Бедные-несчастные (гет)

1945.​

Антонин сплевывает на пол сгусток крови. Мир перед глазами кружится и расплывается бело-черными кругами, и ему кажется, что последний удар выбил несколько зубов. Опухшим языком он проводит по челюсти и к своему облегчению не находит дыр, но в следующую секунду как будто бы издалека слышит окрик Тома.

​Тело невыносимо болит и плохо слушается, но Антонин заставляет себя подняться с колен. Ноги дрожат. Том останавливается напротив — он выглядит чуть лучше, хотя у самого сломан нос, кровь запеклась над разбитой губой, и левая рука, кажется, сломана. Но он поднимает волшебную палочку.

​— Защищайся, — единственное, что он произносит, прежде чем вновь напасть.

​Они тренируются в заброшенном домике в Албании, который сняли на время путешествия.

​Проходит еще несколько минут — дуэль представляет собой больше жалостливое и скорбное зрелище, чем сражение двух магов, — прежде, чем Антонин обессиленно рухнул на пол. Тяжело дышащий Том не хотел останавливаться, но покачнулся. Напряжение и истощение были настолько сильными, что его организм не выдержал, и его вывернуло.

​— Плохо, — прошептал он и рухнул рядом с Антонином. — Этого недостаточно.

​— Будет достаточно, когда один из нас сможет убить другого?

​— Когда не позволит себе, — отзывается Том и улыбается. Его улыбка выглядит страшно. — Хороший маг не только тот, который много знает, а тот, который может использовать эти знания.

​Антонин знает, что Том тренируется, как проклятый. Он занимается ночами в одиночестве, самостоятельно проводит темномагические ритуалы и впитывает в себя все прелести и ужасы колдовства, которые открываются ему.

​Наверное, Том сумасшедший. Но Антонину это сумасшествие нравится.

* * *

1970-е.

​Часть из учеников Ричарда, приведенная им сегодня, гуськом зашла в залу для тренировок, заинтересованно оглядывая тех, кому (не) повезло попасть в руки к Антонину Долохову — Пожирателю Смерти, известному в своих кругах постоянными экспедициями, отличными боевыми навыками и отвратительным норовом. Если в обществе и на собраниях, либо на смотрах учеников, которые Ричард то и дело устраивал, приглашая одного или двух магов, мнение которых ценил, Антонин старался держать себя в руках, то, по слухам, на своих занятиях он превращался в сорвавшегося с цепи бешеного пса.

​Макнейр решил устроить небольшую проверку и выбрал несколько лучших своих подопечных, чтобы поставить в пару с волшебниками Антонина. Они поздоровались сухими кивками — Ричард всегда был плохо настроен к желанию Темного Лорда, чтобы Антонин занимался обучением новых Пожирателей Смерти, и разговоры о жестоких методах воспитания — дрессировке, если говорить откровенно, — порядком злили его.

​Он всегда был более мягкий и дипломатичный, чем Долохов. Антонину же казалось, что Ричард был медлительным и двуличным, что с детства шло вразрез с его взрывным характером. Это был корень проблем в их взаимоотношениях — молчаливой вражде, если быть точнее.

​— Предлагаю начать с показательного боя. Мисс Блэк, подойдите, — остановившись перед Антонином, Ричард подозвал худенькую девицу с собранными в пышный пучок смольными волосами, и та стремительно приблизилась к нему. Антонин мало был знаком с Беллатрикс — старшей дочерью Сигнуса, но слышал, что она с детства отличалась перепадами настроения, жестокими наклонностями и впечатлительным умом. Последние несколько лет она только и говорила, что хочет вступить в ряды Пожирателей Смерти, и недавно отец сдался — после того, как Том лично поговорил с ним. Он видел в Беллатрикс небывалый потенциал и был заинтересован в том, чтобы развить его — любовь к магии во всех ее проявлениях все еще сохранялась в нем. Кажется, иногда он даже лично занимался с ней.

​Антонин быстрым оценивающим взглядом осмотрел юную волшебницу. Внешняя хрупкость не была показателем ее слабости — взять того же Тома, который всегда отличался почти болезненной худобой.

​— Рудольфус, — не оборачиваясь, крикнул Антонин, и мрачный, напряженный Рудольфус Лестрейндж отделился от толпы. — Или женщины сражаются с женщинами? Хотя не думаю, что в условиях настоящего боя будет предоставлен такой гуманный выбор.

​Слабая усмешка тронула губы Ричарда.

​— Выбери лучшего. Перед Беллой сложно устоять.

​Антонин улыбнулся и кивнул.

​— Будет интересно посмотреть в деле на волшебницу, чьи способности высоко оценивает сам Темный Лорд, — обратился он к Беллатрикс. Та чуть склонила голову, благодаря за похвалу.

​Антонин повернулся к Рудольфусу и положил руку ему на плечо. Его лицо мгновенно приобрело строгое, почти злое выражение.

​— Надеюсь, ты оставил джентльменские замашки за дверьми этой комнаты, — только и сказал он, после чего они с Ричардом отошли в другой конец залы и встали перед сгрудившимися в кучу учениками. Антонин взмахнул волшебной палочкой, и их обняло защитное поле. — Начинайте.

​Как и полагается, Беллатрикс с Рудольфусом разошлись и встали в позиции. Волшебные палочки наготове, скрестившиеся взоры — дань уважения противнику. Всего пара секунд молчаливого разговора, понятного только им двоим, а затем резкий переход к действию — с бешеной скоростью воздух разрывают разноцветные вспышки заклинаний, слышно лишь, как они разбиваются о защитные щиты или стены. Ни слова не слетает с плотно сомкнутых губ волшебников. Быстрые, летящие шаги — складывается впечатление, что Беллатрикс и Рудольфус не сражаются, а танцуют.

​Вот заклинание Беллы пролетело в нескольких миллиметрах от уха Рудольфуса, и он оступился, потеряв равновесие. Но не выпустил палочку, а тут же извернулся и ловко послал синюю вспышку в плечо волшебницы. Следом он пустил сразу несколько заклинаний подряд, и последнее подпалило волосы Беллатрикс. Она разъяренно рыкнула и в несколько шагов приблизилась к нему. Они вновь закружились в танце, но уже более остервенело. Изредка то он, то она выкрикивали заклинания. Казалось, нагревался воздух.

​В какой-то момент Рудольфус изловчился и, перехитрив Беллатрикс обманным маневром, сумел выбить волшебную палочку из ее рук. Видимо, решив, что это конец дуэли, он расслабился и совершенно не ожидал, что волшебница даже не оглянется на улетевшее древко, а одним прыжком бросится на Рудольфуса и начнет обычную маггловскую драку. Беллатрикс со всей силы зарядила Рудольфусу кулаком по лицу и, воспользовавшись его промедлением, вырвала палочку. Но она не успела направить ее на оппонента — Рудольфус поймал ее руку и вздернул в воздух так, что палочка смотрела вверх, а их лица остновились в нескольких сантиметрах.

​Они замерли, глядя друг в другу в глаза. А потом Белла вдруг поцеловала Рудольфуса. Ошарашенный, он тут же ослабил хватку, и она смогла вырвать руку и приставить палочку к его шее. Ее лицо залилось горячим румянцем. Дуэль была окончена.

​— Никогда не сдаваться? — не без уважения спросил Антонин.

​— Я имел ввиду не совсем это, но решение… любопытное, — тихо отозвался Ричард. — Все! — крикнул он, и Белла тут же отступила. Остервенелое выражение лица, будто она была валькирией, тут же спало, и она слабо улыбнулась Рудольфусу, возвращая ему волшебную палочку.

​— Это было неплохо, — сказала она, когда они пожали друг другу руки.

​— Это точно, — сдержанно отозвался Рудольфус и заклинанием приманил палочку Беллатрикс и отдал ей.

​Антонин заметил, что, когда другие ученики сразились между собой, были сделаны выводы и намечены новые пути в подготовке каждого, и Ричард повел своих подопечных к выходу, Рудольфус засмотрелся вслед уходящей Беллатрикс. Прежде, чем скрыться за дверью, она обернулась и подмигнула ему.

​(Может быть, зря Антонин ничего не сказал).

* * *

​Ровно в половину седьмого вечера Антонин постучался в дверь квартиры, в которой жила Рита и… и женщина, которая слишком сильно напоминала ту, что не должна была быть здесь. Но с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло много лет, и Антонин надеялся, что просто ошибся. Он постарался не обращать внимания на назойливую мысль, бившуюся в висок — дверь ему распахнула надушившаяся Рита в строгом черном платье в пол с белым поясом и несколькими пуговицами, идущими от него к высокому воротнику.

​Она ему улыбнулась, подхватила с пуфика в прихожей небольшую сумочку и взмахом волшебной палочки потушила свет. Женщина, которой здесь не должно было быть, не появилась в поле зрения, и Антонин убедил себя, что ему показалось.

​(Хотя бы на один вечер).

​Рита и позволила взять себя под руку. Она явно была смущена и даже сконфуженна — отвечала коротко и старалась не смотреть на Антонина. Они трансгрессировали к католическому собору, в котором проходил концерт, посвященный музыке Иоганна Себастьяна Баха, и слились с толпой магглов, хлынувшей внутрь.

​Величественная архитектура здания, искусственно подсвеченные витражи, запах, свойственный церквям, тут же забивший нос, и величественный, возвышающийся на постаменте орган навевали благоговейное впечатление. Зрители заняли свои места на лавках, свет потух и остались гореть зажженные в высоких подсвечниках свечи.

​Зазвучала музыка. Величественная. Пробирающая до мурашек. Дорога к самому Господу.

​Рита слушала завороженно — Антонин часто чуть поворачивал голову, чтобы рассмотреть восторженное, внимающее выражение, украсившее ее лицо. Казалось, Рита вся преобразилась — она была достаточно симпатичной девушкой, но сейчас, позволив музыке обнажить душу, казалась Антонину невероятно красивой.

​Его рука скользнула на ее колено и замерла. Рита сморгнула пелену слез с глаз, но не опустила голову. Казалось, она превратилась в каменное изваяние.

​Антонин мог бы (хотел бы) позволить себе большее, но не решился. То, как его действие вернуло Риту с недостижимых, непонимаемых им высот обратно на землю — бренную, испорченную, грязную, — показалось ему смертельным грехом. Он отпустил колено Риты и вместо этого взял ее за руку, переплетая их пальцы.

​До конца концерта Антонин сжимал ее теплую, чуть влажную ладонь, оглаживая нежную кожу большим пальцем. Он не понимал музыки — не умел, либо же не хотел понимать, — его сердце было закрыто. Но он не думал о вещах, беспокоивших его — как будто кто-то ненадолго отодвинул домокловый меч в сторону. Он забыл о направленных за его головой боевиках, о накаленной политической ситуации в Магической Британии, о женщине в квартире Риты, которая могла принести новые проблемы. Он забыл обо всем.

​Были только звук органа, мерное дыхание Риты и их переплетенные пальцы.

​Антонин не позволил себе поцеловать ее, когда они вышли из собора и, скрывшись в тени, трансгрессировали к ее дому. В глазах Риты стояли слезы.

​Он вдруг остро осознал, что она была хорошим человеком (для него), и что он не хотел запачкать ее сегодня. Ни тогда, когда она плачет после нескольких часов, проведенных в зале собора. Ни тогда, когда ее душа в первый и, быть может, в последний раз открыта ему.

​На прощание Антонин притянул ее руку к губам и осторожно, благоговея, коснулся костяшек ее пальцев.

* * *

​Когда они встретились через несколько дней — вновь ужин, теперь уже в недавно открывшемся ресторане жены Министра магии — светские кумушки только и обсуждали, что чудное оформление, — Антонин снова дожидался Риту с букетом роз — теперь уже белых. Когда она приблизилась к нему, выискивая в сердце хотя бы намек на то, что он ей нравился, Антонин наклонился и поцеловал ее в щеку. Его борода кольнула кожу, и это было все, что Рита ощутила.

​Пустота. Пугающая пустота. Ни отвращения, ни страха, ни влюбленности — не было ничего, что подсказало бы ей, правильно ли и хорошо для себя она поступала.

​Привычно положив руку на локоть Антонина, Рита принялась оглядываться по сторонам. Желая заглушить собственные мысли — должна ли она сбежать или остаться?, — она принялась рассказывать о том, как этот ресторан обсуждается во всех женских журналах — конечно же, с хвалебными и восторженными интонациями, — и как его в последнем письме раскритиковал Корбан.

​Ресторан располагался в белокаменном двухэтажном здании. Окна были подсвечены рызными цветами — слева направо плавно перетекали оттенки от фиолетового до нежно-розового, — а внутри их встретил огромный, освещенный холл. На вычищенном паркете был растелен красный ковер, ведший к располагавшейся посреди широкой лестнице, поднимавшейся к высоким, сейчас распахнутым дверям, из которых доносилось трепетанье скрипок.

​Появившийся как будто из воздуха портье спросил их имена и забрал верхнюю мантию Риты. Не успели они оглянуться, рядом появилась молодая девочка-официантка и пригласила подняться наверх.

​В роскошной зале стены, казалось, были усыпаны золотом. Чередование белоснежного и золотого приятно радовало глаз. Столы были застелены накрахмаленными скатертями, хрустальные фужеры дожидались гостей. На небольшой сцене сидели музыканты. С потолков спускались зеленые ветви, на которых распускались невероятной красоты лилии — розовые, оранжевые, белые — все, на удивление, без запаха.

​— Не понимаю, что могло не понравиться Корбану? — восхищенно оглядываясь по сторонам, пробормотала Рита. Антонин отодвинул стул за их столиком, приглашая ее сесть.

​— У него своеобразные вкусы.

​Рита кивнула и с улыбкой взглянула на устроившегося напротив Антонина.

​— Вы общаетесь?

​— Да, он занятный малый, — кивнул Антонин. — Думаю, в ближайшее время он захочет принять Темную метку, а после я даже возьму его в ученики.

​Рита постаралась не показать удивления и недовольства — Корбан не соблаговолил ни строчки написать о столь важном решении.

​— Так вот, чем ты занимаешься? Играешь роль профессора?

​Антонин усмехнулся и качнул головой. У него были красивые глаза, когда он смотрел на Риту так… по-доброму? ласково? заинтересованно? — она не могла подобрать нужного слова.

​— Пробую себя в этом. На самом деле, у меня много других обязанностей, но тебе я об этом не скажу.

​Рита лукаво прищурилась и, сложив руки на столе, подалась чуть вперед.

​— И даже не намекнешь? — она несколько раз хлопнула ресницами, и Антонин расхохотался.

​— Не намекну. Не забивай свою головку глупостями. Лучше расскажи мне что-нибудь.

​Официантка вернулась с меню, и Рита откинулась на спинку стула. Она воспользовалась удачно подвернувшейся под руку отговоркой, что изучает предложенные блюда, и ничего не ответила. Больше, чем узнать о структуре Пожирателей Смерти, чтобы хотя бы примерно понять их деятельность и роль в современном мире, она хотела спросить, был ли Антонин знаком Гермионой — с тех пор, как они встретились, у нее не выходил из головы тот странный, необъяснимый взгляд, которым он наградил ее.

​Это был единственный вопрос, который беспокоил Риту — вызывал хоть какие-то чувства к Антонину, но она так и не осмелилась задать его.

​После ужина — готовили на редкость потрясающе, — Антонин как обычно проводил Риту. В этот раз он поцеловал ее, и этот поцелуй был новым, непохожим на их первый — привкус вина и горечи. Он был терпеливым, полным ожидания, трепетной надежды, свойственной только зарождающимся отношениям — как будто бы они еще н-е р-е-ш-и-л-и, кем придутся друг другу, как будто самая главная тайна чувства, возникающего между мужчиной и женщиной, еще не была разгадана.

​Антонин отстранился, тяжело дыша. Рита в последний раз попыталась найти в душе хоть одно «против», но, если оно и было — расчет задавил все ненужные эмоции.

​В объятиях Антонина было тепло и спокойно.

​— Моей соседки сегодня нет, — проговорила Рита ему в губы. — Ты можешь подняться.

​Антонин замер всего на мгновение, а после вновь утянул ее в долгий поцелуй. Гермиона с самого утра была на обследовании у доктора Барнса и осталась на ночь в больнице Св.Мунго.

​Рита с Антонином все же поднялись наверх. Он сбросил пиджак, и Рита стянула с него рубашку. На мгновение она отпрянула — вся его грудь была забинтована.

​— Неудачно оступился, — пошутил Антонин, когда она подняла на него глаза.

​Рита знала, что это были последствия работы, о которой он не говорил. Но она промолчала. Поцеловала его в ключицу. Антонин медленно, наслаждаясь каждым ее прикосновением, расстегнул пуговицы на ее платье, и оно упало к ногам.

​(Ни один из них не обнажил душу вместе с телом).

​Антонин не остался на завтрак — он поднялся с рассветным Солнцем и тихо собрался. Прежде, чем покинуть квартиру, оглянулся на мирно спящую Риту. Смятые простыни, несколько нежных, скользнувших к ее лицу лучей. Плечо с тремя родинками. Антонин наклонился к нему и коснулся губами — ему нравилась Рита. Провел пальцами по ее растрепавшимся барашьим кудрям.

​Он, перебинтованный, смотрелся комично рядом с ней — ни одного шрама, ни одной, даже малюсенькой, раны. Гладкая кожа, мягкие изгибы. Она не знала, каково это — идти на смерть. Ее беспокоили по своей сути неважные проблемы денег, статуса и влияния. Антонин знал, что ни о какой любви между ними речи не шло. Но ему нравилось думать, что эта женщина будет его ждать.

​Что его женщина будет его ждать.