Заплутавшие странники. Книга I. Возгорание. (джен)

Скалы и пушистые взгорья проносились под побитыми бортами ордынского дирижабля, временами нежно его касаясь, когда тот начал размеренно и несколько неловко снижаться, привлеченный, словно пчела полным тающей пыльцы цветком, готическими очертаниями утыканного металлическими пиками форпоста, старательно сложенного уже тогда, когда строитель был мёртв и бледнолиц, из фиолетового кирпича. Из-за укутанной одеялами туманов горной гряды выростали башни отчуждённой и отрезанной от всего мира столицы некогда славного государства Лордерон. Крыши нынче замаранных монастырей и серых зданий, чьё строенье в своей настоящей ипостаси отталкивало и отверзало всякого, кто не знавал этот город в стародавние времена, степенно удалялись, храня свое молчаливое существованье, когда глазам Огнебрада предстал вид мглистых лесов и вросших в них лагерей Отрёкшихся.

На мостике, которого своим прибытием почтил дирижабль, паладина встретили два гоблина в черных кожаных костюмах со стальными вставками, обрамлявшими наиболее важные части тела. Разумеется не заплатив, дворф покинул летающий корабль, в прыжке начертив на лбу правого охранника красную линию, а затем, не поспев мыслями за поединком, предпринял попытку закрыться от удара шипастой дубинкой второго, ещё живого, гоблина. Древко копья с острым, колючим и истинно-предательским хрустом преломилось, лишившись благородной формы оружия. Огнебрад, едва не умерщвлённый из-за исхода, коего не предсказал, хотя и был на то способен, отскочил от последующего вражеского замаха и прожжег злопыхателю глаза, после чего вдарил тому в челюсть.

Холодный и безучастный свет блеклого солнца едва ли озарял грунтовую тропу, которая за бесконечные годы пачкалась сотнями сабатонов и омывалась литрами крови. Серый камень столицы свысока взирал на авантюриста глазницами руин.

Паладин, уже безоружный, держался востока, ибо некуда ему было идти, кроме как в Дольный Очаг, что обретался на севере Чумных земель, обнесенный горными массивами. Одинокого путника посетило странное озарение, словно он пришел в себя после затяжного хмельного угара. Словно до сих минут он блуждал в тяжёлом помутнении, а сейчас вернулся в реальность, что била кулаком под дых. То, что было затеяно, вовсе не игра и не манящее приключение, пропахшее сладким алкоголем и дамскими духами. Всматриваясь в, казалось, необъятные дебри черневшего бора, Огнебрад начинал это понимать… Но обернуть все вспять являлось невозможным. Дворфа обуял лёгкий страх, вызванный колючей, дикой неизвестностью, однако непримиримое осознание, возникшее столь же неожиданно и дерзко, сколь непредсказуем и дерзок был блеск пули ранним утром, врезалось в голову — от провала он ничего не терял.

Дорога не отняла много времени и сил. Воин Света без помех со стороны местных обитателей дошёл до врат, что хранили границу Тирисфальского леса. Монструозное и гротескно-жуткое, это военное строение внушало опасения, если не ужас. Огнебрад, ранее с похвальной скоростью принявший решение напасть на лагерь Орды без братьев по клинку, ныне впал в ступор, ибо пройти, на первый взгляд, не представлялось возможным. На подступах возвышались грузные массивы стен, окружённых баррикадами, а за ними, на вершине холма, обретался бастион, чьи башни выступали из близстоящих скал, озирая проклятую землю зелёными огнями. Дворф, подобравшись ближе, по заученной привычке держа правую руку над плечом, дабы при случае выхватить уже несуществовавшее орудие, выглянул из-за угла. Обступив лиловые палатки, покой своих владений хранили Отрёкшиеся, неся сумасбродно-преданную службу, кто в тяжёлых доспехах, а кто в аптекарских балахонах. Над головами же их гордо реяли флаги Подгорода. Вступать в бой было сочтено неразумным, а пройти незамеченным — невозможным. Впрочем, покуда разум паладина был достаточно молод, идеи не переставали его посещать.

Призвав божественного защитника, Огнебрад направил его прямиком в гущу аванпоста. За прибытием непрошенного противника последовали хриплые возгласы и лязганье стали, в коих терялась всяческая бдительность.

Хоть граница Тирисфаля и была преодолена, стоило отдать должное бойцам Королевы-банши — профессионализма они не были лишены.

Пока ещё зелёная листва деревьев, чьи стволы изнывали от прорезавшихся чрез бледную кору опухолей болезненного цвета, меланхолично и потерянно наполняла своим шелестом лужайки и поляны, полнившиеся почерневшими брёвнами, пнями, остатками некогда возжигавшихся кострищев и мертвенными зверями, заключёнными в посмертии. Дорога шла вперёд, ведя за собой Огнебрада, покуда не довела до Андорала. Города, который сейчас более напоминал изглоданные останки, над которыми надругались самым злостным образом и не оставили ничего, что напоминало бы об их прошлом лике. На улицах сего мертвенного и загнанного боями отпрыска человеческой архитектуры не лежало ни единого трупа, ибо каждый восставал против тех, кого ранее звал друзьями. Запах бугристых, липких, волосяных тел нежити не покидал здешнего воздуха. Андорал нынче не смел внушать ничего более презрения. Мало кто способен был проявить сочувствие по отношению к падшему граду, ибо прежняя его эпоха рассыпалась в воспоминаниях.

Паладин, решившись повременить с посещением Дольного Очага, свернул с тропы, чрез кусты и пролески выбравшись на узкий, крутой берег, поросший сухим, жёстким мехом травы. Оказавшись в северном Лордероне, дворф не мог упустить шанса в очередной раз посетить гробницу учителя. С лёгкого разбегу он прыгнул в воды морозного озера (несмотря на летнее время года) Дарроумир, что рекой уходили на запад, пока не втыкались в горы, полукругом обступившие сгустившиеся мглой территории Отрёкшихся.

Отточенными движениями Огнебрад выплыл на противоположный берег. Слегка просушившись огоньком Света, он незамедлительно двинулся на восток, периодически отбиваясь от безжизненных животных.

Путешественника повстречало распутье. Распутье жестокое, алчное и соблазнявшее, ибо одна тропа вела к потенциальной гибели, а другая — домой. Лагерь Промозглого ветра, храбро примостившийся на сей лужайке, помимо воинов Серебряного Авангарда содержал у себя двух грифонов, каждый из которых, пусть и за плату тому, кто за ними ухаживал, на своей спине мог отвезти заблудшего путника в Штормград. В тепло и безопасность, где в тавернах подавали пенистое пиво, а потрёпанные временем кровати приятно поскрипывали под весом уставших приключенцев. Огнебрад, личность не без верований, подобные ухищрения окружающей среды воспринимал как знаки судьбы, что призывали его отказаться от задумки и вернуться к тому, что привычно. Но в нём находились силы идти наперекор. Как минимум, ради того, чтобы доказать. Доказать то, что пока и сам не мог сформулировать.

Воин Света добрёл до кладбища, исчерпывающе названного Холмом Горя. Здесь были похоронены тела героев, что когда-то широкой грудью встали пред ордами Плети с оружием в руках и страхом переполненными глазами. Их души, горевшие потусторонней синевой, вырывались из прогнившей почвы, жаждая кровавого возмездия тем, кто вогнал их под истёсанный могильный камень.

Вечерело. Солнце лениво уходило на покой, алой короной знаменуя приход Луны.

От белого мрамора гробницы веяло загробным холодом, но по окончанию колоннады, что подобно строгим наставникам следила за новоприбывшим, ярился свет. Внутри, под раскидистым куполом, несгибаемой рукою направив горделивый молот к небесам, в сияющем круге, на резном постаменте, кой изображал герб Лордерона, в благородной тишине и неприкосновенности покоился памятник Утеру Светоносному, величайшему из когда-либо существовавших адептов светлой ипостаси мира. Огнебрад, посчитав себя недостойным входить в мерцавший ореол, преклонил колено поодаль, мысленно обращаясь к тому, кто привнёс в его жизнь учение о Свете.

Однако ответа не было. Сколь ни пытался дворф взывать, оставался один. Только он, лицом к лицу со страхами и колебаниями. Человек, что некогда искрился надёжным ориентиром, бросил последователя подавленным и запутавшимся.

Сизые сумерки водрузились на плато Чумных земель, окутав леса и охваченные Плетью селения расплывчатой, неясной дымкой.

Бронзовые монеты притягательно зазвенели, приземлившись в ладонь гнома, пропахшего сеном и кормом. Грифон, быв осёдлан, стремительно взмыл, визжа от пьянившего его полётного азарта, оставляя родной стан и прокажённые местности позади. Покинувши захоронения в дремоте и самозабвении, Огнебрад мечтал лишь о наступлении следующего дня, держа путь в Дольный Очаг.