Увидеть радугу (гет)

Гермиона никак не могла отделаться от ощущения, что это сон. В ее голове не укладывалось, что Минервы МакГонагалл больше нет. Еще вчера они сидели у нее в кабинете и пили чай с имбирным печеньем, а сегодня ее уже нет. Невообразимо. И так больно. За те годы, что Гермиона преподавала в Хогвартсе, они еще больше сблизились. Минерва даже стала крестной их с Роном дочки… А теперь ее нет и больше никогда не будет.

Гермиона почти не помнила похорон. Единственное, что она точно знала — Минерву похоронили в Хогвартсе, рядом с Дамблдором, остальное — как в тумане.

— Гермиона, — окликнул ее Гарри, — ничего, горгулья не открывает дверь. Может пароль не тот?

Гермиона только сейчас поняла, что она не одна в коридоре. С ней Гарри и Рон(они приехали утром, как только узнали). Рон поддерживает ее под руку, а Гарри пытается открыть кабинет директора, но у него не выходит.

— Гермиона, ты меня слышишь? Дверь не открывается. Пароль…

— Пароль правильный, — устало проговорила Гермиона.

— Ну, я не знаю, попробуй сама…

Гермиона подошла к горгулье и произнесла пароль:

— Лимонные дольки.

Горгулья послушно сдвинулась с места, пропуская Гермиону на лестницу.

— Я не понимаю, значит, она что, только нас с Гарри не пускает? — удивился Рон. — И пароль странный. Она ж ненавидела эти лимонные дольки.

— Он их любил, — машинально ответила Гермиона, ступая на лестницу. За ее спиной горгулья вернулась на свое место. Раздался возмущенный возглас Рона, очевидно пытавшегося последовать за женой.

Гермиона поднялась по лестнице, толкнула дверь и оказалась в кабинете. И сразу же заметила, что что-то в нем не так. Спустя мгновение она поняла, что именно — на стене, где висел портрет Дамблдора, его больше не было. Там висела какая-то другая картина, побольше, на которой были изображены мужчина и женщина, отпрянувшие друг от друга, как только Гермиона взглянула в их сторону. У Гермионы возникло странное ощущение. Красивая рыжеволосая женщина в бирюзовой мантии, слегка раскрасневшаяся и растрепанная, и высокий мужчина средних лет с ярко-голубыми глазами и кривым носом, явно кого-то ей напоминали.

— Это вы?! — взгляд Гермионы выражал крайнее удивление.

— Мы, мы, — усмехнулся Дамблдор, приобнимая Минерву за плечи.

— Но как? Почему… вы такие?

— Ты имеешь в виду, «молодые»? — уточнил Дамблдор.

Гермиона кивнула.

— Я всегда говорил, что картины лучше фотографий. Всегда можно убавить возраст. Главное, договориться с художником… — глаза Дамблдора лукаво сверкнули.

— Я сама ничего не понимаю, — сообщила Минерва. — Я умерла, а потом оказалась здесь такая же, как почти семьдесят лет назад. Почему — ума не приложу. Он, конечно, знает, — она пристально посмотрела на Дамблдора, — но как всегда ничего не расскажет.

— Значит, вы теперь вместе?

Дамблдор и МакГонагалл почти одновременно кивнули.

— И вам там хорошо?

— Более чем, — улыбнулся Дамблдор и чмокнул Минерву в щеку.

Гермиона засмеялась. Ей вдруг стало так легко. Боль, которой был заполнен весь сегодняшний день, испарилась.

— Вы себе даже не представляете, как я за вас счастлива! Я… мне надо срочно рассказать об этом Гарри и Рону. — Гермиона резко развернулась и вылетела из кабинета.

Спустя мгновение, она вернулась:

— Я приду завтра, — и снова вылетела из кабинета.

— И не только завтра, — добавила Минерва, но Гермиона ее не услышала.

— М-да, теперь она будет проводить в этом кабинете очень много времени, — заметил Дамблдор. — Только она, кажется, этого еще не поняла.

— Она поймет, очень скоро, когда дверь вновь не откроется никому, кроме нее, она все поймет. Знаешь, а она ведь будет самой молодой директрисой Хогвартса в истории… — задумчиво проговорила Минерва.

— Угу, самой молодой, — кивнул Дамблдор. — Но не самой красивой, — в его глазах плясали лукавые искорки. — Потому что самая красивая директриса Хогвартса, — продолжил он, обнимая Минерву за талию и притягивая к себе, — сейчас передо мной. Я собирался наговорить ей кучу комплиментов, но они все вылетели у меня из головы. А придумать новые я сейчас не способен, потому что я просто не могу думать, когда она так близко. И, чтобы она не приняла меня за косноязычного идиота, мне надо как-то ее отвлечь. И, кажется, я знаю как, — последние слова он договаривал уже почти касаясь ее губ своими губами.