Спаситель империи. Невошедшее (джен)

Холодный пот стекал по вискам Владика, а сердце колотилось в груди, словно пойманная птица. Сон был настолько реален, настолько ужасен, что даже пробуждение не принесло облегчения. Он видел их — своих родных, свою семью, ту, которую он так любил, но в этом кошмаре не смог уберечь. Видел их лица, искаженные страхом, слышал крики, которые эхом отдавались в подвале Ипатьевского дома. И он, Владик, стоял беспомощный, не в силах ничего изменить.

Резкий вздох вырвался из его груди, и он резко сел на кровати, задыхаясь. Слезы текли по щекам, обжигая кожу. Комната была погружена в полумрак, лишь тусклый свет луны пробивался сквозь тяжелые шторы, освещая знакомые очертания мебели. Но сейчас все казалось чужим, зловещим.

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату ворвался свет. На пороге стоял его отец, император Николай Александрович, с встревоженным лицом. Рядом с ним, прижимаясь к его ноге, стоял Алексей, его брат, с широко раскрытыми от беспокойства глазами.

— Владик? Что случилось, сынок? — голос отца был полон нежности и тревоги. Он быстро подошел к кровати, его шаги были бесшумны на мягком ковре.

Владик, не в силах сдержать рыдания, бросился к отцу, обхватив его руками. Он уткнулся лицом в его плечо, чувствуя знакомый запах табака и чего-то неуловимо родного. Слова вырывались из него сбивчиво, прерываясь всхлипами.

— Папа… мне… мне приснился такой страшный сон… Подвал... Восемнадцатый год...Я… я не смог… не успел вас спасти… — он не мог произнести их имена, страх сковал его горло.

Император крепко обнял его, прижимая к себе. Его рука гладила Владика по спине, успокаивая, словно маленького ребенка. Он чувствовал, как дрожит тело приемного сына, как сильно бьется его сердце.

— Тише, тише, мой дорогой. Это всего лишь сон. Всего лишь сон. Мы рядом. Мы живы. Все мы, — шептал Николай Александрович, его голос был низким и ласковым. Он покачивал Владика в своих объятиях, пытаясь унести его от ужаса, который еще не отпустил.

К ним подошел Алексей. Он робко прикоснулся к руке Владика, его взгляд был полон сочувствия. Он тоже знал, что такое кошмары, знал, как тяжело от них оправиться.

— Владик, не плачь, — тихо сказал Алексей, его голос был еще детским, но уже звучал с оттенком заботы.

Николай Александрович, продолжая обнимать Владика, перевел взгляд на Алексея. Он видел, как тяжело сыну, и хотел сделать все, чтобы успокоить его. В такие моменты слова казались бессильными. Тогда он вспомнил. Вспомнил мелодию, которая всегда приносила утешение, мелодию, которая звучала как нежное прикосновение.

Он тихо, почти шепотом, начал напевать. Это был романс Рахманинова, "Сирень". Его голос, обычно властный и уверенный, сейчас звучал мягко, с легкой грустью, но в то же время с глубокой любовью.

"Поутру, на заре,

По росистой траве,

Я пойду свежим утром дышать;

И в душистую тень,

Где теснится сирень,

Я пойду своё счастье искать…"

Мелодия разливалась по комнате, окутывая их, словно невидимое одеяло. Владик, все еще всхлипывая, прислушивался к голосу отца. Он чувствовал тепло его рук, чувствовал присутствие брата рядом. И в этой музыке, в этой нежной, печальной мелодии, он находил утешение.

"В жизни счастье одно

Мне найти суждено,

И то счастье в сирени живёт;

На зелёных ветвях,

На душистых кистях

Моё бедное счастье цветёт."

Николай Александрович продолжал петь, его взгляд был устремлен на Владика, пытаясь передать ему всю свою любовь и поддержку. Он знал, что будущее полно неизвестности, что их ждет много испытаний. Но в этот момент, в этой тихой ночи, он хотел показать своему приемному сыну, что он не один. Что у него есть семья, которая любит его и будет защищать.

Постепенно всхлипы Владика стали тише. Он все еще прижимался к отцу, но напряжение в его теле начало спадать. Мелодия "Сирени" уносила его прочь от кошмара, возвращая в реальность, где его любят и берегут. Алексей, прижавшись к отцу, тоже слушал, его маленькое сердце наполнялось спокойствием.

Когда песня закончилась, в комнате повисла тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием спящих. Владик поднял голову, его глаза были еще красными от слез, но в них уже не было прежнего ужаса. Он посмотрел на отца, на Алексея, и почувствовал, как тепло разливается по его груди.

— Спасибо, папа, — прошептал Владик, его голос был еще хриплым, но искренним.

Николай Александрович улыбнулся, его глаза светились нежностью.

— Всегда, сынок. Всегда, — Он снова обнял Владика, крепче, чем прежде, — Помни, Владик, сны — это всего лишь тени. Они не имеют власти над нами, пока мы вместе.

Алексей, почувствовав, что брат успокоился, тоже обнял его за шею.

— Мы всегда будем вместе, Владик, — сказал он, его голос был полон детской уверенности.

Император, обняв обоих сыновей, почувствовал, как тяжесть с его собственных плеч немного спадает. Он знал, что будущее непредсказуемо, но в этот момент, в этой тишине, он чувствовал себя сильным. Сильным благодаря этим двум мальчикам, которые были его семьей.

— А теперь, мои дорогие, — сказал Николай Александрович, его голос снова обрел привычную мягкость, — давайте попробуем снова уснуть. И пусть вам снятся только самые добрые сны.

Он помог Владику устроиться в постели, укрыл его одеялом. Но мальчик не хотел отпускать отца. Император прилёг вместе с ним. Алексей, не желая расставаться с братом, устроился рядом, прижавшись к нему и к отцу. Николай Александрович поцеловал каждого в лоб.

— Спите, мои сокровища, — прошептал он, и, убедившись, что сыновья снова погружаются в сон, обнял своих сыновей и в тишине ночи они погрузились в спокойный сон. Но теперь эта тишина была наполнена не страхом, а покоем и нежностью. И где-то в глубине души Владика, под звуки затихающего эха "Сирени", зарождалась надежда, что их семья, несмотря ни на что, будет спасена.

https://rutube.ru/video/17a5de2837bc011046cf342bce9074bd/?ysclid=mh81ik4m5o986049540 сам романс напеваемый царём.