Тангор (гет)

Рансина Фиетт играла на ньяле, склонив русую головку, убранную жемчугом. Сидящая рядом с королевой Аунада Сильд, любимая ее чтица, держала на коленях книгу в тисненом переплете золоченой кожи, который безжалостно сминал ее темно-розовое платье. Прочие фрейлины занимались рукоделием — вышивали платки, шемизетки, стомаки и веера. Чуть поодаль восседала темным сухопарым изваянием Готнис, зорко наблюдая за всеми и порой улыбаясь.

Королева Эстриль тоже улыбалась. Нынешним утром ее супруг был занят государственными делами, зато она могла вдоволь уделить время сыну, который рос не по дням, а по часам. Теперь же малыш Эгерран спал, насытившись, а королева подумывала о прогулке в саду. Лето было на исходе, но дни стояли теплые: оконные стекла сверкали в лучах солнца, легкий ветер шевелил занавеси и драпировки. Но даже будь за окном хмуро, в душе королевы все так же цвела бы юная весна.

Эдит вновь и вновь ловила на себе взгляд королевы. Игла и пяльцы с тончайшим полотном скользили в руках; она даже укололась раз-другой, но продолжала работу под мелодичный перезвон струн. Эдит вышивала платок — заранее зная, кому подарит его, и предвкушая встречу.

Музыка смолкла. Королева кивнула Аунаде, и та раскрыла книгу, продолжая чтение начатой накануне старинной легенды — «Повести об Адато и его жене Форар»:

— …и сказал тогда ей Талв, сын Панево, прозванный Проклятым: «Вот, я победил мужа твоего, и голова его ныне на копье, над стенами дворца моего. Мертвым очам ни к чему лицезреть красоту, но пусть узрят ее живые. Ты же сокрыла свою прелесть под вдовьим покровом и заперлась в сих мрачных стенах. Покинь их, дай мне твою руку, взойди на мое ложе и стань моей женой и королевой, ибо как нет равных мне мужей в могуществе и власти, так и нет жен, способных сравниться с тобою красотой». И не дрогнула Форар, и осталось сердце ее холодным и закрытым для страха, ибо, предвидя подобное, она отослала юных сына своего и дочь свою, рожденных в один день, с верными воинами и слугами, дабы не постигла детей участь отца. Ибо отважна была Форар, жена Адато, и не страшилась мук и смерти, но желала ее всею душой, дабы в смерти соединиться с возлюбленным супругом своим. И ответила Форар Талву, прозванному Проклятым: «Превыше могущества и власти ценю я в мужах правдивые речи. Твои же уста извергают ложь, и пустого бахвальства исполнены твои слова. Как вор крадет чужое достояние, так ты похищаешь чужую славу, ибо не сравниться тебе с Адато, могучим супругом моим, коего предали в твои руки гнусные изменники. Тот же, кто прибегает к помощи изменников, сам подобен им». И разгневался тогда Талв Проклятый, и гнев его сделался сильнее любовной страсти, коею пылал он к Форар, жене Адато. И приказал Талв заключить Форар в темницу холодную и смрадную, дабы сломить ее упорство. И жила она так, не видя благостного света солнца и не чувствуя животворного его тепла, и слышала каждодневно вопли тех, кого предавали на муки по воле Проклятого. Саму же ее он устрашился предать на истязания, ибо не желал навредить ее красоте. И миновал гнев Талва, сына Панево, и вновь возгорелась в нем страсть к Форар, ибо его весьма разжигало упорство сей доблестной жены. И приказал он приготовить лучшие покои, и убрать их щедро золотом, каменьями и дорогими тканями. И привели туда Форар, и вновь воссияла красота ее, коей не смогли навредить тьма и холод. И поняла Форар, что уготовано ей в великолепных сих покоях, и возжелала страстно смерти, но не знала, как обрести ее. Один же из стражей сжалился над нею и отыскал верную служанку из дома Адато. И пришла служанка, переодевшись швеей, к Форар и дала ей отравленную иглу. Когда же явился Талв, прозванный Проклятым, и пожелал силою взять свою пленницу, доблестная Форар вонзила иглу с ядом ему в шею, и так умер Талв, прозванный Проклятым, умер в страшных муках, на кои обрек он многих за всю свою нечестивую жизнь…

Нежный голос Аунады дрогнул. Все минувшие дни королева пребывала в мрачном расположении духа и потому приказывала читать вслух самые страшные и жестокие предания былых веков. Эдит, как и прочие фрейлины, с ужасом ловила каждое слово, хотя знала окончание, в отличие от многих других.

— И что было потом? — шепнула Эдит ее соседка, Эльда Бриллона. — Форар спаслась?

— Какая же она смелая! — прошептала другая. — И потом она победила всех и отомстила?

Не успела Эдит качнуть головой, как королева мягко велела Аунаде продолжать. Та повиновалась.

— И повелел тогда Ансаит, ближайший соратник Талва, прозванного Проклятым, предать Форар смерти. Так окончила жизнь свою храбрейшая из жен, и, чтя великое ее мужество, повелел Ансаит похоронить ее, как воина, голову же на копье водрузил на стену, рядом с головой Адато, мужа ее…

Послышались всхлипывания. Многие девушки утирали глаза платками и нынешней своей работой. Эдит сморгнула невольные слезы и затаила дыхание, чтобы не пропустить ни слова из окончания легенды.

— Когда же погребли Талва, прозванного Проклятым, не стало единства среди соратников его. И продолжились войны и жестокие междоусобицы, и истребляли они друг друга, не щадя жен и детей. И явились тогда два юных воина, похожие, как одна половина плода на другую, брат и сестра, дети Адато и Форар, во всем подобные своим отцу и матери. И рассеяли они врагов своих, как ветер рассеивает сухую траву. Так обрели дети то, за что сражались и отдали жизнь свою отец их и мать, и надолго воцарился тогда мир над землею Урбнисса.

— Видите, — улыбнулась королева, когда Аунада закрыла книгу, повинуясь кивку, — вслед за горестями всегда приходит радость. Поэтому я очень люблю эту повесть, хотя она и страшная. Но довольно слез. Аунада, взбодритесь! Обещаю, сегодня вечером вы почитаете нам что-нибудь повеселее — например, ту чудесную историю про верных жен и глупых любовников.

Девушки захлопали в ладоши. «Проказниц» они все знали наизусть, но всегда любили послушать. А некоторые применяли уроки веселых кумушек и в жизни, когда приходилось осаживать чересчур назойливых кавалеров.

— Не пора ли прогуляться, ваше величество? — Готнис поднялась с кресла. — Взгляните: ветер усиливается. Как бы не пригнал нам тучи.

— Да, ты права. Идемте. — Королева поднялась, вслед за нею фрейлины сложили свое рукоделие и дружно присели в реверансе. — Ступайте в сад, я догоню вас. Рансина, Эльда, наберите нам побольше цветов для приемной. Эдит, задержитесь.

Уловив едва заметный знак королевы, Эдит замерла на месте. Такой же знак сделала ей Готнис и улыбнулась сухими губами.

— Я все еще не поблагодарила вас, Эдит, за ту услугу, которую вы оказали мне, — тихо произнесла королева. — Думаю, сейчас самое время.

— О, ваше величество, много ли я сделала? — Эдит ощутила, как вспыхнули ее лицо, шея и грудь. — Благодарить стоит моего брата… и господина Вартанисса.

— Каждый из вас потрудился в своей мере, — ответила королева. — Что ж, насколько я знаю, господина Вартанисса мы не сможем пригласить — его призвал на совет мой супруг. Тогда позовите своего брата — или передайте ему, чтобы он явился ко мне, когда освободится, если он занят сейчас. Ступайте скорее, нас ждут.

Не помня себя, Эдит неслась по коридорам. Невольно вспоминала она, как недавно так же бежала, разыскивая Ринигера, только в совсем ином расположении духа. Тогда ее переполнял ужас, теперь же — ликование, такое, что, казалось, ее вот-вот разорвет изнутри от радости. Но Эдит не спешила разрываться. Овладев собой, она перешла на степенный шаг — и вовремя: брат шел ей навстречу.

Он еще не обзавелся новым мундиром, подобающим его офицерскому званию, но никогда прежде брат не казался Эдит таким красивым. При виде него она не сдержала улыбки — отражения той, которой одарил ее он сам.

— Господин лейтенант гвардии его величества, — Эдит присела в реверансе, — ее величество королева желает видеть вас.

— Клянусь кишками Аирандо, Эдит, перестань! — Ринигер поднял ее, но в глазах его плясали лукавые искорки. — Нашла над чем смеяться!

— Я же от радости, — сказала Эдит и взяла его под руку. — Все вышло так, как мы задумывали…

— Все, да не все, — ответил Ринигер и вздохнул, вмиг помрачнев. — Он выкрутился и подставил этого болвана Ивиммона. Кстати, ты слышала, что он покончил с собой нынче ночью в тюрьме?

— Как? — Эдит хлопнула глазами, не находя слов. — Ни за что бы не подумала, что он…

— Вот именно, я так же удивился. Будь я проклят, если беднягу не заставили это сделать! Всем известно, что Тангор избавляется от свидетелей, как и от соучастников.

— Ты опять за свое? Не успел подняться — и уже хочешь упасть? Ты ведь понимаешь, что после всего случившегося мы с тобой и Паэн… то есть господин Вартанисс — его враги?

— Понимаю. — Ринигер вновь сверкнул дерзкой улыбкой. — Ты не представляешь, Эдит, как мне это нравится. Пускай нам не удалось сбросить его — зато мы сорвали его планы, помешали заговору. Видела бы ты его вчера у короля! Стоит молча, надменный, как всегда, а глаза-то сверкают, да так злобно! Нет, ради такого зрелища стоило загнать пару лошадей, провести десять дней без сна и получить пару царапин.

— Гораздо важнее то, дорогой брат, — ответила Эдит, — что мы помогли ее величеству. Идем скорее, она отпустила всех девушек и ждет нас.

В дверях приемной ее величества их встретила Готнис. Ринигер поклонился ей с учтивым: «Приветствую, сударыня». Она сделала им знак войти, глядя на Ринигера так, как глядела бы гордая мать на сына, который вернулся с войны героем. «Спасибо вам, сударь», — едва слышно шепнула камеристка, чем несказанно удивила Эдит.

— Ваше величество.

Ринигер низко склонился, метя пол пером шляпы, Эдит присела в реверансе, так, что колени почти коснулись пола. Королева, нарядная, улыбающаяся, вышла из гардеробной, поправляя на плечах легкий плащ.

— Ринигер и Эдит Роскатт, — произнесла она не без торжественности, голос ее чуть дрожал, — не знаю, найду ли я нужные слова, чтобы поблагодарить вас. Вы спасли мне больше чем честь — я не преувеличу, если скажу: вы спасли мне жизнь и счастье, вернули надежду на будущее для моего сына. Не стану говорить долго, ибо сколько бы я ни говорила, слов будет мало, чтобы в полной мере выразить мою признательность вам. Скажу главное: я счастлива, что мне служат такие люди, как вы.

— Рады служить, ваше величество, — в один голос ответили Ринигер и Эдит.

— Супруг мой уже вознаградил вас, лейтенант Роскатт, как и вашего друга, который помогал вам. Примите же награду от меня — в залог моей сердечной благодарности.

Эдит невольно ахнула, когда королева вручила Ринигеру алмазный перстень. Это был воистину королевский дар: в Урбниссе добывали мало алмазов, и стоили они огромных денег, а привезенные из-за моря ценились еще дороже. Подарок королевы походил как раз на заморский — играл и искрился так, что поневоле зажмуришься.

— Если в том будет нужда, сударь, вы можете обратить его в деньги, — прибавила королева, но Ринигер горячо прервал:

— Это было бы кощунством, ваше величество! Клянусь, я буду хранить его пуще собственной жизни, и ничто не заставит меня расстаться с вашим даром. — Преклонив колено, он поцеловал руку королевы.

— Вас, Эдит, я вознагражу позже, — продолжила королева. — А пока знайте оба: у вас нет друга ближе меня. Я не желаю быть неблагодарной, хоть молва зачастую заслуженно упрекает королей за этот порок. Если с кем-то из вас, не приведи Создатель, случится беда, я непременно приду к вам на помощь, как вы пришли ко мне. А беда, поверьте, может приключиться, — прибавила она, чуть помрачнев. — Слишком уж могущественному человеку мы все перешли дорогу.

В глазах брата Эдит прочла ответ: «Если будет нужно, перейдем еще раз», но, по счастью, он оказался достаточно благоразумен, чтобы промолчать. Саму же ее вновь охватило то недоброе предчувствие, которое она впервые ощутила на балу в честь рождения наследного принца. Несмотря на радость за королеву и за брата, тень не желала уходить.

— Если я вновь понадоблюсь, — сказал Ринигер, когда королева отпустила его, — ваше величество может рассчитывать на меня.

Королева и Готнис направились в сад, где дожидались прочие фрейлины. Эдит задержалась ненадолго, чтобы проститься с братом.

— У меня тяжело на душе, Ринигер, — сказала она. — Ее величество права. Он слишком могуществен…

— Не бойся. — Брат нежно обнял ее. — Как бы могуществен он ни был, он все же не король. Забудь про свои страхи — когда Паэн вернется с королевского совета, я попрошу его исцелить тебя от них. Ну вот, ты улыбаешься — это самое верное средство. Прощай, сестра!

Ринигер ушел. Эдит поспешила вслед за королевой, теряясь в том хаосе, что заполнял ее разум и ее душу. Радость от упоминания имени Паэна Вартанисса и предвкушения встречи не могла вытеснить тревог и загадок. Да, при дворе немало могущественных людей, которые увлечены интригами, обычно друг против друга. Но никому из них не сравниться с Тангором. «Он не король», — сказал Ринигер. Зато он достаточно умен, силен и властен, чтобы быть королем короля.

Эдит не давал покоя еще один вопрос, который она пока не задала никому: ради чего Тангор вообще затеял весь этот заговор с письмом? Зачем ему желать зла королеве?

* * *

Королевский совет подходил к концу. Тангору казалось, что еще немного — и он умрет здесь же от скуки, хотя обсуждаемый предмет весьма заботил его. «Слишком много пустых слов, — думал он. — И слишком много пустых голов. Честолюбивые, напыщенные болваны, которые всю ночь размышляли, что скажут на совете, но так и не родили ни единой умной мысли. Они способны лишь повторять то, что давно всем известно. Право, при покойном Вигмареде от совета было больше толку».

И все же Тангор радовался, ненадолго отложив горечь недавнего поражения, первого за много лет. Живое свидетельство и орудие этого поражения присутствовало здесь же — благо, ему достало ума выбрать для королевского совета наряд поскромнее. Пусть торжествует, пусть упивается своим триумфом. С любой вершины есть один-единственный путь — если только ты не дерзновенен настолько, чтобы покорить новую вершину, выше прежней.

Этим размышлениям настанет черед. А пока Легард прав: время пришло. Урбниссу нужен настоящий флот.

Рассуждениям на эту тему был посвящен первый час совета. Все вспоминали неразумную политику вековой изоляции и честили ее на все лады, вспоминали, как король Вигмаред начал понемногу приподнимать этот занавес, вспоминали о его подозрительности и вспыльчивом нраве, который помешал ему завязать по-настоящему добрые отношения с соседями на материке. Затем еще час заняли дифирамбы в адрес Легарда, его мудрости и дальновидности. Некоторые советники, поглядывая украдкой на молчащего Тангора, поспешили упомянуть и заслуги канцлера — в частности касаемо торговли, твердых цен, пошлин и борьбы с контрабандистами. Когда все, кто хотел погромче заявить о себе, сделали это на славу, наконец перешли к делам насущным.

— Главная беда в том, что у нас недостаточно корабельного леса, — говорил пожилой советник Дельсан, имеющий обширные владения на севере. — Север Урбнисса покрыт лесами, но деревья гельн — не лучший материал для строительства судов, по крайней мере, таких, которые выдержат долгое и трудное плавание. Наши лодки и легкие парусные суда годятся лишь для каботажа, и то быстро рассыхаются и приходят в негодность.

— Чем дольше я слушаю вас, господа, — сказал Легард, — тем горше осознаю, какие же мы глупцы. Недавно мне сказали такие слова: жители Урбнисса подобны человеку, у ног которого рассыпан бесценный клад, но он взял из него ничтожную малость. Не позор ли нам жить на острове и не знать моря? Но оставим сетования, они нам не помогут. Раз сами мы не умеем строить корабли и не имеем подходящей древесины, придется купить все это — либо лес, либо готовые корабли. Придется послать мастеров, чтобы они переняли опыт кораблестроения, послать людей, чтобы они обучились навигации. Кроме того, не будем забывать о пиратах — и авундийских, и прочих. Придется позаботиться о защите наших судов и об их вооружении.

— Нам понадобятся новые порты, — сказал советник Анден, дальний родич Дельсана и извечный его единомышленник. — И прибрежные крепости. На обучение мастеров уйдет время, так что проще будет купить готовые корабли в Авунде. Возможно, стоит привезти саженцы нужных для кораблестроения деревьев. Конечно, это займет время, но так мы заложим основу для будущего нашего флота…

— Не тревожьтесь, — негромко произнес Тангор. — Расходы обещают быть немалыми, поэтому я буду следить и за государственным казначейством, и за всеми прочими. И за строительством, разумеется, тоже. Поверьте, ваше величество, и вы, господа: ни один грош не окажется там, где не должен быть.

Не без удовольствия Тангор заметил мрачные взгляды, которыми обменялись некоторые советники. Без сомнений, они уже рассчитывали славно нагреть руки на будущем строительстве. Быть может, подумал Тангор, стоит позволить некоторым сделать это — чтобы потом вывести на чистую воду и навсегда отвадить от воровства государственных средств. Казнить одного или двоих, дабы вселить страх в прочих, — крайние меры всегда действуют безотказно.

— Тогда вышлем опытных строителей на западное побережье, — сказал Легард. — Пусть обследуют его и найдут удобные места для портов, возможно, с природными бухтами. Наверняка они уже есть и известны нашим морякам. Как только места будут выбраны, обеспечим доставку леса и камня для строительства. Что касается кораблей, судостроительных верфей, обучения мастеров и моряков, об этом придется договариваться с Авундой.

— Если позволите, ваше величество, — взял слово Паэн Вартанисс. — В Урбниссе немало молодых, сильных, неглупых и преданных людей, которые прозябают в безделье. Им некуда приложить силы, поэтому они проводят свои дни в пустых развлечениях, пьянстве и распутстве, проматывая родовое имущество. Но служба во флоте ничем не хуже службы в армии. Что, если отправлять таких способных людей учиться мореходному делу? Обучившись, они смогут и управлять кораблями, и защитить их в случае войны или пиратского нападения. Я верю, что большинство нынешних дворян не позабыли, что они — воины по рождению, и что долг службы велит им…

— Я понял вас, господин Вартанисс, и вы говорите мне по сердцу. — Легард слегка улыбнулся. — Я тоже размышлял на днях о чем-то подобном. Но я спрошу вас: а готовы ли вы сами подать пример прочим своим сверстникам, молодым дворянам, и отправиться за море, дабы получить нужные знания?

— Если ваше величество прикажет, — ответил Вартанисс, не поведя бровью, — то с радостью. Несколько дней назад мне довелось воочию увидеть Хиризийское море, и, признаюсь — хоть это не предмет для нынешнего обсуждения, — оно зажгло нечто в моей душе. Когда служба и полезна, и приятна, она радостна вдвойне. Кроме того, какой юноша, горящий страстью к новым познаниям, не пожелает увидеть чужие страны и земли?

— Суровые будни весьма отличаются от юношеских мечтаний, — заметил мрачный на вид советник Эрвинг, один из немногих при дворе, кто не старался выслужиться перед Тангором. — Нежданные трудности остановили и сломили решимость многих.

— Лишь тех, кто оказался слаб, сударь, — или, возможно, не годился для избранного дела, — парировал Вартанисс. — Быть может, предложенный мною путь поможет многим обрести себя и раскрыть свои дарования, равно как и послужить на благо Урбнисса и вашего величества. — Он поклонился королю. — Если же вы повелите мне ехать, я поеду. Говорят, что у тех, кто посвятил себя морю, любовь к нему превышает даже тоску по родной земле.

— Такой жертвы я пока от вас не требую, — сказал Легард, явно впечатленный. — Но поехать вы поедете — в числе тех, кто отправится к королю Авунды с посольством. Возглавить его я поручаю вам, господин Эрвинг, надежней человека мне не найти. — Названный встал и поклонился. — К вам присоединится граф Тридиан, который уже не раз участвовал в переговорах с Авундой. Возьмите с собой подобающую свиту, охрану же вам назначат. К тому времени, когда вы закончите сборы в дорогу, будут готовы все нужные бумаги — Элеан, проследите за этим.

Окончания совета, где обсуждались всевозможные мелкие вопросы касательно будущего посольства, Тангор уже не слушал. Он не сводил глаз с Паэна Вартанисса, который купался в лучах молодой славы и сам сиял от счастья, не скрывая этого. «Не выйдет из вас политика, молодой человек, — думал Тангор. — Вы для этого слишком прямолинейны. Воистину, с кем поведешься, от того и наберешься». И все же он понимал, в чем главная причина его неприязни к Вартаниссу.

Неужели Эдит Роскатт правда влюблена в него?

Всезнающая Гильда Бирн утверждала, что Эдит скорее увлечена, чем влюблена. Собственные наблюдения говорили то же самое. Насколько серьезны намерения Вартанисса, можно лишь гадать. Вряд ли он решится взять в жены небогатую девицу, он слишком честолюбив для подобного безрассудства — и все же он сорвался с места и помчался выполнять ее просьбу. Как бы ни был дружен Вартанисс с гвардейцем Роскаттом — теперь с лейтенантом гвардии, Тангор не сомневался, что вовсе не дружба подвигла его отправиться в погоню за Ивиммоном. И подумать только: обернись все чуть иначе, преуспей нанятые Диатаром головорезы — и соперник был бы устранен. Впрочем, еще не все потеряно.

Тангор сам не понимал, что с ним творится. Как ни осознавал он, сколь важен будет для Урбнисса успех нынешнего посольства, он всей душой желал им неудачи. Только лишь потому, что это будет неудача Паэна Вартанисса. Она уронит его в глазах Легарда — и в глазах Эдит Роскатт.

Хотя в рассуждениях этого молодчика есть здравое зерно. Урбнисс вздохнет свободно, когда не станет этих бессмысленных прожигателей жизни, искателей приключений — пускай ищут их там, за морем, где наряду с приключениями нетрудно найти собственную смерть. Взять бы да собрать всех неугодных и погрузить на корабль, чтобы ноги их не было отныне на земле Урбнисса, — пусть плывут навстречу всем штормам. Такие, например, как этот молодой выскочка Ринигер Роскатт.

Это имя вызывало в душе Тангора жгучую ненависть, какой он не знал давно. Ненависть соседствовала с горечью и досадой: он недооценил врага, чего никогда прежде не позволял себе; более того, он вообще не видел в нем угрозы. Роскатт казался ему пустоголовым вспыльчивым юнцом, у которого на уме лишь гулянки и дуэли. Но эта история с Ивиммоном и заговором раскрыла Тангору глаза и показала истинную сущность врага — сильного, неглупого и решительного. Впрочем, сколько их уже было за минувшие годы, этих сильных и решительных, и всех их в конце концов ожидала одна судьба: либо союз и служба, либо смерть.

Тангор знал, что Роскатт ненавидит его и не скрывает своей ненависти, — мальчишка вообще мало что умеет скрывать. Вряд ли из такого выйдет верный союзник. Бесспорно, он в достаточной мере сообразителен, но недальновиден, раз не понимает, что сам ставит себе препоны своей глупой ненавистью. Глупость же порой губит не одного лишь глупца, но и тех, кто оказывается рядом с ним. Пожелай Тангор смерти Роскатта, она случилась бы вскоре — теперь он знает, что троих убийц для этого юнца маловато. Хотя это крайняя мера, к которой он прибегал редко и неохотно. Гораздо ценнее и мудрее иной путь — отыскать у врага изъян и через него заполучить власть над ним.

Кроме того, Роскатт — брат Эдит. А она — его верная союзница. Недаром мальчишка проговорился вчера, что именно она попросила его отправиться на поиски. Если искать упомянутый изъян, то у обоих — или же они сами окажутся изъяном друг для друга. Им обоим есть что терять, ибо они мало что имеют.

Если бы не эта роковая любовь…

В который раз Тангор поймал себя на этой мысли, как и на другой: так ли нужна ему эта девушка? Легард недавно сулил ему любую невесту, и он мог бы при желании получить любую — но не желает. Чувство к Эдит Роскатт уже заполнило его, застило некогда зоркие глаза, помутило некогда острый разум. Что, если роковая страсть погубит его? Пускай его вершина высока, но путь с нее один.

Нет, сказал себе Тангор. Власть его и сила нерушима, вершина его неприступна. Он получил неожиданный удар, но впредь будет знать, на что способны его враги. Удача ослепит их, сделает неосторожными, убедит в собственной силе — пусть. Заблуждения и самообман врага — отличное подспорье в борьбе.

Пришла в голову Тангору и еще одна мысль: за весь минувший год он ни разу не говорил о своих чувствах и намерениях ни с Эдит, ни с ее братом. Напрасно, быть может. Если открыть им правду — в той мере, в какой им стоит ее знать, — многое может измениться. Эдит не глупа и не лишена честолюбия, ее может прельстить столь высокий взлет — сделаться супругой канцлера. А вслед за взлетом придет и любовь, ибо искреннее чувство не может остаться без ответа у столь же искреннего сердца. Что до ее брата, то высокое положение сестры может заставить его позабыть о ненависти, которая превратится в горячую преданность.

Если Роскатт не дурак и думает о карьере — а он думает, — то не упустит такой возможности. Ради прочного положения при дворе, богатства и покровительства можно поступиться любыми предрассудками: и нелепой жаждой мести неизвестно за что, и столь же нелепой враждой. Разве причинил он, Тангор, какое-либо зло этому юнцу лично, как и его сестре? Быть может, они убеждены в дурных его намерениях. Увидев, что это не так, они передумают.

Так он получит и жену, и верного слугу.