Настоящий Человек (джен)

Ниже следуют избранные записи из дневника

У меня больше нет оправданий, чтобы затягивать. Я действительно овладел всеми заклинаниями, к которым имел доступ. Изначальная причина, по которой я здесь остановился — желание выучить больше заклинаний, — больше не актуальна. К тому же это место едва ли поможет мне в достижении моих целей.

Я всё ещё изучаю, как материализовать подобие одежды из той же отвердевшей маны, что и моя плоть. Судя по моим выводам, это умение присуще большинству демонов, потому-то в исходной истории они и могли щеголять в приличной одежде, живя вдали от людских обществ. Я никак не могу понять, почему эта способность стала мне доступна лишь неделю назад. Моя основная гипотеза: по достижении определённого уровня силы или, возможно, возраста, во мне «открывается» понимание того, как придавать мане форму одежды. Данный процесс мало отличается от инстинктивной регенерации: такая «мановая» одежда по составу почти не отличается от моей плоти. Но у меня будто случилось озарение, и я понял, как применить тот же принцип не только внутри тела, но и снаружи.

Учитывая, что летать я так и не научился, я стараюсь смотреть на эту новую способность с оптимизмом. Ведь сам факт, что подобные «озарения» возможны, говорит о том, что полёт, возможно, не за горами, и дело — вопреки моим ранним подозрениям — не во врождённом отсутствии навыка, таланта или «недемоническом» складе ума. Странно другое: почему это инстинктивное знание недоступно демонам с самого начала? Конечно, разумно не давать малышу силу, что мигом высосет из него всю ману, но я не могу отделаться от ощущения, что всё это слишком искусственно. Словно это было кем-то задумано.

Объяснить это эволюцией у меня не получается — по крайней мере, в моём понимании. Допустим, знание и впрямь передаётся через магические аналоги генов, но как связать его активацию с возрастом? Слишком уж тонкая настройка для естественного отбора. Не могу себе представить, чтобы достаточное количество демонов погибло именно из-за того, что тратило ману на создание одежды, чтобы подобная черта закрепилась. Да и временные рамки для такой «доводки» кажутся неправдоподобными.

Признаю, я снова ударяюсь в отвлечённые рассуждения. У гипотезы об искусственной природе демонов нет серьёзных доказательств, а мои догадки основаны на знаниях о чисто биологической эволюции. Учитывая, что у демонов магия пронизывает каждый аспект жизни, включая «генетические» изменения между поколениями, я не стану развивать эту теорию, пока не наткнусь на новые подтверждения или не пойму природу демонов лучше. Я уже упоминал об этом в одном из своих журналов.

Возвращаясь к теме дневника: я попытался начать здесь исследования монстров, так как мне не хотелось покидать столь удачное логово. Затея провалилась. Монстров в округе было мало, а те немногие, что попадались, оказались мутировавшими зверями — созданиями из плоти и крови, которые лишь используют ману. А мне для исследований нужны создания из отвердевшей магической энергии, обладающие ядром.

Завтра мне придётся покинуть эту пещеру и двинуться к следующей цели.

Как ни странно, я чувствую к этому месту некоторую привязанность. Не симпатию, это место не стало мне «домом», но оно даёт чувство безопасности и защищённости.

Подозреваю, это говорит моя «монстровая» натура: монстры в этом мире любят такие места, потому и превращают в логова старые подземелья и заброшенные руины. Впрочем, возможно, сказываются и мои человеческие привычки. Я всегда любил темноту. Ещё со студенческих лет я предпочитал работать по ночам, когда все нормальные люди спят, и ценил уединение — это всегда давало мне чувство защищённости.

Теперь по фактам. Подготовка к дороге почти завершена. Месяц назад я переписал часть старых журналов в более компактные, переработанные версии — их я возьму с собой, а основную массу оставлю здесь, в специально заказанном сундуке. Кажется, я уже упоминал, что заказал его у деревенского кузнеца. Знакомые айтишники научили меня одному: бэкапы никогда не бывают лишними. Если по какой-то причине мне понадобятся бумажные копии ранних записей, я найду их здесь.

Я также планирую добыть и унести столько магических кристаллов, сколько смогу. Вряд ли они очень ценные, но при нехватке монет они дадут немного денег на расходы. До сих пор я мог позволить себе чернила, бумагу и упомянутый сундук лишь за счёт грабежа гнёзд монстров, а это не самый надёжный способ заработка.

Несмотря на эти мелкие хлопоты, я с воодушевлением жду предстоящего путешествия. С моими нынешними возможностями охота и поимка монстров для исследований уже не кажутся невозможными. Но зазнаваться нельзя. Даже Фрирен сталкивалась с тварями, которых в одиночку ей было не одолеть, а эта эльфийская волшебница куда сильнее, чем я могу себя вообразить. Неосторожность будет стоить мне жизни.

...

Я не делал записей целую неделю.

Когда я начинал этот дневник, то решил вести записи в нём каждый день — и все эти годы я так и делал. Но целую неделю я не мог даже открыть его. Не потому что не хотел, а потому что физически не было возможности.

Я недооценил Тифхольц. Я знал, что это один из древнейших лесов на континенте. Когда в Небельдорфе я собирал о нём сведения, то выяснил, что Древняя Империя — та, что простиралась почти на весь континент, где Фламме популяризировала магию, та, что заложила фундамент всех нынешних королевств, — так и не смогла его покорить.

Они пытались и кое-где даже оттеснили лес, но, по слухам, для этого требовалось столько людей, что овчинка не стоила выделки. В итоге в самом Тифхольце и в пределах его истинных границ нет человеческих поселений.

Теперь я на собственном опыте понял почему.

Сначала, подходя к Тифхольцу, видишь его окраины, которые легко принять за сам лес. Он кажется древним, с большой популяцией монстров, и даже встречаются разбросанные тут и там деревушки.

Но это ещё не сам Тифхольц. То, что сейчас называют окраинами, это земли, некогда отвоёванные Древней Империей у этого чужеродного леса, которые теперь медленно, но верно снова зарастают чащей.

Настоящий Тифхольц начинается примерно в двадцати милях вглубь от этих окраин. Там деревья вырастают такими огромными, что заслоняют небо; там деревянные исполины, которые, быть может, старше всех нынешних королевств, борются за драгоценный солнечный свет и так жадно его поглощают, что на лесной подстилке царит почти кромешная тьма.

На окраинах полно монстров, потому что это потомство тех, кто живёт в глубине Тифхольца. Молодые монстры слабее; им не тягаться со старыми тварями, населяющими глубины, поэтому слабых естественным образом вытесняет наружу, в более молодой лес.

А это значит, что по-настоящему опасные твари обитают в самой «Глубокой чаще».

«Истинным монстрам», тем, что состоят из магической энергии, и впрямь незачем сражаться друг с другом. Мы, монстры, не можем питаться друг другом, большинству из нас пища вообще не нужна, а тем, кому нужна, её требуется совсем немного. Однако мы всё ещё территориальны. А значит, «истинные монстры» успешно конкурируют с местной мутировавшей фауной.

Проще говоря, Тифхольц — по крайней мере, его окраины — это место почти непрерывной борьбы за выживание.

Даже деревья здесь не совсем обычные: они тоже изменены магией, иначе бы не выжили. Их стволы настолько прочны, что мне с трудом удаётся их повредить. И это не говоря о тех, что травят при прикосновении, или тех, что отращивают наросты, плюющиеся кислотой, или тех, что могут душить своими корнями.

До прихода сюда я ничего этого не знал. Лишь то, что лес кишит тварями и люди сюда не суются. Я не ожидал увидеть местный Фангорн, смешанный с Лихолесьем.

За последнюю неделю я, кажется, ни разу не спал дольше пятнадцати минут. Монстры, с которыми я сталкивался, не были запредельно сильны, но я не могу передать, как же их здесь много.

Лишь сегодня, на шестой день, мне удалось начать строить простую деревянную... [неразборчивые каракули и большое пятно какой-то зелёной жидкости]

...хижину. На меня снова напали. По всей видимости, в этом мире есть энты. Я лишился почти всей левой руки. Похоже, сейчас и проверим, могут ли демоны отращивать конечности.

Как бы то ни было, нападают на меня всё реже. Думаю, я понемногу зачищаю этот крошечный участок, и скоро мне придётся иметь дело лишь со случайными вторженцами.

Чёткого плана у меня нет: на данном этапе планировать опасно. Моя цель сейчас просто выжить и отвоевать себе немного пространства, чтобы можно было заниматься исследованиями.

Здесь меня не потревожат разумные существа, а ближайшие человеческие поселения не так уж далеко. Смогу ходить туда за материалами и инструментами.

* * *

— Хм... шестой сгусток, похоже... — я подправил тонкие нити маны, подсоединённые к оголённому ядру, неизбежно повреждая его структуру. Я влил немного энергии в этот участок, проверяя реакцию.

Птицеподобный монстр, скованный цепями света, протяжно вскрикнул, но это не был крик боли. У этого вида он звучит иначе.

— Точно, какой-то сенсорный ввод. Скорее всего, зрение.

Я уже чувствовал, как от моих манипуляций ядро дестабилизируется и начинает распадаться, поэтому я прекратил подачу энергии и позволил ему схлопнуться. Я отвернулся, стряхивая с пальцев рассыпающуюся в прах кровь, пока тварь испускала последний вздох.

Я взял перо, обмакнул его в чернила и нанёс на схему ещё несколько аккуратных штрихов.

Иногда я по-настоящему благодарен своему демоническому телу: мои пальцы не дрожат, легко чертят прямые линии и переносят на бумагу образы из моей головы.

Я мог писать, даже не глядя на лист, и это безмерно выручало.

— Резонирующая Душа, — произнёс я, и мой голос отозвался эхом, а картинка перед глазами подменилась. Я больше не видел книгу — передо мной стояла картина того, как я рассекаю монстра. Моё мана-чутьё тоже сменилось теми ощущениями, что я испытывал в тот момент.

Зато мысли оставались моими, а слух, обоняние и осязание по-прежнему воспринимали реальность.

Я проигрывал воспоминание лишь для двух чувств, не погружаясь в него полностью.

Это позволяло продолжать запись.

К этому моменту такое состояние уже почти не дезориентировало меня.

Мои исследования монстров продвигались медленно, но за десять с лишним лет здесь я накопил множество ценных данных.

У каждого вида монстров своё «сердце», своё ядро. Подобно тому как мозг ящерицы отличается от мозга грызуна, у разных видов монстров строение ядра кардинально различается.

Оттого работа была медленной и изнурительной: отловить достаточно особей одного вида, провести вивисекцию, изучая строение их ядра, а затем повторить всё с другим видом, и так далее.

Моя цель — собрать данные и выявить закономерности. Например, я уже выделил некоторые общие структуры в ядрах: при беглом осмотре новой особи я могу определить, какая часть отвечает за тело, а какая — за разум, даже если с таким видом я прежде не сталкивался.

Думаю, это потому, что, как и в органической жизни, у всех монстров есть общий предок где-то в глубине времён. Неважно, насколько они изменились в дикой природе: внутри сохраняются узнаваемые структуры, узоры, которые можно распознать, если знать, куда смотреть.

Для работы мне пришлось разработать несколько диагностических и «хирургических» псевдозаклинаний — вроде тех нитей маны, которыми я напрямую подключался к ядру. Эти нити просто направляли мою энергию в определённые зоны, чтобы вызвать реакцию в его структуре. Ни для чего большего они не служили, поэтому это в лучшем случае «псевдозаклинание», а не настоящее.

Я мог накормить пленного монстра, а затем, во время вивисекции, заставить его заново пережить этот момент и наблюдать, какая часть ядра вспыхивает от удовольствия, где находятся центры вознаграждения. То же самое для боли. И для сенсорных откликов: зрения, слуха, осязания.

Я широко применял все эти методы, просто собирая данные. Потом я часами их анализировал, выдвигал гипотезы, проводил новые тесты и понемногу выстраивал обобщённые теории на основе результатов.

Работа шла медленно, но моё понимание неуклонно росло.

Я понимал, что это мерзко, что такие исследования трудно назвать этичными. Монстры всё-таки живые существа, и я причиняю им много ненужных страданий.

Это аморально.

Поэтому я ежедневно молюсь о прощении. Хотя и продолжаю свою работу.

В конце концов, некоторых научных прорывов невозможно достичь, соблюдая безупречную этику. Ни человеку, ни демону. Со временем я научился делать большинство своих манипуляций менее болезненными. Теперь мои подопытные не корчатся в чудовищной агонии; они лишь испытывают тревогу от навязанных воспоминаний или от осознания, что они в плену и с их телом что-то делают. Ведь моё нынешнее мастерство Резонирующей Души позволяет мне создавать для них тактильное ощущение здорового тела, даже когда их режут на части.

Я вынырнул из мыслей, закончив запись протокола вивисекции.

— Должно быть, уже утро, — пробормотал я, взглянув на потолок, но «видя» лишь то, как разделываю монстра.

На миг прикрыв глаза, я развеял проклятие и оставил книгу открытой, чтобы чернила подсохли.

Тем временем я принялся убираться в камере содержания. Убирать было почти нечего: кровь и тела обычно просто исчезали...

Я моргнул, осторожно поднимая с пола перо размером с ладонь. Изумрудного цвета, оно почти мерцало в слабом магическом свете потолочных кристаллов.

— Какая редкость, — признал я, бережно пряча перо в карман.

Как и в случае с тем кабаном под Вальдхаймом, иногда даже магические монстры оставляют после себя материальные части. Я пока не выяснил причину. Если она и отражается в ядре, то настолько незначительно, что я не могу этого уловить. За эти десятилетия у меня было несколько подопытных, оставивших после себя подобные «ингредиенты».

Думаю, это своего рода сбой в структуре ядра, подобный раку как генетическому сбою в человеческих клетках. Возможно, не такой вредный, но столь же непредусмотренный. Это перо состоит из куда более плотной и стабильной магической энергии, потому оно и осталось. Значит, всю жизнь монстра оно, вероятно, поглощало немало силы, которая могла бы пойти на его усиление.

Я закончил подметать пол, вернулся к журналу и осторожно закрыл его.

Завершая рутинные дела, я долил чернил, плотно закрыл флакон, очистил писчее перо, затем собрал книги и покинул камеру содержания.

Снаружи меня встретило солнце.

Вся поляна, на которой я живу, была утыкана гигантскими деревянными кольями, направленными вверх, — чтобы отпугивать летающих монстров, которые любят пикировать на ничего не подозревающих жертв. Из-за этого окружающий пейзаж выглядел апокалиптически, словно вся поляна — дно огромной ловушки с кольями, вырытой вьетконговцами. Но со временем я научился ценить возможность гулять по своей территории, не рискуя в любой миг быть пронзённым клювом твари размером с лошадь.

Поляна, на которой я сейчас живу, была создана рукою человека. Точнее, рукою демона. Её диаметр составлял более трёхсот метров, и от остального Тифхольца её отделяли самые высокие стены, какие я только смог возвести.

То самое земляное защитное заклинание, купленное много лет назад, стало моим незаменимым инструментом для терраформирования. С небольшими правками оно позволяло передвигать огромные массы земли, а местные деревья служили превосходным строительным материалом — настолько прочным, что большинство монстров не могли проломить стену.

Перепрыгнуть стену для нарушителей тоже не вариант: здесь два ряда укреплений, а между ними — частокол.

С летающими тварями было сложнее, но благодаря расставленным повсюду кольям высотой с человека, когда очередная стая решала попытать счастья на моей территории, им приходилось сражаться со мной, когда у меня было преимущество. У меня было множество укрытий из магически изменённой древесины, а им приходилось зависать над пустым пространством, где ничто не мешало мне целиться.

И всё же, хоть я и отвоевал себе место в Тифхольце, я никогда не мог здесь полностью расслабиться. И уж тем более не смел зазнаваться.

Защищать эту территорию приходилось практически каждый день. И всякий раз, когда я уходил на неделю или больше — например, в ближайшие деревни для торговли, — по возвращении я находил здесь «новых хозяев».

К счастью, это не было чем-то зловещим вроде «Тифхольц даёт отпор». Правда была куда прозаичнее: миграция монстров. Молодняк неизбежно вытесняется к окраинам леса, потому что он слишком слаб, чтобы удерживать территорию в глубине. Самых слабых и вовсе выталкивает наружу, к Окраинам.

Я жил на краю древней чащи. На некотором расстоянии вглубь, но и близко не подходил к её самым тёмным, исконным недрам.

Я никогда не осмеливался заходить глубоко в Тифхольц. Здесь, на краю, обитали относительно молодые монстры. Их много, каждый год приходят новые, но я знаю: ближе к сердцу леса всё гораздо хуже.

И дело не в количестве тварей — напротив, я ожидал, что в глубине их будет меньше. Дело в их качестве.

Там обитают те, кто веками владел своими территориями, недосягаемыми ни для людей, ни для демонов. Шпигель — монстр, способный создать точную копию врага на абсурдном расстоянии, даже не видя цель, — вот уровень существ, которых я боюсь встретить в глубинах Тифхольца. Живя в этом мире, я по-настоящему осознал, насколько же нелепо силён был Шпигель в самой истории. Судя по моим знаниям о магии, его запас маны должен был превосходить запас Фрирен и всех магов в том подземелье вместе взятых, чтобы он мог питать их клонов энергией, эквивалентной оригиналам.

Это самый базовый принцип: если у мага, скажем, десять условных единиц маны, и вы создаёте его копию тоже с десятью единицами, значит, вы потратили как минимум десять единиц маны. А скорее всего, все двадцать.

Шпигель сумел воссоздать тысячелетнюю волшебницу, которая, возможно, была одной из сильнейших в мире, и многих других первоклассных магов в придачу. Это значит, что его магическая мощь была, откровенно говоря, невообразимой. Я не удивлюсь, если по чистому объёму маны он превосходил даже Короля Демонов.

Иными словами, Шпигель, монстр из мифической эпохи, это существо, чья мощь находится далеко за пределами моего воображения. Одного лишь логического допущения, что в Тифхольце обитают монстры той же эпохи и, возможно, той же силы, достаточно, чтобы быть предельно осторожным и не соваться туда, куда не следует.

Я добрался до дома, вошёл и аккуратно снял сапоги. Как и почти вся моя одежда, они были сотканы из моей маны, но они не исчезнут в течение дня, если только я не оставлю их слишком далеко от себя.

Миновав небольшую прихожую, я сразу спустился в подвал.

Импульс маны, и магические кристаллы зажглись, осветив просторную пещеру. Большую её часть занимали грубо сколоченные стеллажи — мои ранние и не самые удачные плотницкие работы, — заставленные рядами журналов и книг.

Я бережно поставил текущий журнал на свободное место на четвёртой полке.

Окинув подвал взглядом, я направился к сундуку в дальнем конце комнаты, достал перо и осторожно положил его на стол рядом. Завтра я вырежу для него деревянный футляр. Такие реагенты могут быть хрупкими.

Я снова посмотрел на стеллажи, на бесчисленные журналы... и почувствовал лишь досаду.

Не от проделанной работы, а от того, что большую её часть придётся бросить.

Как бы я ни обустроил свою жизнь здесь, в Тифхольце, это всегда было лишь временной остановкой на пути на Север. Вероятно, я уйду уже в этом году. Популяция монстров в этой части леса настолько сократилась, что теперь их приходится разыскивать, а доставить образцы живьём в камеру содержания часто бывает крайне трудно. Хуже того, я уже вскрыл подавляющее большинство видов, обитающих здесь. С моими нынешними инструментами и знаниями дальнейшие эксперименты будут приносить всё меньше результатов.

И всё же эту библиотеку, написанную моей рукой, придётся оставить. Хотя я уже трачу большую часть дня, тщательно переписывая и обобщая результаты исследований, чтобы взять с собой бумажные копии, многие нюансы и детали будет куда труднее вспомнить. Даже с моим проклятием.

Меня беспокоит вовсе не то, что придётся мучительно обустраивать новое жилище в, возможно, столь же враждебном месте, от этого-то никуда не деться. Я скорее пойду на этот риск, чем сунусь глубже в лес и случайно наткнусь на нечто уровня Шпигеля.

Нет, меня тревожит неэффективность.

Сколько же моего труда окажется потеряно?

Однако я прекрасно понимаю, что выбора у меня почти нет. Разумеется, я позабочусь о том, чтобы перенести все журналы в какое-нибудь безопасное место, которое придётся подготовить, чтобы их не слишком быстро уничтожила стихия, но даже это полумера. Вряд ли я когда-нибудь вернусь в эти леса. Это будет слишком большой крюк на пути к Северу.

Предназначение книг в том, чтобы их читали. Но я же не могу просто взять и раздать их...

— ...а почему, собственно, нет? — произнёс я вслух, и мои мысли понеслись вскачь. Я замер, забыв даже дышать.

Мои исследования очень узкоспециализированные, и я сомневаюсь, что большинству магов они пригодятся. Но кому‑то они вполне могут сгодиться. Я уже задумывался о подобном. Наука и исследования никогда не ведутся в вакууме; необходимо сообщество для обмена идеями и проверки гипотез.

Разумеется, в окрестных деревнях таких магов нет, а даже если бы и были, я не могу просто явиться лично и обменяться записями, не подвергая себя лишнему риску.

Но ведь недавно я получил заклинание призыва курьерского фамильяра, не так ли? С ним в моём распоряжении расстояния, по сути, не имеют значения.

Насколько я могу судить, на континенте нет единой магической организации, как и намекалось для этой эпохи в манге, но я знаю по меньшей мере о нескольких местах, где ведутся магические исследования.

Я снова посмотрел на свои труды.

На миг во мне шевельнулось эгоистичное желание ни с кем не делиться. Странная, инстинктивная реакция.

Я, конечно, отмёл её. Даже если не брать в расчёт, что делиться знаниями, которые могут помочь в борьбе с монстрами, это правильно с моральной точки зрения, была и другая причина. Другие люди могут найти моим исследованиям применение, о котором я, с моей узостью фокуса внимания, просто не подумаю. Это, в свою очередь, может либо напрямую помочь мне, если я наткнусь на написанные ими гримуары, либо косвенно — подкинув мне новые идеи. Конечно, шанс наткнуться именно на того мага, который воспользуется моими знаниями, невелик, но это лучше, чем дать исследованиям сгнить в запечатанном и забытом подвале.

Сомневаюсь, что в моих записях есть что-то революционное. Наверняка кто-то уже делал нечто подобное раньше. Уверен, по меньшей мере половина того, что я здесь сделал, по меркам магов, переизобретение велосипеда.

И всё же, с интеллектуальной точки зрения, мысль здравая.

Хотя я и не могу бросаться в это очертя голову...

— В этой идее есть смысл.

Похоже, мне придётся сделать несколько вылазок в соседние деревни и собрать побольше информации. В частности, о том, где в наши дни ведутся магические исследования, чтобы выбрать, куда вообще отправлять свою почту, если я всё же решусь на это.

К тому же, я ведь уже много лет не интересовался новостями, верно? Для путешествия мне в любом случае понадобятся обновлённые карты.

* * *

Два года спустя. Город магии Аубёрст.

Симмер откинулся в кресле, чувствуя подступающую головную боль, и сделал ещё глоток любимого травяного чая. Он на мгновение задумался, разглядывая чашку, огляделся по сторонам, а затем понял, что ведёт себя глупо: он ведь в собственном кабинете, надёжно защищённый от посторонних глаз и от извечного беспокойства своего нового ученика о его привычках и здоровье.

Ха, как будто алкоголь хоть кого-то убил. В его положении трезвость была куда опаснее для сердца.

Не раздумывая, он извлёк из внутреннего кармана рубашки небольшую металлическую фляжку, отвинтил крышку и плеснул несколько капель в чашку. Спрятав фляжку, он сделал ещё один медленный глоток.

Затем он позволил себе опустить взгляд.

Перед ним на столе лежала небольшая стопка потрёпанных журналов и один вскрытый конверт, из которого выглядывало письмо.

Вздохнув, маг решил перечитать его в сотый раз. Возможно, это поможет ему принять решение.

«Приветствую.

Кто бы ни нашёл это письмо и мои журналы, прошу вас передать их первому подходящему специалисту: магу, который изучает монстров, или, если такового в округе нет, эксперту по ментальной магии. Эти записи плоды моих исследований, и они будут полезны лишь магу, практикующему в этих узких областях. Не думаю, что для кого-то ещё они представят какую-либо денежную ценность.»

Письмо и журналы доставило существо, призванное курьерским вариантом заклинания фамильяра. Посылку, судя по всему, сбросили на стену патрульному, у которого хватило ума передать её начальству. В конце концов она попала к одному из учеников Симмера, а от него — к самому Симмеру.

Маги нередко делились исследованиями, но обычно с учениками или, к неудовольствию Симмера, за деньги. Можно было легко найти в продаже книги для начинающих, как и гримуары, разбросанные по всему миру. Однако рабочие записи, сделанные в процессе создания заклинаний, были куда большей редкостью. Средней руки маги подобные вещи, как правило, не интересовали, поэтому спрос на них был невелик. В отличие от гримуаров, такие заметки не несли немедленной практической пользы большинству волшебников, поэтому их редко продавали.

Но это было далеко не самым странным в этом письме.

«Далее я буду исходить из того, что это письмо читает нужный специалист. Отправленные мной журналы пронумерованы с первого по пятнадцатый. В первом журнале собраны мои теории, гипотезы и аксиомы, которые мной были выведены, созданы или приняты в ходе своих исследований. В нём вы найдёте отсылки к остальным четырнадцати томам: каждая теория снабжена ссылками на соответствующие журналы. Большинство теорий незначительны или касаются очень специфических правил работы определённых зон в "сердцах" монстров и их функций».

Симмер знал, что автор значительно преуменьшает ценность этих журналов.

Как опытный маг, создавший множество заклинаний в области ментальной магии, Симмер был прекрасно знаком с магическими исследованиями — как своими, так и своих учеников. Он перечитал бесчисленное множество подобных записей. Обычно исследование состояло из смелых теорий, за которыми следовали практические попытки применить их в заклинаниях. Порой это означало ныряние с головой в гримуары из смежных школ в поисках нужных последовательностей, пригодных для собственной работы.

То, что лежало на столе у Симмера, не имело с этим ничего общего.

Первый журнал читался почти как книга. Автор, похоже, не был знаком со стандартной терминологией, что, впрочем, не было редкостью: многие маги, живущие вдали от крупных магических сообществ, придумывали свои собственные слова для определённых явлений или эффектов.

Однако мало кто отводил дюжину страниц лишь на то, чтобы объяснить свою терминологию в кратких и ясных определениях.

Затем шла сама работа: аксиомы, которые автор считал универсальными истинами, каждая с ссылками на примеры в других журналах, объясняющими его логику. А потом шли теории. О, эти теории.

Маг, писавший эти тексты, явно был из глуши. Он использовал самодельные диагностические заклинания и грубые, адаптированные техники ментального зондирования для достижения своих целей. Симмер мог бы назвать с десяток заклинаний, которые справились бы с задачей лучше, чем эти неуклюжие творения.

Но сам масштаб его работы был почти невероятен. По оценкам Симмера, это был труд всей жизни: десятилетия непрерывных исследований, охоты на монстров, картирования их функций и скрупулёзной каталогизации всего.

Самым досадным было то, что многое из этого выходило за пределы понимания самого Симмера, за исключением того, что напрямую касалось ментальной магии. Эти записи Симмер сам понимал, как и понимал их ценность.

Маг, приславший журналы, выдвигал поразительные теории о разуме монстров, полагая, что у большинства из них на удивление схожая ментальная механика, а различия куда тоньше, чем принято считать. Он объяснял это с точки зрения эволюционной теории и приводил примеры того, как некоторые виды монстров менялись со временем, объясняя, чего ожидать от строения разума птицеподобного монстра по сравнению, скажем, с монстром-млекопитающим. Он точно нанёс на карту, какие части их «ядра» контролируют пять чувств и другие функции, — знания, которые после некоторой доработки могли бы позволить современной ментальной магии воздействовать на большинство монстров, что ранее считалось почти невозможным.

Ещё более загадочной была сама структура исследования. Маг явно не владел терминологией, принятой в Аубёрсте, но, без сомнения, был учёным человеком. Тщательность, с которой он излагал теории, проводил конкретные тесты для их проверки и подробно всё описывал, была поразительной. Он не просто излагал свои цели и опыты, но и объяснял, как их можно воспроизвести. Он даже критиковал некоторые из своих собственных теорий и тестов, указывая, что он не смог проверить из-за нехватки ресурсов и как другие могли бы продвинуться дальше в этих исследованиях.

Некоторые из его идей не были новыми и были открыты задолго до него — в основном это касалось поведенческих моделей некоторых видов монстров. Но значительная часть была Симмеру неизвестна и, насколько он мог судить, совершенно нова.

Симмер никогда не сталкивался с подобными журналами. Они практически за руку вели читателя через процесс проверки исследований. Методология также была интересной: в журналах содержались ранние гипотезы мага, и было показано, как они отбрасывались по результатам тестов, превращаясь в новые гипотезы, которые проверялись и подтверждались, а затем уже оформлялись в теории.

Большинство магов просто ищут решения, которые заставят их заклинания работать. Иногда они пробуют несколько подходов к достижению цели. Неотредактированные исследовательские записи, как правило, хаотичны: беспорядочные идеи и тесты, множество догадок и мало структуры. Большинство ссылается на абстрактные концепции, чтобы объяснить свой ход мыслей и логику при создании заклинания, — по сути, это вспомогательные образы для помощи в визуализации. Немногие пытались по-настоящему глубоко вникнуть в природу магии.

Симмер мог вспомнить нескольких, конечно, но даже их работы были написаны не так.

Это был не привычный хаос. Это было нечто совершенно иное: организованное, структурированное и отредактированное специально для удобства проверки.

Разработать такую систему... такого просто не ожидаешь от мага из глубинки.

И причина такой тщательной подачи...

«Полагаю, мне надобно прояснить: я передаю свои изыскания не ради денег, признания или славы. Правда в том, что я оказался в ловушке собственных теорий и мыслей, в изоляции от других людей и критики. Это моя попытка бросить вызов моим собственным предубеждениям и знаниям.

Я не знаю, было ли упущено мной что-то фундаментальное или, наоборот, элементарное, и боюсь, насколько вредными могут быть неверные предположения. Я делюсь этим не чтобы провозглашать новые универсальные истины, а чтобы найти того, кто сможет оспорить мои идеи и продвинуть их дальше, чем смог бы я сам.

Я прошу лишь об одном: не игнорируйте эту работу, а передайте её тем, кто сможет извлечь из неё пользу».

Симмеру было нетрудно представить положение этого мага. Вероятно, человек уже в преклонных годах, живёт в местности, где мало или совсем нету компетентных магов, — никого, кого он мог бы назвать ровней. С возрастом он осознал, что все эти исследования, бесценные для него одного, умрут вместе с ним, если он не предпримет решительных действий.

И он решил отправить их в Аубёрст. Симмер понимал почему. В большинстве королевств были организации по исследованию магии, но там она служила оружием войны. Некоторые новые заклинания и исследования неизбежно становились военной тайной. Могущественная магия означала власть, поэтому немногие делились своими последними разработками.

Аубёрст был одним из редких исключений. Город Магии, существующий независимо от какой-либо короны, был известным прибежищем для магов-практиков и исследователей. Они славились тем, что делали всё для продвижения магии. Хранить секреты не возбранялось, но никто не мешал продавать новые разработанные заклинания.

Старик, вероятно, думал, что именно здесь его идеи и труды найдут своего наследника.

Такая история затронула что-то в сердце Симмера.

«Вероятно, это не последняя моя попытка связаться с вами. Если я не умру, в ближайшие годы у меня, скорее всего, появятся новые результаты и теории. Я знаю, что курьерские заклинания можно перехватить, поэтому я приложил к пятнадцати журналам ещё одну книгу. В ней содержится шифр и ключ, которые я буду использовать при отправке будущих журналов. Правильный шифр будет служить моей подписью и подтверждением подлинности. Я прошу вас писать ответы, используя этот же шифр, чтобы я мог быть уверен, что они исходят оттуда, куда попали мои первоначальные исследования.

Желаю вам успехов в ваших магических изысканиях, какими бы они ни были.

А.»

Нетрудно было догадаться, что маг имел в виду под «ответом». После доставки посылки курьер-фамильяр остался в Аубёрсте; сейчас эта птица ростом с человека жила в собственной конюшне Симмера. Она доставит всё, что ей дадут, обратно своему хозяину, этому «А» — а до тех пор вполне проживёт на обычном корме.

Сам шифр оказался ещё более интересным. Симмер ещё не проверял, совпадает ли он с известными шифрами, но если он действительно был оригинальным, то, судя по его сложности, этот маг был не просто усердным, но и невероятно умным в нескольких областях.

Это также было достаточно эксцентрично, чего Симмер и ожидал от старого, могущественного мага. Опасения по поводу перехвата сообщений не были совсем уж беспочвенными: в Северных землях хватало своих конфликтов, не говоря уже о постоянной проблеме с демонами, но всё же создавать целый новый шифр только для переписки о магических исследованиях казалось излишним.

Тем не менее, письмо и исследования ставили Симмера в трудное положение. Хотя некоторые материалы из журналов оказались полезны для его собственных изысканий, большинство были не по его профилю. Из благодарности за интересные концепции ему следовало бы направить эти исследования тому, кто нашёл бы их более ценными.

Но это могло оказаться непросто; он не мог с ходу вспомнить никого, кто интересовался бы внутренним строением «сердец» монстров больше, чем такой опытный ментальный маг, как он сам. Магов, изучающих монстров в той или иной степени, хватало, но немногие могли бы напрямую использовать плоды подобных исследований. Как и не было никого, кто был бы достаточно квалифицирован, чтобы понять и, возможно, проверить основной массив этих трудов.

По крайней мере, он мог вынести эти труды на следующую встречу коллег через две недели. Если отбросить всё остальное, одна лишь методология исследования была достаточно интересна, чтобы её обсудить.

Что до содержания исследований, то, как минимум, Симмер мог разделить эту головную боль с другими могущественными магами города и сделать её всеобщей проблемой.