Лица и маски (гет)

Возок, обитый алым сукном, с тихим стуком ехал по размытой весенними дождями дороге. Сквозь небольшие изящные окошки было видно, как бледные лучи солнца пригревают бурую землю.

Мария смотрела в окошко, прижав щеку к бархатной стене, и тихо улыбалась. Опустив голову, она с легкой робостью оправила складки на светлом парчовом платье и отбросила назад тяжелую косу, упавшую на грудь. Ее взгляд наткнулся на Дмитрия. Он неотрывно смотрел вперед и, кажется, был задумчив. Его брови были нахмурены, и он медленно сжимал правой рукой парчовую ткань кафтана.

— Ты молчалив… Неужто не рад нашему возвращению? — спросила Мария.

Дмитрий поднял взор на сестру. В ее больших глазах было искреннее участие к нему. И в то же время в них он увидел радость. Мария счастлива, что возвращается… Вскоре она окажется с тем, кого любит. Дворцовая жизнь захватит ее, закружит, умчит. Все забудется, все пройдет…

Однако он не сможет жить, как прежде. Безмолвие… Темное, холодное, страшное безмолвие уже проникло в его сознание. Прежним Дмитрий не станет. Веселье и счастье не расцветят его душу, ведь жизнь в Березове он никогда не сможет позабыть.

Мария… Мария будет счастлива и довольна, будет весела. У нее впереди целая жизнь… Жизнь, в которой они, увы, не будут так же сильно привязаны друг к другу, как было в Березове и до него. Их пути когда-нибудь разойдутся…

Дмитрий радовался за сестру. Радовался и тому, что прощен, что возвращается. Строки письма, написанные юным императором о его помиловании и разрешении вернуться в родовое имение с прежним положением, еще отзывались эхом в памяти. Возок вез их с Марией в Петербург, оставляя позади печаль и боль. Дмитрий видел, как Мария с каждым новым приближением к столице становится живее и веселее.

Однако в глубине души ему все же было печально, и печаль эта стыдила его. Мысль о том, что он не будет видеть ее так часто, как прежде, не будет их долгих бесед по вечерам, тихого стука ее спиц за вязанием, обдавала холодным огнем… Дмитрий бы желал, чтобы она уехала с ним, чтобы они не разделялись по приезде в Петербург, но… Тогда Мария не будет счастлива, а ее счастье для него — в стократ дороже собственного. Нет, он ни о чем не скажет ей, не нарушит покой ее сердца.

— Я рад, сестрица. Задумался.

Возок внезапно остановился. Дмитрий открыл дверцу и с беспокойством выглянул наружу.

К нему подбежал кучер и с поклоном доложил:

— Простите, барин, проехать не можем.

— Отчего?

— Надобно пропустить тех, кто едет впереди.

Дмитрий вышел из возка и взглянул на дорогу. Мария тоже вышла вслед за ним. Приложив изящную руку к глазам, она увидела, что навстречу им ехал темный возок, запряженный двумя лошадьми, а за ним ехал еще один.

Когда первый возок поравнялся с ними, Мария заметила мелькнувшие в оконце кроткие светлые глаза: глаза графини Натальи Шереметевой. Она мягко кивнула Марии. Рядом с Натальей сидел князь Иван. Заметив Марию и Дмитрия, он отвернулся в сторону.

В другом возке Дмитрий и Мария увидели горевшие ненавистью глаза Алексея Григорьевича и потухшие взоры Василия Лукича и Сергея Григорьевича. Марии на краткий миг стало жаль дядей и брата. Она знала, что больше они не вернутся, что больше никогда она не увидит их ни в блеске, ни в славе, ни померкнувших, ни павших… Никогда не увидит…

— Э-э-э, все имели, да все погибло. Награды да должности не помогли. Вон как мало служат они счастию, — проводив взглядом уезжавший возок, проговорил щербатый кучер Степан.

Дмитрий повернулся к нему.

— Довольно болтать. И мешкать нечего. Ехать пора.

На лице его не было ни радости, ни печали.

* * *

В Петербурге весна расцвечивала улицы и дома яркими красками. Распускались деревья, зацветали на окнах цветы в горшочках. Северный ветер, играючи, шевелил паруса кораблей, стоявших в порту. Блистала в лучах солнца синяя Нева.

Мария приехала в дом цесаревны Елизаветы одна. Брат Дмитрий возвращался в Подмосковье, в их имение. Перед отъездом он крепко обнял ее и, поцеловав в светлый лоб, тихо проговорил: «Я буду ждать от тебя вестей. И тебя буду ждать, сестрица. Вечно ждать. Ты можешь приехать, когда пожелаешь, и двери нашего дома будут всегда открыты, душа моя».

Мария обняла его в ответ и, поспешно простившись, села в возок. Когда он немного отъехал от места прощания, княжна уронила голову на руки и заплакала. Все слилось воедино… Она желала и остаться с братом, и поскорее попасть в Петербург, к Петру… И чувствовала вину, что так скоро оставляет Дмитрия. Но любовь к юному императору, мысли о нем заставили забыть об ином. Она так желала увидеть его, припасть к его груди и, задыхаясь от счастья, сказать, как тосковала, как в глубине души ждала встречи, в то же время и не надеясь на нее. Сказать, как сильно его любит…

Цесаревна Елизавета встретила Марию с улыбкой. В ее больших глазах отражалась радость, на прекрасном лице розовели круглые щеки.

— Право, я очень рада, что вы вернулись. Как и прежде, вы — моя фрейлина.

Мария с поклоном поблагодарила красавицу цесаревну.

Елизавета с лукавой усмешкой подняла глаза кверху.

— Он ждет.

В очах ее вспыхнул крохотный огонек.

Мария побледнела.

Елизавета улыбнулась, заметив ее смущение:

— Я давно знаю обо всем.

Мария медленно выдохнула и нахмурилась. Но, скоро поборов волнение, приподняла подол платья, подошла к темной крутой лестнице и стала подниматься. Было страшно и в то же время так сладко…

Белоснежная дверь наверху отворилась с легким скрипом. Мария остановилась на пороге и поклонилась высокой фигуре, стоявшей напротив.

— Ваше величество.

Петр обернулся, услышав ее голос. Сердце его бешено застучало, когда он увидел склоненную фигуру Марии с изящно опущенной головой с завитыми волосами. Его охватило желание коснуться губами ее кудрей, дрожавших от волнения щек и тонкой шеи…

Петр подошел ближе, и Мария подняла голову. Глаза их остановились напротив. Они смотрели друг на друга, ничего не говоря. Мария заметила, что на лице Петра после болезни осталось несколько больших шрамов. И овальное лицо вытянулось, став тоньше… Однако изменения не портили его облик. Она любила его с той же силой, что и прежде, и в ее глазах он был так же прекрасен, как ранее.

Петр неотрывно смотрел на бледное лицо княжны и ничего не говорил.

Мария нарушила молчание первой:

— Я так переменилась?

— Переменилась, — согласился Петр.

— Уже, верно, не так красива, как прежде.

— Нет, — улыбнулся юный император. — Я молчу, оттого что любуюсь тобой.

Мария опустила голову. Ее лицо медленно порозовело.

Руки Петра мягко тронули ее щеки. Подняв голову, Мария подалась вперед и поцеловала его. Петр крепко прижал к себе ее стан.

— Скажи, — шепнул он, целуя ее губы, — ты теперь не оставишь меня?

— Не оставлю, — ответила Мария и провела рукой по его светлым волосам. — Ни за что не оставлю!

* * *

Наступала весна. Щебетание птиц, тепло солнца и цветение трав наполняли душу покоем и ожиданием счастья. Весной всегда отчего-го становится радостно.

Марии и Петру тоже становилось хорошо и радостно. Оба знали: расцветут цветы, громче запоют птицы, и вновь, как холодной зимой, каурая и гнедая будут мчать рядом; они, не разнимая рук, станут смотреть друг на друга, говоря слова любви… Так будет, будет непременно!

Становясь крепче, их любовь, как незримый щит, убережет от грусти и тоски. Любовь исцелит их, залечит кровоточащие раны. Ибо любовь сильнее прошлого, сильнее невзгод и печалей. Она подарит радость и вернет покой сердцу… И когда земной путь подойдет к концу, любовь не исчезнет. Она, как живительный родник, не иссякнет, ибо истинная любовь вечна, истинная любовь — бессмертна.