Последний ведьмин ковен (джен)

Примечания:

Эстетика к главе — https://vk.com/photo97211035_457244622

Как бы человек ни хвастался, его печальная участь в том, что он не может выбрать момент своего триумфа.Он может выбрать лишь то, как он поведёт себя, когда получит вызов судьбы, надеясь, что у него хватит мужества, чтобы этот вызов принять.

Павшее на Сентфор проклятие ощущалось тяжёлой низкой грозовой тучей для всех Иных. Даже постоянные собеседники Хелены предпочли держаться от города на расстоянии, хоть им оно не вредило. Высказанное в момент ярости и отчаяния, когда семь ведьм замкнули круг, превратившись в постоянный ковен, оно уже после озвучивания сорвалось в собственную жизнь и больше не подчинялось никому, даже ведьмам, его создавшим. Впрочем, ни одной ведьме оно никогда не навредило бы, чего нельзя сказать об остальных, особенно об охотниках на ведьм.

Проявление такой необузданной мощи мгновенно привлекло внимание всех инквизиторов, находящихся недалеко, однако ни один не рискнул вернуться в Сентфор. Висящее над городом проклятие мог почувствовать каждый Иной, но для охотников на ведьм сообщение оставалось однозначным — никакой пощады. Кара многократно превзойдёт нанесённый ущерб.

Самые сильные инквизиторы, возглавляемые Джеймсом, всё же рискнули войти в город. К моменту, когда они всё же решились переступить его границы, Сентфор заполонили все ведьмы, уцелевшие в салемской охоте, подтянувшиеся под защиту проклятия. Даже угнетающая атмосфера Сентфора была лучше, чем костёр. А «мятный чай» позволял оставаться незаметными для всех инквизиторов, рискнувших сунуть свой нос в город. Джеймс скрипел зубами, но ничего не мог поделать. Чёрную метку проклятия снять не мог уже никто.

Клаудия ощущала неведомый ранее подъём. Слова Хельги пестрили красками. Она права была абсолютно во всём. С ощущением власти не могло сравниться ничто. Она чувствовала каждую из шести сестёр. Самой себе она казалась пауком, а они были её лапками. Они будут подчинять её воле. Не нужно даже приказывать вслух, они просто сделают и даже не поймут, что приказ исходил от неё. Хельгу эта власть многократно усиляла, позволяя управлять и ведьмами, и людьми, но Клаудия ощущала себя счастливицей, отобравшей у судьбы целых два подарка вместо одного. Контроль, власть и её любимые травы.

Впрочем, Клаудия, как и Хельга до неё, была абсолютно равнодушна ко всем действиям городского управления по отношению к жителям Сентфора. Пока по проклятой земле безнаказанно бродили ведьмы, никем не замеченные, люди могли клеймовать других людей и обвинять в любых грехах.

Глядя на праздник наказаний, вызывающий у толпы безумный восторг, Клаудия искренне улыбалась. Всё неважно. Её помыслы занимал новый эксперимент. Новая книга с записями, взамен завершённых, уже пестрела описанием множества попыток сделать совершенство — новый Чёрный Морозник, способный не только накапливать Древнюю Магию, но и не вредить в ответ ведьмам. Увы, немалое количество экспериментов завершалось провалом. Патриссия помогала по мере сил, уверенная, что безопасный Морозник должен будет помочь многим, однако их труды не достигали успеха и на малую долю. Даже посильная помощь других сестёр со своим опытом не проливала свет на тьму вопроса — а может ли существовать безопасный цветок, дарующий силу, или его яд всегда будет уравновешивающей расплатой для каждого?

Павшее проклятие повлияло на сестёр по-разному. Астрид чувствовала полную свободу и играла с погодой как дитя. Вскоре даже самые старые жители города стали считать, что капризная погода всегда была в их Сентфоре. Постоянство ведьму не радовало, и она высвобождала все свои силы с диким восторгом. Хелена, лишённая постоянного общения с Иными, помогала Марии научить Грейс всему для выживания в новом мире, когда не сбегала подальше от города, чтобы поговорить с Живущими в Лесу. Для рыжеволосой ведьмы Грейс стала обретённым ребенком, которого она опекала с яростью матери-медведицы. Юная Грейс не пугалась их совместных прогулок с животными и постепенно раскрывала в себе талант к манипулированию человеческим разумом. Совершенно непохожая на Хельгу, она создавала иллюзии, в которые любой человек верил безоговорочно.

Тереза, глядя, как ковен вольно-невольно запер себя в границах города, в котором они могли «играть в прятки» с инквизиторами, замыкалась в себе и старалась проводить время в одиночестве, подальше от всех. Даже без явной необходимости она пила «мятный чай» и покидала Сентфор, чтобы бродить по окрестностям.

Воскресным утром всех жителей сумрачного города собрали на площади, чтобы наказать несчастного парня, посмевшего прикоснуться к девушке до венчания. Колодки и удары плетьми. Тереза со смесью ужаса и отвращения смотрела на порку, прежде чем перевела взгляд на Клаудию. Увиденное потрясло её не меньше, чем любая казнь. Травнице не просто не было дела до страданий невиновного парня — она получала удовольствие, глядя, как молодого человека наказывают.

— А как же «возлюби ближнего своего»? — громом пронесся над толпой сильный голос, заглушивший даже отчаянные крики наказываемого «преступника».

— Кто посмел это сказать?! — взревел лидер городского управления, упивающийся своей властью не меньше, чем Клаудия.

— Иисус Христос! — прилетел не менее громкий и дерзкий ответ. — Слышали о таком? Или уже забыли?

Вместе с несколькими, чуть менее напуганными авторитетом власть имущих, горожанами Тереза повернулась на голос наглеца. Громкий бесстрашный глас принадлежал высокому крепко сложенному мужчине, не опускающему свой взгляд ни на секунду. Напротив, подбородок его всегда был вздёрнут чуть вверх, будто в готовности отразить любое нападение или напасть самому. Насмешка делала его волевое лицо почти привлекательным. Даже наличие шрамов от когтей животных, проглядывающих в колючей бороде, его ничуть не портило. Ехидный взгляд упал на лицо Терезы, и ведьма внезапно осознала, что только она продолжает смотреть на лицо смутьяна, а он беззастенчиво рассматривает её. Провидица густо покраснела и поспешила перевести взгляд в сторону.

— Каков наглец, — хмыкнула Клаудия, когда они возвращались в монастырь, ставший за считанные дни обителью ведьм. — Жаль, его не наказали за дерзость. Воскресный день стал бы только лучше.

Послушницы и монахини из числа людей «внезапно» предпочли отправиться в монастырь другой колонии. В Сентфоре остались только те, кто нравился сёстрам. Мать настоятельница осталась прежней. Главенство в госпитале взяла Патриссия, а все пригодные земли обросли травами новой Верховной, одержимой выведением лучшего Морозника.

— Я не испытываю радости от пыток, дорогая сестра, — прохладно ответила Тереза, раздумывая о ещё одной порции «мятного чая» и побега из города на день.

— Не спеши отстраняться, милая сестрица, — вкрадчиво проговорила Клаудия, — я хочу поделиться своей радостью. Моими маленькими успехами.

— Неужели совершенный Морозник дал всходы?

— Однажды даст, — с терпеливой улыбкой ответила травница, в чьи рыжие волосы начали вторгаться серебряные пряди, а небесно-голубые глаза тронула серая дымка. — Я вывела новый цветок. Внешне похож на одуванчик. Его можно добавить в любое зелье, и оно не изменит свои свойства. Однако если зелье с моим новым цветочком выпьет ведьма, то зелье на неё не подействует.

— Интересно, — остановилась Тереза, взвешивая важность открытия.

В руках травницы оказался лёгкий и безопасный способ находить нераскрытых юных ведьм. Даже под носом инквизиторов и любой охоты на ведьм. Никто не поймёт, что произошло, пока не станет слишком поздно. С другой стороны, после возвышения до Верховной, Клаудия начала меняться, и эти изменения Терезу пугали. Казалось, в травницу вселилось худшее от Хельги и примешалось к её тяге экспериментировать. Если раньше она позволяла себе невинные эксперименты над людьми, призванные найти более эффективное лекарство от хвори, то теперь на очереди встали ведьмы. Клаудия была невероятно рада видеть в Сентфоре как можно больше других сестёр, и это пугало ещё больше. Провидица видела в этом гостеприимстве по-настоящему страшные последствия.

«Для выведения безопасного морозника тоже нужны жертвы. Кто-то выживет, а кто-то нет! Или новые сёстры для пополнения ковена, если кто-то из нас «внезапно» умрёт?»

Проклятый город угнетал намного меньше, чем Клаудия. От Верховной хотелось бежать со всех ног, однако круг замкнут, и только смерть освободит от этой связи. К счастью, Верховная слишком замкнулась на своих экспериментах и не ограничивала сестёр в передвижении. Сбежать от круга не сможет ни одна.

После воскресной службы, Тереза покинула Сентфор, за границами города дышалось намного легче. После «мятного чая» немного кружилась голова, как после крепкого вина, но больше всего пьянило отсутствие тяжёлого давления проклятия. Даже на кладбище для самоубийц, нехристей и прочих бедолаг, впавших в немилость, она чувствовала себя окрылённой.

На одном из своих любимых мест, рядом с горной рекой, не стихающей даже в крепкие морозы, она расположилась на камнях с книгой. Запас интересного чтива, в сравнении с библиотекой в Дижоне, был скудным, но лучше, чем ничего.

— Неужели в этом отсталом городе женщинам позволяют читать, не обвинив в ведьмовстве? — услышала она знакомый насмешливый голос.

Тереза подняла взгляд. Незаметно к ней, ведьме-провидице, подкрался утренний наглец и беззастенчиво разглядывал её. Увидев, что Тереза сверлит его недовольным взглядом, визитёр совершенно не смутился, лишь шире улыбнулся, продемонстрировав на удивление здоровые зубы. Вблизи стало понятно, что незнакомец на лицо молод и привлекателен. Образ портили отросшие нечёсаные волосы и колючая борода. Зато медовые глаза завораживали. Отражающийся в них свет гипнотизировал и увлекал, заставляя забыть обо всём на свете.

— В любом случае, мы не в городе, — пробормотала она, вновь утыкаясь в книгу.

— Ты не одобряешь происходящее в городе, — утвердительно заявил он, — но почему-то его не покидаешь!

— Я хочу почитать, если вы не против, мистер…

— Можешь меня звать Джонатан, красавица! — улыбнулся он.

— Я прошу вас оставить меня в покое, мистер Джонатан, — терпеливо пропела Тереза, стараясь дружелюбно улыбнуться, — нам с книгой нужны тишина и пространство!

Ведьма опустила взгляд на чёрные строки и постаралась забыть о существовании этого… Джонатана, появившегося словно наказание за её бездействие. Она чувствовала его взгляд на себе. Чувствовала, что он не ушёл, хоть после её слов, шелест листвы убеждал в обратном. Один его взгляд раздражал. Заставлял испытывать странные чувства. Она… завидовала? Незнакомец просто явился на площадь и парой колких фраз заставил толпу зашевелиться. Провидица не смогла бы добиться подобного успеха и длинной выразительной речью. Строки прыгали перед глазами, а мятежные мысли возвращались к насмешливому взгляду. Чтение не шло. К счастью, его всегда можно было заменить прогулкой.

На следующий день её и книгу ожидал сюрприз. На облюбованном месте для чтения покоился маленький букетик лесных фиалок. Неожиданный намёк на проявление личного интереса.

«Да что он себе позволяет?» — гневно фыркнула Тереза и почти позволила себе по-детски выбросить цветы на землю, но в последний момент смилостивилась и оставила маленький знак внимания.

Впрочем, до конца дня у провидицы язык чесался от колкостей, которые она приготовила для Джонатана. Но хитрец так и не показался. Фиалки она забрала с собой.

В госпитале Клаудия испытывала на заболевших результаты своих экспериментов на цветах. В её талантливых руках к солнцу тянулись травы с удивительными свойствами, способные спасать жизни и изгонять любую хворь, но травница тешила свою одержимость морозником. Вновь и вновь она взывала к непослушному цветку, чтобы родился таким, как ей нужно, однако вместо него проклятая земля Сентфора дарила новые травы или ещё более ядовитые цветы. Свои записи о мире и существах, его населяющих, она давно перестала вести, забросив написанные своей рукой книги в тёмный угол кельи.

— Не знала, что ты любишь фиалки! — удивилась Клаудия, слишком увлечённая очередным витком своих экспериментов над цветами, чтобы заметить, как покраснела Тереза.

Глупый букетик получил своё место у окна, а Тереза начала терять покой. Джонатан появлялся в Сентфоре часто, продавая свою добычу мясникам, но обязательно находил время, чтобы подорвать авторитет лидера городского управления очередной цитатой Евангелия, а затем встретиться глазами с Терезой и обязательно подмигнуть ей так, чтобы щеки провидицы надолго окрасились в алый.

Очередная попытка инквизиторов проверить проклятый город вдоль и поперёк заставила всех ведьм затаиться. Кроме Терезы. Её постоянное распитие «мятного чая» сделало не только непроницаемой для противника, но и уверенной в общении с ними. Бесстрашный взгляд ведьмы обманчиво убеждал каждого, что женщине нечего скрывать. А скрывать было что, особенно от Клаудии.

— Почему ты остаёшься в этом городе? — вместо приветствия объявился рядом с ней охотник. Беззвучно, словно сам обладал какими-то магическими способностями. — Ты не стала монахиней, и супруга у тебя тоже нет!

— Не слишком вежливо так появляться! — фыркнула провидица, стиснув пальцы на обложке книги. Впрочем, уже по привычке.

Джонатан не умел приближаться к ней иначе. Только как к пугливому лесному зверьку, который убежит, едва услышав треск веток под подошвами.

— А скрывать своё имя от того, кто уже представился, разве вежливо? — парировал Джонатан.

— Моё имя Тереза, и у меня был супруг, — выпалила она, сама не зная почему. От невозможности сохранять молчаливое спокойствие она злилась только больше.

— О, — протянул он чуть мягче, но насмешливый взгляд всё также нагло скользил по холеному лицу, — давно было? Ты не носишь траур! И не надеваешь монашеское… одеяние.

— Я свой выбор сделала, мистер Джонатан, я теперь прошу оставить…

— Тебе понравились цветы? — прервал он её.

— Спасибо за букет, — чопорно кивнула она, поднимаясь на ноги, — но больше мне подарков не нужно дарить!

Решив немного привести чувства в равновесие, она направилась в Сентфор длинной дорогой через лес, чтобы не видеть лишний раз горящий дьявольскими углями взгляд Клаудии. Роль Верховной быстро исказила милые черты наивной девочки, желающей всего лишь найти своё место в мире.

«А, может, она искала именно то место, что сейчас заняла? А мы и не замечали?»

— Тереза, — окликнул её Джонатан и протянул букет сорванных на ходу диких роз, — эти цветы тебе больше нравятся, чем фиалки?

В момент вручения подарка медовые глаза не источали вечную насмешку. Напротив, перед древней ведьмой стоял мальчишка, желающий вызвать её интерес к себе, но не знающий, как подступиться. Было в его по-медвежьи неуклюжих попытках привлечь внимание что-то трогательное. Впервые без раздражения, провидица протянула руку, чтобы забрать подарок. Белые цветы алели капельками крови, измаравшими их первозданный цвет. Коварные розы смогли расцарапать даже грубые руки охотника.

— У тебя кровь! — нахмурилась она, касаясь его руки, чтобы посмотреть, насколько серьёзно поранился беспечный смутьян. Джонатан, в свою очередь, сиял от такой внезапной заботы, словно полуденное солнце.

— Всего лишь требовалось немного оцарапаться, чтобы заслужить прикосновение! — с довольным видом заявил он. Тереза лишь терпеливо выдохнула, вынимая из свежих ран шипы. — Если такова цена, то скажи, сколько крови мне пролить в твою честь, чтобы заслужить один поцелуй?

Головки окровавленных роз дрогнули в гневно дёрнувшихся руках провидицы. На языке вертелось столько жестоких слов, чтобы раз и навсегда растоптать наглеца и отвадить его от себя. А по возвращении можно произнести заговор на скорую руку, и охотник навсегда забудет дорогу к ней и даже её лицо. И больше никакого вторжения в её спокойствие. Никаких цветов. Никакого Джонатана.

— Сбрейте свою уродливую бороду, мистер Джонатан, — произнесла она вместо этого, поднесла букет к лицу и вдохнула аромат диких роз. — Розы мне нравятся больше фиалок. Спасибо.

Охотник, поражённо глядя на неё, сделал шаг назад, касаясь пальцами своей клочковатой бороды. Казалось, в этот раз слова достигли цели, и ему было бы проще пролить ради Терезы кровь, но не лишаться бороды. Глядя на эту мальчишескую растерянность, ведьма вдруг улыбнулась открыто и искренне, хоть и с толикой жалости. Проскользнувший сквозь листву солнечный луч запутался в чёрных кудрях, которые ведьма всегда освобождала из пуританских причёсок, оказавшись вне проклятого города. Бледное лицо в рассеянном свете казалось сияющим, словно полная луна, а вишнёвые глаза — ещё более пленительными. Нахальному охотнику хватило одного лишь взгляда, чтобы пропасть навсегда.

Осознание катастрофы сравнимо с влюблённостью. Первая волна проходит незаметной. Слишком уж сильна привязанность к прошлому, что нет сил осознать подступающие изменения. Чуть позже кажется, что изменения слишком незначительны, чтобы обращать на них внимание. Вот-вот пройдет, и всё станет так, как было прежде. Увлечённость сегодняшним днём не позволяет мыслить трезво и оценить приближение точки невозврата. С каждым днём все дальше и дальше, пока движение к конечной точке не превратится в падение, которое уже невозможно остановить или задержать. И всё же влюблённость намного приятнее катастрофы.

Зачастившие в Сентфор инквизиторы вынудили ведьм пить всё больше «мятного чая». Под сенью довлеющего проклятия никто из них не заметил, что мир неумолимо начал меняться. Иные стали появляться всё реже, а демоны спешили вернуться в Рукав. Но откуда ведьмам было знать, если проклятого города все сторонились. Часы, когда магия больше не согревала одним лишь своим существованием, стали появляться всё чаще. Сначала лишь небольшая слабость в полдень, которая быстро проходила, и её далеко не все замечали, но один час в день быстро превратился в два, затем в четыре, и вот былая сила в своём неизменном виде ощущалась исключительно после заката и до рассвета. Падение началось.

✸✸✸

Новая книга щекотала ноздри запахом страниц. В Сентфоре власть Клаудии ограничивалась исключительно волей городского управления, что давило на плечи не слабее тяжелого взгляда инквизитора. Все ведьмы ковена уже по традиции разбегались кто куда сразу после утренней службы в церкви. Однако прибывающие ведьмы смотрели Верховной в рот и впитывали каждое её слово. Несколько наивных девушек добровольно пожелали помогать ей в выведении нового морозника. Умирали они страшно. Намного быстрее и мучительнее, чем Хельга.

Воскресная служба, попытка улыбнуться в лицо одержимой своими экспериментами Клаудии, связь с которой разорвать может только смерть, и побег из города с книгой, чтобы хотя бы на несколько часов отрешиться от проклятого города. «Мятный чай» давно стал утренним напитком. Без способности предвидеть все горестные события спать стало легче, да и каждая встреча с Джонатаном становилась сюрпризом. Порой он просто не приходил. После требования сбрить бороду прошло несколько дней. Сам охотник не появлялся. Зато Терезу неизменно ожидали маленькие букетики диких роз на её любимом месте.

Половина книги прочитана. В этот день дикие розы её не дожидались. Провидица поймала себя на беспокойстве. К неловким ухаживаниям охотника она успела неожиданно для себя привыкнуть. Букетики в качестве подарка, неумелые предложения сопровождать её во время прогулки и с каждым разом все более личные вопросы, с помощью которых Джонатан пытался узнать что-то новое про Терезу. Брошенная фраза про мужа не забылась. Осторожно провидица всё же рассказала про замужество за военным, их двух детей, нападение на дом неприятеля и, как следствие, смерть супруга с детьми. Год, страну и народ она намеренно не называла, стараясь говорить настолько общими словами, насколько это возможно. Знакомый с военным ремеслом и его последствиями лично Джонатан понимающе кивал и не спрашивал о деталях.

Время близилось к полудню, когда Тереза начала заметно нервничать. Охотник не пришёл. Возможно, отправился на охоту к дальним землям. Возможно, его оскорбили слова про бороду. Возможно, интерес к Терезе прошёл также резко, как и появился. Или его язвительные речи довели до беды.

«В любом случае, он всего лишь человек! — стряхнула с себя наваждение Тереза и поднялась на ноги, поправляя платье. — Сколько лет он проживёт?»

Девушка набросила на плечи мантию и направилась к опушке леса. До нежеланного возвращения в проклятый город ещё оставалось время, которое можно потратить на блуждание среди деревьев. Тяжёлой волной на плечи Терезы упало осознание, что нахальный охотник каждый раз отвлекал её от тяжёлых мыслей относительно будущего. Новый ковен оказался ошибкой. Проклятие стало ещё большей ошибкой. Они получили свободу от Хельги. От них требовалось лишь вспомнить, кем были до сковавшего их круга, и уйти каждая в свою сторону. Наконец-то жить. Может недолго, но свободно, а возможно даже счастливо.

«А мы стянули на своей шее удавку ещё сильнее!» — тяжело выдохнула провидица.

— Я надеюсь, что ты так страдаешь из-за меня! — услышала она насмешливый голос, мгновенно растворивший её скорбь поднявшейся волной привычного возмущения. Наглецу хотелось сказать столько колкостей, сколько уместится в дыхании.

Тереза повернулась на голос. Вишнёвые глаза хищно сверкнули. Охотнику следовало бы бояться встреченной на лесной опушке ведьмы. Однако слова застряли в горле. Тот, кто стоял перед ней, казался совершенно незнакомым. Под клочковатой бородой, напоминающей пересохший колючий куст, обнаружилось привлекательное мужественное лицо. Джонатан не только сбрил бороду, но и подрезал патлы, в которые превратились его волосы. Без своего одичавшего облика он выглядел намного моложе, хотя явно чувствовал себя неуютно в «цивилизованной шкуре».

— Джонатан? — удивленно выдохнула она.

— В лесу одной ходить опасно! — продолжил он с усмешкой, которая теперь была не только наглой, но и привлекательной. — Могут напасть, ограбить или украсть что-то ценное!

— У меня нечего красть, мистер Охотник, — с долей снисхождения улыбнулась ведьма.

— Почему же нет? — удивился он, встав непозволительно близко для пуританского общества. — Можно украсть поцелуй!

Без предупреждения он грубо смял её губы, требуя плату за свою бороду немедленно. Даже поцелуем это нападение было трудно назвать. Скорее попытка дикого животного подражать человеку. Терезе оставалось лишь гневно фыркнуть и со всей своей силы оттолкнуть от себя наглеца, прожигающего её обиженным взглядом.

— Вы не медведь, мистер Джонатан! — гневно процедила она, угрожающе надвигаясь на него. Охотник, опешив, невольно начал отступать назад. — А мои губы — не улей со злыми пчёлами! Девушек так не целуют!

Пораженный взгляд мужчины стал по-мальчишески виноватым, будто пастор поймал его за руку на мелком воровстве. Женщина отчитывала его не за наглость. Женщина отчитывала его за неумелость. От её слов он чувствовал себя по-настоящему неуютно. Однако его смущение вызвало у неё ещё одну снисходительную улыбку.

— Не двигайся! — приказала она, приближаясь к нему так близко, что пуританские дамы уже крестились бы и краснели.

За подбородок она приблизила его лицо, улыбнувшись ещё шире, когда подушечки пальцев прошлись по линии его щек. Глядя в медовые глаза, она невольно вспомнила, как краснела сама от неумелой ласки, которую дарила своему мужу во время их первой ночи. Тогда и она не знала, как правильно целовать. Настала её очередь учить.

— Ты поймёшь, что нужно делать, — прошептала она в его губы, — я веду, а ты следуй!

Давно забытое чувство проснулось мгновенно, будто не спало вечным сном несколько столетий. Всё ощущалось как в первый раз. Трепет от первого прикосновения к шершавым горячим губам мужчины. Желание получить больше, чем лишь целомудренный поцелуй. Сладкий момент власти, когда он ещё не решается перехватить инициативу и послушно впитывает каждый момент, каждое движение её губ. С каждым мгновением всё настойчивее и смелее. И вот, когда их губы пришли к гармоничному танцу, дарующему блаженство, Тереза заставила Джонатана снова по-мальчишески робко замереть, когда к движениям губ присоединился её язык. Впрочем, Джонатан учился очень быстро, а уроки Терезы схватывал на лету.

Впервые с момента появления проклятия, Сентфор перестал казаться провидице таким уж плохим. Клаудия не замечала, как изменилось настроение Терезы, не замечала, что только ритуал, сковавший в кольцо ковен, держит подле неё сестёр. От открытого конфликта спасали слухи о салемской чистке и действиях инквизиторов во всех соседних городах. В любви или ненависти к своей Верховной, только вместе сёстры могли уцелеть и не отправиться на костёр. Сила ведьм Сентфора была весьма впечатляющей, однако мощная инквизиторская волна подавления могла раздавить даже армию. Джеймс и его свита всегда были рядом, а Клаудия, при всех её недостатках и фанатизме, умела сделать всё правильно ради выживания. Именно поэтому к ней тянулись даже посторонние ведьмы.

«Она и от самого Дьявола сбежит, если потребуется!» — глядя на неё, качала головой Тереза.

Мир неумолимо падал в пропасть. Слишком много событий отвлекало от этого падения. Опомнились они только тогда, когда стало слишком поздно. Однажды «мятный чай» просто не сработал. Но никто этого не заметил. Напротив, ведьмы посчитали, что свежая порция вышла слишком уж крепкой. Настолько крепкой, что многие пошатывались от слабости. У Терезы и Хелены так темнело в глазах, что одна предпочла провести весь день в келье, а другая была вынуждена использовать трость, чтобы вырваться из города к Джонатану. Тот день они провели без прогулок, оставшись на «своём» месте, скрытом от посторонних глаз глубоко в лесу.

Однако на следующий день слабость не ушла, а инквизиторы вынудили своим присутствием не прерывать приём чая. Слабость не отступала, как бы не пыталась Клаудия смягчить состав чая. Неожиданный побочный эффект заставил её зарыться в свои записи и работы Анабель, чтобы понять, что отравило всех ведьм Сентфора. Но, что хуже, инквизиторы начали чувствовать присутствие ведьм в городе. Зоркие глаза охотников на всё нечистое безошибочно ловили в толпе всех необычных женщин, и только проклятие земли не позволяло казнить их. Инквизиторы не были дураками. Однако кольцо границ города сомкнулось и начало давить.

Клаудия ночами билась над проблемой. Инквизиторы вновь покинули город, ведьмы прекратили приём «испорченного» чая, но слабость не исчезла. Тереза даже начала привыкать к своей «слепоте», когда Верховная всё же нашла ответ. Собрав на рассвете всех сестёр ковена, мрачная травница, чьи глаза все больше напоминали по-волчьи серо-жёлтые очи Хельги, долго молчала, прежде чем озвучить приговор.

— Сёстры, я собрала вас сегодня, чтобы открыть страшную истину. Наш «мятный чай», — она сделала глубокий вдох, оттягивая страшное признание, — давным-давно стал бесполезным.

Шесть пар глаз в воцарившейся тишине сверлили её с непониманием.

— Наша слабость возникла по причине угасания Древней Магии, сёстры. Я не знаю, как это произошло и почему, но она исчезала. По капле. Всё это время она незаметно исчезала. «Мятный чай» искажал наше восприятие, и мы не чувствовали, как изменяется всё. Здесь, в этом городе, я могу слышать дыхание Древней Магии, запечатанной в нашем проклятии. Невероятная мощь ковена, которая нам уже неподвластна. Только проклятие Сентфора и Чёрный Морозник всё ещё несут в себе её остатки. Но и Морозник годится теперь только растущий на земле, осквернённой проклятием. Мы… не отравлены и не больны! Мы — смертные.

Последние слова она выплёвывала в отвращении. Настолько отвратительной для неё стала открывшаяся истина. Снова подобна человеку. Сил не хватит даже для того, чтобы ускорить рост одуванчика. Тело вновь стало постыдно слабым, как в тот… тот отвратительный вечер. Воспоминания о собственной беспомощности отравляли сознание. От навалившейся жестокости мира хотелось бежать. Куда угодно, хоть на тот свет, но не прозябать, как слабая человеческая женщина. Однако даже «прозябание» судьбою не было обещано.

— Не знаю почему, но инквизиторы своих сил не лишились. Или лишились, но не всех. Они охотятся на нас. И теперь им ничто не мешает силой вытащить нас за границы города и сжечь на кострах, — горько завершила она.

— Инквизиторы… у них с Древней магией всё по-другому, — задумчиво пробормотала Патрис, — она при рождении дарует им все таланты. Их чутьё врожденное. Магия его лишь делает тоньше и сильнее. Однако этому Джеймсу хватит опыта переловить всех даже вслепую.

— Если явится, то и уважения от городского управления ему будет предостаточно, чтобы всех виновных выволокли в Салем на суд и казнь, — проговорила Мария, по-матерински прижимая к себе юную Грейс.

— Надо бежать? — неуверенно предложила самая младшая ведьма, выучившая английский под руководством Марии и Хелены.

— Он слеп лишь в Рукаве и в Городе Живом, — выдохнула Астрид, — но прежде чем отправляться в путь, надо знать, куда мы пойдём.

— Я боюсь, что больше не увижу Рукав, — всхлипнула Хелена, — если магия угасла, значит, с Рукавом тоже что-то произошло. Возможно, входа в мир демонов больше нет. Теперь мы сами по себе.

— Мы без сомнения сами по себе, сестрёнка, — выдохнула Мария, — но нам требуется знать, куда идти.

— Существует один ритуал. Если Чёрный Морозник способен накапливать в себе Древнюю Магию, то мы сможем его провести, чтобы найти Живой Город без ведьмы или путь в Рукав, — предложила Астрид.

Мир меняется вне зависимости от желания. Острова появляются и исчезают. Целые континенты могут измениться до неузнаваемости. Одно извержение вулкана способно уничтожить целый город. Кто в этом всём виноват? Может ли быть кто-то ответственен за это? Можно ли предотвратить катаклизмы, меняющие ход истории или единственное на что способны свидетели тех событий это учиться выживать в новых условиях.

Путь в Рукав ритуал не обнаружил, однако молодой сильный Город без ведьмы во главе действительно нашёлся. Единственный шанс на побег от инквизитора, который потерял лишь часть своих сил. Клаудия тоскливо оглядела свои записи. Множество томов, способных посоревноваться с библией по толщине. Кому они нужны? Для кого они с Хеленой составили полный перечень всех известных им Иных с портретами каждого? Для кого они описывали свои впечатления от посещения Рукава и описывали каждое оставшееся воспоминание во всех деталях? Перед Верховной лежало описание мира, который незаметно для всех исчез. Годы трудов, ставшие ничем. Стоило ли брать их с собой?

Клаудия выбрала только записи Анабель и свои наброски по экспериментам. Если Город позволит, она ещё найдёт способ заставить Морозник прижиться на новой земле и прорасти безвредным. Записи, ставшие бесполезными, она не стала сжигать. Лишь спрятала подальше в келье. Быть может, кто-то заинтересуется страшными сказками о прошлом, когда магия ещё была жива. Изменения, явившиеся так неумолимо, медленно и постепенно пришли навсегда, в этом сомнения не было. Клаудия чувствовала, что стала смертной женщиной, что возраст начал постепенно идти дальше к старости. Отныне она слабая как человек.

Сёстры готовились отправляться к Живому Городу немедленно, когда Тереза объявила, что уходит. Ледяным голосом она объявила, что присоединится к ним только через полгода или не присоединится никогда. Шесть пар глаз с удивлением смотрели уже на провидицу, как совсем недавно глазели на Верховную. Причину Тереза не назвала. На все вопросы она вместо ответа повторяла, что уйдёт и вернётся через полгода. Загадку разрешила Мария. Ведьма окинула сестру понимающим взглядом, шагнула к ней ближе и со знанием дела положила ладонь на живот провидицы.

— Когда ты успела?! — поражённо выдохнула она.

— Магия начала иссякать давно, думаю, ещё до смерти Хельги. Поэтому я так плохо видела грядущее. Но выдавливалась по капле, пока её не стало совсем. Возможно, мне хватило половины немощи, чтобы зачать ребёнка, — Тереза улыбнулась странной незнакомой Клаудии улыбкой и погладила сквозь ткани платья свой ещё плоский живот. Когда понимание дошло до каждой из сестёр, она повторила: — Я уйду на полгода. Я не хочу оказаться незамужней женщиной на сносях среди пуритан. Это закончится плохо для обоих. И я не пойду в Город!

— Почему? — удивилась Верховная.

— В Живом Городе дети не рождаются и не живут. Ребёнок умрёт, — пояснила Патрис, ощупывая живот сестры как лекарь с огромным опытом. — Через полгода ребёнок родится, и что тогда?

— Мой сын не умрёт нерождённым в Городе, — процедила Тереза, чувствуя, как по щеке побежала горячая слеза, — и не умрёт от руки инквизитора как сын ведьмы. Он будет жить. Со своим отцом.

— Да будет так! — развела руками Клаудия. Терять провидицу слишком опасно.

Драгоценный Морозник уже дополнял силу предсказания, а значит, мог сделать это ещё раз. Или даже много раз, чего не сказать о способностях других сестёр. С капризом Терезы пришлось считаться, чтобы не потерять возможно единственную ведьму, чьи силы ещё можно пробудить.

После утренней службы Тереза взяла с собой всё необходимое и постаралась одеться потеплее. Весна в Сентфоре выдалась промозглой. Без книг, без лишних вещей. Лишь небольшая сумка. Уверенно шагая по промёрзлой земле, она с улыбкой, от которой пуританки покраснели бы до кончиков пальцев, вспоминала. Зимой Джонатан показывал ей дорогу к охотничьему пристанищу, в котором прятался от бурь и ветров, чтобы сразу по оттепели вернуться на охоту. Домик был крохотным, вкопанным в землю. Очаг, лежбище и закуток для добычи. К тому времени они достаточно узнали друг друга, чтобы ведьма могла признаться себе в возникших чувствах.

Пристанище выглядело таким же грубым и неотёсанным, каким предстал в их первую встречу Джонатан. Только полутьма и огонь создавали образ скрытого в грубости чего-то искреннего и приятного. Всё случилось само собой. Сильный ветер загнал их под крышу. Разгоревшийся огонь в очаге не сразу смог обогреть, как бы они не тянули к нему руки. Джонатан очень быстро учился у Терезы и уже без подсказок знал, когда она хотела, чтобы поцелуи не прерывались, а откровенные прикосновения становились ещё откровеннее и ещё смелее.

Возможно, именно в тот день, в жарком переплетении тел, когда впервые за долгое время Тереза позволила себе быть беспечно счастливой, и зародилась жизнь в ничего не подозревающей уже бывшей ведьме. А возможно, это произошло в любой из последующих дней, когда не было никакого желания останавливаться на достигнутом и использовалась каждая свободная минута, чтобы познавать друг друга. Они всегда после долго лежали в жарких объятиях, не прекращая разговаривать. Рассказывать ту правду, которая имела значение.

Тереза снова улыбнулась искренней восторженной улыбкой, когда увидела охотника, как всегда ожидающего женщину, которой стал одержим с самого первого пересечения взглядов. Под её бдительным контролем он научился целовать её при встрече так нежно, чтобы ощущать ответный трепет. Но в этот раз всё было иначе. Вишнёвые глаза сияли, но казались одновременно и счастливыми, и печальными. Она ничего не сказала, лишь взяла его руку и поднесла к своему животу. Больше подсказок не потребовалось.

Секунда потребовалась, чтобы растерянный взгляд охотника превратился в безумно счастливый, а ноги Терезы оторвались от промерзшей земли.

— Мы уедем из этого города! — поспешно заявил он, когда выпустил Терезу из объятий. — И поженимся. Сразу…

— Я ведьма, — глядя ему в глаза, призналась она.

— А я не верю в ведьм!

Сам собой вспыхнул очень непростой разговор. Вереница разговоров. Он поверил. Но улыбка не сошла с лица охотника. Он лишь покрывал поцелуями лицо своей возлюбленной ведьмы и обещал, что всё будет хорошо.

Они снова шли вперёд. Всё дальше и дальше. Не с сёстрами, как привыкла Тереза. Только они двое. Она обернулась лишь однажды, чтобы посмотреть на проклятый город и не вспоминать о нём шесть подаренных судьбой месяцев. Провидица пообещала себе, что расскажет Джонатану всё о своём прошлом и объяснит, почему должна оставить ребёнка вместе с отцом и покинуть их навсегда. В пути требовалось подобрать правильные слова, чтобы охотник понял угрозу инквизиторов. Их слишком много, а людей на их стороне ещё больше.

Их сын должен жить. Однако с матерью-ведьмой это невозможно. Даже бывшей. Им уготовано ещё много открытий на последующие полгода. Терезе предстояло узнать, что у её избранника имеется солидное имущество от полуслепого отца-старика, всё ещё живого и крепкого, и что она невольно подтолкнула двух упрямцев помириться после многолетней ссоры. Старика-отца совершенно не интересовало происхождение внезапной невестки. Возвращение сына с женой и будущим внуком стало само по себе подарком, который получают без лишних вопросов и с огромной благодарностью. Тереза лишь порадовалась, что беременность пройдёт в большом доме, в котором жили и трудились на благо разрастающейся семьи несколько слуг. Ещё полгода на счастливую жизнь.