Человек, который хотел быть услышанным (гет)

Как-то так, ребятки, как-то так 🤷‍♀️

После разговора с Дамблдором Северус вернулся в свои покои, не чувствуя ног и не слыша ничего, кроме биения своего сердца.

Слова старика не давали ему покоя. Неужели такое возможно?

Он не помнил, как шёл по коридорам, не видел ошарашенных лиц проходящих мимо него учеников, не помнил, как прошептал пароль, не заметил, как за ним закрылась дверь, и не почувствовал привычного облегчения от того, что оказался в своих покоях. Сегодня подземелья не были его убежищем, сегодня они были его тюрьмой. Не замечая ничего на своем пути, Северус рухнул в любимое кресло и, не моргая, уставился в разожженный его личным эльфом камин.

В голове крутилось одно: его дед не отрекся от него и его матери, он жалел и любил свою дочь и полюбил и попытался позаботиться о нем, о своем внуке.

— Это невозможно, — прошептал Северус, закрывая глаза. — Это ложь. Очередная сказка старика, — но Дамблдор не лгал, он знал это.

Он сидел в кресле, и только тусклый отсвет пламени скользил по стенам, выхватывая из тьмы края полок, флаконы с зельями, старые книги — всё, что еще сегодня утром было всей его жизнью.

Из глубины давно похороненного прошлого всплыл голос. Тихий. Тёплый. Единственный голос, произносящий его имя без презрения и наигранной доброжелательности. Голос матери.

Северус не помнил, чтобы она часто говорила о своей семье, это случалось очень редко. Слишком редко. Всего пару раз на его памяти, и оба — перед тем, как отец вернулся домой в стельку пьяным и с чесащимися кулаками.

Первый — когда ему было лет пять. Маленький Северус сидел на полу и как умел чинил старую куклу, которую, как он потом узнал, его мать когда-то получила в подарок от его бабушки. Мать долго смотрела на него и вдруг сказала: «Ты похож на своего деда».

Он поднял голову.

— Правда?

— Да. Ты — его копия. Даже глаза у тебя его, черные, как ночь.

Маленький мальчик не знал, что ответить, за всю свою короткую жизнь он никогда не видел деда, никогда не слышал его, и в голосе мамы было что-то такое, что его детское сознание не могло понять. Не грусть, не страх, что-то другое. Что-то, что он теперь понял, было тоской.

— Он был суровым человеком, — сказала она. — Строгим, но справедливым. Мало говорил, но много делал. Он никогда не поднимал на нас с мамой руки. Никогда не кричал. Он просто был… — Она замолчала, а потом добавила: — Папой. А твоя бабушка… Она удивительная.

— Почему?

— Потому что, воспитанная в традиционной строгой семье, она никогда не была холодной, чопорной дамой. Она всегда была добра, но умела и быть строгой.

Тогда ничего в словах мамы не смутило маленького Северуса, только с возрастом он понял: для некоторых доброта — это слабость, а для некоторых — бунт.

— Она была красивой, — продолжила Эйлин, смотря в окно. — Осенью особенно. Когда листья падали, а ветер играл с её каштановыми волосами. Она любила сидеть у камина.

— А дедушка?

— Он всегда был рядом, — Эйлин улыбнулась. — Иногда они сидели на маленьком диване, бок о бок, и читали одну книгу на двоих. Молчали. Держались за руки, — она замолчала, а потом тихо, почти шёпотом призналась: — Один раз я видела, как он положил голову ей на колени. А она перебирала пальцами его чёрные волосы, как будто он был не лордом старинного рода, а просто её мальчиком.

И только теперь, годы спустя, он осознал, что часто сидел в кресле у камина, как она. И был суров и молчалив, как он. Он был частью их, даже если никогда не мог назвать их своей семьей.

Северус сидел, погрузившись в воспоминания, не замечая, как поглаживает пальцами обложку блокнота, который в какой-то момент достал из кармана.

Блокноты, семейная реликвия Принцев, его наследство и наследие. Будет ли кто-то, кому он сможет их оставить? Возможно, дочь? Ему бы хотелось иметь дочь, холить ее и лелеять, учить зельям и самообороне, дарить ей цветы и исполнять ее капризы… Но с его-то везучестью и ролью в войне — нет, не будет. Он так и останется последним, ненавидимым собственным отцом Снейпом и непризнанным обществом Принцем. Какая ирония: он, жирноволосая мышь из подземелий, слизеринский упырь и принц, кому расскажи — не поверят и посмеются от души. Еще и Грейнджер, каким-то чудом свалившаяся на его голову. Второй блокнот выбрал ее — чушь! Где она, чистая, гордая, юная, верная себе и своим идеалам гриффиндорка, и он, годящийся ей в отцы, желчный, грубый, загубивший свою жизнь недопожиратель, недоучитель, недомужчина. Точно чушь.

В этот момент раздался тихий хлопок, и перед Северусом, опустив голову и дрожа, появился Динки.

— Хозяин, — благоговейно прошептал эльф, еще утром называвший его «профессором», в голосе которого звучали боль и преданность. — Динки должен был рассказать всё хозяину раньше, но Динки не мог. Правила. Клятва.

Северус медленно поднял взгляд.

— Что за клятва? — Он впервые про такое слышал, обычно эльфам приказывали, и этого было достаточно, а тут клятва. Интересно.

— Клятва, которую Динки попросил принести дед хозяина, покойный лорд Принц, — ответил эльф, не поднимая глаз. — Все мы поклялись хозяину, сэру Сирилу, служить тому, кто несёт кровь и боль рода. Служить тому, кто остался.

— Я — Снейп, — холодно произнёс Северус.

— Нет, хозяин, — эльф поднял голову. Его глаза были полны слёз. — Вы — Северус Принц. Наследник. Последний.

Северус не ответил.

— Динки пришёл в Хогвартс не просто так, — продолжил каяться эльф. — Лорд Сирил призвал всех родовых домовиков перед смертью. Он был слаб, его голос дрожал, но он сказал: «Грядет война. Спасите его. Любой ценой. Спасите моего внука. Он — последняя надежда рода. Он — моя боль и ваше будущее. Если он погибнет, значит, мы все жили напрасно».

Северус почувствовал, как земля ушла у него из-под ног, но промолчал.

— Он знал, что вы страдаете, — разрыдавшись, продолжал вещать Динки. — Он сказал: «Где-то в мире есть та, что увидит его. Та, что не отвернётся от него. Та, что будет любить его, как ваша хозяйка любила меня. Я зачаровал наши блокноты, и, когда она найдется, вы поможете своему хозяину не потерять ее», — эльф высморкался и добавил: — Динки не мог рассказать всё хозяину раньше. Но теперь… Хозяин всё узнал, и Динки будет служить не только его телу, — он посмотрел на блокнот в руках Северуса, — но и душе. Динки очень хороший эльф, лорд Сирил доверял Динки и советовался с ним, как с другом. Для Динки это было честью, Динки надеется стать другом для хозяина Северуса.

Эльф прижал уши к голове и умоляюще уставился на Северуса. Северус закрыл глаза.

— Почему сейчас? — тихо спросил он.

— Потому что хозяин узнал правду, а когда Принц узнает правду, он перестает бояться и начинает действовать, а это значит, что время пришло, — домовик поклонился и исчез.

Просидев без движения еще около десяти минут, Северус открыл блокнот, еще раз перечитал всю их с Гермионой, в своих мыслях он давно уже удостоил девушку обращением по имени, уж слишком она отличалась от остальных учеников, переписку и, тяжело вздохнув, написал: «Спасибо, Герм мисс Грейнджер».

* * *

Гермиона стояла под дверью директорского кабинета и слушала, как за ней тихо поёт феникс. Она не была напугана, но и не была уверена в себе на все сто. В руке она держала теплый, словно пульсирующий блокнот.

За обедом Гермионе передали записку, содержимое которой мгновенно отбило ей аппетит: после ужина директор просил ее зайти к нему на чашечку чая и пару пирожных. Весь оставшийся день она не могла найти себе места, даже написала профессору Снейпу и получила лаконичный и на удивление теплый и интригующий ответ: «Мисс Грейнджер, вам не о чем беспокоиться. Директор вас не съест и память вам стирать не будет, не бойтесь».

— Войдите, мисс Грейнджер, — раздался голос Дамблдора. — Я ждал вас.

Она вошла, феникс выдал еще одну трель. Свет от свечей и тлеющего камина танцевал на стенах, играючи отражался в оконных витражах и стёклах очков директора, который сидел за столом с чайником в руках.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — он указал на кресло напротив. — Я взял на себя смелость и уже налил вам чаю.

Гермиона села, приняла из рук Альбуса чашку, но, не притронувшись к ней, поставила чашку на стол и посмотрела на него.

— Почему? — тихо спросила она. — Почему вы так со мной поступили? Почему вы стёрли мне память?

Дамблдор вздохнул, как старик, проживший долгую трудную жизнь и заглядывавший в чужие сердца достаточно часто, чтобы знать: разочаровываться в ком-то, кому ты доверял — больно. Разочарование — это маленькое предательство, и оно никогда не проходит бесследно.

— Я не стирал, Гермиона, — сказал он. — Я скрыл ненужные вашему юному уму воспоминания, — он посмотрел на неё. — Вы были ребёнком. Я уже рассказал эту историю Северусу и не могу в полной мере рассказать ее вам, поскольку это не мои тайны, но уверяю вас, вся та ситуация вышла совершенно спонтанно. Я не планировал ни ту нашу встречу, ни ее последствия. Я всего лишь хотел сдержать данное когда-то одному хорошему человеку слово, вот и все, Гермиона. Я могу дать вам клятву на палочке — я не причинил и не причиню вам вреда. Всё, что я могу вам сказать, связавшие вас с профессором Снейпом блокноты — фамильные артефакты одной чистокровной семьи.

— Вы… подставили меня.

— Нет, — покачал головой Дамблдор и сделал глоток чая. — Я не знал, что второй блокнот выберет вас. Тогда это было немыслимо, да и сейчас трудно укладывается в голове, хотя и кажется логичным.

— Что вы имеете в виду? — спросила Гермиона и, немного расслабившись и вспомнив слова Снейпа, последовала примеру директора и тоже отпила чаю. Чай был в меру горячим, но не обжигающим. С лёгким привкусом мяты и чего-то терпкого, как будто в нём растворилась сама магия.

Дамблдор улыбнулся.

— Боюсь, не мне вам об этом рассказывать, но, если после разговора с Северусом вам вдруг по каким-то причинам понадобится совет старика — я с удовольствием приглашу вас еще на чашку чая.

— Вряд ли профессор мне что-то расскажет, — Гермиона пожала плечами, — Гриффиндор не пользуется у него популярностью, а друзья Гарри и подавно.

— Я бы на вашем месте не был так категоричен. Да, Северус недолюбливает гриффиндорцев, и у него на это есть причины, но к вам он не испытывает негатива. Он мастер утаивания, но он ценит правду. Как вы уже заметили, он замкнут, и ему может понадобиться время, чтобы решиться что-то вам рассказать, поэтому я прошу вас набраться терпения. Ну и вопрос в том, хватит ли у вас смелости принять эту самую правду?

Гермиона ничего не ответила, она просто кивнула и, сославшись на то, что ее ждут мальчики, извинившись, через десять минут покинула директорскую башню.

* * *

Гермиона вошла в гостиную Гриффиндора и была приятно удивлена, обнаружив сидящего в углу на ее любимом кресле Гарри, обложенного учебниками. Но уже через пару секунд стало понятно: он не учится, он ждет ее, а весь этот учебный антураж здесь для отпугивания Рона, их друг никогда не учил уроки по пятницам, всегда откладывая их на последний момент — вечер воскресенья.

— Ты вернулась, — сказал он, не вставая, но выдохнув с явным облегчением.

— Да, — ответила она, снимая мантию.

— Ты быстро.

— Это был просто разговор, — сказала она, садясь рядом с другом.

— Ты в порядке?

— Да.

— Всё помнишь?

— Да, — она улыбнулась. — На удивление — да.

Гарри кивнул, не стал ни о чем расспрашивать, просто протянул ей чашку горячего шоколада, уже остывшего, но всё ещё тёплого.

— Ты так и не съела ничего на ужине. Я принес тебе булочки.

Гермиона улыбнулась и, поцеловав друга в щеку, отщипнула от булочки кусочек и, прожевав, запила его шоколадом. Теперь, когда она успокоилась, аппетит у нее проснулся какой-то зверский.

— Он мало что мне рассказал, это не его тайна, но он не стирал мне память, — сказала она тихо. — Он… скрыл то, что мне не нужно было помнить.

Гарри нахмурился: — Зачем?

— Он поклялся на палочке, что не причинял мне вреда и не планировал то, что произошло.

— И что теперь?

— Теперь я должна набраться терпения и услышать правду от того, кому принадлежит второй блокнот.

— От кого?

— Я не могу сказать.

— Это опасно?

— Нет, — она покачала головой. — Не думаю.

Гарри задумался: — Это действительно артефакты и они что-то значат?

— Да, — прошептала она. — Они значат больше, чем я думала.

— Ты напишешь ему?

— Ему? — она улыбнулась. — Нет. Он сам напишет мне.

— Уверена?

— Нет.

— Но ты ждёшь?

— Да.

Она посмотрела в огонь: — Директор сказал, что я должна быть готова, и когда он расскажет мне правду, мне нужно будет решить — приму ли я её.

— А ты примешь?

— Не знаю.

— Но ты хочешь всё узнать?

— Конечно, — она прикрыла глаза. — Я хочу всё знать.

Гарри положил руку на её плечо.

— Ты не одна, Гермиона.

Она посмотрела на него: — Спасибо, что ждал.

— Я всегда буду ждать тебя, — сказал Гарри. — Как и ты меня.

— Всегда, — ответила она.

Они еще долго сидели молча бок о бок, Гермиона пила шоколад и ела булочки, а Гарри читал вслух учебник по чарам. Пламя в камине успокаивающе потрескивало, и их маленький мирок был спокоен, а в это время где-то в подземельях, в другой не такой уютной комнате, Северус Снейп сидел за столом и смотрел на свой блокнот. Его мир штормило, Динки уже отчитался, заявив: «Хозяин, ваша мисси покинула кабинет директора и вернулась в башню своего факультета», и Северус знал — теперь его ход, девушка будет ждать его объяснений, но не мог решить, что, когда и как ей рассказать. Написать в блокноте или, возможно, поговорить с глазу на глаз? Оставить ее после урока, назначить отработку или пригласить на чай посредством блокнота?

Северус поднялся на ноги и ушел в спальню, решив принять душ и лечь спать, ведь утро вечера мудренее, но уже через десять минут практически вбежал в гостиную босиком в накинутом на мокрые плечи халате, раскрыл блокнот и решительно взялся за перо:

Гермиона,

Сердце колотилось, но он не стал ничего менять.

директор сказал вам правду. Эти блокноты действительно — фамильные артефакты, я бы даже сказал, реликвия, но всё не так просто. Они принадлежали не одному поколению рода Принц.

Пальцы дрожали не то от холода, не то от волнения, но Северус решил не останавливаться. Это было как сорвать пластырь одним рывком: да, больно, но лучше, чем тянуть кота за хвост.

Моя мать — Эйлин Снейп, урожденная Принц, дочь лорда Сирила и леди Арьи Принц… Эти блокноты — мое, с позволения сказать, наследство.

Взмахом руки Северус призвал из спальни теплые меховые тапки, завязал потуже халат, подкинул дров в камин и, сделав еще один глубокий вдох, продолжил:

Это довольно темная и запутанная история, рассказывать которую я сейчас не имею ни малейшего желания. Скажу лишь, что я узнал ее немногим ранее вас, сегодня утром. Я никогда не был частью семьи Принц, и для меня сложившаяся ситуация столь же необычна, как и для вас.

Стоит ли говорить ей всё? Конечно, стоит! Но как она отреагирует, узнав, что зачарованный блокнот решил, что она идеальная пара слизеринского упыря? И где ее потом искать, когда она сбежит из школы на другой конец острова, лишь бы не связываться с ним?

Мисс Грейнджер, Гермиона… Я должен попросить у вас прощения за то, что напишу ниже, мне искренне жаль, и я обещаю сделать всё возможное, чтобы разорвать эту ненужную вам связь.

Он призвал бутылку огневиски, сделал глоток, на минуту закрыл глаза, а потом бросился на абордаж своих страхов.

Подобного рода блокноты, как вы уже поняли создаются с определенными целями… Блокноты, которые достались нам с вами изначально были созданы как средство…

Слова, которые он писал, будто прожигали бумагу и дыру в его сознании. Никогда в жизни Северус не думал, что ему придется в чем-то подобном признаваться кому-либо, тем более своей ученице.

…для устройства договорных браков между отпрысками чистокровных семей.

Он ждал, что блокнот нагреется и она немедленно напишет что-то вроде: «Вы шутите?» или «Это абсурд!», но ответа не последовало. Только тишина, и тогда он продолжил:

Они не просто средство для передачи друг другу сообщений, они способны передавать ощущения своих владельцев. Эмоции. С помощью подобных блокнотов молодые люди учились понимать друг друга, привыкали друг к другу, прежде чем встретиться в реальной жизни. Обычно блокноты выдавались новоиспечённой паре лордом семьи жениха после заключения помолвки с семьёй невесты, но мой дед, проживший счастливую жизнь с моей бабушкой, решил их модифицировать и перед смертью добавил в них какие-то пока ещё неизвестные мне чары…

Северус провёл рукой по лицу, щеки горели, но не от усталости. От стыда.

Мой блокнот попал ко мне по воле моего деда, второй же блокнот был им зачарован на, если можно так выразиться, поиск моей идеальной второй половины… Гермиона, вы не должны были его получить. Всё это не самое удачное стечение обстоятельств, и я сделаю всё возможное, чтобы старческая прихоть моего деда никак не отразилась на вас. Вы слишком юны и заслуживаете лучшего, чем… чем я.

Он сделал паузу, следующие слова дались ему труднее всего. Слёзы не шли, но внутри всё болело.

Я не знаю, что вы почувствуете, не знаю, о чём вы подумаете, но я должен еще раз попросить у вас прощения. Не за то, что написал выше, я действительно сделаю всё возможное, чтобы вас освободить, за то, что не уверен, что смогу это отменить. Что не уверен, что смогу вернуть вам вашу свободу. Потому что…

Северус остановился, поняв, что едва-едва не переступил черту, за которой уже не будет возврата назад. Он отложил перо, закрыл блокнот и рухнул в кресло, как марионетка, у которой подрезали нити. Он чуть не признался девчонке в своей слабости, и это было бы ужасно, но на него давили годы одиночества и тысячи воспоминаний, которые он больше был не в состоянии нести в одиночку.

* * *

В гриффиндорской башне в спальне девочек Гермиона почувствовала, как блокнот под ее подушкой вспыхнул жаром.

* * *

Где-то в графстве Корнуолл проснулись портреты некоих Сирила и Арьи Принц.