Хроноцид: война времени (гет)

Подземелье под мэрией Хогсмида было не склепом и не хранилищем. Вырубленное в скальном основании чертогов времени, помещение дышало древностью, гораздо более старой, чем само здание мэрии XVII века. Воздух был тяжелым, пропитанным запахом сырого камня, пылью веков и чем-то еще — едва уловимым, металлическим, как запах озона после грозы, но холодным и статичным. Стены, грубо отесанные, местами покрытые выцветшими фресками с изображением звезд, планет и сложных геометрических фигур, пульсировали слабым внутренним светом. Не теплым светом факелов (хотя их железные держатели пустовали), а мертвенным, фосфоресцирующим сиянием, будто камни впитали в себя свет давно погасших звезд.

Беллатрикс шла впереди, ее темный силуэт четко вырисовывался в призрачном свете. Ее палочка была наготове, но не излучала активного свечения — лишь слабый, сконцентрированный луч, как указка, скользил по полу и стенам, выискивая ловушки или следы.

Гарри следовал за ней, его собственные чувства были обострены до предела. Здесь, в этом древнем святилище времени, давление реальности ощущалось физически — как тяжесть на плечах, как тиски, сжимающие виски. Звуки с поверхности — отдаленный гул, крики — не проникали сюда. Была только гробовая тишина, нарушаемая их шагами и собственным громким дыханием.

«Энергетический фон запредельный, Гарри,» — голос Гермионы звучал приглушенно, с шипящей помехой, будто она говорила сквозь толщу льда или искаженное пространство. «Это не просто хранилище. Это… фокусирующая точка. Место, где временные линии сходились и раньше, до Коллапса. Их манипуляции начались не в 2028 году. Они копились веками.»

«Следы Совета?» — мысленно спросил Гарри, стараясь не шуметь. Его взгляд выхватывал на стенах выцарапанные руны, не похожие на знакомые ему магические символы. Они были угловатее, жестче, и казалось, в них застыла боль.

«Раньше. Гораздо раньше. Эта символика… она напоминает описания из запретных трактатов Отдела Тайн. Культы Хранителей Линейности. Фанатики «естественного хода». Они считали любые манипуляции со временем богохульством… но сами были не прочь «подправлять» историю в угоду своему порядку.»

Беллатрикс остановилась перед массивной каменной плитой, перекрывавшей дальнейший путь. На плите не было ручек или замков. В центре был высечен тот самый перевернутый треугольник с глазом внутри, окруженный сложной спиралью из все тех же угловатых рун. Плита излучала холод и… сопротивление. Воздух перед ней вибрировал, как над раскаленным асфальтом.

«Запечатано,» — констатировала она, ее голос, обычно такой ровный, звучал напряженно в гнетущей тишине подземелья. «Не магией в привычном смысле. Хроно-барьер. Отражает любое воздействие обратно во времени к источнику. Попробуешь сломать — можешь поразить себя в прошлом.»

Она поднесла палочку к символу, не касаясь. Руны на плите слабо засветились в ответ, пульсируя в такт ее дыханию. «Нужен ключ. Или… правильный резонанс.»

Гарри подошел ближе. Холод от плиты обжигал лицо. Он почувствовал знакомое покалывание шрама на лбу — слабое, но отчетливое. Не боль, а скорее… отклик. Как камертон, вибрирующий в унисон с невидимой силой.

«Осторожно, Гарри,» — предупредила Гермиона. «Твой шрам… он всегда был связан с Темным Лордом, но Волдеморт сам копался в запретных областях времени. Возможно, есть отголосок… резонанс с этим местом.»

«Попробую,» — мысленно ответил он. Не дожидаясь реакции Беллатрикс, которая смотрела на него с ледяным любопытством, он медленно поднял руку. Не палочку. Руку. И поднес ладонь к холодному камню, к центру перевернутого треугольника, к нарисованному глазу.

Контакт. Ледяной ожог пронзил руку до плеча. Гарри стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. Шрам на лбу вспыхнул ослепительной болью. Перед глазами замелькали образы: не Волдеморта, а… чего-то другого. Древние ритуалы под звездным небом. Камни, пьющие время. Лица в капюшонах, шепчущие слова на мертвом языке. Чувство абсолютного, холодного контроля. Желание заковать реку времени в каменные берега.

И… сопротивление. Жаркое, живое, яростное. Образ женщины с распущенными черными волосами и глазами, полными огня, бросающей вызов капюшонам. Молодой Беллатрикс? Или ее далекий предок, такой же мятежный дух?

Плита под его ладонью дрогнула. Не открылась. Завибрировала, издав низкий, каменный стон. Руны вспыхнули ярко-синим светом, затем погасли. Холод немного отступил.

«Резонанс есть,» — пробормотала Беллатрикс, ее глаза сузились. «Но не тот. Ты… чужероден их порядку. Как и я.» В ее голосе прозвучало что-то новое — не презрение, а… оценка. Почти уважение к его способности вызвать отклик в этом мертвом механизме. «Нужен другой ключ. Не физический. Эмоциональный. То, что они ненавидели больше всего.»

Она подошла вплотную к плите, встала рядом с Гарри. Ее плечо почти касалось его. Он почувствовал исходящее от нее напряжение, холодную решимость. Она подняла свою палочку и… опустила ее. Вместо этого она положила ладонь на камень рядом с его рукой. Не на символ. На холодный, шершавый базальт.

«Они боялись хаоса, Поттер,» — прошептала она, глядя прямо в немигающий каменный глаз треугольника. Ее голос звучал тихо, но с металлической силой. «Боялись непредсказуемости. Боялись… жизни, которая всегда ломает планы. Боялись таких, как мы. Изгоев. Мятежников. Того, что не вписывается в их проклятые линейные схемы.»

Она закрыла глаза. Гарри увидел, как сжались ее губы, как напряглись мышцы шеи. Она не произносила заклинания. Она… вспоминала. И эти воспоминания были не словами, а волнами — горячего, слепящего гнева. Боли от потери. Отчаяния от предательства. Жгучего стыда за содеянное. И… яростной, непримиримой воли к существованию. К выживанию вопреки всему. Вопреки Волдеморту, вопреки тюрьме времени в 20-х, вопреки этому аду Коллапса. Эмоции, темные, бурлящие, абсолютно живые, хлынули из нее волной и ударили в камень через точку контакта ее ладони.

Гарри почувствовал это как удар током. Его собственная рука на символе зажглась отраженной болью и гневом. Шрам на лбу вспыхнул с новой силой, но теперь боль смешалась с чем-то иным — с отголоском его собственного бунта против предопределенности, против пророчества, против всего, что пыталось сломать его жизнь. Его ярость на Дурслей, отчаяние после смерти Сириуса, холодная решимость перед последней битвой — все это, хаотичное, неудобное, человеческое, слилось с потоком Беллатрикс.

Плита задрожала сильнее. Каменный стон перешел в треск. Руны вспыхнули не синим, а багрово-красным светом, как раскаленное железо. Перевернутый треугольник с глазом задымился. Раздался громкий щелчок, похожий на ломающийся замок веков. Массивная каменная плита бесшумно съехала в сторону, открывая черный проем, из которого повалил еще более ледяной воздух и запах… старости. Не пыли. Старости времени.

Беллатрикс резко отдернула руку, как от огня. Она дышала часто, ее глаза горели в полумраке, как угли. На ее обычно бесстрастном лице застыло выражение крайнего напряжения и… уязвимости. Она только что вывернула наружу самые темные уголки своей души, чтобы взломать чертову дверь.

Гарри тоже отнял руку. Ладонь онемела, шрам пульсировал. Он смотрел на Беллатрикс Лестрейндж, и впервые не видел в ней врага или холодного стратега. Он видел израненную, яростную душу, такую же потерянную в этом хаосе, как и он сам.

«Это было… опасно, Гарри,» — голос Гермионы прервал момент. Он звучал шокированным. «Такой выброс неструктурированных временных энергий… мог привлечь…»

Ее слова утонули в реве. Не сверху. Из черного проема. Реве, который не был звуком. Это был вибрационный вой, сотрясающий кости, ощущаемый не ушами, а всем телом. Как стон самой Земли под пыткой.

Из темноты вырвался… ветер. Но не воздушный поток. Поток холода. Абсолютного нуля, вымораживающий до костей, выжигающий легкие. Он ударил в них, заставляя отшатнуться. На каменном полу перед проемом мгновенно нарос толстый слой инея, потрескивающего, как стекло.

И в этом ледяном потоке, в черном проеме, засветились глаза. Множество глаз. Холодных, фосфоресцирующих, лишенных всякого разума. Только голод. Холодный, вечный голод.

«Ретро-хищники!» — крикнула Гермиона. «Они питаются остатками времени! Энергией распада! Ваш выброс эмоций… он как сигнал! Бегите!»

Беллатрикс не раздумывала. Она схватила Гарри за рукав и рванула назад, к лестнице. «ДВИГАЙСЯ, ПОТТЕР!»

Они бросились бежать по подземелью. Ледяной ветер гнался за ними по пятам, вымораживая спины. Треск нарастающего льда преследовал их шаги. За спиной слышалось шуршащее, многоногое движение и тот самый вибрационный вой голода.

Гарри бежал, спотыкаясь о неровности пола, сердце колотилось о ребра. Он чувствовал ледяное дыхание хищников на затылке. Беллатрикс бежала рядом, ее дыхание тоже было прерывистым. Она не оглядывалась. Ее палочка была поднята, и она выкрикивала заклинания через плечо, не замедляя бега. Струи ослепительно-яркого огня вырывались из ее палочки, ударяясь в преследующую их тьму. Огонь шипел, сталкиваясь с ледяным дыханием, создавая клубы пара, но не останавливал преследователей. Он только на миг освещал их — чудовищные тени с множеством суставчатых конечностей, покрытых блестящей, как лед, хитиновой броней, с раскрытыми пастями, полными кристаллических игл. Их глаза светились голодным синим светом.

Один из ретро-хищников, меньший, но более быстрый, рванул вперед. Его ледяная лапа с когтями-сталактитами зацепилась за плащ Гарри. Холод, пронзивший как нож, заставил его вскрикнуть. Он споткнулся.

«ПРОТИВОСТОЯНИЕ!» — заорала Беллатрикс, разворачиваясь на бегу. Ее заклинание было не щитом. Это был сфокусированный удар силы. Невидимый кувалда ударила в хищника, отшвыривая его в стену. Хитин треснул с звуком ломающегося льда. Существо завизжало — высоко, пронзительно, нечеловечески.

Но эта задержка позволила другим настигнуть их. Ледяные щупальца обвили ногу Гарри, цепкие и обжигающе холодные. Еще один хищник прыгнул со стены прямо на Беллатрикс.

Она не растерялась. С яростным криком, в котором слились ярость и отчаяние, она не стала отбиваться палочкой. Она бросилась на хищника. Не отступая, а атакуя. Ее движения были стремительными, смертоносными, как у дикой кошки. Она избежала ледяных клыков, ухватилась за хитиновый панцирь и с силой, невероятной для ее хрупкой фигуры, ударила хищника головой о выступ каменной стены. Раздался еще один треск. Существо захрипело.

Гарри, вырываясь из ледяных тисков, увидел это. Увидел, как она, его заклятый враг, сражается не за свою жизнь, а за его. Как она рискует собой, чтобы дать ему шанс. Старая ненависть, страх, недоверие — все это на миг отступило перед шокирующей реальностью этого поступка.

Он вырвался. Ледяные щупальца лопнули, как стеклянные нити. «БЕЛЛА!» — закричал он, не думая, как назвал ее. «К ЛЕСТНИЦЕ!»

Она отшвырнула оглушенного хищника и бросилась к нему. Они вместе рванули к спасительным ступеням. Ледяной ветер выл им в спину, глаза голода светились в метре позади.

Они влетели на лестницу, поднимаясь по ней в два прыжка. Беллатрикс, оказавшись позади Гарри, развернулась на узкой площадке. Ее лицо было искажено гримасой ярости и концентрации. Палочка описала сложную фигуру в воздухе.

«ИНГНИС ФИНИТУС!» — ее крик эхом отозвался в каменной шахте.

Не огненная стена. Взрыв. Концентрированный шар пламени, смешанный с силой разрушения, рванул вниз, в подземелье, навстречу преследующим хищникам. Оглушительный грохот, волна жара, смешанного с ледяными осколками, ударила им в спины. Визг хищников слился в один нечеловеческий вопль боли и ярости.

Они выскочили из здания мэрии, на заснеженную площадь. Дверь за ними захлопнулась с оглушительным грохотом, и каменные косяки покрылись мгновенно наросшим, толстым слоем синеватого льда. Вой и треск из-под земли стихли, заглушенные камнем и льдом.

Гарри и Беллатрикс остановились, опираясь на колени, задыхаясь. Пар от их дыхания клубился в холодном воздухе. Гарри чувствовал боль в ноге, где когти хищника пробили кожу, и холод, все еще живущий в костях. Беллатрикс стояла чуть поодаль, ее плечи вздымались, на скуле краснела ссадина от удара о хитиновый панцирь. Она смотрела на запечатанную ледяным панцирем дверь мэрии, ее глаза горели.

«Они… знали,» — выдохнула она хрипло. «Знают. Ключ… он не здесь. Это была ловушка. Приманка для… неугодных.» Она повернулась к Гарри. В ее взгляде не было упрека за то, что он споткнулся. Была усталость. И что-то еще. Что-то, чего Гарри не видел в ней раньше. Нечто, похожее на… признание. «Ты жив. Это главное.»

Она не сказала «спасибо». Не сказала «пожалуйста». Она констатировала факт. Но в этом факте, в том, как она стояла, прикрывая его от атаки, в том, как она вытащила его из подземелья, было больше истины, чем в любых словах.

Она выпрямилась, смахнула с лица капли воды (пот? Растаявший иней?) и посмотрела на искаженные очертания замка Хогвартс, над которым все так же плыли призрачные парусники.

«Идем, Поттер,» — сказала она, ее голос вернул привычную сталь, но в нем уже не было прежней ледяной отстраненности. Была усталая решимость соратника. «След холодный. Но есть другой путь. Через замок. Там… есть кое-что, что может помочь.»

Она пошла, не оглядываясь. Гарри посмотрел на заледеневшую дверь мэрии, потом на ее удаляющуюся спину. Боль в ноге, холод в костях, усталость — все это было ничто по сравнению с новым, странным чувством. Он не доверял ей. Все еще не доверял. Но теперь он знал. Знал, что в этой изломанной душе, среди всех ее версий, играющих в шахматы с судьбой, есть та, что прикроет его спину в бою. И этого, в этом мире распада, было достаточно.

Он поправил плащ и пошел за ней, оставляя за спиной скованный льдом шрам времени и холодный голод ретро-хищников. Их путь лежал к замку. К Хогвартсу. К новым битвам и, возможно, к новым ключам. И впервые за долгое время Гарри не чувствовал себя абсолютно одиноким в этом безумии.