Пепел, дым и воспоминания (гет)

Два дня в реабилитационном центре пролетели неестественно быстро, словно кто-то ускорил ход времени. Белые стены, приглушенный свет, тихие шаги лекарей — всё слилось в монотонную череду моментов, где не было места ни панике, ни навязчивым мыслям. Малфоя она больше не видела. И если сначала это даже облегчало дыхание, то теперь его отсутствие оставляло за спиной легкий холодок недосказанности.

Гермиона ела безвкусную овсянку, ходила по длинному коридору с высокими окнами, считая шаги, и часами лежала на койке, изучая идеальный потолок, надеясь найти там хоть одну трещинку.

Она была рада наконец-то вернуться домой. Дверь захлопнулась за спиной, и запах затхлого воздуха ударил в нос — смесь пыли, несвежей одежды и чего-то ещё, сладковато-горького, от чего сводило скулы. Квартира выглядела так, будто здесь прошёл ураган: книги сдвинуты с полок, пустые чашки валялись на журнальном столике, а на полу у дивана темнел высохший коричневый след от пролитого зелья. Гермиона замерла на пороге, сжимая сумку так, что пальцы побелели.

«Это была я?»

Она словно опустилась на дно со своей зависимостью, усугубляя ее каждый день. Воспоминания о последней ночи перед тем как попасть в центр — размытые силуэты, дрожащие руки, которые не могли попасть горлышком флакона в рот, стыд, такой острый, что хотелось исчезнуть. А потом — чьи-то руки, подхватившие её прежде, чем тьма поглотила сознание. Белые волосы в свете уличного фонаря. Холодный голос, отдающий команды.

Но за эти два дня тревога отступила. Дрожь в пальцах исчезла. Мысли, наконец, текли чётко, без привычных скачков и провалов. Она сделала глубокий вдох — первый за долгие месяцы, который не сдавливало тяжёлое облако зависимости.

— Больше никогда, — прошептала она, глядя на бардак.

Безобидная привычка, приобретенная в Хогвартсе, чуть не разрушила ее жизнь и просто каким-то чудом ей удалось выкрутиться из, казалось бы, безвыходной ситуации.

Но почему именно Малфой?

Мало того, что он оказался в нужном месте в нужное время, будто ждал её в том переулке, так еще и предоставил какое-никакое алиби. А то что он отвез не в Мунго, а в свой центр, просто благословение всем известным и неизвестным Богам, где никто не задавал лишних вопросов.

«Алиби», — подумала она с горькой усмешкой.

Да, он дал ей шанс. Но Малфои не делают ничего просто так. Где подвох? Что он хочет взамен? И почему её до сих пор гложет это чувство, будто где-то заведён механизм, тикающий в темноте?

Гермиона резко встряхнула головой, подошла к окну и распахнула его. Холодный воздух ворвался в комнату, разгоняя запахи.

— С чистого листа, — твёрдо сказала она пустой квартире.

Но где-то в глубине, под рёбрами, тревога шевельнулась снова. Потому что вопросы оставались.

Что он там делал?

Вопрос крутился в голове, навязчивый и острый, как лезвие. Этот переулок — грязный, узкий, затерянный где-то на окраине магического Лондона, совсем не место для Драко Малфоя. Не для того, кто теперь вращался в кругах влиятельных чиновников и владел реабилитационным центром.

По работе? Маловероятно. Его клиенты хоть и могли шататься по таким трущобам, однако вряд ли он сам поехал за одним из них.

Личные дела? Ещё смешнее. Какой интерес мог быть у Малфоя в этом закоулке, где даже фонари мигали с перебоями, словно стыдясь освещать убожество вокруг?

Гермиона сжала виски пальцами.

Как их судьбы могли переплестись здесь, в этом месте, в тот единственный вечер, когда она, обезумев от ломки, споткнулась о собственные ноги и рухнула в грязь?

Слишком идеально. Слишком… подстроено.

А что, если Паркинсон ему всё рассказала?

Мысль ударила, как плетью. Пэнси та ещё сплетница, да и с Малфоем они всегда были на короткой ноге. Она знала о ее состоянии. Понимала, что раз Грейнджер сама ей позвонила, то дело совсем плохо. Если проболталась…

Но зачем?

Какая выгода Малфою в том, чтобы вытаскивать её из дерьма? Унизить потом? Шантажировать? Или…

Гермиона резко вдохнула.

А если он следил?

Могла ли Пэнси подстроить их встречу, после того как сама свела с тем человеком в переулке? Так сказать дать более тяжелое средство? А Малфой… ждал?

Сердце застучало так сильно, что в висках отдавалось болью.

— Ты параноишь, Гермиона, — прошептала она, тряхнув головой, будто отгоняя назойливую муху.

Но тревога не уходила.

Чтобы отвлечься, она швырнула палочку на тумбочку — пусть лежит. Книги уберёт сама. Хоть какое-то занятие, хоть тень контроля.

Огляделась.

Когда-то эта маленькая квартирка была её убежищем — тёплым, уютным, наполненным запахом пергамента и кофе. Теперь же здесь царил хаос. Каждый угол напоминал о днях, когда она пряталась здесь от всех, включая саму себя.

Гермиона медленно опустилась на диван, поджав под себя ноги. Обхватила колени руками — так крепко, что суставы побелели. Тишина звенела в ушах. Она уставилась в одну точку на стене и пыталась дышать глубже.

«Всё хорошо. Ты чиста. Ты справишься».

Но страх не уходил. Потому что если это не паранойя… Если Малфой действительно что-то затеял… То её кошмар ещё не закончился.

Резкий звонок в дверь ворвался в тишину квартиры, Гермиона вздрогнула, машинально провела ладонью по щекам — влажным от слез — и вытерла их о мятый подол футболки. Поднявшись с дивана, она почувствовала, как подкашиваются ноги — слишком долго она сидела в неестественной позе, слишком глубоко ушла в себя.

Обычно она спрашивала «Кто там» или хотя бы смотрела в глазок, но не сейчас. Механическое движение руки — и дверь распахнулась, впуская поток света из коридора, в котором стояла слишком знакомая фигура.

— А тебе не кажется, что прежде чем открыть дверь, нужно спросить «кто там»? — его голос звучал спокойно, но в этой спокойности угадывалось что-то… насмешливое? Или обеспокоенное? Гермиона не стала разбираться.

Она лишь закатила глаза — привычный жест, ставший защитной реакцией — и широким жестом пригласила войти, даже не дожидаясь, переступит ли он порог. Ей было все равно. Повернувшись спиной, она босыми ногами прошагала обратно к дивану, усаживаясь в ту же позу.

Малфой вошел, не спеша закрыв за собой дверь. Его холодные глаза медленно скользнули по комнате, отмечая каждый след хаоса: разбросанные книги, пустые чашки с засохшими кругами чая или кофе на дне, смятые пергаменты с оборванными чернильными строчками.

— Я смотрю ты решила сделать… перестановку? — в его голосе явственно звучала ирония, но без привычной язвительности.

— Что тебе нужно? — ее голос был плоским, без эмоций. Она даже не подняла головы, уставившись в одну точку на стене, где обои чуть отошли от стены, образуя маленький пузырь.

Он не ответил сразу. Вместо этого наклонился, поднял с пола потрепанный учебник по зельеварению, бережно стряхнул невидимую пыль.

— Ты забыла лекарства, — просто сказал он, перелистывая страницы, будто проверяя, не повреждены ли они.

— А разве они мне нужны? — продолжая спокойно спрашивать.

Малфой не стал спорить. Он лишь сунул руку во внутренний карман пиджака — черного, идеально сидящего, как и все, что он носил — и достал три небольших флакона. Жидкость внутри переливалась перламутровым оттенком. Он поставил их на журнальный столик.

— Лекарь просил передать, — пояснил он, хотя объяснение явно было лишним.

— Спасибо, — пробормотала она, снова опуская голову.

Тишина повисла между ними, плотная и некомфортная. Гермиона стиснула зубы. Ей нужно было, чтобы он ушел. Сейчас. Потому что если он останется еще на минуту, она может… Она не знала, что может сделать. Зарыдать? Заорать? Она не хотела давать ему удовольствия видеть ее слабой, да и возвращаться к тому, отчего она бежала вот уже несколько лет, тоже не хотелось.

— Можно стакан воды? — спросил он, разрывая ее мысленный поток в голове.

Гермиона кивнула, слишком резко, слишком неестественно, и направилась на кухню. Ее босые ступни шлепали по холодному линолеуму, а пальцы нервно теребили край футболки. Когда она взяла стакан, стекло оказалось неожиданно холодным. Вода из графина лилась слишком громко, этот звук заполнил всю кухню, заглушая собственное дыхание. И вдруг…

Ее ноги сами собой сжались, бедра непроизвольно сдвинулись. Она поставила графин так резко, что вода в нем заколебалась, угрожая выплеснуться. Пальцы впились в столешницу, ногти почти царапали дерево. Глаза закрылись на мгновение — всего на мгновение — и…

Ощутила.

Его тепло за спиной, неожиданное, но такое желанное. Его руки — длинные пальцы аристократа, знающие толк в прикосновениях — скользнули по ее бокам, обхватывая талию. Один палец провел по позвоночнику, заставив ее вздрогнуть всем телом.

— Расслабься… — его шепот обжег ухо, горячий и влажный.

Его ладонь скользнула под футболку, грубая и нежная одновременно. Большой палец нашел упругий сосок, заставив ее выгнуться назад, к его телу. Губы коснулись шеи — сначала легкие, как перо, потом сжались, оставляя отметину.

Она почувствовала, как его другая рука движется вниз, к пояснице джинсов, к тому месту, где пульсировала кровь.

— Расставь ноги шире…

И она послушалась. Не думала, не сопротивлялась — просто раздвинула бедра, позволив ладони скользнуть между ними.

Влажность. Жар. Пульсация.

Стон сорвался с губ прежде, чем она успела его сдержать.

Даже если он пришел только за этим… Даже если это все, что он хочет… Она была готова. Готова, как никогда.

Еще шире. Еще глубже.

Она закусила губу до боли, боясь, что любой звук разрушит этот момент.

— Так что с водой, Грейнджер? — внезапно она услышала голос за спиной.

Голос. Настоящий. За спиной.

Гермиона резко открыла глаза. Графин все еще стоял перед ней, вода в нем была неподвижна.

Но дыхание… Дыхание сбилось. Сердце колотилось так, что, казалось, вырвется из груди. Бедра все еще помнили давление, а между ног…

Она резко сжала ноги, ощутив предательскую влажность.

«Иллюзия?» — подумала она, глядя на свое отражение в темном кухонном окне. Отражение, которое казалось теперь чужим. — «Или галлюцинация?»

Рука дрожала, когда она наконец подняла стакан. Вода в нем колыхалась, как будто отражая бурю внутри нее.

Как долго она стояла здесь? Сколько времени прошло с тех пор, как он попросил воды? Минута? Час?

И самое главное… Почему ее тело отреагировало на него именно так?

Она сделала глоток, пытаясь смочить внезапно пересохшее горло. Вода оказалась теплой, почти горячей — будто впитала ее собственный жар.

— Все в порядке? — его голос донесся из гостиной, слишком обыденный, слишком… нормальный.

Когда она повернулась, чтобы выйти из кухни, ноги дрожали так, будто прошли через марафон. А в голове крутился один вопрос: что, черт возьми, только что произошло?

Он стоял недалеко от входа на кухню, все еще разглядывая беспорядок на полу. Если ей все это привиделось, понял ли он это?

— Да-да, — быстро проговорила, подойдя и сунув стакан ему в руку.

Тяжелые секунды тишины растягивались между ними, наполненные лишь мягким звуком его глотков. Стеклянный стакан в его руках казался хрупким и незначительным по сравнению с тем напряжением, что витало в воздухе. Он пил медленно, намеренно затягивая каждый глоток, не отрывая от нее холодного стального взгляда. Его глаза — будто два куска льда, скользящих по ее коже — заставляли ее внутренне сжиматься.

Она не могла отвести взгляд. Ей отчаянно хотелось прочитать в его выражении хоть какую-то подсказку. Было ли это лишь игрой ее воспаленного воображения? Или он… мог навеять эти мысли? Эти ощущения?

— Драко… — ее голос прозвучал хрипло, будто после долгого молчания.

— М? — он тут же отреагировал, резко опустив стакан, словно только и ждал этого момента. В его глазах вспыхнуло что-то — предвкушение? Торжество?

Тишина снова сомкнулась вокруг них, давящая и невыносимая. Ее разум был переполнен — столько слов, столько вопросов вертелось на языке. Но в последний момент она сжала зубы. Что она могла сказать ему?

Малфой… он не был тем человеком, который поймет. Не тем, кто сможет дать ей то, в чем она так отчаянно нуждалась сейчас. Все эти чувства — лишь эхо прошлого, болезненный рефлекс. Она повторяла это себе снова и снова, пытаясь убедить, но тело помнило его прикосновения лучше, чем разум.

— Если это все… — она попыталась улыбнуться, но губы предательски дрожали, — я бы хотела побыть одна, — пауза. — Думаю, тебе пора.

Он не стал спорить. Не задал ни одного вопроса. Просто кивнул — один резкий, деловой кивок — и протянул стакан. Его пальцы на мгновение коснулись ее ладони, и этот контакт обжег, как раскаленный металл.

Затем он развернулся и вышел — быстро, без лишних слов. Дверь закрылась с тихим щелчком, но его запах остался: дорогой одеколон с нотками сандала и чего-то неуловимого, что было так характерно для него.

Как только он исчез, ее ноги подкосились. Она опустилась на корточки, охваченная внезапной, всепоглощающей болью. Грудь сжало так, что стало трудно дышать. Ей хотелось кричать — кричать до хрипоты, до боли в горле, пока не исчезнет это невыносимое чувство.

Стакан полетел в стену с глухим звоном, рассыпаясь на тысячи сверкающих осколков. Она рухнула на пол, обхватив колени, чувствуя, как истерика поднимается комом в горле. Слезы жгли глаза, но она отчаянно сжимала веки, отказываясь дать им волю.

Она больше не хотела его видеть. Не хотела чувствовать это предательское тепло внизу живота при одном только воспоминании. Не хотела ничего к нему испытывать — ни ненависти, ни желания, ни этой мучительной тоски.

Но как бы она ни убегала, как бы ни пыталась забыть… все возвращалось на круги своя. К нему. К этому. К боли.

Осколки стекла на полу сверкали, как ее разбитые иллюзии.

Она так и не смогла заставить себя убираться дальше. Пройдя на кухню, она открыла дверцу шкафчика. Не став искать бокал, ведьма с хрустом открутила крышку и жадно прильнула к горлышку. Терпкий вкус «Каберне» обжег горло, но она сделала еще несколько глотков, словно пыталась смыть горький привкус воспоминаний.

Опершись локтями о столешницу, она уставилась в дверной проем. Там, где несколько часов назад стоял он, теперь висела лишь пустота. Свет из гостиной отбрасывал длинную тень — призрак его силуэта, будто намеренно дразнящий ее.

Когда-то несколько лет назад она думала о чем-то подобном. Как будет будить его по утрам и заботливо поправлять галстук перед важной встречей. Как они будут спорить о книгах за завтраком, а потом мириться страстными поцелуями. Думала, как было бы здорово обниматься, когда плохо и смеяться, когда радостно. Вместе. Ей так хотелось убежать с ним. Наплевать на мнение окружающих, никого не слушать и выбрать свое счастье. А что по итогу?

Неудачные отношения, зависимость как физическая, так и эмоциональная, психологические травмы, пустота, глубокое одиночество. И эта вечная, изматывающая боль под ребрами — будто кто-то вырвал кусок души и забыл остановить кровотечение.

Гермиона провела ладонью по лицу, ощущая, как дрожат пальцы. Если бы кто-то поставил цель разрушить ее жизнь, он бы сдался — слишком уж мастерски она справилась с этим сама. Или все же кто-то приложил к этому руку? Всего год назад у нее была стабильная работа в Министерстве, пусть и не идеальные, но вполне здоровые отношения, планы на будущее. А теперь? Теперь она балансировала на грани увольнения, пыталась расстаться с человеком, который ей стал чужим, и каждую ночь тонула в кошмарах.

И самое страшное — он вернулся. Одного его взгляда хватило, чтобы все ее старания пошли прахом. Одно случайное «Грейнджер» в том проклятом переулке — и вот она снова здесь, на дне, с бутылкой дешевого вина вместо спасительного круга.

«Почему?» — ее ногти впились в ладони.

Она почти справилась. Еще пару лет — и воспоминания стерлись бы, как надписи на мокром песке. Но судьба, казалось, получала садистское удовольствие, снова поставив их на один путь.

Гермиона опрокинула бутылку, но она оказалась пуста. Капли вина упали на белую футболку, оставив кроваво-красные пятна. Именно так он и поступал с ее жизнью — приходил незваным, оставлял грязь и уходил, когда ей приходилось оттирать последствия.

За окном было темно. Новый день. Новая попытка забыть. Но где гарантия, что завтра она снова не окажется здесь, с новой бутылкой и старыми шрамами на душе?

---

Примечания:

Арт к главе https://t.me/marrum_writer/2035