The fragility (гет)

Декабрьский вечер обнимал город холодом и тишиной, но в доме Уокеров было тепло. За окном, в аккуратной темноте пригорода, тихо падал снег, а в просторной гостиной было светло и комфортно, здесь каждая вещь, от дивана в скандинавском стиле до абстрактной картины, стояла ровно там, где ей полагалось.

Гостиная Уокеров была выполнена в современном минималистичном стиле: светлые стены, панорамные окна с видом на аккуратный, заснеженный сад и потолок, из которого исходил мягкий, рассеянный свет. В центре комнаты, в специально отведенной нише, потрескивал электрический камин, его свет смягчал идальность обстановки.

Мать Гленна, миссис Уокер, сидела в одном из двух одинаковых дизайнерских кресел. Рядом с ней, в другом кресле, расположился отец Гленна, мистер Уокер. Они тихо разговаривали о чем-то своем: мистер Уокер время от времени обращался к жене, а миссис Уокер слушала его с неизменной сосредоточенностью. В их общении не было спешки, только спокойствие и уверенность. Взгляд миссис Уокер время от времени скользил к настенным часам, а затем возвращался к обеденному столу, где она оставила ужин для старшего сына.

Гленн появился около девяти. Он остановился в прихожей, снимая куртку и обувь, затем направился в ванную комнату, минуя гостиную. Он не смотрел на родителей, и они не поднимали головы. Через минуту он вернулся, вытирая руки полотенцем. На секунду его глаза скользнули по родителям, сидящим в креслах.

Он едва заметно кивнул в их сторону, это был его обычный, минимальный знак приветствия.

— Привет, — произнес он коротко и нейтрально.

Отец, не отрываясь от планшета, тоже кивнул, а мать ответила:

— Привет, Гленн.

Гленн, наконец, направился к обеденному столу. Голод, оставшийся после двух часов интенсивного движения, был единственной силой, которую он сейчас чувствовал, и он стремился утолить его, стараясь не нарушать их тихой беседы и не привлекать к себе лишнего внимания.

— Сегодня тренировка разве в такое время? — заметил отец, его голос был ровным, лишенным эмоциональной вибрации, словно он комментировал сводку погоды.

— Обычно твои занятия по баскетболу проходят раньше.

— Я отрабатывал пропуск, — ответил Гленн, стараясь, чтобы его голос звучал так же ровно, как и голос отца.

— Пропуск? Почему? — Тон мистера Уокера поднялся на едва заметную, но категоричную ноту.

— Готовился к тесту по математике, — сказал Гленн, демонстративно придвигая к себе тарелку с ужином и принимаясь за еду.

— Я должен был набрать C-минимум, чтобы получить допуск к экзаменам.

Отец, наконец, оторвался от планшета. Экран погас, и этот жест был значимым; это означало, что всё его внимание перешло на старшего сына. В его взгляде читалось глубоко укоренившееся недоверие, подкрепленное годами разочарования, когда Гленн не оправдывал их ожидания.

— Но твой результат всегда был D-плюс, не помню, чтобы ты хотел большего. Это едва ли повод пропускать занятия спортом, которые, к слову, хотя бы дают тебе какую-то перспективу.

Гленн почувствовал, как напряглась челюсть, его тело всегда реагировало так, готовясь к привычной, изнуряющей ссоре. Он взял еще один вдох, отсекая ярость и отвечая не импульсом, а выверенным, взрослым расчетом.

— D-плюс не дает допуска к экзамен. А тренировку я перенёс и отработал сегодня. Я люблю баскетбол и не собираюсь его пропускать. — Он говорил не оправдываясь, а констатируя факт, и эта неожиданная рациональность была более шокирующей, чем любой его резкий ответ и повышенный тон.

Родители переглянулись. Этот обмен взглядами был лишен слов, но полон недоумения и негласного вопроса: что происходит? Гленн никогда раньше не вёл себя так... сдержанно.

— А зачем тебе допуск, если ты, как мы решили, планировал поступать на службу? — начал отец, его голос снова стал скептичным, полным привычного сомнения. Он был заранее готов к отговорке, к очередной подростковой глупости сына.

— Ты же не собираешься...

— Я передумал, сэр, — спокойно ответил Гленн, выдерживая взгляд отца. Он говорил не оправдываясь, а констатируя факт с неожиданной, взрослой твердостью.

— Я не буду идти в армию. Я хочу... готовиться к поступлению.

Отец нахмурился, стараясь понять смысл услышанного. Служба в армии для мистера Уокера являлась логичным, понятным выходом для его проблемного, импульсивного сына. Это был план, закрепленный годами. И вот теперь Гленн его рушил, и рушил не криком, а спокойным, рациональным решением.

Снова наступила тяжелая, вязкая тишина, более давящая, чем любая ссора. Миссис Уокер медленно отложила журнал на стеклянный столик. Ее глаза расширились — она смотрела на сына с нескрываемым удивлением.

— Ты думаешь, тебе хватит баллов для поступления? — в тоне отца была едва скрытая насмешка, привычное сомнение в его способностях, которое всегда ранило Гленна больше всего.

— Пока не хватит, — спокойно ответил Гленн, игнорируя колкость.

— Я возьму гэп-йер, буду работать, и буду готовиться к тестам.

— А куда ты хочешь поступить? — осторожно спросила мать, внимательно глядя на Гленна

— Думаю, электроника. Рочестерский колледж, факультет промышленных систем, — спокойно ответил Гленн.

— Я буду работать и параллельно готовиться, чтобы поступить туда.

Мистер Уокер, медленно покачал головой, его губы сжались в тонкую линию. Он не сказал ничего, но этот жест красноречиво говорил: "Я уже видел твои импульсы, Гленн. Это пройдёт." Его недоверие было слишком укоренившимся, слишком глубоко вросло за годы подростковых ошибок, чтобы принять эти изменения сразу. Он не верил в долговечность решений Гленна, рассматривая это лишь как очередное мимолетное увлечение. В его глазах читалась усталая, циничная уверенность.

А вот мать смотрела на Гленна по-другому. Ее взгляд, обычно оценивающий, измеряющий и требовательный, вдруг изменился. Морщинка беспокойства разгладилась на ее лбу, а в глазах появилась неожиданная мягкость.

— Это... хорошее направление, сын, — сказала она. Голос ее прозвучал немного выше, чем обычно, с ноткой искреннего волнения. Это было утверждение, а не критика, и оно прозвучало в этом доме слишком неожиданно, как будто кто-то вдруг включил яркий свет в полумраке.

Мистер Уокер удивлённо и даже немного раздражённо посмотрел на жену, словно она нарушила негласный протокол их сдержанности, проявив неуместную эмоциональность.

Но Миссис Уокер проигнорировала взгляд мужа, фокусируясь на сыне:

— Ты ешь, не спеши. А мы потом обсудим, где тебе найти дополнительные занятия. Я рада твоему решению.

Гленн не ожидал этой поддержки. Он был готов к продолжению скептицизма отца, к молчаливому осуждению матери, к тому, что она воспримет его идеи как очередную глупость. В его душе что-то тепло дрогнуло, словно лед, тронутый первым весенним солнцем. Он почувствовал, как напряжение уходит из плеч.

— Спасибо, мам, — ответил он, и это краткое слово, произнесенное после долгих лет отчуждения, стало первым хрупким мостом между ними, построенным на основе взаимного уважения и признания его нового выбора.

* * *

После ужина, который прошел на удивление спокойно после первоначального шока, Гленн поднялся на второй этаж и отправился в свою комнату, которая, в отличие от безупречной гостиной, была отображением его характера: хаос под контролем. Тут царил дух его личности. Плакаты музыкальных групп смешивались со спортивной атрибутикой, а на столе лежали учебники, которые теперь он открывал чаще, чем раньше. Это был единственный уголок дома, который принадлежал только ему.

Гленн всё ещё был под впечатлением от слов матери. Впервые за долгое время она явно поддержала, поверив в его планы. Это чувство было непривычным и драгоценным, словно он наконец-то получил крохотный, но прочный якорь в этом доме.

Он переоделся и рухнул на кровать. Именно в этот момент раздался тихий, вежливый стук в дверь. Он сразу подумал, что это мама пришла поговорить, чтобы обсудить и уточнить детали.

— Да? — отозвался Гленн, выпрямляясь.

В дверном проеме показался Дин, младший, четырнадцатилетний брат Гленна. Он был полной его противоположностью в глазах родителей: послушный, исполнительный, отличник, не доставляющий хлопот.

Гленн улыбнулся, и его лицо впервые за вечер по-настоящему расслабилось, показывая искреннюю, теплую привязанность. Несмотря на явную разницу в их характерах и заметно более мягкое отношение родителей к младшему сыну, их любовь была безусловной.

— Ну что ты, мелкий? Как дела?

Дин хитро улыбался. Он подошел к столу, его глаза сияли от важности открывшейся ему информации, словно он только что закончил сложное расследование.

— А я знаю. Я знаю, почему ты поменялся, почему ты стал лучше учиться и почему ты вдруг захотел поступать в колледж, — сказал он с таким серьёзным видом, словно говорил о государственной тайне.

Гленн удивленно поднял бровь. То, что брат явно слышал их разговор с родителями, его не удивило — Дин был экспертом по узнаванию информации любого рода. А вот почему он такой довольный?

— Что ты знаешь? — спросил Гленн, удивленно.

— Я знаю! — засмеялся Дин, обращаясь к нему, словно к ровеснику.

— Это всё из-за той девушки, да? Она из 10-го класса? Я видел вас в библиотеке, и на площадке ты учил ее приёмам баскетбола! Она хорошенькая. Вы встречаетесь?

Гленн не мог скрыть широкой, улыбки, которая растянула его губы. Он покачал головой, чувствуя приятное смущение.

— Ну ты... детектив, — Гленн откинулся на подушку.

— Ну, так что? Вы встречаетесь? Это серьезно? Как её зовут? — Дин засыпал его вопросами, нетерпеливо ожидая подробностей.

— Ты же не стал бы менять армию на математику просто так! Я знаю, как ты хотел поскорее закончить школу, чтобы уехать и поступить на службу.

Гленн медленно провел рукой по волосам, поправляя причёску, его взгляд стал немного мечтательным. Он покачал головой.

— Нет, мы не встречаемся, ну в привычном понимании. Ну да, я бы хотел с ней встречаться, открыто. Но её родители... не очень будут рады этому. У них свои правила. Я не самая лучшая кандидатура по их мнению. Поэтому мы пока так... можно сказать тайно. А зовут её Хэйди.

Глаза Дина расширились от чистого восхищения.

— Ого! То есть ты хочешь менять всю свою жизнь ради девушки, с которой у тебя сложности из-за её родителей?! — Дин сделал шаг вперёд, рассматривая старшего брата.

— Гленн, это даже круче, чем просто встречаться! Так интереснее! Ты что, герой из фильма?

Гленн усмехнулся, почувствовав, как гордость смешивается со смущением.

— Просто... это стоит того, мелкий.