Уве (джен)

Безветренной летней ночью тысяча сто девяносто шестого года в медленно удаляющейся от фьерьенского берега рыбацкой лодке сидели двое — Уве с дорожным мешком в ногах и крепко сложенный смуглый горбоносый мужчина с весёлыми чёрными глазами да собранной в пучок копной густых кудрявых волос, Халег. Он был одним из из сирот, которым Уве помог в послевоенные годы, когда странствовал по Фьерьену в поисках фрагментов короны. Казалось, Халег совершенно не напрягался, налегая на вёсла, и всё время болтал — почти правильно, переняв реварский язык от Уве по молодости, но даже много лет спустя сохранил отвратительное произношение и почти всегда делал ударение на первый слог, как было принято в Фьерьене.

— …йа и говорью: Бойка, идьи спать на свой коврик, мнье с тобой тьесно. А она говорьит знаешь, что? «Папа, мнье у себье мокро!» — зашëлся в приступе смеха он, хлопнув себя по колену. Уве даже не улыбнулся.

— Рад слышать, что у тебя дома всё хорошо, Халег, — монотонно ответил он, глядя за морской горизонт. Вдали виднелись силуэты фьерьенских кораблей с вёслами и косыми парусами.

— Вообщье-то йа пытаюсь тебье подбодрить. Ты нье мог бы хоть из уваженье к мой тежьелый труд сделать литсо попрощье?

— Я с таким родился.

— Боги, зачем йа представьил это… — хохотнул Халег. — Ладньенько, раз уж тонуть в унынье — болтай, как прошла пойездка?

— Хуже некуда.

— Подробностьи будут?

— Нет, — мрачно буркнул Уве и приложился к большой фляге с вонючим крепким пойлом, обжигающим глотку. Уже не в первый раз.

— А, йа поньел. Удар в спину от муж и превращьение в чудовищье не сделали кровожадный тиран добьрее… Странно, кто мог подюмать?

— Артара не всегда была такой. Не могу выкинуть из головы, как она посмотрела на меня перед поединком. В последний раз… — тихо ответил, болтая оставшийся на дне фляги напиток, Уве. — Я должен был спасти её. Должен. Но я опоздал. Безумие и жажда мести поглотили её без остатка.

— Грусть, йа почтьи тронут. А тепьерь, молью, скажьи, что ты нье оставил бежать по льесу злого дракона бьез ума…

— Что ещё мне было с ним делать?

— Храньи нас Отьец-Солнце и Мать-Луна… Нужьно продать купцам в Ревар больше пружьины для медвежьи капканы, — хлопнул себя по лбу Халег. — Я бы превратьил её в человьек и просто убьил.

— Мечтай. Она отправила к пратоцам больше вооружённых мужчин, чем ты за всю жизнь съел ломтей хлеба.

— Йа нье ел хлеба, йа ел лепьёшка. А она нье доверьала никто из вооружьенных мужчин так, как тебье… — не прекращая грести, Халег многозначительно глянул на Уве. Тот поморщился и снова приложился к фляге.

Незадолго до поездки в Ревар он думал о том же, о чём и Халег. Пытался убедить себя, что в безвыходной ситуации быстрый точный удар был бы милосердным. Даже подготовился, наточил кинжал как следует и узнал, что заклятие, скорее всего, не сработало бы во второй раз, тем более вдали от Хеймхолла. Но в решающий момент так и не смог решиться на это. Просто не смог.

Ещё один жадный глоток. Алкоголь наконец-то ударил в голову.

— А, ньеважно ужье, — махнул рукой Халег и осушил вëсла. — Йа всью жизнь осуждал тебье за вьерность этой… ньедоброй женщинье. Но всье поньал, когда у меньа завелсьа дочь. Только поэтому йа согласилсья ковать твой корон. Кстатьи, где он?

Уве молча пнул свой дорожный мешок так, что тот завалился набок. Среди тряпья в неверном лунном свете что-то блеснуло серебром.

— Что ж, надьеюсь, дракон никогда нье выберьетса из Камьенный Круг, — вздохнул Халег. — Два раза надьеюсь, что никто нье притащьит проклятый корон к дракон…

— Для этого мы здесь.

— Серьозно? Йа что, зрьа чиньил тебье удочку?

Вскоре лодка остановилась. Кривой рог месяца, россыпь совсем чужих звёзд и оставшаяся позади линия берега отражались на гладкой водной кромке словно на поверхности зеркала. Казалось, лодка парит.

Кряхтя, Уве вытащил из мешка корону. Медленно провел шершавыми пальцами по угловатым серебряным узорам и граням полупрозрачного чёрного камня, которые не мог разглядеть из-за слабых глаз. Затем бросил корону Халегу.

— Вытащи камень, — сказал он.

— Зачьем? — приподнял бровь фьерьенец. В его тёмных глазах блеснуло недоверие.

— Оставишь себе в качестве моей благодарности. Он дорого стоит.

— Ты поньимаешь, что нье в тьех руках камьень приведьет к корон нье тьех людей, как бы хорошьо ты ни прятал его? — ответил, доставая нож из-за пояса, Халег.

— Я надеюсь на это. Время не трогает Артару лишь до тех пор, пока заклятие даёт ей долголетие дракона. Если снять его лет через двадцать, она вернётся немощной старухой. Если корона останется вдали от неё ещё дольше… — Уве тяжело вздохнул, не в силах продолжить. — Однажды кто-то должен её освободить.

— Хорошьо, тогда йа продам камьень черьез сорок льет! — с энтузиазмом принялся ковырять корону ножом Халег. — Мнье на сто жизнь вперьед хватило поиска отца и братья в Городье Висельньиков. От старшьего нашьел только башку бьез глаз… Нье виньи себье, ты поступьил вьерно. Это нье должно повторитьса. Нигдье и никогда.

Раздался тихий щелчок. Халег глянул сквозь полупрозрачный чёрный камень на звёзды и припрятал его в прикреплённый к поясу кожаный кошель. Корону протянул Уве. Тот неловко поднялся во весь свой внушительный рост, шатаясь и сильно раскачивая лодку. Залпом осушил флягу и кинул её к ногам. Рукавом утёр бороду и сжал корону в руке так, что её шипы впились в загрубевшую ладонь. Замахнулся посильнее, до хруста в старом больном суставе…

Бросок.

Блеснув серебром в лунном свете на прощание, корона описала дугу в воздухе и с тихим плеском исчезла под водой.

— Да упокоят милостивые боги твою душу… — повторил тихо слышанную тысячу раз реварскую молитву Уве, глядя в точку, из которой по тёмной зеркальной глади залива медленно расходились круги. — Фар алар.⁽¹⁾

1) Прощай навсегда (дословный перевод с языка южных племëн, завершающая фраза погребального обряда)

Вернуться к тексту