Dualis (гет)

Недавний кошмар повторяется: я без причины пробуждаюсь средь ночи и понимаю, что не могу двигаться, — будто все тело, от груди до пят, перемотано плотной тканью. В этот раз я лежу на спине и чувствую себя менее беспомощно, но тяжесть, от которой хочется выть и биться в истерике, все же неумолимо растет. «Спокойно, Агнес! Помни, что тебе говорили — это не опасно. Сейчас ты проснешься, и все будет хорошо». — Стоит утешиться этой мыслью, как я чувствую прикосновение. Совсем как тогда, ощущения на сто процентов реальны, но сегодня фантом не домогается меня, а всего лишь гладит по волосам. Невинная ласка кажется издевкой над моим бессилием… Я смыкаю веки, смиренно ожидая конца наваждения.

Когда меня наконец отпускает, я хватаю ртом воздух, разом согнув колени и локти, встаю, прохаживаюсь по комнате — родной комнате, в которой я выросла — и по привычке загребаю ворс ковролина пальцами ног. Помню, мне было шесть, когда папа перестелил покрытие в спальнях, — все, что я делала в тот день и ближайшую неделю, я делала сидя и лежа на полу.

Сердцебиение понемногу унимается. Я отключаю телефон от зарядки и щурюсь на экран: без малого четыре. Снова засыпать после паралича жутковато, но для того, чтобы вставать, еще слишком рано. Сейчас мне особенно нужны силы. Со вздохом сажусь на комковатый матрас и обнимаю Бинго — большого плюшевого пса, обычно «спящего» у меня в ногах.

Прочитав переписку Лео с самим собой, я тут же собрала немного вещей, взяла такси и уехала, без зазрения совести солгав папе, что до конца недели «Заводь» закрыта на дератизацию.

Мне нужно прийти в себя и тщательно подобрать слова, чтобы уговорить Лео на повторное лечение и конечно же расстаться... Если честно, то мне боязно: Лео нездоров — кто знает, что от него ожидать? Вдруг он плохо отреагирует? Вдруг он может быть опасен?

Больше всего в злополучных записях меня шокировало даже не подтверждение ДРИ — как будто этого мало, — а тот цинизм, с которым Ночной Лео отзывается обо мне: «знакомство обещает быть не только полезным, но весьма приятным», «если вскружить малышке голову, нам будет проще добиться ее помощи», «постараюсь не распускать руки. До поры», «все идет как задумано». Кажется, он ничего ко мне не испытывает, кроме разве что похоти, которую сдерживает то ли по просьбе Дневного себя, то ли еще по какой причине.

Я поджимаю губы, падаю боком на постель и горько всхлипываю, уткнувшись носом в пыльный затылок Бинго.

Заснуть удается, когда начинает светать, пробуждаюсь я, соответственно, поздно. Кое-как отрываю чугунную голову от подушки, кое-как привожу себя в порядок и спускаюсь по крутой лестнице, крепко держась за перила. Однажды папа на ней оступился, сломал пятку и два ребра, с тех пор я хожу здесь с большой осторожностью.

Из кухни слышится кашель, туда и заглядываю.

— Доброе утро.

— Доброе, только какое же это утро? — Папа улыбается через плечо и продолжает нарезать что-то на разделочной доске. — Я делаю сэндвичи, будешь?

— Да, пожалуйста. И чайник поставь.

Сажусь за маленький квадратный стол с погрызенными ножками — иногда тетя Мэри приезжает в гости с собакой, — подпираю голову рукой и только теперь спохватываюсь:

— А ты чего не на работе?

— Дел на сегодня нету. Завтра детали доставят, тогда и поработаем.

Ужасно стыдно, но эта новость меня огорчает: не знаю, как буду скрывать от папы свое очевидно расшатанное состояние. Пока он готовит, я бегло осматриваюсь: сегодня тут гораздо чище, чем было, когда я приехала. За утро папа выбросил коробки из-под фастфуда, помыл поверхности и пол, аккуратно сложил посуду и — ого! — даже окно протер. Вчера я застала его врасплох, но он был рад моему появлению.

Вода закипает — я встаю, чтобы заварить чай.

— Выглядишь нездоровой. — Хмурится папа, искоса глядя на меня. — Все нормально?

— Вполне, просто режим сбился. Без Мэг скучно, вот и скрашиваю вечера игрушками и сериалами — иногда засиживаюсь. К слову о здоровье: сам-то как? — спешу я перевести стрелку.

Папа отмахивается:

— Как всегда. На перхоту не обращай внимания. Тебе с маринованными огурцами или свежими?

— Свежими. — Я ставлю кружку на стол, дожидаюсь, пока папа отложит нож, и тяну, не выдергивая, прядку волос у него на затылке, отчего он вздрагивает. Всегда любила так делать. — Оброс совсем. Но тебе хорошо!

— Не трогай, это мои антеннки для связи с космосом!

— А-а-а. И что передают?

— Что порабощение Земли откладывается из-за бюрократических неувязок на Плутоне. Приятного аппетита!

После завтрака (точнее, моего завтрака и его ланча) папа, к счастью, уходит в гараж, где, будучи профдеформированным механиком, может провести несколько часов, копаясь в своей любимой «витаре».

День проходит медленно и бессмысленно. Сил на эмоции не осталось — я впадаю в апатию. Бесцельно брожу по дому, бесцельно прогуливаюсь по заднему двору, бесцельно тыкаюсь в телефон, бесцельно пялюсь в потолок или телек. Пытаюсь читать о ДРИ, но закрываю страницу через минуту — я еще не готова погружаться в эту тему.

За весь день Лео ни разу не вышел на связь. Из записей следует, что две его половины не отрезаны друг от друга, они помнят в общих чертах, чем занималось альтер эго, пока стояло у руля — вероятно, Ночной Лео уже знает, что Дневной сдал их с потрохами. Существует ли вероятность, что после разоблачения он сам уйдет из моей жизни — тихонечко, без драмы и тяжелых разговоров? Это было бы идеально… Хотя тоже по-своему больно.

Чтобы занять себя и отвлечься от мыслей, я решаю сготовить на ужин что-нибудь замысловатое. Папа будет рад — может, от этого мне самой станет лучше. Такая вот корыстная участливость получается…

Прихватив рюкзак, я иду в супермаркет, по дороге думая, что бы приготовить и что для этого купить. Небо уже окрасилось в теплые тона: солнце клонится к крышам, ленивое, золотисто-оранжевое. Зимой наш район с неказистыми домиками выглядит уныло, но летом, когда все зелено и в цвету, он очень даже приветлив. Ароматные гроздья сирени перевешиваются через забор миссис Бишоп, слегка покачиваясь над тротуаром. Я встаю у душистого куста и глубоко вдыхаю, ощупывая гладкие, нежные листочки.

Ничего. Я не испытываю никаких эмоций. И нет смысла выдавливать их из себя. Дальше иду, глядя под ноги и заткнув уши невеселой музыкой.

If they take away my future, and deny me any chanceMy imperfection is the demon here inside,I'm badder than anyone, more evil than them...⁽¹⁾

Вернувшись домой примерно через час, я слышу, как папа увлеченно «вещает» в гостиной — наверное, по телефону. А может, в гости кто зашел? Его друг Стивен, например. Я тихонько снимаю рюкзак и прислушиваюсь, чтобы понять, есть ли в доме посторонние. Если так, то лучше пока подняться в комнату, — не хочу полчаса выслушивать, какой красавицей я стала и что не надо переживать из-за поступления.

— …ну вот, собираемся мы обратно — ехать часа два, — и вдруг приятель звонит, с которым пять лет не виделись: у меня, мол, новоселье — приезжайте с дочкой. Желания тащиться куда-то после долгой дороги, разумеется нет, но и человека обижать не хочется. Я и приврал, что ехать нам не два часа, а все пять. И что ты думаешь? Машина заглохла на середине пути, и мы добирались ровно пять часов! Такая вот издевка судьбы.

Раздается тихий смех, от которого мое нутро наливается раскаленным металлом:

— Что правда, то правда: слово не воробей. Помните, как в старом фильме «Трасса 60»: «Говори, что думаешь, и думай, что говоришь».

— Во-во! Отличный фильм, кстати, нам с Агнес всегда нравился.

Я пошатываюсь и упираюсь спиной в стену.

Нет-нет-нет-нет!.. Как? Откуда Лео узнал адрес? Я ему не говорила! Зачем он приехал? Оправдываться будет? Собирается снова морочить мне голову, доказывая, что нормален?

— Кстати, тоже случай был, когда машина ни с того ни с сего встала… — Лео рассказывает дорожную историю, папа разъясняет возможную причину неисправности в двигателе. Они так приязненно общаются… Как это вообще вышло? Лео приперся без приглашения, заявил, что он мой парень, отец устроил допрос, и тот плавно перетек в душевно-мужской разговор?

«Черт возьми! Что делать-то?!»

Ответ очевиден: надо выйти из ступора, вмешаться, увести Лео от папы и побеседовать с глазу на глаз. Хотя я, конечно, надеялась, что это случится позже или не случится никогда... Я глубоко вдыхаю, отвожу назад плечи, распрямляя спину и толкаю приоткрытую дверь. Когда перешагиваю порог гостиной, мое сердце падает, словно я ступила в пропасть.

— О! А вот и наша конспираторша! — С хитроватой улыбкой папа поворачивается ко мне. Он сидит в своем кресле, продавленном и потертом, Лео же устроился на диване, наискосок от него. Впервые вижу его одетым в белое (в рубашку и зауженные брюки) — отчего-то это кажется чудны́м даже на фоне прочих странностей. Положив ногу на ногу, а руку — на спинку дивана, он выглядит изящным и раскованным. Впрочем, Ночной Лео всегда такой... Я встречаю лукавый, уверенный взгляд, и эмоции, для которых я весь день была закрыта, кипучим потоком вливаются в душу. Несмотря на ком в горле, жар в щеках и тяжесть в диафрагме, я сохраняю показное спокойствие и слегка вздергиваю подбородок. В улыбке Лео мне мерещится довольная усмешка.

— Значит, заговор раскрыт? — отвечаю на приветственную реплику папы.

— Так точно! Все явки провалены — пришлось выйти из подполья, — Лео как ни в чем не бывало подхватывает шутку. — А если серьезно, то я проворонил твое последнее сообщение и приехал. Извини, что так вышло…

Мы оба знаем, что не было никаких сообщений после переписки в ТЦ с Дневным Лео, и разыгрываем спектакль для единственного зрителя — моего отца. Лео — Ночной Лео — понимает, что я не хочу пугать папу свалившейся на меня информацией. Кажется, он проверяет, вовлекусь ли я в игру…

«Думаешь, слабо́?» — Во мне просыпается неожиданный и немного желчный азарт.

— Ясно все с тобой… — Цокнув языком, я поворачиваюсь к папе. — Я написала, что не готова пока вас знакомить, и просила его не приезжать. Готова поспорить, ничего он не проворонил, просто слушаться не захотел.

Лео ухмыляется.

— Не очерняй меня понапрасну: твое слово для меня — закон. — В его глазах на мгновение вспыхнули искры. — Я сильно растерялся, когда понял, что меня никто не ждет, а тебя нет дома. Что поделать? Пришлось объясняться.

— Что ж… Полагаю, ужин теперь на троих готовить?

— Само собой! — Выражая энтузиазм, папа соединяет ладони в хлопке. — Надо ближе познакомиться с претендентом на мою Зефирку. Вы же не думаете, молодой человек, что я свою радость отдам первому встречному?

Несмотря на наигранно строгий вид, очевидно, что Лео папе нравится. «Он не может не нравиться…» — думаю я, непроизвольно сжимая мышцы живота.

— Тогда пора начинать, — говорю, отступая на шаг, — не то ужинать будем затемно.

Влетев на кухню, я открываю холодную воду и обильно умываюсь. Кажется, я только что постигла смысл выражения «любовь слепа»: даже зная о Лео пугающую правду, я продолжаю питать к нему чувства. Надо взять себя в руки и поставить точку в этой гротескной истории!

Позади скрипит дверь и щелкает замок. Я не оборачиваюсь. Беру кухонное полотенце и промакиваю лицо. Неспешные шаги. Большие руки на моих плечах. Дыхание в волосах и шепот над ухом:

— Агнес, все совсем не так, как ты думаешь.

— Да ну? — Чувствую тепло его тела, и моя душа содрогается. Говорю, все так же стоя лицом к раковине: — Я вижу два варианта: либо у тебя серьезные ментальные проблемы, либо все это — очень тупой и жестокий пранк, за который я не смогу тебя простить.

— А вдруг есть третий вариант? — Лео кладет подбородок мне на макушку.

— Какой же? — ехидствую я. — Может, те записи — литературный эксперимент? Или тело Лео Грина захвачено инопланетным разумом? Или нет! Бедолага, наверное, одержим злым духом!

— Ну-ну, разве я был злым по отношению к тебе?

Слегка толкнув Лео спиной, я оборачиваюсь и гляжу в раздражающе расслабленное лицо:

— То есть, ты у нас — типа демон?

— Не «типа», а самый настоящий. — Словно Чеширский Кот спросонок, он щурится и растягивает рот в улыбке. — Рад наконец-то представиться: Зегал.

— Очень смешно! Оборжаться! — С маху бью по протянутой для рукопожатия ладони.

— Мое имя кажется тебе смешным?

— Лео, хватит! — восклицаю я, но осекаюсь и прикладываю ладони к разгоряченным щекам. «Надо быть сдержаннее: это больной человек — мало ли, что он себе напридумывал…»

Пока я собираюсь с мыслями, Лео склоняет голову набок, глядя на меня с нарочито неубедительным беспокойством:

— Как спалось после сонного паралича сегодня? — Я вздрагиваю. — Прости, что снова вынудил тебя это пережить, но мне нужно было тебя найти. И потом, ты так прелестна, когда спишь, что я взгляда не мог отвести. — Лео несколько раз проводит по моим волосам, точь-в-точь повторяя ласку ночного фантома. Я отшатываюсь и упираюсь копчиком в столешницу. Он продолжает: — Люди, чувствительные к потустороннему, часто реагируют так на присутствие духов — пугаются и спешат пробудиться вперед собственного тела.

— Хватит… ты меня дуришь! Пока не понимаю, как, но точно дуришь!

С невыносимо самодовольным видом Лео упирается руками в столешницу по обе стороны от меня — мы буквально оказываемся нос к носу. Его запах кружит мне голову, а близость, несмотря ни на что, заставляет трепетать от волнения.

— Ты внимательно читала журнал? Что думаешь о следующих строках: «я наведался в "Заводь" и внушил двум работникам желание уволиться»?

Я открываю и закрываю рот. На фоне прочего эта запись не привлекла моего внимания, хотя значение ее очевидно: Саманта действительно говорила, что два вечерника ни с того ни с сего решили уйти из кафе.

Я выдавливаю единственное слово:

— Как?..

Лео шепчет мне в губы:

— Я все расскажу — ведь именно этого добивался мой не в меру зазорливый сосед. Но у меня два условия. Во-первых, разреши тебя поцеловать. Я соскучился… — Лео приникает ко мне прежде, чем я выражаю согласие или отказ. Хочу оттолкнуть его, но не могу. Видит бог, я тоже по этому скучала.

Отстранившись после горько-сладкого поцелуя, который длился одновременно слишком мало и нестерпимо долго, он продолжает:

— Во-вторых, я настаиваю на более интимной обстановке. Разговор предстоит непростой и очень личный — не хочу, чтоб нам мешали посторонние. Или потусторонние — прости за скверный каламбур.

Его брови и губы напрягаются — мне становится не по себе.

— И… где ты хочешь говорить?

— У нас дома.

«Ну уж нет!!! После всего, что случилось, я не останусь с тобой на твоей территории! Понятия не имею, чего от тебя ждать…» — думаю я, но говорю другое:

— Я не могу просто взять и уехать — папу это обидит и, несомненно, обеспокоит.

— Ничего, об этом я уже позаботился.

— В каком это… смысле?

Меня пронзает тревога. Оттолкнув руку Лео, преграждающую путь, я выбегаю из кухни обратно в гостиную. Когда вижу отца, неподвижно сидящего с закрытыми глазами и запрокинутой головой, что-то во мне обрывается и будто раскалывается на части.

— Папа!..

Я подлетаю к креслу и тереблю его за плечо. Тихонько всхрапнув, он отворачивает голову и причмокивает во сне. Облегченно выдыхаю: я-то уж думала... И все же он спит слишком крепко.

Лео заходит и вальяжно прислоняется к дверному наличнику:

— Не буди, иначе придется все делать заново.

— Делать что?!

— Гипнотизировать твоего отца. Проснувшись, он не вспомнит ни меня, ни твоего визита и подумает, что немного перебрал вчера вечером. Так что мы с чистой совестью можем уехать.

— Черта с два! — взрываюсь я, вконец сбитая с толку. — Никуда не поеду! И говорить с тобой не хочу! Уходи, пока я… полицию не вызвала! Или в дурку не позвонила!..

Лео картинно закатывает глаза:

— Любовь моя, не усложняй. Я ведь могу и по-плохому.

То, что происходит дальше, выбивает пол у меня из-под ног: зрачки Лео загораются ярко-красным пламенем, придающим его лицу самое что ни на есть зловещее выражение. В поисках опоры я нащупываю спинку кресла.

— Лео…

Он отслоняется от стены, ухватывает меня одной рукой за плечо, второй — за подбородок:

— Меня зовут Зегал! — Вблизи сияние видно более отчетливо — обвинить игру света или фантазии никак не получится. — Повтори! — велит он тоном, которому нельзя не подчиниться.

— Зегал… — упавшим голосом я прокатываю по языку странное слово, и что-то шевелится на самом дне моей души…

Повторяю еще раз, уже для себя.

Зегал…

Весь мир сжимается до пары противоестественно пылающих глаз.

Зегал.

Сердце несется вскачь, перед взглядом пульсируют пятна.

Зегал?

Какие-то образы мелькают в памяти, но слишком быстро, чтобы их различить.

Зегал!

Красные глаза уплывают в сторону, пространство вокруг темнеет и скручивается.

ЗЕГАЛ.

1) Star One — “Closer to the Stars”

Вернуться к тексту