Химия (гет)

Вечером в номере мотеля, на удивление вполне пристойном, внезапно раздался телефонный звонок. Джон поднял трубку.

— Джон Ричардсон? Это офицер Аллен. Мы можем встретиться? Я по поводу Эдварда, — голос в трубке был низким, сдержанным, но в нем чувствовалась напряженность.

Джон удивленно приподнял бровь:

— Офицер Аллен? Да, конечно.

— В городском парке через час, в дальней части, недалеко от беседки, вы сразу ее увидите, вам будет удобно?

— Вполне, — согласился Джон.

Он медленно опустил трубку на рычаг, отложил записи и задумался. Офицер сам вышел на связь. И он хочет встретиться именно в парке. Полиция, казалось, была заинтересована лишь в том, чтобы поскорее закрыть дело Эдварда и его самого. И тут офицер Аллен, его инициатива, секретная встреча... Интуиция подсказывала, что это может быть важнее, чем он думал.

Темнота парка обволакивала, густые кроны деревьев приглушали свет редких фонарей. Офицер Аллен выступил из тени, словно тень отделилась от более густой темноты. Крепкий, среднего роста, темнокожий — он был словно частью этого пейзажа.

— Спасибо, что пришли, — сказал Аллен, когда они устроились на простой деревянной скамейке в отдалении от центральных дорожек. Сквозь ветви деревьев издалека пробивался рассеянный, желтоватый свет фонаря. — Я знаю, вы учёный и интересуетесь делом Эдварда, — его голос был спокойным, но слегка испытующим. Он внимательно смотрел на Джона.

— Да, это действительно так, — подтвердил Джон, глядя ему прямо в глаза. — Именно поэтому я здесь. Но в чем дело, офицер?

Аллен помолчал, словно подбирая слова:

— Я... Хотел бы понять... Ваши намерения. Вы хотите забрать его... для опытов? В его тоне звучала не враждебность, а скорее осторожность, даже сомнение.

— Я не провожу опыты в том смысле, как вы, возможно, представляете. Я хочу изучить его природу. Его происхождение, как вы понимаете, уникально. Это может быть прорывом для науки и медицины, — Джон прямо посмотрел на Аллена. — Вам это небезразлично? Здесь же все считают его монстром.

— Я никогда не считал его монстром, — твердо сказал Аллен. — Когда мы привезли его в участок за проникновение в чужой дом... Я сразу увидел невиновность, растерянность, страх. Он как несчастное потерянное дитя, не понимающее, как жить в этого мире. — Аллен покачал головой, словно вспоминая что-то, в его голосе прозвучала грустная усмешка. — Вы удивитесь, но ведь он же был местной знаменитостью, все к нему на прически ходили, он всем нравился... Именно после этого взлома отношение изменилось.

— Вы могли бы рассказать мне все что знаете? Сегодня в полиции я ничего не смог добиться.

Аллен вздохнул, словно решаясь на что-то:

— Я слышал разговоры... Прокурор хочет закрыть дело быстро. Признать виновным, и все — пожизненное, в изоляции. Адвоката ему не дали, конечно. Никто не хочет ставить себя под удар. Но, если вы хотите изучать его... Это же будет не лучше, чем то что они хотят с ним сделать?

— Вы думаете, я хочу ставить над ним эксперименты? — спросил Джон, позволяя себе некоторую резкость. — Думаете, я не понимаю, что он обладает сознанием? В том-то и дело, что мой вариант для него будет гораздо лучше! Он сможет жить у нас в институте, в безопасности, в хороших условиях. — Джон подался вперед. — Расскажите мне все что знаете? Что это за ограбление? Что случилось с Джимом? Почему он оказался на земле? Что за нападение на мальчика?

Аллен снова вздохнул, глядя куда-то в темноту:

— Да там... Каша. Не знаю, с чего начать... Не нападение это было. Мальчик этот из семьи, в которой жил Эдвард. Он спас его. От машины. Вытолкнул из под колес. А ножницы поранили случайно.

— Спас мальчика? — переспросил Джон.

Теперь Эдвард открывался ему как способный на такую бескорыстность и человечность, которая редко встречается даже у обычных людей. Это было поразительно.

Аллен продолжал:

— А все испугались, толпа окружила, ему пришлось бежать из города. Они погнались за ним. Как звери. А теперь те же самые люди приходят давать показания против него. Провинциальный городок, профессор. Боятся всего, что не понимают. Особенно на Рождество, когда все должно быть "нормально" и "благополучно".

Джон почувствовал, как по спине пробежал холодок. Толпа. Охота на человека. Это слово… толпа… оно отозвалось в нем болезненным эхом. Он попытался вытолкнуть тяжелое воспоминание из сознания. С тех пор прошло больше 30 лет — но ничего не изменилось.

— Я... видел такое, — тихо сказал Джон, сам не ожидая от себя этих слов.

Аллен посмотрел на него с пониманием:

— Видели? — в его взгляде промелькнуло что-то похожее на сочувствие.

Толпа. Лица, искаженные ненавистью. Крики, вопли, жажда крови. Джон замолчал, погружаясь в вязкое болото воспоминаний. Всплыла картинка из детства: знойный летний день, его друзья зовут его... он знает, что это ужасно, что нельзя идти, но идёт с ними, чтобы не отвергли, чтобы не показаться трусом, словно он осуждает то, что произойдет. И вот они на окраине города, у старого раскидистого дерева. Веревка, крик, полный ужаса и отчаяния, обвинения, летящие со всех сторон... отчаянный молящий взгляд… Он был там, среди них. Молчаливый свидетель, испуганный и бессильный остановить неумолимую волну ненависти.

А теперь они хотят устроить Эдварду то же самое — только на этот раз под маской законности. Человеческая природа неизменна.

Он встретился взглядом с Алленом. В глазах офицера было сочувствие и понимание.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — тихо сказал Аллен. — Это… это рана, которая никогда не заживает.

— Я вырос в таком же месте, — просто ответил Джон.

Аллен помолчал несколько секунд, и в его взгляде читалось большее, чем просто уважение:

— Знаете, профессор... — в его голосе появилась теплота. — Легко судить со стороны, когда ты вырос в благополучии. А вот когда ты с самого низа начинаешь... — он покачал головой с восхищением. — То, что вы смогли вырваться оттуда и сделали такую карьеру... Это многое говорит о вас, — после небольшой паузы Аллен добавил. — Может, закурим?

Джон кивнул на предложенную пачку, но достал из внутреннего кармана пиджака тонкий портсигар. Открыв, он с лёгкой улыбкой протянул его Аллену:

— Угощайтесь.

Затем, не дожидаясь ответа, словно это было само собой разумеющимся, он извлёк из того же кармана стальную зажигалку.

Короткий, чистый щелчок с металлическим эхом откликнулся вспышкой, растворяясь в вечерней тишине парка.

Аллен, кивнув в благодарность за принятый огонь, вернулся к прерванному рассказу:

— Так вот, а дальше этот Джим… он сам нарвался. Пьяный, взял у отца пистолет. Избил Эдварда. Ему пришлось защищаться. Стой где стоишь, как говорится. То что он выпал в окно... попятился от удара, а стекло там только тронь. Я не могу повлиять, чтобы с него сняли побои, потому что мне запретили... заниматься его делом. Поняли, что я настроен не как они. А вы же понимаете, что...

Джон медленно кивнул, не отрывая взгляда от Аллена.

Он понимал.

Теперь он с облегчением убедился, что Эдвард точно не был "монстром".

— А как Эдвард спасся от толпы? И откуда вы все это знаете? Это же не он вам рассказывал? — спросил он.

— Тут... фигурирует ещё один человек. У Эдварда... есть девушка.

Джон удивленно поднял брови:

— Девушка?

— Да. Ким Боггс. Она из семьи, которая его приютила. Джим... он ее бывший. Она была в особняке, когда все случилось. Ей тоже досталось от его агрессии. Эдвард пытался ее защитить. А потом... она защитила его. — Аллен вздохнул. — Но ее показания... Их просто не принимают в расчет, считают что она пристрастна, личная заинтересованность, мол.

— Прямо любовная драма какая-то, — пробормотал Джон, скорее себе, чем Аллену. — Ещё и ревность...

Джон нахмурился, задумываясь. Они жили вместе... У нее была возможность узнать его настоящего. И это перевесило все остальное? Настолько, что она выбрала его, несмотря ни на что?

Он вспомнил испуганный взгляд Эдварда, его молчание, когда он спрашивал об убийстве. Теперь все вставало на свои места. Он не отвечал, потому что не хотел впутывать Ким. Защищал ее, даже ценой собственной свободы.

То что у Эдварда была здесь своя личная история, привязанность — это неожиданно трогало Джона. Он начинал видеть его... личностью?

— А проникновение в чужой дом? — Джон подался вперед, недоумевая. — Ведь ножницы... Это же абсурд. Он бы просто изрезал все ими. Зачем ему вообще пытаться вынести что-то ножницами?

И только сейчас Джон поймал себя на мысли, что он ни разу не подумал, каково Эдварду жить с такими руками, когда невозможно сделать любое простое действие. И ведь эти ножницы — это не просто неудобство, он же постоянно ими ранится сам, ранит других.

— Ограбление... — Аллен нахмурился. — Вот это единственное мутное пятно в этой истории. Я уверен, его кто-то подтолкнул. Он ведь тогда ни слова не сказал в свое оправдание.

Это молчание казалось теперь Джону ключевым — словно Эдвард сознательно принимал на себя вину, защищая кого-то другого, кто ему важен.

Тогда... Может быть его молчание о Ким и об "ограблении" — это звенья одной цепи?

— Вы не думаете, что не случайно целью стал именно дом Джима?

В глазах Аллена промелькнула какая-то мысль, но он только пожал плечами:

— Отец Джима тогда отмахнулся от заявления, мол, ненормальный просто.

— Спасибо вам за то что рассказали. И... За ваше отношение, — Джон кивнул. — Из-за своего отличия, из-за этих опасных ножниц он был здесь чужим, а дальше, увы, уже все по накатанной.

— К сожалению это так. Что тогда с ним будет? — В голосе Аллена звучала тревога и надежда. — Вы сможете ему помочь?

— Я обдумаю, как лучше поступить, — Джон вздохнул. — Нужно все взвесить.