Warhammer 40000: Аколиты Ордо Ксенос (гет)

228.994.М41

Техножрецы окружили аугур-когитатор. Руны на панелях срывались в белый шум, кристаллы трещали, мехадендриты щёлкали; голоса возносили бинарные хоралы. Старший, с черепом, опоясанным латунными вставками, повернулся к Инквизитору:

— Господин. Когитационные матрицы искажены. Варп-поля вызывают реверберацию субгармоник. Сигналы скачут, словно сам Имматериум противится считыванию. Духи машин не слышат наш зов.

Рорк кивнул. Взгляд скользнул к троице.

— Тогда остаётся то, что уже прошло сквозь эти залы. Живые свидетели.

Сухой жест — и медики ринулись. Стальные жала шприцев впились в плоть; ампулы сакрамент-стимулантов вогнали сердце в бешеный ритм, выжимая из мышц силы больше, чем в них было. По жилам разлился жар, словно в вены влили расплавленный металл. Пальцы дрожали, зубы сводило, но ноги вновь слушались. На языке — вкус меди.

— Если через пару часов подохнем, — процедил Виллем, — считайте это их заслугой.

Их подняли. Иония выпрямилась; по скуле тонкой струйкой стекала кровь из ушей, но голос звучал твёрдо:

— Император уже провёл нас сквозь этот мрак. И если Перст Его повелит — пройду снова.

Пий сжимал обожжённый протез, скрывая дрожь, но шагал. Виллем хмыкнул:

— Машины замолчали — теперь мы их замена. Удобно.

Колонна Инквизиции двинулась к провалу. В её сердце шагали трое, чьи глаза ценились ныне выше любого когитатора.

У края обвала загудели мехадендриты: техножрецы вколачивали тросы и закрепляли печатями чистоты. Люмены заливали стены холодным светом. Вниз уходил не весь лагерь — лишь отряд, подобный клинку.

Впереди — двадцать отборных аколитов Рорка, закованных в силовые каркасы, с болтерами, плазмой и мельтами. За ними — Палатина Сепфоры и её Сестры-Супериор, в броне, словно вырубленной из веры. Рядом шагали три санкционированных псайкера: не измождённые узники, но воины — с аквилами на груди. Их разумы были готовы сплести узлы псионического щита и умереть, удерживая его.

И только за всей процессией шагали они — Виллем, Пий с протезом, ещё пахнущим гарью, и Иония, у которой засохшие кровавые струйки чертили скулы. Вели их не как героев, но как свидетелей, которых нельзя потерять.

— Красота, — буркнул Виллем, цепляясь за канат. — Императорский хор в броне и трое скоморохов в придачу.

Палатина не обернулась, но одна из Сестер-Супериор метнула на него взгляд. Виллем лишь криво усмехнулся.

Инквизитор спускался иначе: створки стабилизаторов его брони раскрылись, и пламя ранца разрезало мрак. Рорк опускался медленно и неотвратимо. Золотая розетта на груди сияла во мраке глубин.

Цепь тросов уходила вниз; по ней, словно чётки, скользили бойцы, сёстры. Лучи люменов чертили конусы света. Литании тянулись эхом за ними.

И среди всей этой стальной процессии — трое, нужные больше всех, но выглядящие меньше всех. Канарейки в шахте Императора.

Они ступили на плиты — и тьма встретила их пустотой. Ни визга, ни шагов, лишь хриплый отголосок люменов. Первое, что бросилось в глаза, — изрешечённые осколками стены и перекошенные силуэты эльдарских турелей. Линзы треснули, стволы вывернуты, будто чьи-то руки скрутили металл.

Виллем скользнул взглядом по сводам, показал рукой влево — туда, где трещина уходила в тёмный пролом.

— Там. Мы уже проходили. Дорога ведёт к залу.

Рорк кивнул:

— Вперёд.

По знаку Инквизитора строй перестроился. Аколиты сомкнулись клином, сёстры выстроились за ними, псайкеры держали середину. Свидетелей втиснули ближе к центру — хрупкие маяки среди стали.

Колонна двинулась. Шаги гулко отзывались в пустых коридорах, люмены дрожали, будто свет сам боялся касаться древних узоров. Путь был узнаваем: обрушенный свод, обугленные следы на плитах, искажённые проёмы. Всё то же, что троица видела раньше — только теперь рядом шёл не измученный отряд, а воинство с аквилой.

— Здесь мы наткнулись на первую засаду, — сказал Виллем, указывая на песчаный зал. В центре валялся почерневший червь. Рядом — два поменьше, свежие, с переломанными сегментами: сюда уже добрались Несущие Слово. На плитах чернели следы прорыва, валялись гильзы, обрывки брони, и одно тело культиста, распоротое и брошенное навзничь. Каждую западню, что прежде ставила их в тупик, теперь отмечали знаки чужой бойни.

По знаку Рорка колонна замирала у каждого такого места, смыкаясь плотнее. Псайкеры держали центр, лица их оставались неподвижными — они ловили отголоски силы клинка.

Дальше путь вёл через пролом, откуда тянуло холодом. Иония прижала ладонь к виску — память отзывалась болью. Пий шагал рядом, молчаливый, с новой железной культей под плащом.

Рорк шёл сбоку, и его голос гулко рассёкал тишину:

— Держать строй.

Впереди всё ощутимей тянуло холодом центрального зала.

Коридор вывел их к лабиринту. Стены жили: узоры дрожали на плитах, воздух густел — и на колонну обрушилась волна чужой воли. Псайкеры пригнулись, зубы их скрежетнули. Один аколит рухнул на колени, заливая шлем кровью из глаз. В ушах у остальных загудело, будто в черепа вбивали гвозди.

И в тот миг тьма распахнулась: из боковых ходов шагнули пятеро. Когда-то они носили доспехи Императора, теперь — несущие слово, исписанные рунами. Болтеры загрохотали, цепные клинки взвыли.

— В строй! — рявкнул Рорк.

Аколиты сомкнулись, отвечая залпом. Сёстры двинулись клином. Псайкеры сцепили разумы, и волна, давившая на кости, чуть отступила, оставив железо на языке.

Схватка длилась мгновения. Двух аколитов разорвало болтами, один несущий пал в огне мельты, ещё одного сёстры вогнали в стену ударами цепных мечей. Остальные, израненные, исчезли обратно в коридоры.

Тишина вернулась, но у многих изо рта текла кровь, и даже люмены дрожали, будто сама тьма дышала рядом.

Лабиринт тянулся. Каждый шаг отзывался в голове. У кого-то кровь шла не только из ушей, но и из носа; кто-то падал на колени, вцепившись в шлем. Псайкеры держали строй, их глаза тлели тусклым светом, но даже они пошатывались.

Из боковых проходов вновь и вновь бросались еретики — по двое, по трое. Их болтеры били в упор, но колонна отвечала залпами, а сёстры отсекали их клинками.

Из тьмы вышел ещё один — выше всех, в доспехах, исписанных хулой. Он ударил цепным мечом, и троих аколитов отшвырнуло. Рорк шагнул вперёд, перехватил замах, сжав руку хаосита. Сервоприводы его брони завыли, металл трещал, но хватка удержала. Плазменный пистолет ткнулся под наплечник врага, и выстрел ослепил мрак.

Еретик рухнул, плавясь изнутри. Рорк пнул обугленное тело, как ненужный трофей.

— Вперёд, — бросил он, и колонна снова двинулась.

Но сильнее всего клинок бил по тем, кого он уже касался.

Ионию ослепили видения: толпы, вставшие на колени перед её словом; гул голосов, что повторяют её имя. Она зажмурилась, дыхание сбилось — и всё же без страха.

— Пустое, — прошептала она. — Не прельстишь.

В Пия ударила другая волна: пиры в честь его имени, братство, слава… и целая, сильная рука. Он хрипло рассмеялся, поднял протез:

— Так мне даже больше идёт.

Виллем скосил взгляд, усмехнулся:

— А мне что, ничего не предложат? Хоть сапоги новые? — бросил он в пустоту.

Иония невольно улыбнулась. Даже среди чужой воли слова Виллема звучали как вызов самому злу.

Каждый поворот приносил удары по разуму: чужие голоса, обещания, угрозы. Засады редели, но удары по душе крепли.

Аколиты спотыкались. Один опустил болтер, глаза стекленели.

— Мать… я вижу её… — прохрипел он, тянув руки в пустоту.

Иония шагнула, сжала его голову ладонями, встряхнула:

— Это не она. Держись.

Он моргнул, взгляд вернулся.

Пий поймал другого: тот рвался сорвать шлем, выкрикивал о славе, что ждёт впереди. Пий заломил ему руки и гаркнул:

— Вставай!

Аколит вздрогнул, снова поднял оружие.

Виллем подхватил третьего: тот рухнул, сдирая с себя броню, будто в груди пылал огонь. Виллем ударил наотмашь так, что металл звякнул.

— Не дохни раньше срока. Очередь твоя ещё впереди.

Колонна собралась вновь. И даже сёстры смотрели теперь иначе — не на «свидетелей», а на тех, кто удерживал строй, когда падали другие.

Остатки свиты, изломанные и усталые, вышли к массивным вратам. Там их встретил залп. Болтерные снаряды рвали воздух; первые ряды рухнули. Двух аколитов отбросило, ещё трое кинулись к обломкам, ища укрытия.

Псайкеры встали плечом к плечу. Купол вспыхнул над ними — тонкий, мерцающий, но удержавший натиск. Волна чужой воли разбилась о щит, и внутри можно было дышать без морока. Но держать его было мукой: лица псайкеров исказились, кровь текла из носов, суставы дрожали, будто сами кости отказывались служить.

Перестрелка разгорелась в открытом пространстве. Болтеры отвечали болтерам, плазма и мельты рвали врагов на части. Сёстры шли рывками, прикрывая друг друга литаниями и огнём.

И наконец колонна прорвалась к вратам. Под их ногами лежали ещё пятеро еретиков-астартес: разрубленные, расплавленные, иссечённые в клочья.

Перед ними высились створы из чёрного камня. Узоры дрожали и шевелились, будто сами искали выход наружу. От них тянуло холодом, как из пасти зверя.

Остатки процессии собрались у врат. Из троих псайкеров держались только двое — третий рухнул, держа купол до последнего. Из Сестёр Сепфоры остались Палатина и одна Сестра-Супериор: прочие легли в засадах. Аколитов осталось пятеро — израненные, в треснувших доспехах, с заклинившим оружием, но стоявшие плечом к плечу.

Виллем, Пий и Иония держались рядом. Стимуляторы отходили: жар сходил, пальцы сводило холодом, дыхание сбивалось. Силы ещё были, но на исходе.

И рядом — Рорк, всё так же шагавший твёрдо, будто путь только начался.

Инквизитор окинул взглядом уцелевших: псайкеры, сёстры, горстка аколитов, трое свидетелей. Четырнадцать из целого отряда. Он встретился глазами с каждым и поднял руку к вратам.

— Вперёд.

Два аколита с мельта-зарядами шагнули. Их лица были бледны, доспехи в копоти и трещинах, но шаг твёрдый. Они двинулись к камню, где узоры колыхались, будто живые.

Остальные стояли, молча. Тишина давила сильнее любого боя. Виллем вдруг протянул руки, положил ладони на плечи Пию и Ионии. Жест был прост, лишён показной теплоты, но тяжёл от прожитого рядом.

— Был рад знакомству, — хрипло сказал он, не глядя ни на кого.

Пий сглотнул, поднял голову:

— Мы ещё выстоим. Император хранит.

Иония тихо добавила, усталыми, но ясными глазами:

— Если это конец, я рада, что шла с вами.

Виллем усмехнулся криво, убрав руки:

— Ну вот. Каждый сказал. Теперь хватит слов.

Мельта-заряды взвыли. Низ ворот раскалился добела. Линии узоров вспыхнули, лопнули. Врата содрогнулись, и из трещин хлынул свет — холодный, слепящий.

Четырнадцать фигур, сомкнувшись в строй, шагнули в проход.

Ослепительное сияние расступилось.

На полу горели круги рун, сложенные из тел. Десятки несущих слово лежали — изломанные, рассечённые, и кровь их питала узоры. В центре стоял ещё один. Лезвие ритуального клинка торчало из его груди, и с губ сорвалась последняя литания.

— …Нет, — выдохнул Рорк.

Барьер вокруг пьедестала трещал. По поверхности шли разломы, из них хлестал свет — режущий, как клинок. Он заполнял воздух, и в сиянии проступала форма.

Сначала — контур. Две головы: одна без глаз, другая — с девятью горящими зрачками. Тело вытянутое, из света и тени, выше человека в несколько раз. Из спины рванулись четыре крыла, разворачиваясь, как полотнища пламени.

В руках — посох. Наконечник вспыхнул изломанным знаком: коготь с отверстым оком.

Свет застыл в теле. Демон материализовался. Клюв разверзся, и в мир хлынул хор — тысячи голосов, каждый вонзался в реальность, как клинок.