другого такого нету.

Среди инструментов и приспособлений не нашлось ничего целого или исправного, всё было или сломано, или покорёжено. Он с восхищением осмотрел изящные старинные весы, у которых были отломаны ножки и отсутствовала одна из двух чаш, провел пальцем по треснувшей кварцевой ступке без пестика, посмотрел на почерневшие и помятые серебряные ножи и мешалки, оценил красоту рассыпанных разновесов и гирек, сделанных в виде цветков или полураскрытых бутонов. Внимательно оглядел стайки разнокалиберных фиалов и пыльных флаконов, но не увидел среди них ни хрустальных ни самозапечатывающихся. Взял чёрную ониксовую ложку-мешалку с лопнувшей ручкой, повертел в пальцах, отложил, уменьшил оба выбранных котла, засунул их в один из внутренних карманов, и еще раз обвёл хранилище задумчивым взглядом.

Ну что ж. И у него мог бы быть за спиной род. Да ведь он, собственно, и был и есть, пускай и неявно. Все те люди, что читали хранившиеся тут раньше книги, которые разжигали огонь под этими котлами, носили одежду, сложенную в эти сундуки — разве не они передавали по цепочке тот чистый свет магии, который достался ему? А он сам — всего лишь звено цепи, которое соединяет его маму с его дочкой. А дед Октавиан Принц? А что дед? Спасибо ему, что был, иначе бы не было его, Северуса.

Он еще раз подошел к бывшим книжным полкам. Остовы загубленных инкунабул, отвалившиеся от их створок и переплётов уголки-накладки, надбитый мраморный шар, связка здоровенных ржавых ключей на потёртом кожаном шнурке, ленточки, некогда перетягивающие пергаментные свитки, сами многочисленные трубочки этих пересохших свитков, и среди них — почти неотличимая пыльная трубочка, но не пергамента и не бумаги, а свёрнутого холста.

Он взял рулончик и, преодолевая брезгливость, развернул найденное нечто. Это явно было небольшой картиной, примерно двенадцать на пятнадцать дюймов, кое-где виднелись кусочки тщательно прописанного неяркого фона, но само изображение было небрежно замалёвано криворуким маляром — грубые широкие мазки тусклой чёрной краски, а может, и не краски.

Снейп вынул палочку и просканировал находку. Холст безусловно являлся артефактом, магической картиной, о содержании которой можно было только догадываться, но никаких заклятий-проклятий на ней не было, опасности она не представляла никакой, а интерес, пусть и не коммерческий, представлять могла. И потому он тоже засунул её в тот же внутренний карман, застегнул мантию, обвёл ещё раз взглядом бывшее фамильное хранилище, вышел, запер за собой дверь, вручил ключ поджидавшему его гоблину и сел в тележку.

Дома он прежде всего занялся очисткой и промывкой принесённых котлов, быстро справился с чугунным, а медный залил крепкой кислотой, которая должна была проявить незаметные поры в оловянном покрытии, если они там появились со временем. Если пор окажется много — придётся плавить олово и наносить новое покрытие, но такой раритет стоит трудов, тем более что этот наследственный котёл будет ещё годами и годами служить его дочери.

Он поднялся из лаборатории и застал Гермиону и Эйлин за разглядыванием изуродованной картины через маггловскую лупу.

— Боюсь использовать заклинание увеличения, — сказала Гермиона. — Пыль я уже убрала, и холст не такой старый каким кажется, но кто знает как он прореагирует на магию, сначала надо бы почитать про реставрацию магических картин.

— Да что тут разбираться? — фыркнула Эйлин. — Очистить его надо и всё. Это мне, несчастной, на каникулах палочкой пользоваться нельзя, а вам что стоит применить Tergeo или Excuro?

— Ну да, ты еще Scourgify посоветуй применить, чтоб от самой холстины только чистые ниточки и остались.

— Правда, Эйлин, это может быть не так просто. Лет пять назад в Хогвартсе один мелкий вредитель в гриффиндорском галстуке притащил из дома волшебные краски и пририсовал Полной Даме ведёрко мороженого, а сэру Кэрдогану бочонок пива. Клялся потом, что это он из самых-самых благородных побуждений, и что дома родители его за подобное даже не ругают. И нам пришлось вызывать специалиста из министерства — так даже он полный день возился. А тут вообще непонятно чем замазано, но с этим мы потом разберёмся. Девочки, вы мне лучше скажите — хотите ли вы поменять фамилию Снейп на Принц?

— А зачем? — пожала плечами Гермиона. — Мне нравится моя фамилия. Но ты, конечно, сам решай, что будет лучше для тебя.

— А я совсем не хочу называться Принц, — сказала Эйлин. — Я желаю называться исключительно Принцессой. И фамилия моя вообще вполне меня устраивает: как назовешь её кому-то, так сразу все со страху руки и отдёргивают.

— Какие руки? — заволновался Снейп. — Кто?

— Да ну, папа! Это же я метафорически. Да успокойся ты, на меня же и так из-за тебя никто никогда и не посмотрит.

— Вот и хорошо, и не надо никому на тебя смотреть. Незачем. И, слава Мерлину, пока не на что.

— Папа, мне сразу обижаться или потом?

— Успеешь ещё. Потому что, когда станет на что смотреть, я куплю маггловский пистолет.

Эйлин выразительно посмотрела на него через лупу, но, поймав предостерегающий взгляд матери, промолчала.

— Решено, — постановил Снейп, — фамилию не меняем, с картиной будем разбираться, а я до вечера в лаборатории.

Оставшись одна, Эйлин подумала, пожала плечами, снова развернула холст и осторожно потёрла пальцем чёрную поверхность. Скептически посмотрела на оставшийся на пальце след и пробежалась ищущим взглядом по комнате в поисках оставленного кем-то из родителей телефона. Подошедший поближе Живоглот шлёпнул её лапой по ноге, и той же лапой указал вверх — на полку, заставленную фотографиями, шкатулками, подсвечниками и всякой всячиной. Мамин телефон действительно лежал там в глубине, откуда Эйлин его вытащила, уверенно разблокировала и нажала несколько кнопок.

— Дедушка, привет! — сказала она. — Ну да, у нас всё хорошо. Вы же с бабушкой собирались завтра к нам приехать, правда? Нет, папа завтра весь день будет в Хогвартсе, он только поздно вечером вернётся, но мы с мамой вас ждём, а я очень соскучилась. Дедушка, я знаю, что у тебя там в гараже есть белый дух. Ты не мог бы завтра взять его с собой? Ага, спасибо. Скоро уже увидимся!

Назавтра поздним вечером Снейп вышел из камина, кивнул свернувшейся в кресле с книжкой Гермионе, начал уже расстегивать верхнюю пуговицу мантии — и застыл, глядя на каминную полку. Гермиона медленно встала, подошла сзади, прижалась к его спине, встала на цыпочки и обняла за плечи.

Там на полке, прислоненный к стенке, стоял портрет девушки, юный возраст которой только подчёркивался глухо закрытым темным платьем с длинными рукавами и тускловатым фоном, на котором угадывалась вдающаяся в море скалистая береговая линия и плывущие над ней облака. Спадающие на ворот платья прямые чёрные волосы, внимательный взгляд тёмных глаз, бледное узкое лицо, которое никак не назовешь красивым, но которое словно освещено изнутри светом молодости, предвкушением жизни, теплом и надеждой. Левая рука девушки опущена на низкий подлокотник кресла, а в её правой руке — палочка. Та самая палочка, кипарис и волос единорога, которая в потёртой бархатной коробочке сейчас лежит тут же — над камином, на самой верхней из четырёх полок.

Эйлин Принц повернула голову, встретилась взглядом со своим незнакомым сыном и улыбнулась ему слегка виноватой улыбкой. Чуть приподняла руку, но тут же, словно застеснявшись, вернула ладонь обратно на ручку кресла и опустила глаза.

— Как? — только и смог спросить Снейп.

— Это Эйлин с дедушкой. Мы с мамой пили чай во дворе, а они нам принесли уже очищенную картину. Папа сказал, что замазано было простой дешёвой краской, и что белый дух легко этот поверхностный слой снял. А потом, когда родители уехали, мы с Эйлин быстренько аппарировали в Лоустоф, и там в мастерской нам подобрали раму и сразу вставили в неё холст. Тебе рама нравится?

Северус кивнул и не двинулся с места, безотрывно глядя на свою юную мать и стараясь не думать о том, что люди делают со своей жизнью, и что эта самая жизнь потом делает с людьми.

А стоящая в дверях Эйлин смотрела на родителей и насмешливо кривила губы. Вот они — великие волшебники. Две штуки. «С этим надо еще разбираться», «Это всё не так просто». Что может быть проще, чем убрать пятна краски обычным белым духом — простейшим маггловским растворителем уайт-спиритом?