Тайна «Болотных Елей» (джен)

Проводив взглядом исчезнувшую в багровом мареве стаю, Анна некоторое время неподвижно сидела в автомобиле, оцепенев от дурных предчувствий.

— Вот и я их увидел, — задумчиво пробормотал Клим Пантелеевич, глядя на пустую балюстраду.

— Наверное, они являются только обречённым, — мрачно предположила Миронова. — Тот бродяга, о котором рассказывал ваш приятель... он тоже их видел.

— Посмотрим, — спокойно ответил адвокат, выходя из машины. Анна заметила, что в его руке вновь появился тяжёлый револьвер.

В пыльных окнах особняка играло зловещее пламя заката. Войдя в просторную прихожую, девушка вновь увидела на полу тёмные, запёкшиеся следы, ведущие от лестницы к дивану. Слуг Сикорских поблизости не наблюдалось. Анна непроизвольно усмехнулась. Вряд ли они вообще когда-либо ещё появятся в здешних местах. Тем временем Ардашев, словно заправский бивачный офицер, уже расстилал возле камина взятые из машины одеяла.

— Я лягу здесь, возле двери, — сказал он. — Вы устраивайтесь там, где спали вчера ночью. На диване.

— Может, разведём огонь? — спросила Анна, со страхом думая о том, что после коротких, кровавых сумерек лес и дом погрузятся в непроглядную тьму.

— Нет. У нас есть фонарь. Будем лежать в темноте и ждать. С револьвером обращаться умеете?

— Да... думаю, да, — неуверенно ответила она. — Дядя обучал меня. Тренировал стрелять по пустым бутылкам.

— И как успехи? Бутылкам доставалось? — усмехнулся Ардашев, проверяя механизм оружия.

— Скажем так, им приходилось несладко, — непроизвольно улыбнулась Миронова в ответ.

— Ладно, стрелять предоставьте мне, — Клим Пантелеевич уселся на одеяла, скрестив ноги, и стал перезаряжать свой большой синеватый кольт, внимательно, почти любовно, осматривая каждый патрон.

Анна не находила себе места. Она нервно бродила по огромному холлу, прощаясь с уходящим днём, как скряга расстаётся с последним золотым. Задержавшись у камина, она задумчиво посмотрела на черные головёшки. Что-то заставило ее протянуть руку. Девушка медленно разгребла носком изящного ботинка остывшую золу. Среди угольков и кусков дерева мелькнуло что-то прямоугольное. Она нагнулась и подняла небольшую записную книжку с перемазанной сажей картонной обложкой и заметно подгоревшими страницами.

— Что вы там нашли, Анна Викторовна? — заинтересовался Ардашев. Он уже закончил с оружием и теперь сидел, прищурив один глаз, и заглядывал в ствол револьвера.

— Похоже на дневник. Видимо, его хотели сжечь, да бросили в пламя слишком поздно… — Анна принялась листать хрупкие, почерневшие по краям страницы, пытаясь разобрать неровные, торопливые строчки в тускнеющем свете из окна. Вдруг она оживилась. — Не может быть... Это же почерк Баси Сикорской. Получается, это ее дневник. Писано по-французски. Странно, зачем она хотела его сжечь… — девушка нахмурилась. — Кое-что понять можно. Слушайте.

«Je le sais, je ne suis pas seule dans cette demeure. La nuit, quand le soleil se couche et que les arbres se découpent en ombres noires derrière la fenêtre, il... ou cette chose... gratte à ma porte. Qui est-ce? L'une de mes malheureuses sœurs? Mère? Si ce sont elles, pourquoi se cachent-elles? Pourquoi essaient-elles d'ouvrir ma porte pour s'enfuir dès que je les appelle? Non! Non! J'ai si peur. Mon Dieu, que faire? J'ai peur de rester ici, il faut que je m'en aille...[1]»

— Хм, — Ардашев хмуро посмотрел на свою спутницу. — Странные заметки…

— На других страницах почти ничего не разобрать, — сказала Анна, осторожно переворачивая обгоревший лист. — Лишь отдельные строки… Вот! «Pourquoi les domestiques ont-ils si peur de passer la nuit à « Błotne Świerki »? La plupart se sont enfuis. Même un triple salaire ne saurait les tenter. Seuls les vieux sont restés, et même eux, ils retournent au village pour la nuit. Mes malheureuses sœurs sont mortes. Je le sais. Il me semble avoir senti comment elles mouraient — dans l'effroi et les tourments. Mais pourquoi? Pourquoi? Si elle… cette créature de couleur… a tué Mère, pourquoi a-t-il fallu qu'elle assassine aussi mes pauvres sœurs? Elles ont toujours été si bonnes avec elle. Contrairement à moi…[2]»

Миронова наморщила лоб, пытаясь разобрать выцветший текст.

— Часть листа оторвана. Дальше идет запись, датированная другим числом, не могу понять, каким именно. «...c'est affreux, ce à quoi la vieille du village faisait allusion. Elle prononçait les noms de Demyan et de Zosia, mais toujours à mots couverts. Elle avait peur, sans doute...[3]» Дальше неразборчиво. «Non! Non! Ce n'est pas possible! Elle est morte, noyée dans les marais ou... ou bien elle est partie. Pourtant... Elle est née sur des terres sauvages et mystérieuses et, plus d'une fois, a laissé entendre qu'elle était initiée aux mystères du vaudou. Elle dansait lors de ces rites affreux, je le sais. Mais comment a-t-elle pu faire une chose pareille? Mon Dieu, une telle chose est-elle seulement possible? Je ne sais que penser. Si c'est elle qui erre dans la maison la nuit, qui piétine derrière la porte de ma chambre et qui siffle de cette façon si étrange, si douce... Non, non, je dois perdre la raison. Si je reste ici, la même mort horrible que celle de mes sœurs m'attend. Et qui plus est, à la même date fatidique. J'en suis certaine...[4]»

Углубившись в чтение, Миронова не заметила, как подкралась мгла, не обратила внимания, что Ардашев подошел и теперь стоит рядом, освещая фонарём ей страницы. Вспомнив, где она находится, девушка вздрогнула и бросила испуганный взгляд в непроглядную тьму коридора.

— Что вы об этом думаете?

— То же, что и прежде, — бесстрастно ответил Клим Пантелеевич. — Решив отомстить Изабелле Сикорской, Зося превратилась в зувемби. Возможно, она ненавидела не только свою мучительницу, но и все семейство. У себя на родине, на островах, она участвовала в обрядах вуду, пока не «созрела», как выразился старик Демьян. Все, что ей было нужно, — это «чёрное зелье». И она его получила. Она убила мать и ее четырёх дочерей. Да уж… страшная месть! С тех пор Зося обитает в этом старом доме, как ядовитая змея в развалинах.

— Но зачем ей понадобилось убивать меня?

— Вы слышали, что сказал Демьян? — напомнил Ардашев. — Гибель человека доставляет зувемби радость. Она заманила Басю наверх, раскроила ей череп, вручила топор и отправила вниз, приказав убить вас. Никакой суд в это не поверит, но, если мы представим ее труп, это будет веским доказательством вашей невиновности. Мои показания тоже учтут. Демьян говорил, что зувемби можно убить... В общем, отвечая в суде, я не стану вдаваться в лишние подробности.

— Зося выходила к лестнице и смотрела на нас, — пробормотала Анна. — Но почему на верхней площадке не осталось ее следов?

— Возможно, вам померещилось. А может, зувемби способна посылать своё изображение... Черт! Зачем ломать голову, силясь объяснить необъяснимое? Лучше приготовимся и будем ждать.

— Не гасите свет! — воскликнула Анна. Спохватившись, она смущённо проговорила: — Впрочем, конечно, выключайте фонарь. Надо, чтобы было темно, как... — Она сглотнула. — Как тогда.

Но едва комната погрузилась во мглу, Миронову охватил животный страх. Она сидела на искромсанном диване и дрожала, как в лихорадке. Сердце бешено колотилось в груди.

— Должно быть, чудесное местечко эта Вест-Индия, — задумчиво произнёс Ардашев из темноты. — Я много слышал о тамошних зомби. А теперь вот — зувемби… Видимо, колдуны знают рецепт снадобья, от которого женщины сходят с ума. Хотя это не объясняет всего остального: гипнотическую силу, власть над мертвецами... Нет, зувемби, видимо, не просто безумная женщина. Это чудовище в облике человека, порождённое колдунами болот и джунглей... Что ж, поглядим.

Он замолчал. В густой тишине Анна слышала лишь оглушительное биение собственного сердца. Из лесу донёсся протяжный, тоскливый волчий вой. Где-то под крышей ухнула сова. Затем, словно чёрный бархатный туман, на дом вновь опустилась тишина. Девушка усилием воли подавила дрожь. Она сидела, не шевелясь, вслушиваясь в темноту.

Ожидание становилось невыносимым; держать себя в руках стоило таких усилий, что Анна обливалась холодным потом. Она до боли стиснула зубы и сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Девушка и сама толком не знала, чего ждёт. Ее проклятый дар здесь молчал. Видимо, нечисть из «Болотных Елей» была ему не по зубам! Невидимый враг, возможно, нападёт вновь, но как? Опять послышится тихий свист, заскрипят под босыми ногами ступени... или внезапно из темноты на ее голову обрушится топор? Кого выберет убийца — ее или Ардашева? А если он уже мёртв?..

Анна ничего не разглядела во мгле, но услышала ровное, спокойное дыхание мужчины. Видимо, он обладал поистине железной выдержкой.

А вдруг… это дышит не Клим Пантелеевич, а враг, бесшумно убивший адвоката и занявший его место? Она чувствовала, что сойдёт с ума, если не вскочит, не закричит и не выбежит сию же секунду из этого проклятого дома. Даже страх перед виселицей не мог заставить ее оставаться в этой удушливой темноте.

Внезапно ровное дыхание Ардашева рядом с ней на миг прервалось, а затем участилось. Анна похолодела, за миг до того, как ее слуха коснулся тот самый, сверхъестественный, манящий и невыразимо жуткий свист...

XXX

Нервы не выдержали. Разум заволокла мгла, такая же кромешная и удушливая, как и та, что ее окружала. На какое-то мгновение она абсолютно ничего не понимала, погрузившись в беспамятство. Затем сознание вернулось, но реальность была искажена до неузнаваемости: ей казалось, что она стремглав бежит по дороге. Дорога была старая, вся в ухабах и ямах. В голове стоял туман, но Анна заметила, что сквозь черные, костлявые ветви не проглядывает ни одна звёздочка. Она испытывала смутное, тупое желание узнать, куда, собственно, бежит.

Похоже, она взбиралась на холм. Юбки страшно мешали, цеплялись за невидимые корни, и это показалось странным — днём она не видела никаких холмов поблизости от поместья. Затем наверху, там, куда она поднималась, возникло слабое, болезненное свечение. Карабкаясь по уступам, принимающим все более правильные, рукотворные очертания, девушка с ужасом поняла, что слышит знакомый, мелодичный и насмешливый свист.

Туман в голове мгновенно рассеялся, сменившись ледяной ясностью. Что с ней? Где она? И тут все стало на свои места! Она не бежала по дороге и не карабкалась по склону холма. Она послушно, шаг за шагом, поднималась по главной лестнице проклятого дома Сикорских.

Анна истошно закричала. Свист звучал все громче, нарастая, превращаясь в рёв торжествующего победу дьявола. Девушка попыталась остановиться, вцепиться в гладкие, холодные перила. В ушах разрывал барабанные перепонки ее собственный, непрекращающийся, беспомощный крик. Она более не владела своим телом. Размеренно ступая, чужие ноги несли ее собственное тело вверх по лестнице, навстречу колдовскому, неземному свечению.

— Ардашев! — закричала она. — Клим Пантелеевич! Помогите, ради Бога!

Крик застрял в горле, превратившись в хрип. Миронова ступила на верхнюю площадку.

Свист резко оборвался, но инерция движения была уже непреодолима. Она не видела источника тусклого света, но заметила впереди, в тёмном проёме зала, неясный силуэт человеческой фигуры, похожей на женскую. Но не бывает у женщин такой крадущейся, хищной походки, таких странных лиц. Это было даже не лицо, а жёлтое, фосфоресцирующее пятно, злобная маска чистого безумия. Она хотела вскрикнуть, но не смогла.

В занесённой для удара клешнеподобной руке хищно сверкнула сталь...

Позади раздался оглушительный грохот. Язык пламени расколол сумрак, на долю секунды осветив падающее навзничь чудовищное существо. Анна услышала пронзительный, тонкий визг, полный боли и ненависти. А затем стало очень, очень темно. Бессильно опустившись на колени, девушка закрыла лицо дрожащими ладонями.

Она не слышала, что говорил ей Ардашев. Наконец мужчине удалось привести ее в чувство. В глаза ударил слепящий свет фонаря. Анна заморгала и прикрылась ладонью.

Клим Пантелеевич нагнулся к девушке, и в его голосе звучала неподдельная тревога:

— Анна Викторовна, вы целы? Господи, да что с вами? Вы не ранены?

— С-с-со мной все в порядке… — пробормотала Миронова, с трудом приходя в себя. — Вы… вы очень своевременно выстрелили. Где она?

— Слушайте! — вскинул руку Ардашев.

Неподалёку, в темноте зала, кто-то ёрзал, бился об пол, корчился в предсмертных конвульсиях. Слышалось скрежетание когтей и тихое, булькающее хрипение.

— Демьян сказал правду, — мрачно произнёс он. — Зувемби можно убить свинцом. Я не промахнулся, хоть и не решился включить фонарь раньше. Когда она засвистела, вы встали и перешагнули через меня, словно меня и не было. Это был гипноз или что-то в этом роде. Я, отчаянно пригибаясь, пошёл за вами по лестнице, след в след. И чуть не опоздал... Признаться, я остолбенел, когда ее увидел. Смотрите!

Он посветил в зал. На этот раз лампочка горела в полную силу. Там, где только что была глухая стена, теперь зияло тёмное прямоугольное отверстие, которого прежде не было.

— Потайная комната! — воскликнул адвокат. — Идём!

Он бросился в зал, и Анна, спотыкаясь, последовала за ним. Они осветили узкий, похожий на туннель, коридор, очевидно, проходивший внутри одной из толстых несущих стен.

— Может, она и не думает, как люди, — пробормотал Ардашев, шагая впереди с фонарём в руке, — но прошлой ночью у неё хватило ума замести следы, чтобы мы не нашли эту потайную дверцу. Вот она, комната!

— Боже мой! — воскликнула Анна. — Это же та самая комната без окон, которую я видела во сне! В ней было трое повешенных...

Ардашев застыл на месте. В ярком круге света появились три сморщенных, сухих, как древние мумии, тела в истлевших грязных ночных сорочках. Мертвецы были подвешены на ржавых цепях к потолку. На пыльном полу под ними аккуратно стояли три пары старых домашних шлёпанцев.

— Сестры Варвары!.. — прошептал Клим Пантелеевич.

— Взгляните! — Мироновой стоило больших усилий говорить членораздельно.

Пятно света переместилось в дальний угол комнаты.

— Неужели эта тварь ещё недавно была женщиной? — прошептала она. — Вы только посмотрите на это лицо, на руки, похожие на клешни, на черные звериные когти! Да, раньше она была человеком... на ней остатки бального платья.

— Несколько лет эта комната служила ей логовом, — произнёс Ардашев, присев на корточки в углу возле жуткой, ухмыляющейся в предсмертной агонии твари. — Вот оно, доказательство вашей невиновности, Анна Викторовна. Сумасшедшая с топором — это все, что нужно знать судьям! Боже, но какая страшная, какая подлая месть! Каким надо быть чудовищем, чтобы связаться с вуду...

— Зося? — прошептала Миронова, глядя на искажённое нечеловеческой злобой лицо.

Клим Пантелеевич медленно поднялся и отрицательно покачал головой.

— Мы с вами неверно истолковали бормотание старого Демьяна и записи несчастной пани Варвары. Должно быть, она под конец все поняла, но из гордости молчала. Теперь я понимаю: мулатка отомстила, но не так, как мы предполагали. Она не стала пить чёрное зелье, приготовленное для неё старым колдуном с болот. Снадобье досталось другому человеку. Видимо, его тайком подмешали в питье. После этого Зося сбежала, оставив прорастать здесь посаженные ею… семена древнего зла.

— Так это... не мулатка? — прошептала Анна, не веря своим ушам.

— Я понял, что это не мулатка, как только увидел ее в коридоре в свете выстрела. Ее лицо, или то, что от него осталось, ещё хранит фамильные черты. Я видел ее портрет в гостиной и не могу ошибаться. Перед вами, Анна Викторовна, существо, некогда бывшее Изабеллой Сикорской!

[1]«Я знаю, кроме меня в доме кто-то есть. По ночам, когда заходит солнце и деревья за окном становятся черными, он… оно скребётся за дверью. Кто это? Одна из моих несчастных сестёр? Матушка? Если это они, зачем им прятаться? Почему они пытаются отворить мою дверь и уходят, когда я их окликаю? Нет! Нет! Мне страшно. Боже, что делать? Я боюсь здесь оставаться, нужно уезжать…» (фран.).

[2]«Почему слуги боятся ночевать в «Болотных Елях»? Большинство из них сбежало. Даже тройное жалованье их не прельщает. Остались лишь старики, да и те на ночь уходят в деревню. Мои несчастные сестры мертвы. Я знаю это. Кажется, я чувствовала, как они умирали — страшно, в мучениях. Но почему? Почему? Если она… эта цветная тварь убила матушку, то зачем ей понадобилось убивать моих бедных сестёр? Они всегда были добры к ней. В отличие от меня…»

[3]«...ужасно, на что намекала старуха в деревне. Она называла имена Демьяна и Зоси, но не говорила прямо. Наверное, боялась...»

[4]«Нет! Нет! Не может быть! Она умерла, утонула на болотах или… или уехала. Хотя... Она родилась в диких, таинственных землях и не раз намекала, что посвящена в тайны вуду. Она плясала на этих ужасных обрядах, я знаю. Но как она могла пойти на это? Боже, да неужели такое возможно? Не знаю, что и думать. Если это она бродит в доме по ночам, топчется за дверью моей спальни и так странно, так нежно свистит... Нет, нет, я, видимо, схожу с ума. Если я здесь останусь, меня ожидает такая же ужасная смерть, как и моих сестёр. Причём, в ту же роковую дату. Я уверена в этом...»