Омела знает лучше (гет)

Глава 7.

31 декабря

Живоглот сидел на подоконнике, поджав под себя рыжие лапы, и внимательно наблюдал за происходящим в комнате. За спящей хозяйкой, раскинувшейся на кровати, и за Малфоем, свернувшимся на полу калачиком.

Кот размышлял, в какой момент издать своё фирменное, требовательное «мяу», чтобы дать понять: уже одиннадцать утра, мир не рухнул, но миска всё ещё пуста, и это, безусловно, преступление. Однако необходимости в этом не возникло, Гермиона открыла глаза сама.

Первое, что она увидела, — тусклый зимний свет, пробивающийся сквозь шторы. Второе — часы на прикроватной тумбочке.

11:07.

Она моргнула, не сразу поверив цифрам.

— Ничего себе… — прошептала она едва слышно.

Так долго она не спала уже очень давно. Неделя выдалась нелёгкой, переворачивающей всё с ног на голову. Самой насыщенной за последние годы — и самой выматывающей и одновременно счастливой.Память услужливо подкинула события вчерашнего вечера: вспышку сферы, резкий свет, звон разлетающихся осколков. Его лицо. Его взгляд. Слова, брошенные с болью, которую она даже не пыталась смягчить.

Было ли ей стыдно?

Гермиона честно прислушалась к себе.

Нет. Ей было больно, она была зла. Ей было тяжело, но не стыдно.

Она медленно потянулась, чувствуя, как отзывается тело — приятной, ленивой тягучестью, перевернулась на бок и посмотрела вниз.

Драко спал на полу. Свернувшись, подтянув колени, словно инстинктивно стараясь занять как можно меньше места. Волосы растрёпаны, ресницы отбрасывают тень на скулы. Во сне он выглядел… таким умиротворённым.

Она позволила себе внимательно его осмотреть. Безбожно красив.

Острые скулы, линия челюсти — чёткая, взрослая. Лицо уже давно не было юношеским и смазливым. В нём появилась та самая мужская резкость, которую подчёркивает только время. Лёгкая тень щетины, губы — упрямые, даже суровые… и всё же она знала: когда он улыбается по-настоящему, сквозь эту суровость проступают едва заметные ямочки, предательски несовместимые с его холодной репутацией. Он был слишком настоящим и искренним для образа, который носил.

Через пару часов их пути разойдутся навсегда. Эта мысль врезалась неожиданно остро.

Действие проклятого артефакта закончится. Магия, связавшая их, рассеется, как утренний туман. Всё, что их объединяло — вынужденная близость, разговоры, взгляды, недосказанность — исчезнет в преддверии нового года, оставив после себя только воспоминание. Пустоту.

Гермиона сглотнула.

Живоглот спрыгнул с подоконника и, наконец, подал голос — короткое, укоризненное «мяу», полное трагедии и голода.

Она тихо усмехнулась.

— Да, да… — прошептала она, осторожно вставая, стараясь не разбудить Драко.

Но он всё равно пошевелился, чуть нахмурился во сне. Словно даже сейчас, в бессознательном состоянии, что-то не давало ему покоя.

Она замерла на мгновение, глядя на него.

«Даже во сне пытается всё контролировать».

Гермиона отвернулась и пошла на кухню. На календаре — новый день, да ещё и какой: рождественский, только старый… всё ещё не отпускал.

Гермиона медленно двигалась в сторону кухни, будто измеряя расстояние шагами.

Один.

Два.

Три.

Пол был прохладным, и она шла босиком, стараясь не шуметь.

— Доброе утро, Грейнджер, — раздалось за спиной тихо. — Уже почти обед.

Она остановилась и обернулась.

— Нам нужно на площадь, — сказала она ровно. — Давай закончим с этим поскорее.

— Что, даже не позавтракаем?

Драко поднялся с пола и медленно, лениво потянулся. Рубашка от пижамы задралась, открывая твёрдый, упругий пресс.

Гермиона машинально отвернулась.

— Я готовить не буду, — добавила она, делая вид, что его пресс её совершенно не волнует.

— А кто говорит о тебе? — он усмехнулся и прошёл мимо неё. — Расслабься, клубничка, я не оставлю нас голодными.

— Не надо меня так называть, — фыркнула Гермиона.

На кухне Драко двигался неожиданно спокойно. Достал яйца, хлеб, базилик. Закатал рукава, аккуратно разбивал скорлупу. Омлеты зашипели на сковороде, тосты начали подрумяниваться, и кухня быстро наполнилась уютным запахом. С кофеваркой, впрочем, всё пошло не по плану.

— Она определённо меня не любит, — пробормотал он, нажимая кнопку.

— Ты воду не туда залил, — сказала Гермиона, подходя ближе.

— Там нет «не туда».

— Есть, — спокойно возразила она и протянула руку.

В этот момент их пальцы соприкоснулись. Совсем чуть-чуть.

Гермиона подняла глаза. Он уже смотрел на неё — взгляд был тёплый, внимательный и чуть виноватый. В нём было всё сразу: желание и понимание, что после вчерашнего они стоят на тонком льду.

Кофеварка вдруг заурчала, выпуская пар.

— Видишь, — тихо сказала она. — Работает.

— Конечно, — так же тихо ответил он. — С тобой у меня вообще всё работает.

Он сделал шаг в сторону, не оставляя ей пространства, и прижал её к столу.

— Драко, я…

— М-м, — тихо перебил он, почти с усмешкой. — Я снова Драко.

Она не сдержалась.

Гермиона набросилась на его губы, целуя так, будто это было единственное правильное решение. Он ответил мгновенно, машинально подхватил её и усадил на стол. Её руки обвили его спину, пальцы медленно потянули ткань зелёной пижамной рубашки вверх, снимая её и сбрасывая куда-то под стол, не глядя.

Он был таким высоким по сравнению с ней.

Драко целовал её шею, что-то шепча прямо в ухо — слова терялись, но голос заставлял тело реагировать раньше разума. Когда он раздвинул её ноги и встал между ними, поцелуй стал долгим, тягучим. Её тело было податливым, словно знало его прикосновения заранее.

Она не понимала почему, но любое его касание отзывалось в ней дикой, неуправляемой страстью.

Его твёрдый пах упёрся в её промежность, и она тихо выдохнула, не в силах остановиться. Гермиона не переставала играть с его руками, а он в ответ накручивал её кудри на пальцы, открывая линию шеи, оголяя ключицу и осыпая её поцелуями. От этого по телу прошёлся табун мурашек.

Он снял с неё рубашку.

— Ты — само совершенство, — прошептал он почти у самой её груди, целуя ложбинку.

Гермиона подалась назад, продвинулась по столу и легла, позволяя ему быть ближе.

Она горела и отчаянно мечтала почувствовать его в себе.

Драко стянул с неё штаны, и она осталась в красных трусиках. Контраст ткани с её кожей на мгновение задержал его взгляд. Он медленно провёл ладонью по внутренней стороне её бёдер, затем начал поглаживать ластовицу. После этого отодвинул трусики в сторону, собирая пальцами влагу с половых губ, и медленно размазал её вокруг клитора.

Гермиона ощутила новую волну жара — резкую, почти ослепляющую, — которая тут же сменилась ещё более горячей, когда вместо пальцев она почувствовала его дыхание.

Секунда.

Максимум две.

И его язык начал рисовать дуги по её клитору.

Адская смесь возбуждения и желания поступить правильно спуталась у неё в голове.

«Почему же ты сейчас не останавливаешься, Драко?»— пронеслось где-то на краю сознания, хотя она уже была почти не способна на связные мысли.

Но она должна была это остановить так же, как он дал ей понять вчера, что ему это не нужно. Как бы ей ни не хотелось поддаться безумной страсти, желание было оглушительным.

И всё же в какой-то момент сквозь это пульсирующее ощущение она смогла вдохнуть глубже. Гермиона резко дёрнулась, приподнявшись, и её ладони легли ему на плечи.

— Драко… — голос дрогнул, но она не отвела взгляда. — Подожди.

Он замер мгновенно, словно его выключили.

— Нет, — тихо сказала она, почти шёпотом, но в этом «нет» было больше силы, чем во всех её криках вчера. — Не так. Не сейчас.

Он всё ещё был слишком близко. Его дыхание — тёплое, сбивчивое — касалось её кожи, но он не двигался.

— Если это просто… — она сглотнула, подбирая слова, — если это только желание — я не могу.

Молчание между ними стало тяжёлым. Он медленно выпрямился, отступив на шаг, руки опустились, взгляд потемнел.

— Ты думаешь, мне всё равно? — глухо спросил он.

— Я не знаю, — честно ответила она.

Она села ровнее, подтянула к себе одежду, приводя себя в порядок неловкими, дрожащими движениями. Сердце всё ещё билось быстро, а тело отзывалось на него, но внутри появилось странное, болезненное спокойствие.Он стоял напротив, сжав челюсть, будто боролся с собой.

— Чёрт… — выдохнул он наконец и провёл рукой по волосам. — Ты даже не представляешь, как это сложно.

— Представляю, — сказала она тихо. — Именно поэтому я прошу тебя быть честным. Не со мной — с собой.

Он поднял на неё взгляд.

— Я боюсь, — сказал он наконец.

Эти слова повисли в воздухе куда тяжелее любого прикосновения. Гермиона медленно сползла со стола и встала напротив него.

— Но чего ты боишься? — ответила она.

— Сделать тебе больно.

— Именно таким своим поведением ты и делаешь мне больно.

С этими словами Гермиона дала понять, что не настроена продолжать разговор.

Он медленно кивнул.

И между ними снова появилось расстояние. Оно было не физическим, но преодолеть его казалось гораздо сложнее.

* * *

Остаток утра они почти не говорили — аппетит пропал у обоих.Переодевшись, они отправились в Хогсмид.

На площади творился хаос: люди спешили, смеялись, спорили, кто-то толкался, кто-то фотографировался. Рядом с магазином Фреда и Джорджа продавали наивкуснейшие рождественские пончики — румяные, с сахарной пудрой, от которых невозможно было отвести взгляд.

— Два галеона, — сказал продавец в красной шляпе.

Драко протянул пять, и они всё-таки поели.

Он был зол и обескуражен, но не мог оставить клубничку голодной. Да и себя тоже. За эти семь дней у него выработался странный, почти домашний режим — завтракать. Нарушать его сейчас он не хотел.

Что до их бурного утра… Драко понимал: больше останавливаться нельзя. Им нужен был честный разговор. Она для него была не просто желанием — хотя и это тоже. Он хотел большего.

Он хотел её как спутницу по жизни.

Если подумать, она далеко не идеальна. Капризная, своенравная, обидчивая. Её принципы и взгляд на жизнь отличались от его кардинально, но от этого он не хотел её меньше. Наоборот. Он хотел засыпать, обнимая её, и просыпаться, видя солнечные лучи на россыпи её веснушек. Единственное, чего он не хотел, — огорчить её. Этот страх будто поглотил его. Он никогда не был близок с людьми — особенно с теми, кто не из его мира, из его Малфоевского мира.

И если честно, он и не хотел. Пока не поселился в квартире Гермионы Грейнджер и не пустил корни настолько глубоко, что уходить уже не хотелось.Но прямо сейчас всё должно было закончиться.

По дороге к Омеле они шли молча, разгоняя толпу подростков и фанатиков, они подходили к цели. Каждый шаг был медленным, словно они пытались продлить момент.

Когда они дошли, Гермиона жестом пригласила Драко встать под омелу, и он сделал шаг вперёд. Она смотрела на него, он — на неё. Столько недосказанных слов… И как же ей, чёрт возьми, не хотелось, чтобы это закончилось. И, собственно говоря… это и не закончилось. Омела, казалось, не реагирует.

«Какого… Дракла?» — подумала она.

В этот момент:

— Так и знал, что найду вас здесь, мисс Грейнджер.

Мистер Арглемир и профессор Флинтмор подошли к ним.

Флинтмор был невысокого роста, с взъерошенными волосами и толстыми очками, сквозь которые он с восторгом смотрел на своё творение. Он слегка заикался, как будто каждое слово повторялось по три раза:

— Д-доброго дня, М-мисс Грейнджер и М-мистер Малфой… ээ… сегодня… ээ… ваш седьмой день…

Арглемир шагнул вперёд, его взгляд был холодным и строгим, а рот сжат в тонкую линию. Драко внимательно наблюдал за ним, понимая, что за этой бюрократической маской скрываются гордость и самоуверенность министерского чиновника.

— Да, сегодня седьмой день, — начала Гермиона, — действия артефакта должны были прекратиться, но она не реагирует.

— Ох, позвольте поясню, — добавил профессор Флинтмор, нервно заикаясь, — её действие закончится к полуночи, как раз во время концерта и традиционного фейерверка.

Гермиона посмотрела на них обоих. Про фейерверк знают все… но о каком концерте идёт речь? Внутри неё взрывалось раздражение.

— О каком концерте вы говорите?

Арглемир перехватил инициативу:

— Об этом я и хотел поговорить, мисс Грейнджер. Министерство решило организовать концерт в честь уникального артефакта. И, конечно же, у вас будут брать интервью. Придёт журналистка Рита Скиттер, а также будет много гостей из министерства. Всем интересно посмотреть на процесс завершения гармонизации и работы артефакта. Будет ведущий, поэтому вам надо подготовиться.

«Серьёзно? Мало того, что нам пришлось это пережить… так ещё и теперь мне рассказывают про шоу для чиновников?!»

Терпение Гермионы наконец-то вспыхнуло:

— Издеваетесь? Мало того, что я вообще оказалась в этой ситуации…

— Мы оказались, — вставил Драко, сдерживая себя из последних сил, чтобы не наслать на профессора все проклятия, провоцирующие рвотный рефлекс слизняками, вылезавшими изо рта. Хоть сейчас из его рта выходили лишь медовые, успокаивающие речи. Драко знал: это лишь для того, чтобы снова задурить им голову.

— Можете меня уволить, делайте что хотите, я в этом участвовать не буду! — продолжала Гермиона, взгляд искрился злостью и упрямством.

— Мы не будем, — добавил Драко, крепко сжимая кулаки, чтобы не сорваться на ярость. Он понимал, что сейчас главное — поддержать её.

Флинтмор нервно поправил очки, слова заикались ещё сильнее:

— Видите ли, мисс Грейнджер, боюсь, у вас нет другого выхода… Артефакт сработает ровно в полночь. И в этот момент здесь уже будет толпа зевак и уважаемые люди из министерства, а также пресса… Мы не просим от вас многого, но, так как вы единственная пара, на ком сработал артефакт… конечно, волшебники и волшебницы хотят понять, не ошиблась ли Омела и как поменялись ваши взгляды друг на друга за прошедшие семь дней.

— И, кстати, — тихо добавил Флинтмор, почти шёпотом, — судя по всему, отношения между вами стали теплее.

Гермиона глубоко вздохнула, пытаясь удержать гнев. Она стиснула зубы и мысленно крикнула: «Да как они смеют! Я не их игрушка!»

Драко же молчал, крепко сжимая руки, сдерживая желание отругать профессора за дурацкий артефакт, но внутренне он почувствовал гордость за то, что Гермиона наконец-то дала отпор министерским бюрократам.

— Вам, наверное, дадут большую должность за это открытие, — сказал Драко сквозь зубы.

— Я без доли стеснения считаю своё творение совершенным, — гордо ответил профессор Флинтмор.

«Тупорылый ботан», — пробормотал Драко про себя.

Арглемир в очередной раз вставил своё слово:

— Начало концерта в 22:00. Не опаздывайте. В конце концов, вы и есть вишенка на новогоднем торте.

* * *

Драко и Гермиона шли обратно в квартиру Гермионы молча. Воздух был наполнен лёгким запахом сладостей и тяжёлой неловкостью — оба ещё переживали недавние события, а ситуация с очередной министерской задумкой, казалось, вообще побила все рекорды по раздражительности. Каждый шаг отдавался в груди, но никто не решался заговорить первым.

Они вошли в парадную и прямо на лестнице встретили Джинни и Блейза. Джинни, с лёгкой улыбкой и блеском в глазах, сразу же заговорила:

— Я слышала про концерт. Мы с Блейзом будем.

Гермиона чуть сморщилась:

— Я думала, ты будешь отмечать в Норе?

— Нет, — ответила Джинни, пожимая плечами. — Мы такое не пропустим. Гарри с Роном тоже придут. Сегодня все будут тусоваться на площади Хогсмида, и заодно мы уже давно хотели посмотреть новогодний фейерверк. Миона, ты же не думала, что мы это пропустим? Тебе надо подобрать подходящее платье и наложить чары гламура, а ещё…

— Джинни, остановись, наше участие в этом показушном цирковом номере не радует ни меня, ни Др… ни Малфоя.

Гермиона чуть улыбнулась, и напряжение немного спало. Она видела, какая радостная была Джинни.

«Ох, Мерлин, хоть у кого-то есть новогоднее настроение.»

— Ну, ладно, — пробормотала она, —идёмте ко мне.

Дойдя до квартиры, они не уселись на диван — атмосфера была слишком напряжённой для этого. Гермиона первой сняла пальто, бросила его на спинку стула и прошла дальше, будто спасаясь от тишины, Драко остался у двери, наблюдая за этим молча.

В этот момент дверь снова открылась.

— Ну что, — протянул Блейз, оглядывая их обоих внимательным, слишком понимающим взглядом, — между вами как будто кошка пробежала.

Живоглот, словно по команде, громко мяукнул, запрыгнув на подоконник.

— Вот. Даже подтверждение есть, — усмехнулся Блейз.

Джинни уже шла по квартире, по-хозяйски заглядывая на кухню.На плите — готовый, нетронутый омлет, рядом — сваренный кофе. В гостиной — красивая, аккуратно украшенная ёлка с мягким светом гирлянд.

— Ого, — сказала она, — у вас тут… уютно.

Гермиона замялась, потом вдруг сказала, будто цепляясь за что-то знакомое:

— Я могу прямо сейчас подарить тебе твой подарок. Раз мы будем не в Норе.

Джинни тут же обернулась:

— Нет, нельзя. Мы увидимся в рождественское утро — и подаришь тогда, а сейчас… — она прищурилась. — Тебе нужно собираться. Позволь, я тебе помогу, пошли в ванную.

— Ох нет, не можем, — быстро сказала Гермиона. — Только если возьмём с собой Малфоя.

Драко поднял руки:

— О нет. Это без меня.

Блейз тем временем достал из подарочного пакета бутылку волшебного вина.

— Предлагаю выпить за канун Нового года.

— Отлично, — сказала Джинни. — Налейте нам с Гермионой по бокалу, мы идём собираться… в шкаф.

— В шкаф? — переспросил Блейз.

— В шкаф, — кивнула Джинни с таким видом, будто это был очевидный выбор.

В шкафу Джинни колдовала над волосами Гермионы, превращая их в гладкую, послушную волну. Чары гламура ложились мягко, почти незаметно.

— Какая разница, какое платье, — фыркнула Гермиона, — если на улице зима и на мне будет верхняя одежда?

Джинни приподняла бровь:

— Ты что, не пользуешься согревающими чарами?

— Пользуюсь, — улыбнулась Гермиона. — Но всё равно не снимаю верхнюю одежду.

На самом деле она была благодарна Мерлину за то, что Джинни и Блейз оказались здесь. Это спасло её от неловкого разговора… и от какой-то отчаянной, щемящей грусти.

«Глупое сердце, что ты там успело почувствовать?»

…

Драко и Блейз пили уже по второму бокалу, когда Драко заговорил:

— Ты никогда не думал о том, что вы с Джинни очень разные? Тебя это не пугало?

— Думал. И да, конечно, мы разные, — спокойно ответил Блейз. —Но мы же уже не в Хогвартсе, нас не делят на факультеты. И если честно… девушки на Слизерине мне никогда не нравились.

— Это потому, что они такие же невыносимые, как и мы, — усмехнулся Драко.

Блейз продолжил:

— Она очень эмоциональная, а я более устойчивый, но мы умеем дополнять друг друга. В отношениях главное — взаимное желание любить, и делать выбор быть с этим человеком каждый день. Просто арифметика.

Драко задумался.

— А ты не боишься её разочаровать?

Блейз ответил быстро, не задумываясь:

— Я уже это сделал. Сотни раз. В любых отношениях есть ссоры и недопонимания, но вернёмся к предыдущему пункту: любить — это значит выбирать быть с этим человеком каждый день.

— Но разве… — начал Драко и осёкся.

Из шкафа вышли Джинни и Гермиона. Гермиона была с прямыми волосами. Чары гламура придали румянец и глянцевый цвет её губам, ресницы подкрутились. На ней был нежный бежевый твидовый костюм — юбка и приталенный жилет.

«Восхитительное зрелище»

Драко замер, забыв, что хотел сказать.

* * *

Ровно к 21:30 они вышли из дома, решив прогуляться пешком. Вечер был холодным, но магия Нового года уже витала в воздухе. Снег под ногами тихо поскрипывал, фонари отбрасывали золотистый свет, а шум и огни Хогсмида казались ближе, чем обычно.

— Как же круто жить так близко к работе, — заметил Блейз, засунув руки в карманы.

— К бывшей работе, — спокойно сказала Гермиона. — После всего происходящего я думаю уволиться.

Джинни сразу поддержала подругу:

— Тебе давно пора заняться любимым делом. И вообще… — она улыбнулась. — Оно ведь не в сфере волшебных артефактов, а в сфере волшебных существ.

Драко удивился, даже немного замедлив шаг.

— Правда? — он повернул голову к Гермионе.

А потом усмехнулся своей мысли:

«А что, если я нравлюсь Грейнджер как волшебный эльф?»

Он усмехнулся ещё шире, продолжая смотреть на неё.

«Она сегодня особенно прекрасна», — подумал он и тут же отвернулся, будто его поймали с поличным.

…

Когда они дошли до Хогсмида, город буквально жил. Улицы были заполнены волшебниками и ведьмами всех возрастов. Магазины сияли витринами, из «Трёх мётел» доносился смех и музыка, продавцы горячего сливочного пива перекрикивали друг друга, а над площадью парили заколдованные снежинки, вспыхивая мягким светом.

В центре площади возвышалась волшебная сцена, украшенная гирляндами, лентами и золотыми огнями. А над ней — Омела, переливающаяся мягким золотистым светом.

Вокруг сцены ходили парочки. Кто-то держался за руки, кто-то нарочно проходил мимо снова и снова, надеясь, что Омела сработает именно на них. Слышались смешки, вздохи, нервные шутки.

— Зачем они там ходят? — нахмурился Блейз. — Разве не надо встать под Омелу, чтобы она среагировала?

Гермиона спокойно ответила:

— Если Омела чувствует поблизости потенциальную пару, этим людям не обязательно под неё вставать. Она загорится и свяжет их своей магией, даже если они стоят не под ней. Так ведь вышло и у нас.

Джинни тут же подхватила, с лукавой улыбкой:

— А вы не пробовали поцеловаться под Омелой?

— Джинни!!

— Чтоооо?

В этот момент пространство вокруг них резко сжалось.

— Это они!

— Та самая пара!

— Противоречивая пара!

— Пара из параллельных миров!

К ним подлетели журналисты, камеры щёлкали, вспышки слепили глаза.

Особенно выделялась одна — женщина с острым подбородком, идеально уложенными волосами и самопишущим пером, которое злобно строчило в воздухе, не дожидаясь ответов.

— Рита Скитер, — сквозь зубы пробормотал Драко.

Она сияла, как акула, почувствовавшая кровь.

— Мисс Грейнджер! Мистер Малфой!Та самая пара, на которой сработала Омела!Кто бы мог подумать — героиня войны и наследник одного из богатейших чистокровных родов! Люциус Малфой всё ещё в Азкабане — как думаете, какая у него будет реакция?

Перо бешено носилось вокруг них.

— Скажите, правда ли, что артефакт сблизил вас сильнее, чем вы ожидали?

— Что вы чувствуете друг к другу сейчас?

— Планируете ли вы поцеловаться в полночь?

Их окружили плотным кольцом. Фотографировали и задавали бесконечную череду вопросов. Драко сделал шаг ближе к Гермионе, почти машинально, заслоняя её плечом.

Вспышки магнезии рвали воздух короткими ослепляющими всполохами. Магические камеры щёлкали без остановки, самопишущие перья носились вокруг, строча заголовки прямо в воздухе.

— Сюда, мисс Грейнджер!

— Мистер Малфой, посмотрите в объектив!

— Осторожно, — резко сказала Гермиона, когда очередной репортёр попытался протиснуться между ними.

Она сделала шаг — и тут же почувствовала рывок, словно что-то мягко, но настойчиво потянуло её обратно.

Драко тоже остановился.

— Семь шагов, — процедил он.

— Вы не можете отойти друг от друга? — тут же оживилась Рита Скитер, её самопишущее перо зависло у самого лица Гермионы. — Как романтично. Или, может быть, пугающе? Что вы чувствуете прямо сейчас?

— Раздражение, — холодно ответила Гермиона. — И желание, чтобы вы убрали это перо.

Толпа захихикала, но камеры продолжили щёлкать.

— Мисс Грейнджер! — выкрикнула ведьма с ярко-розовым шарфом, едва не ткнув колдографией прямо ей в лицо. — Скажите, правда ли, что вы сопротивлялись артефакту первые три дня?

— А вы сопротивляетесь отсутствию такта всю жизнь? — сухо ответила Гермиона.

Несколько человек фыркнули, но перья продолжили строчить.

— Мистер Малфой! — другой голос, резкий, настойчивый. — Вы ведь чистокровный. Вас не смущает, что артефакт связал вас с магглорождённой?

Драко медленно повернул голову.

— Меня смущает только то, что такие вопросы всё ещё считают уместными.

Вспышка. Щелчок. Перо радостно заскрипело.

— Вы уже спите вместе? — выпалила молодая журналистка, тут же покраснев, но не отступив. — Вынужденная близость, знаете ли…

— Тренируйте, пожалуйста, не только навык письма, но и мозг, — огрызнулась Гермиона.

Толпа загудела.

— А были ли побочные эффекты? — не унимался кто-то. — Резкие перепады настроения? Притяжение? Отрицание? Желание поцеловать объект связи?

— Следующий вопрос, — процедил Драко, сжимая кулаки.

— Правда ли, что Омела ошиблась? — вкрадчиво спросила Рита Скитер, протискиваясь вперёд. Очки на носу сверкнули. — Или же она показала то, что вы просто отказывались признать?

Между ними повисла короткая, опасная пауза.

— Омела, — отчётливо сказала Гермиона, — не даёт психологических комментариев. В отличие от вас.

— А как ваши друзья относятся к этому? — снова выкрик. — Поттер уже высказался?

— Да, мы уже получили его благословение, — бросил Драко.

— Скажите честно, — ещё один голос, почти шёпотом, но с ехидцей, — если бы не артефакт… вы бы когда-нибудь выбрали друг друга?

Вот тут стало по-настоящему тихо.

Гермиона открыла рот и закрыла, Драко сделал вдох, но слова застряли где-то между горлом и…он ответил абсолютно искренне:

— Да! — сказал он, смотря прямо в её глаза.

И именно в этот момент Блейз шагнул вперёд. Он встал так, чтобы перекрыть журналистам путь, не нарушив дистанцию между Драко и Гермионой.

— Министерство получило своё шоу, — продолжил он. — А теперь дайте людям пройти.

— А вы кто такой? — прищурилась Скитер.

— Обломщик твоего кайфа, детка, — улыбнулся Блейз.

— Он назвал меня «детка»! — возмутилась Скитер, приказывая перу стереть этот фрагмент.

— Джинни, — бросил он через плечо.

Джинни тут же оказалась рядом с Гермионой:

— Идём. Срочно. Пока они не решили взять у вас интервью о детских кошмарах и первом поцелуе.

Они двинулись цепочкой, аккуратно: Блейз впереди, расчищая путь, Гермиона следом, Драко сбоку, не отрывая взгляда от толпы, Джинни замыкала, оглядываясь.

Шум постепенно остался позади. Музыка со сцены стала мягче, смех — дальше, вспышки магнезии прекратились.

У киоска с горячим шоколадом Гермиона наконец выдохнула:

— Спасибо.

— Не за что, — сказал Блейз. — Но расслабляться рано. Это только начало.

Драко хмыкнул:

— Прекрасно. Я всегда мечтал стать новогодним аттракционом.

Джинни протянула им стаканы с горячим напитком:

— Пейте. И постарайтесь не выглядеть так, будто вас собираются принести в жертву Омеле.

— Это, кстати, похоже на правду! — заметил Блейз.

* * *

Часы показали 23:45, когда министр магии поднялся на сцену, чтобы произнести свою долгую бюрократическую речь. Шум толпы затих, все взгляды устремились на него.

— Дорогие коллеги, маги и волшебницы, жители волшебного сообщества! — начал министр, высоко поднимая руку, чтобы привлечь внимание. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями уникального события, которое, я уверен, войдёт в историю. Артефакт, известный теперь как Омела, представляет собой не просто магическое устройство, но инструмент, способный изменить подход к взаимодействию между волшебниками и волшебницами, к формированию союзов, дружбы и, безусловно, любви. После долгих лет войны, разрушившей доверие и социальные связи, мы стоим перед инструментом, который позволит не только создавать новые партнёрства, но и укреплять уже существующие, улучшать демографическую ситуацию и социальную гармонию. Омела — это не игрушка, не забавная новинка, это мост между сердцами, который при правильном использовании поможет волшебному миру восстановить доверие, почувствовать единство и осознать глубину отношений.

— Разумеется, — продолжал министр, едва скрывая гордость, — с великим вниманием мы изучили методику работы артефакта. И хочу подчеркнуть, что ни одно чувство не подменяется, ни одна эмоция не искажается. Всё, что вы увидите сегодня, отражает лишь истинные, глубоко спрятанные чувства партнёров. Омела помогает найти их, соединить те души, которые действительно созданы друг для друга.

Толпа мягко зашумела: кто-то тихо аплодировал, а кто-то едва удерживал дыхание.

— А теперь, — добавил министр, чуть сбавив голос, — позвольте мне поздравить волшебника, благодаря которому этот артефакт стал возможным. Профессора… Флинтмора!

Флинтмор поднялся на сцену под бурныеаплодисменты. Его очки блестели в свете огней площади, руки слегка дрожали, его голос был полон гордости и тепла:

— Д-д-дорогие друзья, вол-ш-ш-шебники и вол-ш-ш-шебницы, — начал он, поправляя очки. — Я д-д-долго искал способ показать людям, что истинные чувства нельзя подменить никакими чарами. Вдохновляла меня… А-а… вдохновляла меня Амортенция. Мощное зелье любви, которое изучают в Хогвартсе, но, к-к-к сожалению, оно подменяет чувства, создаёт иллюзию… временную, ненастоящую.Омела же, — он сделал паузу, чуть заикаясь, — н-н-не затуманивает разум. Она лишь… извлекает те чувства, которые у-уже есть глубоко внутри. Она понимает, кто создан для кого, и делает так, что эти души встречаются, у-у-узнают друг друга и осознают своё предназначение. И, поверьте, — профессор улыбнулся, — Омела знает лучше.

Аплодисменты раздались громко: люди скандировали и свистели. Флинтмор слегка поклонился, немного смущённый, но сияющий гордостью.

— А теперь, дамы и господа, — сказал министр, его голос звучал торжественно и чуть громче, чтобы перекрыть шум толпы, — хочу пригласить Гермиону Грейнджер и Драко Малфоя — первую пару, которую Омела выбрала сама.

Они сделали шаг синхронно, и каждый осознал, что этот момент станет концом недели напряжения, недели невообразимой близости.

Толпа замерла, камеры щёлкали, магические перья писали всё в воздухе. Драко сжал руку Гермионы, чувствуя, что любое движение, любой взгляд сейчас на вес золота, и мир вокруг словно растворился, оставив только их двоих и Омелу, которая мягко мерцала над ними.

Министр отошёл в сторону, уступая место ведущему и давая толпе возможность рассмотреть их получше. Свет со сцены мягко ложился на лица, Омела над головами тихо мерцала, будто прислушивалась.

— Ну что ж, — прозвучал голос, усиленный чарами. — Расскажите, как прошли ваши семь дней. Какие положительные стороны вы нашли в пребывании друг с другом на расстоянии семи шагов?

Им было некомфортно.И вообще вся эта ситуация бесила.

Толпа ждала. Камеры были направлены прямо в лица, магические перья зависли в воздухе.

Драко вдохнул — резко, будто нырял в холодную воду, — и заговорил первым:

— У мисс Грейнджер милый кот, — произнёс он ровно. — Когда не мяукает и не шастает под ногами.

Гермиона обиженно фыркнула, даже не повернув головы:

— О да. Этим он очень напоминает мистера Малфоя.

По толпе прокатился смешок. Драко хмыкнул, чуть наклонив голову, будто принимая удар с достоинством.

— А у вас с ним количество волос и шерсти похоже, — невозмутимо продолжилон. — Я никак не могла понять, чей волос нахожу на своей рубашке.

Гермиона злилась. Как же он её бесит. И одновременно —чёрт возьми —хочется его обнять.

Магия Омелы едва заметно дрогнула.Министр неловко вмешался:

— Эмм… а может быть… — он кашлянул. — Что-то запомнилось больше всего?

Молчание.

Секунда.

Две.

Толпа затаила дыхание. Драко заговорил снова — тише, спокойнее:

— У мисс Грейнджер хороший вкус в фильмах.

Он повернул голову и посмотрел на неё.И впервые за вечер улыбнулся — по-настоящему, мягко, так, что на скулах проступили едва заметные ямочки.

— И от неё исходит тёплая энергия, — добавил он. — Которая делала каждое моё утро лучше, и наполняла жизнь смыслом, который я давно утратил.

Гермиона сглотнула.

— Мистер Малфой, — начала она, чуть хрипло, — научил меня снова радоваться Рождеству.

Пауза.

— А ещё научил кататься на санках.

Толпа ахнула умилённо.

— Мисс Гермиона очень мило злится, — вдруг добавил Драко. — И когда злится, у неё дёргается кончик носа, это почему-то поднимает мне настроение.

Гермиона не удержалась:

— Мистер Малфой — невыносимый гордец, — сказала она. — Когда не наряжает ёлку, а когда наряжает — превращается в заботливого и терпеливого ангела.

Он усмехнулся.

— Мисс Грейнджер делает потрясающую яичницу. Почти всегда без яда.

— А мистер Малфой варит почти сносный кофе, — тут же парировала она. — Когда не ломает мою кофеварку.

Смех. Аплодисменты. И в этом шуме толпы, в этих словах, между шутками и уколами, они подходили друг к другу всё ближе.

Шаг за шагом.

Министр задал очередной вопрос:

— Что вы чувствовали на протяжении этих семи дней?

Драко не стал ждать.

— Я чувствовал себя счастливым.

Гермиона сказала одновременно с ним, даже не посмотрев в сторону:

— Я чувствовала себя счастливой.

Омела вспыхнула мягким, золотым светом.

Ведущий, всё ещё держа микрофон, нервно улыбнулся, оглядывая пару и толпу:

— Какие страсти… какая романтика, дамы и господа… Но ровно через одну минуту нас ждут сразу два события. Наступление Нового года — и окончание сеанса гармонизации и чар Омелы для этой пары.

Он сделал паузу, давая словам осесть в воздухе.

— Давайте же начнём обратный отсчёт.

Толпа загудела. Сотни голосов сливались в один.

— Пятьдесят пять…

— Сорок три…

Цифры скакали, сбивались, но это уже было не важно.

Драко смотрел на Гермиону, в его взгляде больше не было ни сарказма, ни маски, ни защиты. Там была нежность — обнажённая, честная. Любовь — тихая и решительная, как выбор. Она смотрела на него так же.

Он шагнул ближе, не думая, не считая. Схватил её за плечи — крепко, как будто боялся, что мир снова попытается их развести.Она тут же обняла его, прижалась, будто знала — время уходит.

— Я… — начал он.

Голос дрогнул, но он продолжил.

— Я закрытый, саркастичный, иногда полный придурок. Я очень горд и, может, похож на нарцисса, но рядом с тобой я меняюсь. Я хочу быть лучше. Ты вдохновляешь меня становиться лучше.

Он выдохнул, прижав лоб к её лбу.

— Я остановился тогда, потому что боялся своих чувств к тебе. И боялся причинить тебе боль, но я постараюсь. Я обещаю никогда не делать тебе больно. Возможно, я буду тебя разочаровывать — мы все не идеальны. Но я никогда не предам твоё доверие. Я хочу, чтобы ты была моя. И к чёрту эту Омелу — я хочу, чтобы ты была моя навсегда. Всегда этого хотел. Ты необыкновенная. Ты как ураган в моей жизни, который пахнет свежей клубникой… и я готов всегда вдыхать твой аромат.

Он провёл пальцами по её губам.

— Двадцать пять…

— Двадцать четыре…

Гермиона дрожала, но не от холода.

— Я заносчивая, — начала она. — Я не всегда контролирую свои эмоции. У меня синдром отличницы, и я так привыкла к одиночеству, что боялась впустить кого-то в своё личное пространство,но ты… ты ворвался в него, как фурия. И не нарушил мой комфорт.

Она подняла на него глаза, полные света.

— С тобой я дома. Ты мой дом. И ты мне очень давно нравишься…

Она обняла его крепче, запустила пальцы в его волосы, будто боялась не успеть.

— Ну и пусть мы из разных миров, — прошептал он. — Давай возьмём всё самое лучшее из каждого и создадим свой отдельный мир.

С этими словами он накрыл её губы поцелуем. Поцелуй был не спешным, он был обещанием. Тёплым, глубоким, настоящим.

Мир исчез. Остались только они.

— Три…

— Два…

— Один…

Яркая вспышка Омелы разорвала небо над сценой. Золотой свет разлился волнами, мягко, будто благословляя. Нити магии растворились в воздухе, как утренний туман. Сеанс гармонизации завершился. Чары Омелы — тоже.

— Это было поистине волшебно, — начал ведущий…

Но Драко и Гермиона его уже не слушали.

Они тут же отмерили шаги. Теперь свободно. Запрета на дистанцию больше не существовало. Как и желания её соблюдать.

Драко подхватил Гермиону на руки — легко, уверенно, будто делал это всю жизнь.

И, не оборачиваясь, унёс её со сцены — к огромной ёлке в центре Хогсмида.

Фейерверки взорвались в небе.

Толпа кричала.

Новый год начался. А для них — началась жизнь.

…

Ёлка сияла всеми возможными огнями, фейерверки гремели так, что казалось — само небо трескается от радости. Новый год вступал в свои права без стеснения.

А Гермиона и Драко целовались.

Жадно. Страстно. Так, будто боялись, что если оторвутся друг от друга хотя бы на секунду, жизнь снова решит сыграть с ними злую шутку.

Они шептали друг другу словао том, что всё и так было ясно с самого начала — просто оба слишком долго боялись это признать.

Музыка с главной сцены постепенно стихала. Концерт подходил к концу, и площадь начинала жить праздником: люди расходились по аттракционам, смеялись, поднимали бокалы, поздравляли друг друга, исчезали в толпе, чтобы начать Новый год.

— Ну вы, конечно, даёте… — раздался знакомый голос.

Блейз стоял рядом, ухмыляясь так, будто только что выиграл спор всей своей жизни.

— Какие вы милашки. Мы всё видели.

— Точнее, — тут же поправила его Джинни, складывая руки на груди и глядя на них с победной улыбкой, — мы всё знали, и давно уже всё заметили.

Гермиона засмеялась.

Драко встал за её спиной, обхватил её талию руками, прижимая к себе. Его подбородок почти касался её плеча, пальцы лениво накручивали её кудряшку. Он был расслаблен. Счастлив. Настолько, что даже не пытался это скрывать.

— Вы выглядите… — Джинни прищурилась, — отвратительно счастливыми.

— Спасибо, — хором ответили они.

Они смеялись, переговаривались и сами не заметили, как снова оказались ближе к сцене, там, где над их головами всё ещё висела Омела.

И тут воздух прорезал знакомый голос:

— Ты опять наступил мне на ногу, Поттер!

— Пэнси, я не специально! Ты сама под ноги лезешь!

— Да смотри ты уже, куда идёшь!

— Я не хотел. Просто здесь многолюдно, — парировал Гарри.

— Тебе очки для красоты, что ли!

Гермиона резко оживилась:

— Смотрите. Гарри.

Гарри Поттер стоял напротив Пэнси Паркинсон, и их ссора развивалась с прогрессирующей динамикой — громко, эмоционально, с жестами и обвинениями.

— Сейчас Пэнс протрёт фары малышу, — протянул Блейз. — Давайте подойдём поближе, не хочу ничего пропустить, — добавил он ехидно.

Но в этот момент Омела над сценой вспыхнула. Золотистые нити снова ожили, зазвенели в воздухе, потянулись вперёд.

— Ой-ой-ой… — протянула Джинни.

— Кажется, — усмехнулся Драко, прижимая Гермиону чуть крепче, — образовалась новая пара.

Гермиона улыбнулась, наблюдая, как Пэнси и Гарри замерли, одновременно подняв головы.

— Ну что ж, — сказала она тихо, — Омела знает лучше.

Они переглянулись, так как уже знали, что ждёт эту парочку дальше.

Неловкость. Споры. Злость. Смех.

И то чувство, от которого невозможно убежать, сколько бы шагов ни было между вами.

Драко наклонился к ней и тихо сказал:

— Кажется, Омела любит противоположности.

Она улыбнулась.

— И в этом есть смысл.

Он переплёл их пальцы.

— Пойдём домой, — сказал он. — И закончим начатое.

Гермиона кивнула.

Они ушли, растворяясь в огнях Хогсмида, оставляя за спиной сцену, Омелу и толпу.

Для них магия больше не диктовала правила. Она не устанавливала расстояний, не отсчитывала секунды и не подсказывала, кого любить.Отныне они сами сделали этот выбор — быть рядом, каждый день, снова и снова.

Любовь не нуждалась в чарах, чтобы существовать. Она жила во взглядах, в привычных жестах, в тёплых ладонях и в том спокойствии, которое приходит лишь тогда, когда рядом по-настоящему твой человек.

Их история больше не принадлежала магии.

Она принадлежала им.

А для кого-то… История только начиналась.

* * *