В лабиринте тьмы (гет)

От лица Мелиссы

Дверь щёлкнула за мной, ключ повернулся с сухим скрежетом, и я прижалась спиной к деревянной панели, будто могла отгородиться от всего — от Рэя, от себя, от этого урагана чувств, что разрывал меня изнутри. Комната пахла лавандой от пледа и чуть пылью от старых половиц, но я едва замечала это — в голове пульсировал жар его поцелуев, как эхо водопада, что мы видели сегодня. Я рухнула на мягкий ковёр, обхватив колени руками, и закрыла глаза, но это не помогло. Щёки горели, дыхание сбивалось, и я чувствовала, как предательская дрожь растекается по телу.

Я опустилась на ковёр, обхватив колени, и в голове зазвучало: "I wanna dance with somebody, I wanna feel the heat…" Но я не танцевала — я горела, разрываясь между ненавистью к нему и желанием снова ощутить его тепло, его губы, его дыхание с привкусом леса и кофе

Ковёр подо мной был шершавым, пах пылью и старым деревом, и этот запах смешивался с моим собственным — лавандой от мыла и солёным потом страха, что стекал по спине.

Как я могла? Как я могла ответить ему? Ещё недавно его шаги за дверью заставляли моё сердце сжиматься от ужаса, его тень казалась мне чудовищем из кошмаров. А сегодня у водопада я подалась к нему, к его губам — тёплым, с привкусом мяты и лесного ветра, — словно это было так естественно, так правильно. Влажный воздух тогда пах хвоей и мокрым камнем, брызги оседали на коже прохладной дымкой, и я засмеялась, а он поймал мой смех, притянув меня к себе. Его руки — сильные, чуть шершавые — обняли меня, и я не вырвалась, а утонула в этом моменте, как в глубоком озере.

Слабая я, да? Предала себя, свою гордость, свою свободу? Или это хитрость — поддаться, чтобы усыпить его бдительность и сбежать? Нет. Ответ резанул меня, как нож. Я хотела этого. Хотела снова почувствовать его губы, его дыхание, его тепло, хотела пойти дальше, если он решит. Это желание — тёмное, опасное — росло во мне, как пламя, и я не могла его загасить.

Я словно раскололась надвое. Одна часть кричала: "Ненавидь его! Он украл твою жизнь!" А другая тянулась к нему — к его взгляду, глубокому, как ночной лес, к его голосу, низкому и бархатному, к его рукам, что обнимали меня так властно и так нежно. Что со мной? Я заблудилась в этом лабиринте чувств, где страх, стыд и соблазн сплелись в тугой узел, разрывая меня изнутри. Закрыла глаза, но воспоминания нахлынули ярче — его губы, мягкие и требовательные, его дыхание, горячее, с лёгким ароматом кофе, его пальцы, скользящие по моей спине. Это было восхитительно, и я ненавидела себя за то, что не могла это отрицать.

— Ты нужна мне, — сказал он тогда, отстранившись, и его слова — тихие, хриплые — отпечатались в моём сердце. Нужна? Как пленница? Как игрушка? Или как человек? Я не знала, но этот вопрос больше не пугал меня. Я боялась другого — что не хочу свободы. Прошлая жизнь — без него, без этих противоречий, без этого жара — казалась теперь бледной тенью. Я боялась своих желаний, боялась той, кем становлюсь рядом с ним.

Неужели я его люблю? Эта мысль была как удар грома — пугающая, волнующая, сладкая. Хочу быть с ним, чувствовать его руки, его дыхание на своей шее, хочу, чтобы он никогда не отпускал меня. Стокгольмский синдром? Реакция на стресс? Нет, это было глубже — первобытное, необъятное, как извечные горы за окном. Он опасен, он из другого мира, но его взгляд, его прикосновения зовут меня сдаться, подчиниться. Если он захочет большего… я не откажу.

Шаги за дверью заставили меня вздрогнуть. Я затаила дыхание, прислушиваясь — ровные, уверенные, его шаги. Сердце заколотилось, и я поймала себя на том, что жду его. Хочу, чтобы он постучал, вошёл, снова притянул меня к себе. Но боюсь — боюсь утонуть в этом омуте, потерять последнюю нить, что держит меня собой.

— Мелли? — его голос, приглушённый дверью, был мягким, с лёгкой хрипотцой.

— Ты в порядке?

— Да… — выдохнула я, но голос дрожал. Хотела добавить "уйди", но слова замерли, остановились. Я хотела его здесь.

От лица Рэя

Лесной воздух ещё цеплялся за мою куртку — сырой, с запахом хвои и мха, когда мы вернулись с водопада. Мелли юркнула в свою комнату, как лань в чащу, и дверь хлопнула, щёлкнув замком. Я остался в гостиной, у камина, где тлеющие угли пахли дымом и смолой. Её шаги стихли, но я чувствовал её — за стеной, близко, и это будило во мне голод, который я с трудом держал в узде.

У водопада она была другой. Её смех — звонкий, чистый, как брызги воды — ударил меня в грудь, и я не сдержался. Коснулся её плеч, развернул к себе, вдохнул её аромат — ваниль, смешанная с лесной свежестью. Её глаза, тёмные, огромные, смотрели на меня с удивлением, но без страха. Я наклонился, и её губы — мягкие, чуть влажные от брызг — встретили мои. Она ответила, подалась ко мне, и этот миг — её тепло, её вкус, сладкий, с лёгкой горчинкой — был как глоток виски в холодную ночь.

Теперь она прячется, и я знаю почему. Боится себя, боится того, что почувствовала. Я прошёлся по комнате, слушая треск поленьев, и ухмыльнулся — она думает, что дверь спасёт её от меня? Или от неё самой? Хочу ворваться, прижать её к себе, ощутить её дрожь под пальцами, но я сдерживаюсь. Она не игрушка, не добыча — она больше.

— Мелли, ты в порядке? — позвал я, подойдя к её двери. Голос вышел хриплым, но мягким — не хотел спугнуть её.

— Да… — донеслось в ответ, тихо, с дрожью. Она там, за стеной, и я чувствую её смятение, её борьбу.

— Открой, если захочешь поболтать, — бросил я с лёгкой насмешкой, отходя к окну. Лес за стеклом шептался на ветру, и я вдохнул его сырость, пытаясь остудить жар в груди. Она нужна мне — не как пленница, а как женщина, что разбудила во мне что-то давно забытое. Её хрупкость, её сила, её взгляд — всё это держит меня на крючке, и я не хочу с него слезать.

Пусть прячется. Я подожду. Но этот танец в темноте — её тепло против моего голода — только начался.