The final fire of a fallen star | Последний огонь упавшей звезды (гет)

1 сентября выдалось серым и дождливым, будто само небо решило подыграть моему настроению. Платформа 9¾ гудит, как улей: первокурсники мечутся туда-сюда с глазами, полными наивного восторга, старшекурсники смеются, хлопают друг друга по плечам, родители раздают последние наставления с выражением трагедии на лицах, будто отправляют детей не в Хогвартс, а на поле битвы.

Я стою чуть поодаль, чувствуя, как холодный металл ручки чемодана врезается в ладонь. Рубашка застёгнутая до горла, неприятно давит на кадык. Ничего, потерплю.

Поезд встряхивает меня своим свистом. Поднимаюсь. Тепло, пахнет древесиной, магией и каким-то терпким парфюмом. Направляюсь к слизеринским купе — всё как обычно, память ловит знакомые мелочи: стук двери третьего купе, которая никогда не закрывалась нормально, царапина на полу, оставленная, кажется, Карпентер в прошлом году — совершенно не понятно, как.

— Эй, Блэк! — окликает кто-то, прерывая мой анализ. Оборачиваюсь — Дариус Розье, ухмыляется из коридора, как будто рад меня видеть. За его спиной — Кассиус Уорингтон и Регинальд Рейли.

Снова подмечаю расположение каждого предмета. Купе типично слизеринское: дорогие вещи, безупречная форма, воздух пропитан ароматом элитного парфюма Розье и бутылка огневиски на столике. Неприкрытая наглость.

— Не слишком ли дерзко распивать перед старостой? — приподнимаю бровь и уголок губ.

Кассиус фыркает, делая вид, что задумался. Мой глаз едва не дергается от этого звука.

— Староста, значит? — добавляет Рейли, поправляя свой галстук. Он завязан неидеально, последний поворот чуть смещён влево. Сдвиг примерно... неважно. — Мои поздравления. Будешь теперь нашим надзирателем?

Просто вешаю на лицо вежливую улыбку и игнорирую последний вопрос. Вместо этого занимаю место рядом с Дариусом. Тот уже раскладывает шахматы, явно намекая на традиционную партию. Купе прогревается от огневиски и язвительности. Всё на своих местах.

Поезд плавно трогается. За окном расплываются силуэты чужих родителей, и каждая прощальная улыбка навевает собственные размышления.

Матушка снова исчезла без объяснения, а я устал гадать, куда она пропадает. На протяжении всего этого гнетущего лета нам так и не удалось пообщаться нормально. Я снова чувствую, как напряжение нарастает в плечах.

— Как лето, парни? — спрашиваю, пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей.

— О, ты знаешь, как обычно, — Дариус передвигает первую фигуру. — Родители были рады избавиться от моего общества и снова укатили на два месяца в Италию.

Уголок его губ дёргается. Ни тени сожаления. Только сухая констатация.

— Классика, — лениво отзывается Рейли, закидывая ногу на ногу и болтая янтарную жидкость в бокале. — Мои уехали к бабушке, которая до сих пор уверена, что я учусь в Ильверморни. Надеется, что так меньше шансов, что я стану «плохим мальчиком».

Он делает кавычки пальцами.

— Оправдал её надежды? — уточняю я, не отрывая взгляда от доски.

— Ага, — он усмехается. — Слился в экстазе с двумя плохими девочками накануне возвращения. Бабушка бы оценила.

— А я, между прочим, работал. — Говорит Кассиус с тем пафосом, который, по идее, должен впечатлить. — Отец решил приобщить меня к бизнесу — скука смертная, но теперь я знаю, как зачаровать дверную ручку, чтобы она пела арии.

— Чьи? — уточняет Рейли. — Патрольфо или Флориана Форте?

— Конечно, Патрольфо, я же не дикарь, — фыркает он.

Регинальд хихикает. Бокал звякает о край подлокотника. Я сдержанно усмехаюсь, наблюдая, как фигуры на доске начинают формировать победную расстановку.

— Ну, а ты, Регулус? — Кассиус подаётся вперёд, лукаво щурясь. — Всё лето в пыльной библиотеке, как и всегда?

Тик-так. На секунду хочется устало прикрыть глаза.

— Почти, — говорю вместо этого. — Я наследник.

Пауза. Даже огневиски осталось в стороне.

— Я читал про твоего отца, — медленно говорит Дариус, не глядя на меня. Он передвигает фигуру — чёрный слон по диагонали на две клетки. — Мне жаль.

Его голос лишён пафоса, но в нём на самом деле нет сочувствия — снова лишь маска аристократа, к которой все вокруг привыкли.

— Спасибо, — отвечаю ровно, без эмоций. Просто механический ответ на механическое соболезнование. Всё как и должно быть.

Я даже не смотрел, что там могли написать жалкие газетёнки о моей семье.

— Знаешь, что самое забавное? — произносит Рейли, покручивая бокал с огневиски. Его карие глаза прищуриваются лукаво, но в них таится что-то более серьёзное. — Братец твой, похоже, совсем ни о чем не переживает. Сбежал к отбросам Уизли, странно, что они его еще не усыновили.

В этом нет ничего забавного. Доска передо мной расплывается на мгновение. Иногда мне кажется, что реальности не существует. Чёрный слон стоит под неправильным углом. Я вижу это, но не исправляю. Пальцы машинально поправляют манжеты рубашки. Привычно считаю до семи.

В купе становится тихо, даже шум поезда кажется приглушённым. Я знаю, что они ждут моей реакции, но вместо этого просто двигаю следующую фигуру.

— Мат, — произношу спокойно. Не так важно, что происходит внутри. Внешне — только холод.

Дариус смотрит на доску, потом на меня. Его глаза задерживаются на фигурах чуть дольше обычного.

— Впечатляет, — наконец говорит он, откидываясь на спинку сиденья. — Стало быть, титул закреплён. У меня уже давно не было шансов.

Что действительно впечатляет, так это такое легкое признание. Впрочем, Розье, наверное, единственный нормальный человек в этому купе.

Рейли тихо цокает языком, вызывая новую волну раздражения, которую я тут же давлю. Смотрю в окно, и в отражении на стекле вижу себя. Лицо спокойное, как гладь озера.

«Раз, два, три...» Разговор продолжается, но внутри меня бегут цифры, как муравьи в стеклянной банке. Одни пытаются выбраться наверх, другие ползут вниз. Всё куда-то спешат, но никуда не приходят.

— Семь, — бормочу едва слышно.

— Что? — Кассиус приподнимает бровь.

— Ничего, — отзываюсь. Голос сухой, как пергамент.

Разговор скатывается в что-то бессмысленное — обсуждение новых мётел, чьих-то младших сестёр, слухов о замене преподавателя ЗОТИ. Мой мозг фиксирует каждое слово, но не реагирует. Они говорят, потому что не хотят молчать. Я молчу, потому что иначе сорвусь.

Я наблюдаю, как Рейли жует шоколад, одновременно бормоча что-то о девчонках. Он говорит с той ленивой самоуверенностью, которая всегда раздражала меня. Словно не существует ни будущего, ни прошлого. Только очередной бокал огневиски, который он беспечно вливает в себя.

Невысокий, но крепкий, с ленивой походкой. Темно-каштановые волосы, слегка растрепанные — он не уделяет им должного внимания. Карие глаза полны циничного спокойствия. Лицо круглое, с мягкими чертами, делает его обманчиво безобидным.

Ленивый. Циничный оппортунист. Часто пренебрегает учебой, полагаясь на свою природную хитрость. С самой первой встречи я считал его раздражающим парадоксом. С одной стороны — ленивый полукровка, который даже не пытается соответствовать стандартам чистокровных семей, а с другой — его невозможно было назвать глупцом. Я даже завел отдельный список: «Почему Рейли заслуживает презрения», но так и не смог его закончить.

Поезд проходит очередной поворот, в окне мелькают поля, хмурые деревья, редкие проблески заката сквозь тучи. Мы приближаемся. Я чувствую это не столько по ландшафту, сколько сердцем. Оно сжимается, как будто предчувствует, что в этом году всё действительно изменится.

Кассиус то и дело бросает на меня быстрые взгляды — изучающие. Я сам это делаю, но неужели нельзя быть чуть более незаметным?

Перед тем, как что-то из них снова сделает что-либо раздражающее, я решаюсь воспользоваться своим положением старосты, чтобы уйти из купе и немного прогуляться.

Я поднимаюсь, приглаживая рубашку и перехватывая взгляд Уорингтона — он, как обычно, поднимает бровь и чуть склоняет голову, будто ожидает, что я скажу что-то напоследок. Конечно, это было бы прилично.

— Пойду, сделаю обход. Малышня с нашего факультета не должна доставлять особых проблем, но лучше всегда проверить. Скорее всего, не вернусь до прибытия, поэтому увидимся уже в Хогвартсе.

Не оборачиваясь, выхожу в коридор. Здесь прохладно, гуляет сквозняк, воздух менее насыщен парфюмом и выпивкой. Прохожу мимо купе. Некоторые приоткрыты — сдержанный смех, разговоры, чьи-то ноги со столика быстро перемещаются на пол, когда я смотрю на это безобразие.

Иду дальше. Стекло стучит под пальцами, когда я отстукиваю только мне известный ритм. За спиной слышны шаги. Лёгкие, быстрые. Не могу припомнить, чтобы я знал этот топот.

Разворачиваюсь на автомате — и вижу девочку. Второкурсница, причем с Гриффиндора. Кудрявые волосы, слишком большая форма, глаза — круглые, как монеты. Как она вообще забрела сюда?

— Извините... вы... староста? — спрашивает она, неуверенно теребя край мантии.

Я киваю машинально.

— Там… мальчишки в третьем купе кидаются бинтигами. Один попал мне в глаз. — Она звучит почти извиняющейся, как будто виновата в том, что её ударили.

Я моргаю. При чем тут я?

— Где ваши старосты?

Она мнётся, переминаясь с ноги на ногу.

— Их нет… То есть, я не нашла. Они, наверное, в другом вагоне. Или… — она смущенно замолкает.

Прекрасно. Понабирают всяких... Храбрые гриффиндорцы, не иначе. Смело бегут от конфликта и оставляют детей на растерзание бинтигам.

Я вздыхаю, едва заметно.

— Я разберусь, — говорю ровно. — Возвращайся в своё купе.

Она кивает, чуть приободрившись от того, что её восприняли всерьёз, и быстро убегает.

Ручка двери едва заметно вибрирует под пальцами. Заклинание. Глупое, неумело наложенное. Простейшая охранка, чтобы взрослые не входили.

Я снимаю её лёгким движением палочки. Внутри трое — один держит второго за ворот мантии, третий прыгает по сиденьям, размахивая склизким существом, как трофеем.

Я вхожу. Не громко. Но достаточно, чтобы воздух изменился. Тишина оседает, как пыль.

— У вас, случайно, нет занятия поважнее? — вкладываю в голос достаточно внушительности, чтобы никто не осмелился перечить.

Они застывают. Один — с широко раскрытым ртом, второй судорожно отпускает хватку, бинтиг хрюкает и шлёпается на пол.

Не успевают эти паршивцы разразиться бессмысленными оправданиями, как я кожей ощущаю нежелательно присутствие за спиной.

— Что ты здесь делаешь, Блэк? — Голос до неприятного знакомый и хамоватый. — Иди, командуй своей малышней, а наших оставь в покое.

Медленно оборачиваюсь, окидывая компанию ледяным взглядом. Седьмой Уизли и грязнокровка Грейнджер. Не без удивления подмечаю значок старосты на груди этого увальня. Хотя, что еще взять с Дамблдора — он бы и неотесанного лесничего мог назначить старостой Гриффиндора, и ничего бы, в сущности, не изменилось.

Рон Уизли стоит в дверном проёме. Слишком высокий для такого узкого прохода, с небрежно накинутой мантией и выражением лица, будто съел что-то кислое. Весь внешний вид напоминает мне о том, на кого именно променял семью Сириус, и мне хочется вдавить палочку аккурат ему в горло.

— У твоих наших руки не из плеч, — вместо этого отзываюсь я тихо, с ледяной вежливостью. — Один из них запустил бинтигом в девочку. Второкурсница. Слёзы, шок, всё как положено. Жаль, что мне приходится выполнять вашу работу.

Грейнджер тоже появляется в поле зрения — из-за его плеча. Волосы взъерошены, как всегда, взгляд — настороженный.

— Это не твоя ответственность, Блэк, — отзывается она слишком быстро. Голос уверенный, но глаза выдают раздражение. — Мы сами с этим справимся.

Я наклоняю голову чуть ниже — будто в знак покорности. Театрально, с оттенком насмешки.

— Конечно, — кивок, почти сочувственный. — Я понимаю. Вам же нужно ещё успеть выработать коллективную версию событий, в которой никто не виноват.

Рыжий уже открывает рот — скорее всего, чтобы выдать очередную глупость, достойную Уизли, но Грейнджер перехватывает инициативу.

— Мы решим, как наказывать своих, без твоих вмешательств, — говорит она. — Хочешь наводить порядок — начни с собственных подземелий.

Я выпрямляюсь. На миг почти хочется улыбнуться. Почти.

— В подземельях порядок. — голос звучит обманчиво мягко. — В отличие от вашего хлева.

Уизли делает шаг вперёд. Грейнджер хватает его за рукав, сжимает крепко. Он багровеет, брови съезжаются. Издевательская улыбка все-таки пробивается сквозь ледяную маску, я перестаю ее прятать.

Разворачиваюсь, не дожидаясь ответа. Шаги по полу — чёткие, как удары маятника.