Эрайнаико́ 偉いな移行 Erainaikou Великий Переход (гет)

В лазарете было многолюдно. Хоть медики и ушли к себе спать, раненым жнецам составили компанию их соотрядники, все ворожеи, кроме Аники, а ещё Лика и Зеро. Фая наполняла позитивной энергией раны командира Рюка, больше всех пострадавшего от взрыва, защищая своих подчинённых. Попутно она подсказывала Эрике, которая очень старалась ей помочь, что и как нужно делать. Ворожея пятого отряда то и дело поглядывала в свою книгу и просила у Фаи подсказку. На книге хотелось бы остановиться подробнее. Это был массивный фолиант, реликвия рода, рукопись, писавшаяся столетиями. Книги всех семей были уникальными, потому внешне и по содержанию очень сильно отличались друг от друга, хотя в целом в них содержалась одна и та же информация. Магия ворожей и способы её использования брали своё начало у единого истока.

Второго раненого, Даню, лечили Сава и Лука, не говорившие и даже не смотревшие друг на друга. Все в штабе знали, что Лука недолюбливает дерзкого и ненадежного ворожея третьего отряда, и тот отвечал ему взаимностью. Ния, Хворь и Эспер, не сильно пострадавшие от взрыва, сидели на свободной кровати, напротив них на другой койке разместились Зеро и Лика, внимательно слушавшие их отчёт о сегодняшней миссии.

— В целом ничего необычного, — рассказывал Эспер, — вышли утром со всеми, ушли в восьмой сектор, бродили там несколько часов, Хворь долго ничего не ощущала. В полдень остановились на привал, сидели спокойно, обедали. Задержались немного, каюсь, Сава у нас отличился. Поцапался с Даней, получил звездюлей от Рюка, бросил свой рюкзак и ушёл бродить по развалинам, гордость свою уязвленную зализывать. Прозы в его рюкзаке успели наполовину разрядится. Когда Сава вернулся и спохватился, что оружие не обладает теперь достаточной мощностью для атак, начал их спешно заряжать, тут-то Хворь и почувствовала скопление спири́т, а после и появление врат. Мы похватали патронташи с недозаряженными прозами и ломанулись туда.

Спири́т была тьма, а протуберанцев — всего три. Эрайнаико́ слабо перетекал, и мы поняли, что он уже закрывается, значит, нырнуть не успеем, и подкрепления протуберанцев тоже не будет. Ослабленные прозы плохо справлялись со спири́тами, приходилось тратить на них по три-четыре лазурных шара. Протуберанцам вообще наше полудохлое оружие оказалось, как мёртвому припарки, они поглощали слабо сияющие янтарные прозы и продолжали переть на нас. В конце концов, когда спири́т удалось почти всех перебить до того момента, как протуберанцы подобрались близко к нам, Ния заметила сгущение сполохов. Мы бросились врассыпную, но Рюк и Даня задержались, добивая оставшихся спири́т, цепляющихся к ним и сосущих энергию, и надеясь остановить-таки янтарными прозами неотвратимо надвигающегося врага.

Они не успели, и когда уплотнение материи протуберанцев практически достигло пика, побежали от них, но ударная волна от строенного взрыва была очень мощной, их зацепило и изрешетило обломками. Эрайнаико́ к тому моменту уже закрылся. Мы повылезали из укрытий, Хворь и Сава занялись ранами Рюка, мы с Нией позаботились о Дане, после доставили их сюда и сдали Степанычу. Вот, собственно, и всё. Не могу сказать, была ли наша ситуация сегодня похожа на вашу, потому что наши прозы были дефектными, что и раньше протуберанцам шло на руку. И песнью Хворь не обладает, потому на неё всегда лезут спири́ты, как и на остальных. Лучше вам поговорить с другими отрядами, у кого ворожеи не такие бестолковые.

— Я всё слышу, — проворчал Савелий, но дальше выпендриваться при Луке не рискнул. Эспер одарил Саву уничтожающим взглядом и отвернулся. Зеро понимающе ухмыльнулся, а Лика вздохнула. — В каждом отряде есть своя бестолочь, — подытожила она, — чудом сегодня Кафка выжил, отдельное "спасибо" Шкету. — Не горячись, — ободряюще коснулась её руки Хворь, — Шкет ваш хоть и сорвиголова, но нашему ворожею и в подмётки не годится по части косяков. Савелий презрительно цыкнул, но промолчал, стушевавшись под тяжёлым взглядом Луки.

Рюк застонал, забился в бреду, и Фая строго зашипела на жнецов: — Шли бы вы трындеть в другое место, не мешайте нам работать своей болтовней. Даня хоть спит от лекарств, а Рюк совсем плох, у него чудовищный жар, даже шорох его тревожит сейчас. Никакого проку от вашего присутствия здесь нет, медиумы исцелять не могут, жнецы — и подавно. Валите к другим отрядам, расспросите их лучше о сегодняшней миссии, сообщите, что утром командиров ждёт генерал для составления чёткого плана действий. Ну, чего расселись? Не слышите, что ли? Проваливайте, пока я не разозлилась. Фая в гневе была пострашнее Рины, поэтому жнецы заторопились и разошлись по этажам собирать информацию.

Хворь с Ликой поднялись на последний этаж, занимаемый первым отрядом, чтобы поговорить с их командиром, сильным медиумом Кассиопеей. Несмотря на то, что лидер первых была даже старше Фаи и по силе своих способностей не уступала никому из медиумов четвёртой базы, подчинённые ласково звали её "Кася", что очень забавляло и умиляло командира.

Из её отчёта девушки поняли, что ничего из ряда вон выходящего с первым отрядом сегодня не произошло, жнецы быстро расправились с протуберанцами, обнаруженными в шестом секторе, совершили удачный нырок в Эраийнаико́, уничтожили более двух десятков врагов по ту сторону и благополучно вернулись через угасающие врата обратно, после чего продолжили патрулирование и в девять часов вечера прибыли на базу.

Кася искренне посочувствовала девушкам, когда узнала, что сегодня сильно пострадали жнецы из их отрядов и пообещала попросить Фаю и Луку провести воспитательную беседу с Савелием. Лицо при этом у Каси было весьма кровожадное. Лика и Хворь поёжились и даже пожалели бедолагу-ворожея. Командир первых не сомневалась, что Рина уже как следует наказала Шкета, потому на его счёт промолчала. Тепло попрощавшись с ней, девушки вышли на балкон верхнего этажа. Ночь была тихой, тёплой и безветренной, а небо безоблачным. Любуясь звёздами, Лика и Хворь молчали, позволяя умиротворяющему сиянию небесных светил оттеснить мрачные мысли и переживания тяжёлого дня.

В какой-то момент Лика так прониклась идиллией момента, что хотела затянуть одухотворённую, протяжную "песнь Феникса", любимую в её семье. Хворь ясно ощутила усилившуюся ауру Лики и испуганно дёрнула её за рукав: — Очнись, нельзя тут петь, опасно! Твоя энергия очень мощная, ещё врат нам тут на крыше общаги не хватало! — Прости, — смущённо произнесла Лика, ошарашенная собственной беспечностью, — поддалась очарованию звёзд, чувства едва не вырвались наружу. Впору мне с Савой под ручку ходить, как два рассадника неприятностей.

— Не перегибай, Сава — мудак, а ты — медиум. Тебе на роду написано энергией разбрасываться да песни петь, — осадила её Хворь, — чем себя корить, лучше отвлекись, расскажи, как там у Рины с Кафкой? Интересно же, столько лет вся общага их бразильский сериал наблюдает, а конца и края не видать. Лика смутилась: — Рина мне голову открутит, если я трепаться стану. Ты, Хворь, до сплетен вроде не охотница, что это с тобой? — Да ну тебя, будто сказать по секрету жалко. Я же болтать не буду, — надулась девушка, — Заскучала я тут, ни одного парня нормального на весь штаб, а кто получше — тех уже заграбастали. Хоть за других порадуюсь, коль у самой не густо.

— А то тебе не нравится никто, — усомнилась Лика. — Нравится тут один, но на него не позарюсь. Занят беспросветно, проще другого найти. — Всё как у всех, вздохнула Лика и спохватилась, что сболтнула лишнего, — ну да ладно, не важно это. Сама А́нику ругаю за беспечность, а туда же. Какие нам отношения? Права Рина, поддашься искушению, откроешь сердце, впустишь в него человека, а потеряешь — и жить больше не сможешь. Кто тогда будет во врата нырять?

— Ну не скажи, — заспорила Хворь, — что ж теперь, всю жизнь себя лишать даже той малой толики радости, которую можно отыскать в нашем чокнутом мире? Нет уж, сколько смогу хорошего найти, столько себе и возьму, отказываться не стану. Мы с тобой девчонки совсем, разве можно так небрежно растрачивать юность? И вообще, Фая с Лукой вот не парятся о такой фигне, друг от друга кайфуют всем на зависть. И правильно делают.

— На зависть... Стой, так тебе Лука нравится? — округлила глаза Лика. Хворь посмотрела на неё исподлобья и молча отвернулась. — Я никому не скажу, — прошептала обескураженная девушка. — И хорошо, ответила Хворь безразлично, — я тоже никому не скажу про Зеро. Лика даже рот открыла от удивления: — Откуда... — только и смогла произнести она. — Лика, очнись! — засмеялась Хворь, — один только Зеро, вечно копающийся в себе и своих ка́личных гитарах, этого не видит. У тебя же на лбу всё написано бегущей строкой красными буквами. Ни твоя напускная хо́лодность, ни притворное безразличие не могут скрыть эмоции, четко отражающиеся у тебя на лице. Когда ты смотришь на него, у тебя уши пунцовые становятся, имей в виду. Когда-нибудь этот гений заметит, и ты уже не отвертишься.

— Что ты имеешь в виду? — Не поняла Лика. — То и имею. Будешь с Риной на пару поганой метлой гонять Кафку и Зеро, пока мир не схлопнется, или протуберанцы не закончатся. Так, всё, хорош, правда, тут языками чесать, спать пора. Завтра вставать на час раньше из-за этих девиантов дурацких. Я волосы хотела покрасить, придется на вечер переносить. Лика решила пропустить мимо ушей гневную тираду Хвори и перевела тему: — Покрасишь мне кончики? У тебя же останется краска всё равно. — Покрашу, да только смысл? Смоется же. — Пускай, сама же сказала — брать от жизни всё, что получится. Вот я и возьму.

Лика подмигнула ей и хотела уже выйти на лестницу, как в проёме двери появился Зеро. — Вспомнишь солнце, вот и лучик, — хмыкнула Хворь, — не буду вам мешать, доброй ночи, котики! — попрощалась она, напоследок хитро подмигнув Лике. — Чего это она? — удивился Зеро. — Я и сама не поняла, — смущённо ответила Лика, — что-то ей померещилось такое. Странное. — Ты, кстати, тоже странная сегодня, — задумчиво протянул Зеро, — не язвишь и не смотришь как на ничтожество. Даже приятно. Лика почувствовала, как её уши покраснели, и неосознанно прикрыла их руками. Зеро заметил это и пристально уставился на девушку. Потом приблизился вплотную и, забыв о своей обыкновенной робости, заглянул Лике в лицо. — Ты покраснела, — констатировал он. Лика вспыхнула, ещё сильнее заливаясь румянцем, отняла руки от ушей и, сжав кулаки, не сильно стукнула Зеро по груди.

— Что ты такое мелешь? — срывающимся голосом заговорила девушка, — я не краснела, и ничего такого вообще не было, не выдумывай! И Хворь не слушай, кажется ей всё. Чего сама хочет, то на других провоцирует, а я... Договорить Лика не смогла. Зеро, не узнавая самого себя, притянул девушку за плечи и жадно поцеловал в губы, сыпавшие пылкими речами. Лика даже не сопротивлялась в его руках, покорно соприкоснулась своими губами с его, внезапно наплевав на собственные принципы и неуверенность. Долгий поцелуй закончился так же внезапно, как начался. Зеро отстранился и опустил руки, обескураженный собственным дерзким поступком, замер как истукан, испуганно глядя Лике в глаза. Девушка несколько мгновений тоже не двигаясь смотрела на него, а потом резко сорвалась с места и бросилась по лестнице вниз, чувствуя, как по щекам бегут горячие потоки слёз. Зеро так и остался стоять на балконе, слушая бешено стучащее сердце и силясь осознать совершенный только что отчаянный поступок.

* * *

Когда жнецы разошлись после лазарета, медиумы поднялись на этаж первого отряда, а Ния и Эспер отправились к четвёртому, Зеро встретил на лестнице Родю из пятого отряда. — Меня Фая как раз к вам отправила, — обратился к нему Зеро, — что-то необычное сегодня было у вас с протуберанцами? — Нет, удивился Родя, — мы сегодня весь день прочёсывали десятый сектор, не обнаружили ни Эрайнаико́, ни протуберанцев, ни спири́т. В общем-то, как и в большинство других дней в пятом и десятом секторах. А что такое?

— Мы напоролись на девианта, ничего хорошего, — пояснил Зеро, — Завтра утром генерал вызвал командиров к себе, он всё и объяснит. Нужно обсудить новую тактику ведения боя. Что-то явно изменилось, и ещё не ясно, хорошо это или плохо. — Дела-а... — протянул Родя, — странно это всё. Девиантов не часто встретишь, особенно в наших секторах. У вас все живы? — Кафка раненый, но бодрячком. У третьего отряда сегодня жесть, Рюк и Даня в лазарете, сильно им досталось. — Ого, надо зайти тогда, проведать. — Не ходи сегодня, не до того им, — остановил его Зеро, — и Фая там бушует. Лучше ей не попадаться на глаза. — Понял. Тогда завтра вечером навестим. Ну, бывай. И спасибо за инфу. — На здоровье, — махнул ему Зеро на прощание и поднялся на свой этаж.

Подойдя к двери их комнаты в мужском крыле, он услышал за ней странные звуки, пару мгновений прислушивался, а потом внезапно осознал, что там Кафка и Рина занимаются тем, о чём не стоит упоминать. Зеро словно кипятком обдало, краснея и бледнея попеременно, он прислонился спиной к стене и, пытаясь привести мысли в порядок, сполз по ней, усевшись прямо на полу. Слушая гулко бьющееся сердце, жнец стал думать почему-то о Лике: — "Где она сейчас? У первых на этаже." Повинуясь порыву, Зеро в считанные минуты преодолел несколько пролётов лестницы, убедился, что в комнатах первого отряда её уже нет и, следуя интуиции, вышел на балкон. Там он и застал Лику и Хворь.

* * *

А́ника первой вошла в комнату и, суетясь, поправила на своей кровати покрывало. Шкет, прихрамывая, вошёл следом, без интереса скользнул взглядом по творческому беспорядку девичьей обители, плюхнулся на постель и задумчиво уставился в потолок. А́ника присела на краешек кровати и, собравшись с духом, потребовала: — Штанину-то подними. Шкет, кряхтя, подтянул шорты повыше, и ворожее открылась страшная картина. Рана была серьёзная, глубокая и сильно воспалившаяся. — Я даже кричать не буду, — устало вздохнула А́ника, — ты её не обработал? — Обработал, — буркнул недовольно Шкет. — Чем, стесняюсь спросить?! — вспылила-таки девушка. — Чем-чем... Перекисью, чем же ещё, — ответил Шкет, но как-то не слишком уверенно. А́ника снова тяжело вздохнула, взяла с полки бутылку перекиси и по-настоящему обработала рану.

Затем соединила пальцы в сложную фигуру над бедром Шкета и сосредоточилась на передаче жизненной энергии. Шкет всё так же молча смотрел в потолок. Несколько минут спустя он скосил глаза на ворожею, наблюдая за ней из-под полуприкрытых век. А́ника сидела неподвижно, только густые ресницы, ярко накрашенные черной тушью, слегка подрагивали. Разного цвета глаза смотрели на Шкета, но в то же время будто куда-то сквозь него. Рукав домашней футболки с широкой горловиной сполз с её узкого плеча, но ворожея, полностью сконцентрированная на исцелении, этого даже не заметила. — У тебя брови рыжие, — сказал Шкет. — Не мешай, — огрызнулась А́ника. Но Шкет не угомонился. Раззадоренный этим голым плечом, ловелас общажного разлива пустился во все тяжкие:

— Как тебя отблагодарить? Хочешь, поцелую? — Наглости тебе не занимать, — сосредоточенно ответила девушка. — Что есть, то есть, — согласился Шкет, — и всё-таки? Может быть, ты хочешь эротический массаж? — Шкет, ты кретин, — откликнулась ворожея безучастно, — нарушишь концентрацию, и я упаду в обморок. Сейчас я на пределе. Не донимай человека, который тебе помогает, всякой ерундой. Жнец на миг задумался и решил всё-таки не рисковать. Но на долго его не хватило. Спустя пять минут он вновь начал приставать, однако А́ника теперь просто его игнорировала. "В транс впала, что ли?" — Подумал Шкет. Он понятия не имел, могут ли ворожеи впадать в транс, и вообще мало интересовался другими членами отряда. Но сейчас, глядя на Анику, чувствуя, как её сила постепенно перетекает в него, почему-то вспомнил мать и сестру.

— Когда мне было три года, — задумчиво начал он, — я ненавидел ходить в детский сад. У меня была сестра, тоже альбинос, она училась в школе, в седьмом классе. Меня в саду донимали из-за того, что я был непохож на других. Сестра всегда меня утешала, говорила, что я самый лучший и красивый, и что в школе все будут меня любить, даже девочки будут за меня драться. И ведь не обманула. Она говорила, что тоже мало с кем дружила в саду, и в школе поначалу её неохотно принимали. Но когда подросла, то стала красивее всех не только в классе, но и во всей школе. За ней бегали даже старшеклассники, на неё пускали слюни учителя.

Сестра была невиданным цветком, редким драгоценным камнем, диковинным волшебным существом. Она была очень добрым и светлым человеком. Я и тогда это знал, но, взрослея, понимал это всё более отчётливо. Она любила меня больше всех на свете, а я любил её. У неё тоже были рыжие брови. Сестра любила эксперименты над внешностью, в седьмом классе ярко красилась и брови сама рисовала краской для волос. Её звали Агата, как редкий минерал. У неё были глаза такого цвета, как голубой агат. Мама рассказывала, что, увидев сестру сразу после рождения, заглянув в её глаза, сразу поняла, что это имя идеально ей подходит.

Она умерла в тот день. От школы ничего не осталось, пафосный лицей оказался практически в самом эпицентре чудовищного взрыва. Дети, подающие огромные надежды, лучшие из лучших, оказались распылёнными на атомы и отправились бороздить вселенную уже в другом мире. Шкет прервался, почувствовав какие-то неуловимые изменения в атмосфере, царившей в комнате.

Он посмотрел на А́нику и рывком сел, обнаружив, что ворожея больше не держит над ним руки. Она смотрела на него огромными, переполненными болью, тоской и сочувствием глазами, а по щекам скользили крупные, сияющие в свете яркой лампы слёзы, похожие на драгоценные камни. Слёзы ворожей обладают уникальными свойствами, их можно применять как сыворотку правды, если напоить ими человека, можно вылечить погибающее растение, а ещё они помогают исцелить душевные раны. По этой причине практичная Кася просила Фаю нарезать лук, когда грустила сама или кто-то из её отряда, и собирала драгоценные слезинки в рюмку. Но Шкет этого, конечно, не знал. Он, очарованный, протянул руку и коснулся щеки А́ники. Пленённый сиянием её огромных глаз, он склонился над ней, собираясь поцеловать, но вдруг стал заваливаться в бок и с грохотом рухнул на пол.

Почти в тот же миг в комнату ворвалась зарёванная Лика и застыла на пороге. Возникла немая сцена. А́ника дико посмотрела на неё, на лежащего на полу Шкета, всхлипнула рефлекторно, а потом бросилась к нему и стала искать пульс. Лика вздрогнула, приходя в себя от этой картины, без лишних вопросов выскочила в коридор и со всех ног понеслась на третий этаж, в комнату Алексея Степановича.

Час спустя в лазарете снова стало оживлённо. Измученные ворожеи, несколько часов подряд исцелявшие Рюка и Даню, вздрогнули, когда открылась дверь, и Степаныч втолкнул в пропахшее пенициллином помещение каталку с новым пациентом. — Принимайте пополнение, — сказал он вполголоса, — ещё один непризнанный герой сегодняшнего дня. Товарищ твой, Савелий. Рану вычистили, зашили, антибиотик вкололи, капельницу подключили, пусть валяется теперь, отпуск у него внеплановый. А́ника с ним побудет, так что не отвлекайтесь. А лучше шуруйте-ка спать. Вам утром ещё с новыми прозами работать, а вы как сдувшиеся резиновые изделия. Толку от вас не будет в центре такими темпами. И что же, жнецам с цветными шариками на протуберанцы и спири́т нападать?

Фая укоризненно посмотрела на Степаныча, но согласно кивнула. — Ещё час и спать, не волнуйся. За А́никой тоже присмотреть нужно, она явно не в себе теперь... Фаина запнулась на полуслове, увидев девушку за спиной медика. — Заходи, А́ника, чего как не родная. Стул бери, садись, ворожи. Пойду я, — сказал ей Степаныч, — мне этих троглодитов стеречь весь день, пока вас не будет. С этими словами врач вышел. А́ника, не замечая никого вокруг, села возле каталки, ближе к раненой ноге Шкета, как сомнамбула соединила пальцы и с огромным усилием принялась перекачивать свою жизненную энергию в него. Фая покачала головой: — Не сгуби себя, не торопись. Ему уже ничего не грозит, ты же и сама знаешь. А́ника никак не отреагировала. Фая вздохнула печально и сконцентрировалась на ранах Рюка. Эрика, справлявшаяся уже куда лучше, но вымотанная, как и все ворожеи, сочувствующе посмотрела на А́нику. Потом скосила взгляд на Саву. Ворожей побелел, как полотно, забыв о ранах Дани, и с завистью сверлил Шкета взглядом. Эрика сжала зубы и отвернулась.

Спустя ещё десять минут в лазарет заглянул Кафка, зажимающий открывшуюся рану на боку. — Степаныч не тут? — спросил он шепотом. — Не тут, — язвительно ответил Лука, — спать пошёл. И тут только Кафка заметил Шкета на каталке и А́нику рядом с ним. Ничего не говоря, жнец подошёл к ним, осторожно погладил ворожею по волосам и вышел. Аника даже не заметила этого. Она думала, яростно сверля взглядом стену: — "Хотела присоединиться к остальным ворожеям? На тебе, получи и распишись. Бойся своих желаний, глупая а́кудница, они всегда сбываются. Чтоб тебя..."

Когда Рина, поправляя на ходу взлохмаченный парик, появилась на пороге своей комнаты, она застала Лику сидевшей на полу, обнимая свои колени и глядя в одну точку. — Что с тобой? — спросила командир испуганно. Лика посмотрела на неё безумными глазами и ничего не ответила. Тогда лидер села на пол рядом с ней, обняла девушку и стала нежно гладить по голове. — Сумасшедший дом, — произнесла Лика наконец, — завтра точно что-то произойдёт.

Зеро, вернувшись в свою комнату после нескольких часов задумчивого созерцания звёзд на балконе последнего этажа общежития, не обнаружил там никого. Он так устал от роящихся в голове мыслей, что наплевал на всё и ничком рухнул на кровать Кафки, мгновенно заснув. И только проснувшись утром обнаружил, что проспал всю ночь лицом на кружевном нижнем белье.