Дигидрогена монооксид (гет)

Сакура так и не поняла, как им тогда удалось сбежать. Они петляли по маленьким улочкам, двигаясь по одному Кабуто известному маршруту. Это напоминало проникновение в хранилище — тогда она тоже повторяла все его движения. Но тогда был страх, сейчас — пустота и бледное лицо Ичиро перед глазами. Ноги словно сами несли её вслед за Кабуто.

Они пробежали мимо сквера с монументом погибшим шиноби Кумо, и Сакура против своей воли вместо горечи ощутила любопытство. Появится ли там однажды имя Таро, сына Ичиро? Что ждёт сироту в деревне, позаботится ли о нём родня, научит ли его защищаться, чтобы он однажды не повторил судьбу матери?

К её удивлению, деревню они покинули самым простым путём — через ворота. Там, на площади, посреди толпы, никто и не подозревал, что в нескольких кварталах от них только что убили девушку. Как бы искусны ни были АНБУ, они бы не сумели разыскать их в толпе.

Выйдя за стены деревни, они направились к соседнему поселению. Здесь жили простые фермеры, обеспечивающие молоком и шерстью деревню. Расчёт был прост: разыскиваемые преступники должны были либо залечь на дно в Кумо, либо броситься со всех ног прочь. Здесь их никто не стал бы искать.

С того момента, как они покинули кафе, никто из них не произнёс ни слова. Сакура скорее откусила бы себе язык, чем начала бы разговор первой. Кабуто тоже был не в настроении общаться. Это из-за его самоуверенности они чуть было не попались, хотя Сакура и предупреждала о том, что встреча с Ичиро может быть небезопасной. Однако и Сакура не ощущала себя правой. Она думала о том, что Ичиро потеряет голову из-за страха о себя и ребёнка, а выходило, что та рисковала жизнью из-за Сакуры. Сакура дорожила Ичиро, но не более, ведь у неё было много друзей, пусть все, кроме Саске и остались в Конохе. У Ичиро не было почти никого, поэтому она так уцепилась в желание спасти Сакуру. И к чему это привело?

Кабуто перекинулся парой слов с владельцем фермы и им разрешили устроиться на ночь на сеновале. С утра они должны были двинуться в путь к убежищу. Фермеры везли на молоко продажу вниз, к селениям пригорья, и за пару монет выделили в тележке место и Кабуто с Сакурой.

Воздух был густым и сладким от пыльной сухой травы. Где-то внизу мычали коровы, и этот мирный, глупый звук резал слух. Сакура села в угол, обхватив колени, и тупо уставилась в щель между досками. Глаза у Сакуры начали слипаться задолго до этого, и в этом было что-то унизительное: разум проигрывал телу. Хотя бы эту ночь она не должна была спать в память об Ичиро. Забыться сейчас значило предать память о подруге.

— Возможно, у меня довольно странное чувство юмора, — в полной тишине проронил Кабуто, беззаботно валясь на сено. Туча пыли взметнулась в воздух.

— Что? — не вдумываясь, переспросила Сакура. Фраза показалась странно знакомой. Однажды он её уже произносил, именно с такой же интонацией и таким же насмешливым голосом. И тогда он тоже казался ей ужасным человеком.

— Тот кунай был с парализующим ядом. Мне нужно было, чтобы Ичиро отвлекла АНБУ на себя. Пока они пытались привести её в сознание, мы и сбежали.

Кунай с парализующим ядом? Ичиро — всего лишь отвлекающий манёвр? Сакуре с трудом удалось удержаться и не начать переспрашивать. Несмотря на то, что Кабуто не оказался убийцей Ичиро — по крайней мере, по его словам, Сакуре захотелось прибить его ещё сильнее. Вместо облегчения она почувствовала ярость. Если бы вдруг на сеновал ворвались шиноби Кумо, она бы, не раздумывая, выдала бы Кабуто. Он лгал ей, манипулировал, а затем наблюдал, как она тонет в чувстве вины и отчаянии. Должно быть, наблюдать за её лихорадочным барахтаньем было забавно — извращённое подобие эксперимента без особой цели. Он делал это не в первый раз — Сакура наконец-то вспомнила, когда ещё Кабуто поминал своё странное чувство юмора. История повторялась: он снова заставлял её чувствовать себя соучастницей преступления, и только потом раскрывал истину. Но всё это при условии, что Кабуто сейчас сказал правду, а не издевался над ней.

— Докажи, — потребовала Сакура. — Или я должна на слово поверить, что ты не убил опасного свидетеля?

Она не успела уклониться. Кунай царапнул её по запястью, заставив вскрикнуть, скорее от неожиданности, чем от боли. Рука тотчас онемела. Жуткий холод продолжил расползаться по телу.

— Думаю, этого будет достаточно, — холодно произнёс Кабуто. Он был недоволен тем, что Сакура не стала его благодарить и теперь мстил. Поступок его не красил — действовал он не как шпион Орочимару, а как обиженный ребёнок. — Таким же кунаем была ранена Ичиро. Паралич пройдёт через пару часов. Можешь сама убедиться — ничего смертельного.

Мороз полз по шее, сковывая горло. Из последних сил Сакура прохрипела:

— Это ничего не доказывает…

Кабуто мог легко применить на ней один яд, а на Ичиро — другой. Как бы ей ни было страшно от невозможности пошевелить и пальцем, она не хотела показывать это Кабуто. Пусть лучше поймёт — мыслит Сакура всё ещё ясно.

— Пожалуй, ты права, — согласился Кабуто. — Но большего у меня нет. Я могу долго объяснять тебе, почему оставить в живых Ичиро мне было выгоднее, чем убить, но ты и это сможешь поставить под сомнение. Тебе остаётся либо поверить мне, либо нет — выбор за тобой.

Ответить Сакура уже не могла, и Кабуто продолжил монолог:

— Ичиро следовало убить намного раньше, а в итоге от неё хлопот оказалось больше, чем пользы. Но меня тронуло её желание спасти тебя. В Кумо есть люди, работающие на Орочимару за деньги или из страха. Оставив её в живых, мы приобрели куда более ценного союзника — она не предаст тебя, если ей предложат более выгодную сделку. Я могу заявиться к ней и в одиночку, наврать с три короба — и она сделает всё, что я скажу, если будет верить, что тебе это поможет.

Сакура бы рассмеялась, если бы могла. Кабуто в своих рассуждениях невольно говорил о Воле Огня, пусть в своей, извращённой форме. Он ценил верность, основанную на любви, а не на корысти или страхе, хоть никогда бы не признался об этом напрямую. Вторя Орочимару, он считал себя выше шиноби деревень, насмехаясь над их преданностью родичам, а сам не был ли готов отдать жизнь за своего господина?

— Спокойной ночи, — с издёвкой бросил Кабуто, закрывая глаза. Едва ли Сакуре удастся заснуть под действием яда. Внутренняя Сакура требовала броситься на него, как только паралич пройдёт, но Сакура успокоила её тем, что месть — блюдо, которое подают холодным.

* * *

Вход в новое убежище Орочимару был скрыт в развалинах сгоревшего дома. Пожар бушевал здесь с десяток лет назад, но местные жители всё равно обходили место стороной. От него веяло зловещей аурой, а ещё в округе было чересчур много змей. Сакура не знала истории появления этого места и не была уверена, что хочет её знать.

Они спустились в подвал, где Кабуто активировал печати и шагнул в появившуюся дверь.

— Вот мы и дома, — то ли искренне, то ли с иронией заявил он.

Внутри убежище мало отличалось от тех, в которых Сакура уже успела побывать: бесконечные коридоры, в которых легко заплутать с непривычки, однообразные развилки и факелы по стенам.

Возникло странное чувство дежавю. Будто она не вернулась в убежище — она никогда из него не уходила. Вся их миссия в Кумо — Ичиро, хранилище, змеи, её боль и ярость — всё это оказалось просто кошмаром, приснившимся в одной из этих бесчисленных каменных комнат. Ничего не изменилось. Она была всё той же пленницей в том же лабиринте.

Липкая белая нить пролетела всего в сантиметре от лица Сакуры. Она отшатнулась, больно врезавшись в Кабуто, шедшего сзади. Она обернулась, готовая бежать прочь от неизвестной опасности, но Кабуто придержал её за плечо.

— Кидомару, это ты? — прежде Сакура не придала бы этому большого значения, но сейчас заметила, как левой рукой Кабуто тянется к сумке с кунаями.

С низкого потолка спрыгнул Кидомару — шестирукий паренёк из четвёрки Звука. Сакуре он не особенно запомнился: грубиянка-Таюя, близнецы Сакон и Укон и огромный Джиробо казались куда более яркими, а у этого кроме кучи конечностей ничего особенного и не было. Впрочем, паутину бросал он довольно метко — Сакура не заметила его не только из-за сумрака, но и из-за того, что притаился он в десятке метров от них. На его лице не было заметно и следа раскаяния.

— А, четырёхглазый. Не думал, что это ты, — недовольно протянул он, растягивая паутину в руках. По голосу чувствовалось, что он бы не сильно расстроился, если бы его ошибка обнаружилась после их смерти.

— Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты указал, где находится господин Орочимару, — Кабуто вновь вошёл в роль «вежливого интеллигента», которым привык быть в убежище.

Сакура в который раз поразилась, как ему удаётся так легко переключаться между ролями. Она знала его как добродушного лекаря, приходящего в селение. Как Рёдзи — эгоистичного, помешанного на собственной выгоде. Наконец, был ещё тот, кто разговаривал с ней наедине — он казался самым настоящим: циничный, язвительный и обидчивый. Или ранимый? Грань была тонка.

Кидомару лениво махнул длинной смуглой рукой вглубь коридора.

— Там где-то, — он всё так же растягивал гласные. — В операционной.

Он произнёс это как само собой разумеющееся, но Сакура напряглась. Орочимару проводил опыты, но над кем? Готова ли она к тому, что может увидеть?

— Что произошло? — нахмурился Кабуто. Он думал о том же.

— Сакон и Укон столкнулись с отрядом из Конохи. Остался только Сакон, — несмотря на то, что речь шла о его товарищах, Кидомару растянул губы в зловещей улыбке. — Ну, пока не подох, во всяком случае. Джиробо притащил его пару часов назад.

Способности Сакона и Укона включали в себя слияние близнецов. Способен ли был один выжить без другого? Должно быть, этот вопрос интересовал Орочимару значительно больше, чем близость патрулей Конохи, иначе тот бы уже давно приказал покинуть убежище.

— Спасибо. Сакура, идём, — Кабуто не предложил ей остаться, но она и не ждала подобного.

Они прошли мимо Кидомару, и Сакура ощутила на себе его голодный цепкий взгляд. Её передёрнуло. Она так и не поняла, как ей относиться к четвёрке Звука, но этот паук её пугал. И чего он так на неё уставился? Ей следует быть осторожней: когда он в следующий раз захочет выстрелить в неё своей паутиной, Кабуто рядом может и не оказаться.

Они свернули за угол, и лишь когда шаги Кидомару затихли вдали, Кабуто замедлил ход. Он сказал, будто читая её мысли:

— Четвёрка Звука делала ставки. Таюя утверждала, что ты сбежишь через неделю, Джиробо считал, что через две. Кидомару ставил на то, что всё закончится после первой же миссии, поэтому теперь он зол на тебя. Сакон, кстати, в тебя верил: думал, что ты у нас надолго.

Сакура совсем не знала Сакона, но теперь невольно ощутила к нему симпатию. А теперь единственный из четвёрки звука, кто поверил в неё, умирал на операционном столе Орочимару.

— А ты? Какую ставку сделал ты? — не удержалась от вопроса Сакура.

— Воздержался, разумеется, — с лёгким смешком ответил Кабуто. — Как тот, кто мог непосредственно повлиять на твоё решение.

Сакуру едва не вывернуло наизнанку, не успели они и зайти в операционную. Запах насильственной чистоты — спирта и какого-то неизвестного вещества — безуспешно пытался скрыть зловоние, исходившее от тела Сакона. Кровь, горелая плоть, пот — так пахла боль. Вспомнилась любимая фраза Кабуто: «Я всё ещё не хочу умирать». Сейчас Сакуре тоже хотелось жить как никогда. Она сделала бы что угодно, чтобы не оказаться на месте Сакона. Где теперь была её храбрость и готовность к самопожертвованию? Может, и Орочимару стал одержим бессмертием, только вдохнув аромат смерти?

Это всё была ложь — первая, трусливая реакция тела. Выбор свой Сакура уже сделала давно, когда решила идти за Саске до конца. И отступать она не планировала. Поборов тошноту и трусливые мысли, Сакура вошла в операционную.

Яркий белый свет от ламп на мгновение ослепил её. Сморгнув выступившие слёзы, Сакура увидела металлическом столе искалеченное тело Сакона. Прежде незримые нити чакры тянулись от него к бесформенной массе плоти — тому, что раньше было Уконом. Даже при смерти Сакон не желал отпускать своего брата.

Орочимару склонился над столом, с любопытством исследуя останки Укона. Он не выглядел расстроенным, напротив, его глаза светились азартом.

— Вы вовремя, — прошипел он, когда Сакура и Кабуто вошли. — Он выпрямился, и его тень легла на искалеченное тело Сакона. — Ещё немного и могли бы пропустить финал грандиозного эксперимента.

— Эксперимента? — голос Сакуры дрогнул. Она не знала, зачем переспросила, зачем вообще ввязалась в эту беседу. Всё, чего ей хотелось — это покинуть операционную как можно скорее, перед этим прекратив мучения Сакона.

— Одна система чакры на два тела, и посмотри, что вышло! — увлечённо заговорил Орочимару. Если бы не сама ситуация, Сакуре бы показалось даже забавным то, как он начинал тараторить о том, что его действительно интересовало. — Она разорвана в клочья, порвана, но всё ещё держится благодаря Сакону. То, что прежде делилось поровну между близнецами, теперь принадлежит ему одному. Теперь он пытается заменить недостающую систему, перестроить каналы чакры, чтобы имитировать наличие Укона. Это поразительно! Знал бы — давно убил бы Укона собственными руками.

Сакура не видела в открытии Орочимару ничего восхитительного. Сакон умирал, но никто не хотел хотя бы облегчить его страдания. Ни один человек не заслуживал такого.

— Господин Орочимару пытается тебе сказать, что вклад Сакона в медицину может оказаться неоценимым. Изучение его тела может помочь при трансплантации органов и ускорению регенерации, — перевёл Кабуто. Орочимару закатил глаза, то ли раздражённый гуманизацией своих идей, то ли излишними объяснениями.

— Он выживет? — Сакура не понимала, какому ответу обрадуется.

— Без понятия, — просиял Орочимару. — Это нам и предстоит выяснить! Выживет — мы получим уникальный образец адаптации чакровой системы. Если нет — детальную карту распада симбиотической связи. В любом случае… — Он широко раскинул руки, словно заключая в объятия всю операционную. — Это бесценно.

Он был похож на ребёнка, которому без повода, совершенно внезапно, вручили огромный шоколадный торт. У взрослых Сакура такой прежде не встречала, а из сверстников эмоции такой силы мог испытывать разве что Наруто. Кабуто тоже выглядел довольным, но, как и всегда, сдержанным. Возможно, именно благодаря Кабуто Орочимару и избегал внимания Конохи так долго: он ставил в приоритет не открытия, а выживание.

— Прошу прощения, что прерываю ваши восторги, господин Орочимару, но угрожает ли нам Коноха? — спросил он. — Если они столкнулись с четвёркой Звука недалеко, нам стоит покинуть убежище.

— Ерунда, — отмахнулся Орочимару. — По словам Джиробо, до сюда им несколько часов бега. А шиноби Конохи… ничего серьёзного. Джоунин и трое генинов. Укону просто не повезло — девчонка из клана Яманака вселилась тело Сакона и ударила его. Оно и к лучшему — мне не нужны неудачники, проигрывающие детям.

Орочимару произнёс это с пренебрежением, но ему не удалось скрыть досаду в голосе: обычная команда Конохи сумела уничтожить одного из его элитных бойцов. Правда, он всё-таки преувеличил масштабы бедствия: Укон и Ино были практически ровесниками.

— Ино, — вырвалось у Сакуры.

Она представила, как если бы это было наяву, столкновение команды Ино-Шика-Чоу и четвёрки Звука. Шикамару второпях пытается разработать стратегию. Чоджи трясёт от страха, но он старается не подавать виду. Ино — её волосы ещё не отросли после их сражения на экзамене и теперь лезут в глаза — сосредоточенно складывает печати. Удача — не до конца придя в себя, она использует силу Сакона. Удар, предназначавшийся для Чоджи, приходится на незащищённого Укона. Тот издаёт истошный вопль и перестаёт существовать. Ино выбрасывает из тела Сакона и она не удерживается на ногах. Лучшая подруга Сакуры стала убийцей наверняка непреднамеренно, но сделанного было не воротить. Если бы Сакура осталась в Конохе, то она бы попыталась утешить Ино, сказать, что та не виновата, что это было сражение… Но у Сакуры не было такой возможности.

— Полагаю, доклад об успешном завершении в Кумо может подождать, — Кабуто сделал вид, что не услышал Сакуру. — Нужна ли вам моя помощь, господин?

— Присоединяйся, — зловеще оскалился Орочимару. — Оборудование в шкафу.

Кабуто молча кивнул. Сакура знала, что он устал — это было видно и по его голосу, и по движениям. Она сама едва держалась на ногах — они торопились, чтобы попасть в убежище до темноты. Однако он ни за что не показал бы свою слабость господину. Орочимару нужны были только сильные и выносливые приспешники. Как она старалась выглядеть храброй и расчётливой перед Кабуто, так и он изображал невесть кого перед своим господином.

Ощущая себя лишней на этом празднике жизни, который больше походил на затянувшиеся похороны, Сакура попятилась назад. Никто не обратил на неё внимания, и она приняла это за хороший знак. Она вышла из операционной и направилась прочь, поначалу медленным шагом, а затем перейдя на бег. Она больше не боялась потеряться — напротив, ей хотелось заблудиться, чтобы её никто не нашёл.

Она чувствовала то же, что и мемориального памятника в Кумо. Дикий, животный страх и невозможность хоть на мгновение отрешиться от видений перед глазами. Она видела кошмары наяву и не могла их прекратить.

Ино, бледная как полотно, отшатывается от того, что раньше было Уконом. Шикамару придерживает её за плечи, но и сам едва стоит на ногах. Чоджи стоит, зажмурившись, и шепчет: «Нет, нет, нет»… Этого не должно было произойти и не произошло. Как так вышло, что это Сакура бежала из Конохи, а замарать руки в крови пришлось им? Это было нечестно, неправильно, и они имели полное право ненавидеть её за то, что она их бросила.

Дышать становилось всё труднее. Сердце колотилось как будто она выпила три кружки кофе разом. Покачнувшись, Сакура грузно осела на пол. Вжавшись в холодную каменную стену, она молилась всем богам о том, чтобы это закончилось как можно скорее.

* * *

— Сакура!

Кто-то бесцеремонно тряс её за плечо. Она хотела проигнорировать это, но после очередного толчка голова больно ударилась о стену.

— Отстань, Кабуто, — прошипела она. Не размыкая глаз, она попыталась стряхнуть с себя руку, а когда не вышло — наощупь ударить назойливого шпиона Орочимару.

— Какой ещё Кабуто? — её запястье перехватили в воздухе и больно сжали с такой силой, что Сакура была — ещё чуть-чуть и кости в руке будут сломаны.

Она охнула и широко распахнула глаза. Тотчас ей захотелось провалиться сквозь землю, ведь над ней склонился Саске. В его чёрных глазах не было жалости, только непонимание и лёгкое раздражение. Неудивительно — он нашёл её, лежащую посреди коридора и зовущую — кого? Ближайшего приспешника змеиного саннина.

— Что ты здесь делаешь? — холодно спросил Саске, резко отпуская её руку. — Что ты вообще делала весь этот месяц?

Щёки Сакуры пылали от стыда. Она знала, что по возвращению в убежище ей придётся объяснить всё Саске, но не ожидала, что он сам найдёт её. Она ещё не придумала, какие слова стоит подобрать, чтобы передать всё необходимое, но при этом не обидеть Саске. Если она скажет, что всё это — чтобы помочь ему, не обидится ли тот за то, что его считают слабым? Если скажет, что на миссии она многому научилась, не решит ли, что она перешла на сторону Орочимару и Кабуто?

— Я потеряла сознание, — Сакура благоразумно выбрала ответить только на первый вопрос. — Спасибо, что нашёл меня до того, как это сделал кто-либо ещё.

Саске только фыркнул, показывая, что не верит ни единому её слову. Просто так в обмороки не падают, разве что Хината при виде Наруто.

— Мы можем поговорить потом? — жалобно прошептала Сакура, вкладывая в голос всю свою усталость.

Она знала, что просить Саске бесполезно. Если он хотел получить ответы прямо здесь и сейчас, то переубедить его было невозможно. Уж точно не ей.

Саске скрестил руки на груди. Теперь он смотрел на Сакуру сверху вниз, но в этом взгляде не было прежнего высокомерия и раздражения.

— Ладно, — вдруг произнёс он. — Отдохни.

В последнем слове не было ни капли тепла, но Сакура почувствовала, как по её спине пробежали мурашки. Он действительно уступил ей! Он прислушался к ней, несмотря ни на что!

Страх, совсем недавно мучивший её, исчез без следа, смытый внезапной волной облегчения и… надежды. Может, она и в самом деле значит для него больше, чем ей казалось. Сакура встала, даже не опираясь на стену.

Удостоверившись, что Сакура твёрдо стоит на ногах, Саске направился прочь. Она не стала его окликать, опасаясь разрушить уже достигнутое. Он заботился о ней, и это было самым главным.

Ей повезло — каким-то образом она дошла именно до жилой части убежища. Найти здесь комнатушку с циновкой оказалось проще простого, а большего ей и не требовалось — Сакура сама поражалась, какой неприхотливой стала в последнее время. Сейчас ей требовался только сон. Остальное могло подождать — доклад Орочимару, откровенный разговор с Саске, подведение итогов миссии…

Голодная, грязная, в крохотной келье, сейчас она чувствовала себя почти счастливой.