Звон (джен)

Звень.

Звень-Звень-Звень.

По машинам. По окнам. По крышам. И по мне.

Маленький острый град.

Ударяет и разбивает.

Пули заскулил.

Опоздали. Не успели. Не нашли.

Хорошо, если она не умрёт в больнице.

Пули скулил все громче. Град звенел все чаще.

— Я отвезу тебя к хозяйке, будь спокоен.

Звень, Звень, Звень и Звень.

Голова противно тяжёлая.

Такси ужасно медленное.

Пули ужасно мокрый и несчастный…

Я вижу его в последний раз? Я проиграл? И теперь, если и лезть в дело о конкурсе, то самому, задаром?.. Не получится. Такси забрало последнее.

Нужно было требовать аванс, но я был не в себе. И я так не привык… Пока дядя был, я никогда ни в чем не нуждался.

Звон. Дверь ударила слишком сильно. Звон. Колеса завизжали от встречи с асфальтом.

И даже грустный скулящий Пули вызывал раздраженную боль в голове.

Я должен попытаться. Я должен убедиться.

Я хочу только упасть.

Я не знаю, как доберусь обратно. Я знаю, что Нольди живёт близко, где-то здесь, но к нему… Нет, нельзя к нему. Он запрет меня, он скует меня. Он не оставит мне ничего, кроме последнего пути к дяде. Но я не могу. Не сейчас. Слишком рано.

— Прости, Пули, но дело, что мне поручили, исчерпано. Даже если бы я сам её нашёл… — усталость. Нежелание.

Голова со звона переходящая в неугасающее гудение.

С силой я постучал, хотя звук отдавался во мне ужасно, словно я был каменной оболочкой, ничем внутри не наполненной.

— Здравствуйте, я привёз назад вашего пса, я не виноват, что он за мной увязался, так что ожидаю компенсации за такси и за обед.

Я не смотрел на того, кто открыл мне.

А зря.

Зря.

Через миг меня схватили за ворот и подняли прямо за ткань, игнорируя её треск.

Я встретил глаза.

— Орлов, — которые раньше не способны были выразить столько откровенного гнева. Как же ты испортился, рыжий. Как же ты извратился. Меня сейчас вырвет… Без шуток.

— Растяпкин, — почему именно ты? Почему именно здесь? Почему сейчас?

Хорошо, что мы учились в одной школе, и он не может увидеть того, как мне больно, на моем лице. Плохо, что я, даже имея шанс, не разбил лицо Ренату за все, что приходится терпеть сегодня.

— Это правда? Злат вернулся? И ты снова с ним? Я сейчас же тебя арестую!

— Да пожалуйста, — я поймал его за запястье, стараясь дышать нормально. Медленно. — А хочешь, я отведу тебя к нему и покажу его? Он по тебе скучает!

Он встряхнул меня. Кажется, этой рубашке больше не жить.

Пули зарычал так, что мне стало почти жутко. И радостно. Ну и пусть, попрощаемся. Но в прощанье устроим что-то острое и злое.

Ну и пусть рыжий попробует меня арестовать, тогда его вещам придётся ещё хуже.

— Ты ещё и украл Апулея!

— Украл? — может и украл. Своим больным, больным, больным обаянием, на которое часто жалуется Нольди. — При твоей короткой памяти и твоём слабом слухе, удивлён, что ты такое длинное собачье имя способен выучить! Его хозяйка позволила мне использовать его в расследовании…

— Его хозяин я! — Растяпкин не отпустил, но поставил меня на скамью. Весьма унизительно, если бы голова была достаточно целой.

Он? Он хозяин? Такой хорошей, такой умной, красивой собаки? Это нечестно.

— Так это ты решил придумать ему эту дебильную кличку? — от раздражения остаётся только плевать ядом.

— Если ты из искусства умеешь только добывать деньги, это не значит, что все такие!

Как будто мы с дядей когда-нибудь крали картины и вроде того же. Растяпкин не хочет умнеть.

А вот я… А вот я… Должен держаться. Я сжал его запястье. Надеюсь, он увидел в этом нападение, а не попытку устоять.

— Так дочь Дракона украла у тебя собаку, искусствовед? Понижаешь планку всей академии, смешно.

— Не украла! — плюнул Растяпкин. — Ты что, видел Миланию?

— Мы с тобой её вместе видели, на конкурсе, — я уже не мог понять сам, какой выходит моя улыбка. Ужасной. Ужасной точно. — Кстати, о нем. Ты, наверное, пришёл объяснить, что подружка Мелании пропала по вашей вине? — теперь, когда рыжий назвал её через «и», я точно запомню, что обратный вариант верен. — Может, ещё чтобы сказать, что подружка сама виновата, потому что в городе торговать своим телом запрещено?

Растяпкин превратился в огненный шар. Или это уже пламенело все перед моими глазами. Неважно.

Через миг удар, полный гнева, обрушился.

Я раскололся. Растроился.

Погас.

* * *

Потолок. Потолок. Потолок не зелёный. Стена не зелёная. Воздух мягкий, не сырой. Запах приторный. Без гари. Тишина. Без гудения, но с дыханием. Это не… Это не блок тринадцать.

Голова слишком лёгкая. А вот нос противный… Ну, спасибо, что не хуже.

Я осторожно сел. Тут же чёрная морда ткнулась носом мне в щеку. Пули.

И тут же с кресла подскочил Растяпкин.

За ним, ещё медленнее, с большой кровати, поднялось что-то чёрное… Мелания. Просто растрепанная.

— И как все это объяснить? — я более-менее смог осознать, что меня уместили в раскладное кресло. Не заковали.

А у рыжего на руке бинт. Похоже, он все такой же мастер боя, как и раньше.

Пули лизнул меня в щеку. Я все ещё был не так ясен и не так нормален, и я поцеловал его в нос.

— Не думал, что рядом с тобой даже собаки учатстся, как предавать, — голос Растяпкина звучал даже как-то по-старому. Растерянно.

Предавать? Так это не самотравма, а следы «предательства» у него на руке? Это даже смешно.

— Да, а ещё деревья чумой заражаются, и поля сами себя солью засыпают… — хотя я сам почувствовал, что улыбаюсь. Растяпкин не заслужил быть хозяином Пули. Пули сам так считает. И смотрит на него как на врага. Я бы забрал… Забрал его себе, этого странного пса. Воровать собаку у такой, как Мелания я бы не стал, но украсть у Растяпкина звучит как что-то естественное. Но со мной в нынешнем состоянии Пули ничего хорошего не грозит. — Ты нравишься только хомякам, смирись с этим… Где ты вообще взял Пули?

— Пули, Орлов, я сейчас возьму на самом деле.

Так смешно. Так смешно. Угрожать мне смертью, зная, что дяди нет.

— Да возьми… — хотя сам Пули так ощетинился, и так заворчал, что мне снова стало страшно и приятно. — Собаки на агрессию реагируют агрессией, это не предательство. Ты нападал, так?

— Не на него, а на тебя, моего врага. Собаки должны помогать хозяевам в таком случае.

— Значит, Пули считает, что купить — ещё не значит стать хозяином, — слишком умен. Слишком умен, чтобы Семен его растил.

— А я не покупал его. Я спас его. Рискуя, — на это Семен надавил слишком сильно. Вот уж не ждал… От человека, которому «не надо доказывать, что он лучший».

Как будто без дяди я провалился в другую, совсем другую действительность. Извращенную. Где Семен делает добро не ради добра, а чтобы что-то получить, где Злат это богатый сутенер, где из идейного злодея остаётся обратиться во что-то, размазанное между ним и Академией…

— От чего, интересно? От лазерного луча, который сам же случайно запустил?

— Из Академии! — вдруг совсем гневно.

Я надолго замолчал, пялясь на Растяпкина совершенно по-идиотски.

Потом… Будто дядин голос из глубины прорвался сквозь моё горло:

— Так детей было мало, вы теперь и животных тираните?! Замечательно! Знаешь что, и правда, арестуй меня, хочу плюнуть в лицо каждому высшему лично!

— С радостью это сделаю! — Семен рванулся ко мне, я готовился вскочить и кинуться в ответ, но…

— Перестань, Семён! — Мелания вдруг выскочила между нами, и, чуть подумав — Растяпкин тут же её послушал, а я не рисковал тратить силы зря — драматично раскинула руки. — Мне тоже это не нравится, что в Академии издеваются над собаками!

— Да никто над ним не издевался! Я вообще не знаю, как он туда попал!

Семен никогда ничего не знает. Не стоит от него и ожидать.

Я все-таки встал, и даже это отдавалось противно.

— Люблю Академию за то, что она не меняется: вот теперь там собаки гуляют просто так, — нет. Остаётся надеяться, что Пули не суперпес-шпион, со встроенным огнеметом под хвостом. Но если вдруг и так, все же… Отдавать его обратно нельзя.

— А что тут такого? — тут же переключилась Мелания. — Ты что, не любишь собак? Не понимаешь, насколько они бескорыстно помогают людям?!

— Ну, это, конечно, повод угробить их тысячами на секретной службе.

Мелания вдруг сама приняла такой вид, будто собралась меня арестовать.

— Неблагодарный! Не понимаю, почему вообще Апулей убежал с таким, как ты! Ещё и защищать стал!

Когда-нибудь… Когда-нибудь, Мелания узнает, что такое сарказм, но не сегодня.

— Ну почему же? Я ему благодарен. И привёз сюда, обратно, к тебе. Думал, ты его хозяйка. Собственно… — я помолчал, но не так долго, чтобы они успели подумать. — Слышу, град закончился. Мне пора. Попрощаемся.

— Как это — попрощаемся?! — взвилась Мелания. — Разве ты не слышал?.. — и тут до неё вдруг дошло. Дошло, что она не использует ситуацию в полной мере. И её глаза тут же заблестели. — Нелли в больнице! Она могла умереть!.. Да я… Да мне самой теперь жить не хочется!

О-о. Я улыбнулся, и, может быть, даже Растяпкин видел, насколько это было снисходительно-издевательски.

— Правда, Мелания? Ну я тебе предлагаю разделить это нежелание на двоих. Например, на въезде в город есть чудесный мост, с которого…

— Орлов! — в этот раз я успел увернуться. В основном, потому что после сна или… Чем бы это ни было, чувствовал себя чуть получше.

Ну, зато сам Семен в лучших традициях упал на то самое кресло.

Мелания как-то очень запоздало взвизгнула.

И потом — выскочила передо мной, схватила меня за руки.

— Ты что?! Ты не можешь! Ты должен жить дальше!

— Интересно, кому, — нет, неинтересно. У меня есть свой ответ. Но раз уж игра зашла так далеко, шутку нужно продолжать. По крайней мере, это отвлекает рыжего от темы Злата.

— Тем, кто любит тебя!

Кажется, Мелании пора перекрыть доступ к некоторым формам кино.

— Ой, как удачно совпало: меня как раз никто не любит, — улыбался я все противнее, и старался не замечать взгляда Пули, как и… Мыслей о том, что Нольди эта шутка не понравилась бы. — Можешь спросить у Растя… — я осекся, и как-то вдруг подумал совсем не о том.

Общая собака. Скандалы. Он к ней приходит. Он у неё в комнате ночью.

Замени собаку на ребёнка, выйдет стартовый пак моих родителей, которых, благо, я не видел уже давно.

— Как ты не понимаешь?! Нет, подожди, я знаю! — Мелания и правда смотрела на меня так, как будто нашла великое, всеобщее, идеальное, моментальное средство от желания выйти в окно. — Арина!

О нет. Только не ещё одна, стотысячная подружка.

— Она сирота, и она так одинока! — среди тысячи из вас, ну да. — И ты точно ей очень нравишься!

Я поднял руку. Шутка пошла куда-то не туда. Совсем не туда.

— Забудь. Я это говорил не всерьёз. Моё моральное состояние тебя не касается, как и меня — твоё. Так что, хочется тебе жить или нет, а ты пришла ко мне, чтобы я нашёл твою подругу. Ты нашла её сама. Дело закрыто.

— Нет! Ну нет, то есть, ты не можешь так бросить!

— А ещё я не могу жить без денег и питаться воздухом.

— Так вот как ты к людям относишься! — она уже начала заламывать руки, а Растяпкин… Смешно, кажется, разбивший себе нос не хуже, чем мне, начинал распаляться опять. — К тебе со всей душой, а ты!..

— А я ухожу.

— Нет! То есть, нет… Я… А я нанимаю тебя снова, чтобы ты узнал, что случилось с Нелли! Кто на неё напал?

— А если это пьяный водитель её сбил? — как бы не глядя на Растяпкина, протянул я.

— Н… Ну я хотя бы буду спокойна.

Что-то ты темнишь, Мелания.

— Хорошо, — тем не менее, я подкрался к Семену. — Правда, в этот раз, без аванса работать я отказываюсь, и не против, если это начнётся с ужина. Но заранее, — я поймал его за руку. Хотел, конечно, за прокушенную, но слишком громкими быть ни к чему — за окном ночь. — Нужно расспросить твоего… Друга? — мне это совсем не нравится. Абсолютно. Давно ли Семёну нравятся девушки, вроде неё?

— Он мой парень! — тут же подтвердила Мелания.

— И что, твой парень не способен тебе рассказать по большому секрету, что же такое случилось с твоей подружкой?

— Академия тут не при чем! — красный до ненормальности Семен дернулся, но вырвать руки не смог — я не собирался его отпускать.

— А академия никогда не при чем, особенно, если речь идёт о похищении людей.

— Злат ведь вернулся, разве он не рассказал тебе, где был?!

Семен никогда не станет умнее. Я заглянул ему в глаза.

— А что же ты, и вся академия, его не ловите, если он вернулся? Он-то себя не прячет. Только вы его не узнаете.

Семен распахнул глаза.

— Вот где он был?! Делал пластическую операцию, да?!

Я просто в восторге от того, как это просто. Жаль, остальная академия не такая тупая.

Хотя Евгения тоже думала, что дядя где-то городе. Но она среднее звено, как и Семён. И её кто-то послал… Интересно. Интересно. Больно.

— Думай, как хочешь, Растяпкин. Ты никогда не поймёшь дядю. А меня можешь арестовать, но это расстроит твою девушку, судя по всему.

Я могу сделать вид, что у неё есть варианты, и поддаться своему недоверию, и спросить, почему же это. Но ведь их нет. Академия отняла всякий хлеб, теперь частные детективы заняты тут только проверкой трусов господина Тэ на наличие посещения чужих жён. Правда, теперь Мелания могла бы пойти просто в полицию. Но так неинтересно, они же ей не разрешат шататься рядом…

— И ты займешься расследованием вместо того, чтобы скакать вокруг дяди, Орлов?

Ха. Как ни странно, даже если бы дядя вернулся живым, совсем бросать работу я бы не стал. Хотя и отвлекался бы. Определённо.

— Я чего-то не понимаю?

— Например, ничего, Растяпкин. Злат не так уж отрезан от этого дела, как ты думаешь. Так что попробуй ещё раз подумать, насчёт Академии.

Но Растяпкин, конечно, подумал совсем не об Академии.

— Так это он?! Он?!

Но я так спешить с выводами не хотел. Ренат… Ренат фантастическая тварь, но портить свой товар высокого класса ему ни к чему. Нелли шла к успеху… Сомнительному, но все равно.

А Ренату было жаль сравнительно новенькой для «любимого племянника».

Если только Нелли не нашла способ его довести. Растерзать того, кто его разозлит он, конечно, способен. Но, кажется, предпочтет когтями. Не знаю. Нужно до него добраться. Трезвым и твердым.

— Проверь слух, Растяпкин. Я сказал не это. Только то, что некоторая связь есть.

— А с чего это ты вдруг выдаешь его?

Надо же, начал соображать. Удивительно. Но не к добру.

— Как раз потому, что сильно это ему не навредит. А так, мы слегка поссорились, ничего важного, — то, что Ренат сделал не примут как важное. Не от меня. Кажется мне, даже Нольди напал на него… Чтобы не трогал то, что нравится ему самому.

Впрочем, это — очередная гадость, присущая моей голове.

— Ладно. Я делаю вид, что верю, что дело не Академии, а ты делаешь вид, что меня не видел. И завтра утром мы едем в больницу к Нелли, — хотя сам я отлично понимаю… Такое гладкое согласие работать со мной Мелании ничего не значит. И ответ перед её отцом держать придётся все равно.

Но я уже знаю, что ему сказать. Я знаю.

* * *

Мелания так сильно не хотела есть, что внизу, на кухне, нас ждал едва ли не пир (очевидно, в честь того, что завистливые подруги попадают в МОРГ), который, она, конечно же, не просила.

Минут через пять, когда поняла, что ни меня, ни Пули её драматичная голодовка не волнует, а Растяпкина волнует, но ему не хватает ума её уговорить, она негодующе взяла немного там, немного здесь и в итоге, я даже не уверен, кто из нас опустошил стол в большей степени.

Никакой разницы. Голова снова начинала тяжелеть и втягивать в себя звон вилок и ложек.

Потом... Меня послали в гостевую комнату, и Пули, как будто такой же измотанный, поплелся со мной.

— А как же я? Я думала, ты останешься со мной, чтобы утешить! — безутешной Мелания вовсе не выглядела. Пули устало повернул голову к ней. Все же... Не понимаю, почему он выбрал меня.

— Я с тобой останусь, — осторожно и быстро решил Растяпкин.

По сиянию глаз Мелании, я сделал вывод, что стоит поберечь шутку о сексе на трупе Нелли до утра.

Ушёл в гостевую молча, и провалился сразу же. А во сне, впервые за все это время, вместо звона, вместо крика, вместо хаоса и сумбура... Я услышал дядин голос. Совсем тихий. Совсем тёплый.

— Все будет хорошо, Яся.