Кошки. Магия. Смерть. (джен)

Свет был неестественным. Он не бил в глаза — он разрывал их изнутри, проникая под веки, вгрызаясь в зрение, как ледяной ветер в лёгкие. Северус открыл глаза и сразу же пожалел об этом. Он не был в своей спальне, не был в этом доме. Пространство вокруг не имело формы — ни стен, ни пола, ни потолка, ни звука. Всё существовало и не существовало одновременно. Только этот свет, как последняя вспышка лампы перед тем, как перегорает спираль. Он сжимался. Стягивался в точку.

И из этой точки — без единого звука — вышел он.

Кот.

Белый до невозможности, как выскобленный пепел, как ледяной пепел Арктики. Его шерсть не имела теней — будто каждый волос светился. Глаза — закрытые.

Но голос… голос был.

Он не звучал, он внедрялся — прямо в череп, как мысль, которая никогда не была твоей, но ты вдруг её вспомнил.

— Я — Малик, — прогремело в голове. — Последняя нить. Ты готов?

Северус молчал. Впервые за все эти ночи он не задал вопроса. Не из страха. Просто… чувствовал: вопросов больше не осталось.

Кот повернулся — и пошёл. Не касаясь земли, но не летя. Пространство под лапами само прокладывало путь. Снейп последовал за ним, почти механически. Он не понимал, куда идёт, но внутри знал, что уже был там. Что это — конечная станция, которую он просто раньше обошёл стороной, отвлёкся на другие поезда, на других пассажиров.

И вот — она.

Сцена, вырезанная из собственной плоти памяти.

Запах змеи, крови и смерти. Вязкая темнота, в которую вплетается шепот на языке, которого он больше никогда не выучит.

Он видит себя. Свое тело — согбенное, искажённое, на коленях, как паломник перед алтарём, но алтарь — это боль. На шее — укус. Из него течёт не просто кровь — из него уходит всё. Волшебство. Воля. Тень личности.

Гарри. Он там. Стоит, как ошеломлённый призрак. Глаза полны ужаса, слёз — и... сочувствия. Позднего. Ужасающего.

Северус наблюдает за собой, как за чужим — и не чувствует жалости. Но не чувствует и гордости. Просто усталость. Даже в этой проекции — она читается. Он умирает, как человек, которого никто никогда не спас. Даже он сам.

— Ты умер вот так, — говорит Малик. — Как инструмент. Как средство. Как жертва чужих решений.

Северус сжимает кулаки.

— Это было необходимо.

— Нет, — говорит Малик. — Это было предсказуемо.

Он идёт ближе к телу. Присаживается. Касается мёртвой ладони. И всё — исчезает. Пространство снова белеет.

— Скажи мне правду, Северус. Ты хотел искупить вину?

Молчание.

— Нет, — выдыхает он наконец. — Я хотел...

Он не договаривает. Но Малик кивает.

— Ты хотел жить.

Простая, безжалостная истина.

Северус не отдал жизнь ради героизма. Не ради памяти Лили. Не ради Гарри. Он отдал её, потому что не знал, как иначе поступить. Как иначе выжить, не потеряв лицо. Как встать из грязи, если ты уже в неё врос.

— Всё это время, — говорит он, — я ждал, что кто-то скажет мне: хватит.

— Но ты сам это сказал. Сегодня. Всем им. Себе.

И тогда Малик делает то, чего он не ожидал. Он облизывает его ладонь. Легко. Как обычный кот. Без мистики, без силы. Просто — прикосновение жизни. Северус чувствует тепло. Ладонь больше не холодная. И сердце… бьётся. Он не умирает. Он выбирает.

И Малик шепчет в кости:

— Твоя смерть была узлом. Но ты его развязал. Теперь — иди. Умри по новой.

Слова Малика не были угрозой. Это был приказ как благословение. Разрешение. Северус почувствовал, как его сердце — теперь настоящее, бьющееся, вырывается из грудной клетки, требуя действия. Свет исчез. Осталась только тьма — но и она не казалась пугающей. Просто завершающей. Как кулисы, которые смыкаются не чтобы закрыть, а чтобы начать.

Когда он пришёл в себя, поле боя уже пылало.

Хогвартс — не замок, а обугленная раковина того, что когда-то было школой, домом, тюрьмой. Стены — треснутые, башни — в дыму, воздух — с привкусом крови и золы. На рассвете всё казалось чёрно-белым, как старая фотография, на которой не видно лиц, только силуэты.

Он не знал, каким чудом выжил. Знал только, что не умер тогда, в зале, где змея рвала ему горло. Помнил лишь руки — кто-то сжал его запястья, влил зелье, оттащил. Помнил Гарри. Лицо с грязными щеками и криком в горле. И знал: если выжил — значит, ещё не всё закончено.

Сейчас, прижатый к стене внутреннего двора, он едва стоял. Плащ разодран, на боку — глубокий рез, сквозной, — будто сама магия прошла сквозь него, оставив в теле шрам из света. Рядом валялся щит, развороченный «Авада Кедаврой», но Северус не отпускал палочку. Рука дрожала, пальцы скользили, и всё же — он держал.

Перед ним стоял он.

Тёмный Лорд. Не прекрасный, не страшный — опустошённый. В голосе — злоба, но неуверенность. В движениях — сила, но не безошибочность. Лорд, потерявший нити.

— Ты должен был умереть, Снейп, — прохрипел Волдеморт. — Я убил тебя. Я знал, что убил.

— Ты ничего не знаешь, — отозвался Северус. — И никогда не знал.

Слово за словом — как заклинания. Не ранящие, но разбирающие по кускам.

Волдеморт взвёл палочку. Но Гарри уже был рядом. За ним — Драко. Не прячущийся, не бегущий — а стоящий рядом, в боевой стойке, со сломанным пером и расколотым сердцем. Все те, кого Северус когда-то считал пешками, были здесь — и он был с ними. Не впереди. Не позади. На одной линии.

Заклинания полетели, как рой. Свет и тьма, щиты и удары, крики, взрывы. Северус не чувствовал боли — только жар, только отчаянную решимость закончить то, что начал. Он не мог победить один. Он не должен был. Но каждый удар, каждое контрзаклинание отнимали частичку времени, оставшегося в теле.

Гарри принял на себя смертельный удар, перенаправил его, но Снейп прикрыл спину. Волдеморт атаковал безумно, ослеплённо. Он больше не знал, кого бить. Он терял контроль. Терял себя.

И когда всё закончилось — всё уже горело. Волдеморт лежал. Мёртвый. Не по воле ритуалов, не по воле хоркруксов — просто человек, который умер, потому что слишком долго играл в бога.

Гарри стоял, тяжело дыша. Драко опустился на колени.

А Северус… упал.

Сначала на одно колено, потом на другое. Потом — сполз к стене.

Грудь вся в крови. Лёгкие уже не дышали, а булькали. Голова качалась. Он улыбался — впервые за всё это время. Сел на землю, как солдат после боя, зная: битва выиграна, хотя война внутри него только что закончилась.

Гарри подбежал.

— Нет. Нет, ты не можешь снова...

— Тсс, — прошептал Северус. — Я… не умираю от яда.

И правда. Впервые смерть не была ему навязана. Не была подлостью, каплей в бокале. Она была — ценой, но справедливой. Он посмотрел на Гарри. На Драко. На дымящиеся руины. На небо, наконец-то светлое.

Он умирал. Да. Но не в углу. Не в предательстве. Не в одиночку. Вокруг были другие. Гарри. Драко. Минерва. Флитвик.

Он умирал как воин, а не как призрак. Смотрел в небо и улыбался.