Мистер Барроу: Закаты над Йоркширом (гет)

Запах дегтя и хвои въелся в стены старого ледника, смешавшись с вечной сыростью. Готовое мыло, нарезанное грубыми брусками и выложенное на решетку из чистых веток, застывало в прохладном воздухе. Оно было темным, шершавым на ощупь, но пахло чистотой и лесом. Рабочей чистотой. Гвен провела пальцем по краю бруска, критически оценивая.

— Крепкое. Руки щиплет, если долго. Но грязь — смывает. — Она отломила маленький кусочек, растерла с водой в ладонях. Пена была скудной, сероватой, но жирной. — Для конюхов и кузнецов — в самый раз. Для прачек… попробуем другой рецепт. С маслом. И лавандой, чтобы не щипало.

Я взял два самых ровных бруска, завернул их в чистую грубую бумагу. Образцы для Карсона. Нервы слегка пощипывали, как от щелока. Это был не просто пробник. Это был тест. На доверие. На нашу способность поставлять что-то стоящее. По-настоящему стоящее.

Карсон принял сверток в своем кабинете — маленькой, строгой комнатушке рядом с кладовой серебра. Он развернул бумагу, поднес брусок к носу, брезгливо сморщился, но не отодвинул.

— Деготь. Чувствуется. — Он потер уголком бруска о тыльную сторону ладони, наблюдая за появлением серой пены. — Сурово. Без изысков.

— Для грязи, мистер Карсон, — ответил я, стоя по стойке смирно. — Для смазки, угля, земли. Говорят, руки не трескаются. После — смягчить кремом.

Он кивнул, его взгляд скользнул по моим собственным рукам, теперь лишь слегка шершавым.

— Говорят. — Он повторил слово, как эхо. — Его Светлость упомянул, что в конюшне Бейли у них такое используют. Хвалят. Практично. — Он положил бруски обратно на бумагу, аккуратно завернул. — Оставь. Я покажу Его Светлости. Для служебных помещений. Для мужского персонала. Если одобрит… — Он сделал паузу, его взгляд стал тяжелее, оценивающим. — …будет нужна партия. Регулярно. Цена?

Сердце гулко стукнуло о ребра. Регулярно. Партия. Не тайная продажа по баночкам, а официальный заказ от Дома. Я назвал цифру, заранее обсужденную с Гвен — чуть ниже рыночной, но с учетом объемов и честного приобретения ингредиентов. Карсон хмыкнул.

— Разумно. Жди ответа.

Ответ пришел через день. Не от Карсона лично, а через Анну, передавшую короткую записку во время уборки гостиной: »Дегтярное одобрено. 20 брусков к пятнице. Цена принята. К.» Просто. Без лишних слов. Деловое поручение. Но для нас — контракт.

В леднике царило сосредоточенное оживление. Двадцать брусков — это масштаб. Гвен уже готовала чан — больший, чем прежде. Мешок жира (теперь купленный официально у поставщика поместья, по рекомендации Карсона, что удешевило стоимость), канистра щелока (теперь не старая, а новая, купленная вскладчину), банка дегтя, мешок сосновой хвои для аромата. Наши сбережения таяли, вкладываясь в сырье, но это были инвестиции. В уверенность. В будущее.

— Рецепт надо точный записать, — деловито сказала Гвен, помешивая растапливаемый жир. — Чтобы каждая партия одинаковая была. Для Дома важно. — Она вытерла руку о передник, достала из кармана потрепанный блокнотик и короткий карандаш — свои учебные принадлежности. — Сколько жира? Сколько щелока? Хвои? Температура? — Она записывала, ее почерк был быстрым, уверенным. Бизнес требовал учета.

Я нарезал готовое мыло, стараясь делать бруски максимально одинаковыми. Гвен заворачивала их в бумагу, ставила аккуратный штамп «ДД» (Даунтон Дегтярное) вырезанный мной из пробки и обмакнутый в сажу. Нехитрая маркировка. Но знак качества. Нашего качества. Для Дома.

Когда последний брусок лег в корзину, покрытую чистой мешковиной, мы переглянулись. Усталость давила на плечи, одежда пропахла дымом и дегтем, но на душе было светло. Это был не просто заказ. Это было признание. Пусть пока только практической полезности нашего продукта. Но признание. Карсон доверил нам задачу. Дом платил нам деньги. Наши, честно заработанные.

— Первая прибыль от заказа — на машинку, — сказала Гвен, пересчитывая монеты из мешочка, который я ей протянул (ее доля от аванса). Ее голос звучал твердо. Не просьба. Констатация плана. — Я узнала. В Йорке, у мистера Элтона, есть подержанная «Ремингтон». За разумную цену.

Я кивнул. Образ подержанной «Ремингтон» витал в леднике почти осязаемо. Символ не только ее мечты, но и нашего общего продвижения вперед. На деньги, заработанные мылом для конюхов и кузнецов Даунтона.

Отношения с О’Брайен оставались ледяными. Проходя мимо меня в коридоре, пока я нес корзину с мылом в кладовую для слуг (по указанию Карсона), она бросила сквозь зубы:

— Повеяло конюшней, Барроу. Или это твой новый парфюм? Для особых поручений?

Я промолчал, лишь чуть прибавил шаг. Ее яд меня не достиг. Сегодня — нет. Сегодня я нес корзину не с краденым серебром, а с товаром, заказанным Домом. Поставленным нами. Это был щит, прочнее любых угроз. Она видела это. И ненавидела вдвойне.

Вечером, после сдачи заказа (Карсон лишь кивнул, проверив количество и упаковку: «Хорошо. Приемлемо.»), я шел к леднику. Не для работы. Просто проверить. Гвен уже была там. Она сидела на нашей попоне, устало прислонившись к холодной стене, но в руках держала не блокнот с рецептами, а старую потрепанную книгу. «Коммерческая Корреспонденция». При тусклом свете свечи она водила пальцем по строчкам, шевеля губами.

Я остановился в проломе. Она не услышала. Была погружена в будущее, которое теперь казалось не абстрактной мечтой, а реальной целью, подкрепленной звоном монет в кармане и запахом дегтярного мыла. Наш маленький цех в старом леднике пах не только дегтем и хвоей. Он пах целеустремленностью. И надеждой, выкованной не на пустых мечтах, а на честном труде и первом официальном заказе Дома, имя которого мы теперь с гордостью ставили на наши шершавые бруски. Баночки с кремом стояли в углу — наш тайный старт. Но будущее, казалось, было за мылом и деловыми записками, которые Гвен скоро будет печатать на своей «Ремингтон». Я тихо развернулся и ушел, оставив ее учиться. У нее были свои бруски знаний, которые предстояло обтесать и уложить в основу её карьеры. А у меня был отчет для Карсона и мысли о следующей партии — уже для прачек. С лавандой и маслом. Чтобы руки не сохли.