Цитадель (джен)

Призрачная лестница медленно таяла в воздухе, подсвечиваемая янтарными бликами заходящего солнца. В конце концов, она последний раз сверкнула позолотой на перекладинах и исчезла, осыпавшись горсткой мерцающей пыли. Отряхнув часть ее со своего сюртука, Себастьян подошел на пару шагов ближе к башне и пристально вгляделся в темные провалы бойниц, где еще недавно сиял активированный портал. Тень в черной мантии возникла рядом.

— Ну, вот и все?

— Да, сэр. — Себастьян кивнул, все еще глядя вверх на окна центральной башни.

— Что ж, это было забавно. — Тень медленно подплыла ближе к постаменту с печатями и провела рукой над слабо мерцавшей пентаграммой. Таблички и прожилки между ними тихо погасли.

— Мне понравились их попытки разгадать секрет форта. Особенно любопытно было следить за магглорожденной девчонкой. Она неплохо постаралась.

— Неплохо, — эхом повторил Себастьян, последний раз взглянув наверх башни. — Но она все равно осталась бесконечно далека от правильных ответов.

Тень хрипло захохотала.

— От правильных ответов остался бесконечно далек даже Альбус Дамблдор, хотя ему сам Мерлин велел понять, что к чему. — В мгновение ока тень, стоявшая почти в трех ярдах от смотрителя, материализовалась прямо перед лицом Себастьяна. — Никто и никогда не разгадает тайну Мертенгарда, пока я сам не решу открыть ее. Никто.

— Разумеется, сэр.

Тень выдержала испытующую паузу и проскользнула за спину Себастьяну, направляясь к центральной башне.

— Крепость должна быть восстановлена.

— Да, сэр.

— Балкон в западном крыле можешь не трогать: я сам им займусь.

— Как пожелаете.

Тень замерла прямо перед стенами башни и обернулась на сквиба:

— Ты сегодня подозрительно сговорчив, Себастьян.

Смотритель усмехнулся.

— Не вижу смысла перечить, сэр.

— О, да, воистину бессмысленное занятие, — тень мрачно хохотнула. — Я буду у себя. И все-таки мне очень понравились наши гости...

С этими словами тень просочилась сквозь каменную кладку и исчезла. Проводив ее равнодушным взглядом, Себастьян подошел к столу с пентаграммой и одну за другой вынул печати из соответствующих секторов. Сделав это, он на минуту замер в задумчивости, перебирая таблички, словно игральные фишки. Нагревшийся в лучах солнца металл отдавался в ладони приятным теплом.

Какая фантастическая глупость: искренне полагать, что твою свободу и жизнь могут спасти пять жалких побрякушек. От дверей Мертенгарда в действительности есть только один ключ — благосклонность хозяина цитадели.

Геллерта Грин-де-Вальда.

* * *

Себастьян родился в Марселе ровно в тот год, когда Грин-де-Вальд потерпел поражение на дуэли с Альбусом Дамблдором, и история магического мира прошла, по словам Элфиаса Дожа, поворотную точку. Возможно, для мира в целом эта точка и была поворотной, но для таких людей, как Себастьян, в магическом обществе едва ли что-то изменилось. Сквибы продолжали считаться позором чистокровных семей, и почти все двери в их жизни оставались надежно закрытыми.

Себастьян, однако, несмотря ни на что получил впечатляющее образование: с детства влюбленный в книги, он извлек все, что смог, из доступных ему библиотек и к семнадцати годам по своей эрудиции едва ли уступал выпускникам Шармбатонской академии. Особенно привлекательными для юного сквиба оказались зелья. За годы мучительных попыток он даже освоил некоторые из них и в совершенстве овладел заготовкой сложных ингредиентов.

Впрочем, была в жизни Себастьяна еще одна, застилающая разум страсть — море. С самого детства оно манило его, звало и искушало, и, в конце концов, Себастьян поддался. В девятнадцать лет он поступил членом экипажа на торговые суда, перевозившие редкие, а порой и запрещенные компоненты для зелий, и уже к двадцати трем годам стал одним из самых известных контрабандистов магической Франции.

Тогда-то судьба и столкнула Себастьяна с его личным проклятьем — чистокровной безумицей по имени Беллатриса Блэк.

Несмотря на победу Дамблдора и подъем светлых сил, многие именитые семейства Британии по-прежнему блюли традиции Темной магии. Малфои, Буллстроуды, Кэрроу, Яксли, Нотты — все эти громкие чистокровные фамилии входили не только в список "Священных двадцати восьми", но и в число постоянных заказчиков Себастьяна. Не обошлось и без Блэков. Впервые в знаменитом доме сквиб оказался в апреле 1969 года по рекомендации Абрахаса Малфоя — своего самого состоятельного и своенравного клиента. Себастьян до сих пор помнит тот момент, когда он впервые увидел Беллатрикс: всклоченная, возбужденная, она бладжером влетела в гостиную прямо посреди их разговора с Сигнусом, высказала отцу, что не желает являться на вечер к Крэббам, будь они хоть четырежды родственниками, и стремительно вышла вон, не дав родителю опомниться. Воплощение всего, что Себастьян ненавидел в людях — гордыни, заносчивости, агрессии, несдержанности, — Белла, тем не менее, была настолько естественна и прекрасна, что сердце сквиба екнуло. С тех пор он брал для Блэков сколь угодно сложные заказы и являлся к ним в дом так часто, как только мог. Разумеется, не все проходило гладко: иногда приходилось встречаться и за пределами роскошных поместий, и в подвалах, и у порогов черных ходов...

И все же иногда ему доводилось видеть Беллу.

Однако не прошло и двух лет, как визиты в знаменитый дом пришлось прекратить. Это было просто неудачное совпадение: один и тот же редчайший ингредиент заказали почти одновременно Блэки и Малфои, но Малфои оказались быстрее. Блэкам Себастьян был вынужден отказать.

Отголоски того разговора до сих пор иногда звучали в памяти:

— Мсье Блэк, этого ингредиента нет в наличии.

— Лжешь! Позавчера ты доставил его Абрахасу Малфою. Что скажешь, щенок?

— Что милорд опередил Вас. Повторюсь, ингредиента больше нет в наличии.

— Ах, так? Ты мне заплатишь... Круцио!

Это была адская боль. Казалось, что ломаются кости и рвутся все мышцы и жилы. Однако Она была в гостиной. И Себастьян молчал. Зубы едва не стерлись в крошку, пальцы продавили ладони до синяков, но кроме едва слышного шипения он не издал не единого звука.

Пытка вскоре закончилась. На полусогнутых ногах, сгорбленный, Себастьян кое-как вышел вон. Взглянуть на Бэллу, даже искоса, не было сил. Она презирала его — в этом не могло быть ни малейших сомнений.

Больше в их доме он не появлялся.

* * *

Очнувшись от размышлений, Себастьян достал из кармана сюртука маленькую деревянную шкатулку и ровной цилиндрической стопкой уложил в нее все печати. Раздался тихий щелчок — крышка шкатулки захлопнулась сама собой. Смотритель убрал коробочку обратно в карман и направился к подножиям лестниц, чтобы вернуть площадке исходный вид. Поворачивая голову химеры и наблюдая, как уходит под землю пьедестал, Себастьян вновь бегло скосил взгляд на центральную башню. Именно там, в подвалах этой башни, сейчас блуждает мрачная тень в черной мантии — хозяин форта, Геллерт Грин-де-Вальд.

Кто бы и что ни говорил, но величайшим магом своего времени был отнюдь не Альбус Дамблдор.

Всему магическому сообществу известно, что в 1945 году Альбус Дамблдор одолел Геллерта Грин-де-Вальда в ходе магической дуэли, после чего поверженный Грин-де-Вальд был заточен в стенах Нурменгарда. Однако только самому Дамблдору было известно, что в ходе этой дуэли он отвоевал у прежнего друга Старшую палочку — один из Даров Смерти, которыми был так одержим Геллерт. И, вопреки ожиданиям Альбуса, Грин-де-Вальд даже не попытался вернуть палочку обратно. Более того, он не кинулся на поиски остальных Даров, а добровольно закрылся в Нурменгарде, отказавшись от любых вариантов борьбы. Это было настолько не похоже на Геллерта, что Дамблдор заподозрил неладное. Грин-де-Вальд потратил годы и убил десятки людей ради охоты на Дары — так что же заставило его столь быстро и легко смириться с потерей? Не пытается ли он усыпить всеобщую бдительность?

На протяжении двадцати с лишним лет директор Хогвартса пристально следил за заточенным в тюрьме Грин-де-Вальдом и ждал подвоха. Однако ничего не происходило. Ради собственного спокойствия Дамблдор собрал за стенами школы все три Дара Смерти и даже пришел в Нурменгард поговорить с Геллертом, но вместо ответов услышал только злой хохот.

— Альбус, ты старый дурак. Я больше не играю в эти игры. Уходи. В моей камере тебе искать нечего.

Если бы Грин-де-Вальд ограничился простым: «Уходи», — Альбус ушел бы и навсегда оставил поиски. Но косвенное указание на то, что он не там ищет, заставило директора перевернуть Нурменгард от основания до верхушки. И, как и предрекал Геллерт, не найти ничего, кроме символики Даров Смерти. Что ж, Нурменгард был не единственным знаковым для Грин-де-Вальда местом...

Дамблдор поднял свои связи и целый месяц прожил в Дурмштранге. И вновь не нашел ничего, кроме указаний на Дары Смерти. Но Грин-де-Вальда не интересовали Дары! Будь Альбус проклят, если Геллерт не наплевал на эти артефакты с высокой башни. Иначе почему он так спокоен? Геллерт никогда не отступал просто так... Он фанатик, одержимый гений, и единственный способ выбить из его головы сумасшедшую идею — это предложить ему другую, еще более сумасшедшую. Неужели Грин-де-Вальд нашел альтернативу Дарам?

Дамблдор уже почти отчаялся выйти из тупика собственных размышлений, когда в магическом мире грянула первая война с Пожирателями смерти. Альбус был уверен, что Грин-де-Вальд и Волдеморт так или иначе попытаются выйти друг на друга, чтобы предложить коалицию, но он ошибся. Вместо этого прихвостни Реддла напали на Мертенгард. Что произошло во время того сражения, для старого волшебника так и осталось тайной, но это событие открыло ему существование форта — и Альбус поспешил туда...

Дамблдор четырежды возвращался в Мертенгард. Вряд ли директор сам знал, что именно искал в форте, но это место раз за разом манило его, словно огромный магнит, искушая смутным предчувствием тайны. Как будто нечто простое и гениальное находилось под самым его крючковатым стариковским носом, но близорукие глаза никак не могли разглядеть этого.

У Альбуса было все, чтобы сложить картинку. Но он не смог этого сделать, потому что всегда стремился подойти поближе и поковыряться в деталях, тогда как в действительности надо было отойти как можно дальше. Большое видится на расстоянии. Всего лишь вопрос масштаба, однако как надежно парализует воображение... Грин-де-Вальд прекрасно понимал это. Поэтому и потратил почти десять лет на создание Мертенгарда — самого большого в истории магии крестража.

* * *

Центральная площадка приобрела прежний пустынный вид. Так же, как и всегда, скрипел под ногами редкий влажноватый песок, один за другим медленно зажигались волшебные факелы, возвещая о наступлении вечера, хищно скалились каменные химеры. Ничто не напоминало о том, что всего несколько минут назад форт покинули люди.

Смотритель бегло оглядел площадку и направился к северной башне. Никому, даже каменным изваяниям Мертенгарда Себастьян не признался бы, что сочувствует компании Поттера. Но он сочувствовал, ведь сам оказался здесь так же, как и эти шестеро молодых людей: корабль попал в шторм, спасательную шлюпку отнесло в неизвестном направлении и выбросило на скалы. Все, что было, разбилось в щепки. Кроме Себастьяна никто не выжил, да и сам сквиб долго пребывал на грани жизни и смерти. А когда пришел в себя, обнаружил себя пленником крепости.

Сказать по правде, Себастьян никогда толком не понимал, как сложилось, что великий Грин-де-Вальд предложил ему должность смотрителя своей фантастической тюрьмы. Возможно, выбор пал на него потому, что Себастьян был лишен магии. Возможно, потому, что никогда не дорожил самим собой. А может, просто потому, что он оказался единственным в тот момент претендентом на место. Так или иначе, Геллерт Грин-де-Вальд сделал своему пленнику предложение, от которого трудно было отказаться.

Если и существовала в мире для сквиба лучшая участь, чем та, которую обеспечил ему Грин-де-Вальд, то Себастьян едва ли мог ее себе представить. Лишенный волшебных сил оборванец из нищей чистокровной семьи, Себастьян обрел в Мертенгарде то, чего, наверное, никогда не обрел бы за его пределами. И дело даже не в собственном кабинете со стеллажами редчайших книг, не в слугах и не в отсутствии необходимости думать о деньгах и пропитании. Вместе с должностью смотрителя тюрьмы Себастьяну достался артефакт, не имеющий аналогов в магическом мире. Безыскусное колечко — темное серебро, испещренное узором из рун, и белый полупрозрачный камень в центре...

Себастьян прокрутил перстень на среднем пальце правой руки и, усмехнувшись, поднял взгляд на верхний ярус форта. О, он до сих пор живо помнил тот ужас, который пронзил его, когда он впервые надел кольцо. Часть форта вмиг превратилась в туман, грозясь растаять: балконы, лестницы, статуи казались сотканными из густого белого дыма и медленно рассеивались, если Себастьян пытался посмотреть на них слишком пристально. Однако это рассеивание было не более чем обманом зрения — равно как и сами балконы и изваяния. Мертенгард дышал иллюзиями, и Себастьян обрел возможность их видеть. Камень в кольце не был ювелирным: его подняли со дна источника, имя которому — Гибель воров. Старый гоблин, чей призрак слоняется сейчас по подвалам крепости, принес перстень в форт. И Себастьян обрел силу видеть вещи такими, какие они есть — насквозь, невзирая на любые заклятья и чары. Разве мог сквиб, униженный магией, желать большего?

Ах, если бы юная мадам Уизли могла позаимствовать колечко хоть на минуту... Тогда она могла бы триумфально пройти прямиком к постаменту с печатью, забрать ее и тут же отправиться смотреть сладкие сны. Весь зал был иллюзией. От зеркала и кольев в полу до моста и призраков. Но чем еще испытывать блестящий разум, как не заблуждениями? Чем терзать завистника, как не критикой? Кстати, вопреки сомнениям мадам, Себастьян действительно был с ней почти до конца. И даже те шаги, которые девушка слышала за своей спиной, были реальны. Смотритель просто проследовал к потайной двери и вышел из зала, оставив пленницу наедине с зеркалом и ее грехами. Там уже не на что было смотреть. Мадам прекрасно справилась. Но все же ее испуг был так маняще прекрасен...

И как прекрасно было ее лицо в бледном утреннем свете, умоляющее об ответах и объяснениях! Это вызывало почти упоение — запутывать блестящий ум и видеть отчаянную панику в доверчивых чистых глазах. Никогда еще Себастьян не был так близок к пониманию своего хозяина. Да, Грин-де-Вальд выбрал для Гермионы восхитительную иллюзию. Впрочем, на вкус Себастьяна самой потрясающей иллюзией всегда был и остается сам хозяин крепости. Все, кому доводилось хоть раз видеть Грин-де-Вальда в Мертенгарде, видели перед собой красивого зрелого мужчину с острым взглядом голубых глаз. Таким он был, когда закончил строительство форта, таким заточил себя в собственной памяти. Но с тех пор, как Себастьяну досталось кольцо, смотритель видит лишь угольно-черную тень, укрытую подобием мантии — таким же дымчатым, как и сам фантом. Именно им по своей сути и является осколок этой гениальной, но темной души.

* * *

Есть дни, которые впечатываются в память, как клеймо. Позорное и безобразное, уродующее душу и не смываемое ни стыдом, ни временем. 11 сентября 1975 года было одним из таких.

Себастьян помнил этот день почти поминутно. С того самого момента, когда в его кабинете внезапно возникла тень Грин-де-Вальда и, загадочно перебирая странные четки, низким, пугающе тихим голосом сообщила:

— У нас сегодня будут гости, Себастьян. Уже совсем скоро. Оденься понаряднее к их прибытию. И не высовывайся из своего кабинета, пока я тебе не скажу.

С этими словами тень исчезла. Из окон кабинета смотритель видел, как она переместилась к подножию башен и один за другим обошла часовых, после чего проплыла вдоль камер заключенных, потрясывая четками, и скрылась в тени ближайшей арки. Почти на полтора часа форт погрузился в мертвую тишину. Пустая центральная площадка слабо блестела лужицами воды на мокрых плитах, не тревожимая ничьими шагами. Не завывал даже ветер, только движение солнца над фортом свидетельствовало, что время все еще продолжало ход.

Тишину взорвал дикий крик чаек. Несколько из них метнулись в центр форта, словно ища укрытие, но, не пролетев и ста метров, рухнули обугленными головешками. Над башнями вились, изрыгая фонтаны огня, четыре венгерских хвостороги. Началось вторжение Пожирателей Смерти.

* * *

Мертенгард превратился в ад. Драконы поливали огнем все, до чего могли дотянуться. Размахивая своими гигантскими хвостами, они крошили стены в пыль, выбивая из арок и лестниц целые глыбы обожженного камня. Несколько балконов оказались слизаны всего одним ударом. Подъем в западную башню, где проходила свое испытание мисс Лавгуд, до сих пор зияет огромной пробоиной.

Сами Пожиратели в погроме почти не участвовали: кружа над площадкой стайкой воронья, они лишь дожидались, когда внизу не окажется никого, кто захотел бы сопротивляться.

Послышался резкий высокий свист, и один из драконов внезапно завис в воздухе. Маленькая черная фигурка подлетела к нему и, спрыгнув с метлы, седлала шею. Шумно рыкнув, дракон взмахнул крыльями и спланировал вниз на площадку. По дымящемуся форту прокатился дикий маниакальный хохот. Себастьян почувствовал себя так, будто ему переломили позвоночник. Белла. Захватом Мертенгарда руководила Беллатрикс Лестрейндж.

— Какая прелесть! Мои птички отлично справились, — Белла потрепала хвосторогу по чешуйчатой шее. — Давайте, мальчики, спускайтесь, нечего прохлаждаться. Лорд не любит ждать.

Большинство Пожирателей спикировали вниз. Трое остались рядом с Беллой, остальные кинули им свои метлы и направились осматривать форт. В общей сложности на обход форта у них не ушло и часа. Часовых выволокли одного за другим: кого с переломанными руками, кого с разбитыми в кровь лицами. Несколько минут их допрашивали, периодически избивая то в пах, то в живот и ребра, пытаясь выудить ключи к камерам пленников. Драконы, чующие запах крови, рычали, как цепные псы, и только позывной свист Беллы удерживал их на местах. Первым сдался Снивли — молодой худосочный парнишка, охранявший западное крыло. Мальсибер забрал у него ключи, потрепал по плечу — и одним резким движением свернул ему шею. Та же участь постигла и остальных. Из окна своего кабинета Себастьян видел, как оседают на каменные плиты их тела и как срываются с мест голодные хвостороги.

— Кто бы мог подумать, что это будет так просто! — Беллатрикс кривлялась и едва не хлопала в ладоши от удовольствия. — И как ни один из этих «выдающихся» волшебников до сих пор не сбежал отсюда? Ах, да, у них же не было драконов! Шевелитесь, придурки, — Белла обернулась к Эйвери и Яксли, — мы должны управиться до того, как сядет солнце.

Светило тем временем медленно опускалось в волны Северного моря, озаряя небо кровавым закатом. Пожиратели вытаскивали узников из камер, выволакивали их ослабевшие тела к центру форта и сажали на спины хвосторог. Прошло от силы полчаса, как все камеры оказались пусты. Первый дракон с пленниками взмыл в воздух. До рези в глазах всматриваясь в окно, Себастьян следил за взмахами гигантских жилистых крыльев и почти не дышал. Его душу будто высасывало сквозь огромную дыру: сердце глухо билось в мертвой пустоте, заходясь ужасом, но приказ тени заставлял стоять на месте и ждать. В висках стучал только один вопрос: как Грин-де-Вальд допустил это безумие? Почему не вышел защищать форт?

Ответ Себастьян получил почти мгновенно: очередной взмах крыльев — и дракон с оглушительным ревом ударился в купол охранного барьера, простреленный насквозь разрядами магии. Хилые тела беглецов скатились со спины, словно бусины. Разъяренный монстр взвыл и исторг столб пламени. К ужасу всех, кто наблюдал эту сцену, огонь, достигнув стен барьера, отразился от них, как от зеркала. Дракон взвыл и попытался увернуться от собственного пламени, но вновь врезался в заслон. Магия, похожая на удар молнии, пронзила животное насквозь. Издав дикий рев, дракон рухнул вниз. Пораженная страхом и гневом, Белла с остервенением замахала палочкой, поочередно выкрикивая в небо Confringo и Expulso. Но с палочки, разумеется, не срывалось ни искры. Выходя из себя от бессилия и бешенства, Лестрейндж попыталась призвать Адское пламя. Пожиратели в ужасе отшатнулись, но заклинание, как и все предыдущие, оказалось блокировано магией форта. Они были в ловушке.

В кабинете смотрителя возникла тень.

— Ну, что ж, время пришло. Твой выход, Себастьян.

— Вы позволили им убить часовых, — бесцветным голосом произнес смотритель, не отрывая взгляд от фигуры Беллатрисы, бесновавшейся среди груды камней с искаженным в гневе лицом.

— Тебя они не убьют, можешь не беспокоиться.

— Мне безразлична моя жизнь.

— Она небезразлична мне. Тебя они не тронут.

— Тогда почему Вы позволили убить остальных?

— В шахматах это называется гамбит: пожертвовать малым ради развития партии. Видишь ли, прежде чем убивать часовых, надо сначала узнать, как отсюда выйти. А наши гости проявили забавную неосмотрительность.

— Забавную?! — смотритель в ярости обернулся к тени, указывая правой рукой на окно. — По-вашему, это игрушки?!

— Именно.

Себастьян замер, словно оглушенный.

— А Вам не кажется жестоким играть за счет жизней тех, кто Вам предан?

— Я разве когда-нибудь отличался снисходительностью? Посмотри на этот форт, Себастьян: это тюрьма, а не трактир или госпиталь. И, будь любезен, не путай слово «служить» со словом «преданность». В этом форте мне предан только ты. Так что иди и не задавай пока лишних вопросов. Мы все обсудим позже.

Тень подплыла к стеллажу с книгами и вдруг обернулась:

— Ах, да, я кое-что забыл. — На столе материализовалась маленькая деревянная шкатулка прямоугольной формы. — Удачи, Себастьян.

И Грин-де-Вальд исчез, растворившись среди фолиантов. Проводив тень полным ненависти взглядом, Себастьян подошел к своему столу и открыл шкатулку. Внутри лежали все пять печатей от форта.

* * *

Он тоже оказался втянут в игру. Себастьян глубоко вдохнул и вновь подошел к окну. Беллатрикс впилась ногтями в горло одного из Пожирателей и что-то в ярости шипела, угрожая тому острием палочки. Что за ход Грин-де-Вальд предлагает сделать, к чему эти уверения в защите, зачем таблички? Себастьян все равно не может ни снять барьер, ни открыть портал. Максимум, на что годятся эти железки, — просто жалкий шантаж. «Постойте... А что, если...», — смотритель сложил таблички в карман и, выскочив из кабинета, быстрым шагом поспешил вниз.

Мертенгард пах гарью и серой, в воздухе клубилась взвесь из серой каменной крошки, пепла и дыма. Гулко стуча каблуками по каменным плитам, Себастьян вышел из-под сводов северной башни и направился к центру форта. Шестеро Пожирателей мгновенно обернулись, заметив движение. Беллатрикс опустила палочку. Драконы позади нее хрипло рыкнули и расправили крылья.

Время, казалось, замедлило ход. Пока Себастьян шел к Пожирателям, все замерло и затихло. Почти никто из нападавших не шевелился: все выжидали и только напряженно смотрели на приближающуюся фигуру — хищники, оскалившие клыки. Себастьян ощущал себя так, будто кровь внутри него вдруг загустела и почернела, как деготь: тело наливалось вязкой тяжестью, дышать с каждым шагом становилось все труднее. Игра без права на ошибку... Себастьян не раз играл в такие, но почему-то теперь все было особенно тревожно. Как будто на этот раз он рисковал чем-то большим, чем деньги и жизнь. Смотритель сжал губы, прокусывая нижнюю насквозь. Знакомый солоноватый привкус, отдающий железом, растекся по языку. Неприятный, но успокоительно естественный и человеческий. Сейчас его ход — и прежде чем его фигуру сметут с доски, Себастьян сыграет свою часть партии.

— Добрый вечер, господа, — голос смотрителя рокотом прокатился по площадке. Самое неуместное начало разговора из всех возможных. Но в голову отчего-то не пришло ничего иного.

— Кто ты такой?

— Я надзиратель тюрьмы.

В толпе Пожирателей прокатился смешок:

— Тебя-то нам и не хватало.

Один из Упивающихся, что все еще держался в воздухе, спикировал вниз за спиной у Себастьяна и одним точным ударом заставил смотрителя упасть на колени.

— Прежде, чем вы убьете меня, ответьте себе на один вопрос: вы знаете, как выйти из форта?

— Оставьте его! Погодите-ка... Неужели? — Белла, балансируя на груде камней, спустилась вниз и опасным хищным прищуром, так характерным ей, впилась в смотрителя. — Какой потрясающий сюрприз. А я думала, ты умер... Себастьян.

Сквиб замер, ощущая, как раскаленная лава взметнулась в легких: Белла помнила его. Это было просто невозможно.

— Как видите, все еще жив, мадам.

— Это ненадолго, — раздалось откуда-то слева. Белла раздраженно шикнула.

— Себастьян... Ты ведь знаешь, как выбраться отсюда, правда?

— Да, разумеется.

— И?

— Через охраняемый портал.

— И ты знаешь, как открыть его?

— Допустим.

— Хватит кривляться, мерзкая крыса! — Мальсибер не выдержал и рявкнул во всю мощь собственной глотки. На Себастьяна это, впрочем, не произвело впечатления. — Знаешь или нет?!

— Знаю.

— И мы ведь можем... договориться? — Белла улыбнулась, растягивая губы в хищной гримасе, и сделала шаг навстречу, провоцирующим взглядом впиваясь в лицо смотрителя.

— Возможно.

— Великолепно! И чего же ты хочешь за эту услугу? — Лестрейндж подошла вплотную.

— Вас, мадам.

На секунду Белла оторопело замерла, а мгновение спустя воздух рассек свист звонкой пощечины.

— Как ты смеешь...

Себастьян отер щеку ладонью левой руки и вновь ровным взглядом посмотрел Беллатрикс в глаза. За годы контрабандистских рейдов отстукивающий чечетку пульс научился никак себя не проявлять.

— Не думаю, что Вы в том положении, чтобы торговаться, мадам.

— А что ты думаешь насчет того, что тебя разберут по кишкам и косточкам, а?

— Что Вам это никак не поможет. Я умею молчать.

Белла внезапно отшатнулась и на некоторое время замолчала. В глазах ее замелькали тени каких-то лихорадочных мыслей, смешанных с чем-то, что ускользало от понимания Себастьяна, однако после мучительной тишины она произнесла:

— Я согласна.

Пожиратели в недоумении перевели на Беллатрикс взгляды.

— Прекрасно. Тогда жду Вас в этой башне, — Себастьян жестом указал на северную вышку, — кабинет на последнем этаже, дверь с металлическим молотком в виде химеры. Как только взойдет луна.

Белла молча кивнула. Себастьян выдержал короткую паузу и откланялся.

— До встречи, мадам.

Двое Пожирателей дернулись его задержать, но Белла жестом остановила их, и смотритель беспрепятственно скрылся в той же башне, откуда вышел некоторое время назад. Но Себастьян направился не к себе: как только густая тень скрыла его фигуру, сквиб опрометью бросился по тайным ходам в центральную башню. Ведь настоящий ключ от дверей Мертенгарда всегда находился в одном и том же месте — в руках Геллерта Грин-де-Вальда.

* * *

Форт Мертенгард — нечто большее, чем просто магическая тюрьма. Эта крепость — вместилище души своего создателя, хранящее его силу, разум и память. По эту сторону магического барьера силы не равны априорно: любой попавший сюда становится больше, чем узником — он медленно, но верно превращается в безвольную куклу, пешку, коротающую вечность в огромной коробке. Внутри стен Мертенгарда Грин-де-Вальду подконтрольно все: каждая тень, каждый камень и шорох. Из форта невозможно сбежать — его можно только покинуть: с личного дозволения создателя, и никак иначе. Все ловушки с печатями, символами и кругами единств — не более, чем хитроумная игра. До тех пор, пока Грин-де-Вальду интересно играть, ты его пленник — такова магия крестражей, просто никому до сих пор не удавалось создать столь огромный. И потому не имеет значения, что Себастьян обещал Беллатрисе — если ему не удастся договориться с хозяином цитадели, все пленники останутся в форте.

До комнаты с алтарем оставались считанные метры. Себастьян почти бежал по коридору, поднимая в воздух клубы меловой пыли и мысленно умоляя Грин-де-Вальда о снисхождении. Он даже не зажег факел: просто бежал, как подсказывала память, в темноте, почти не разбирая поворотов и стен. Откровенно говоря, ему нечем было убедить хозяина форта поддержать шальную игру. Поэтому единственным, на что оставалось рассчитывать, было чудо. Но этот день был за пределами законов здравого смысла.

Как только смотритель пересек порог комнаты, по стенам прокатился громовой хохот. Тень отделилась от одной из колонн и проплыла в центр к алтарю.

— Браво, Себастьян! А я уже почти испугался, что ты безупречен. Значит, женщина?

В зияющей черноте, скрытой под капюшоном, нельзя было различить ни губ, ни глаз, но Себастьян мог бы поклясться, что Грин-де-Вальд скалился триумфальной улыбкой. Смотритель опустил взгляд; пальцы машинально потянулись ослабить галстук.

— Однако как ловко ты обставил собственную слабость... Интересно, эта неистовая миледи понимает, насколько мастерски ее развели на прелюбодеяние? Впрочем, нет, конечно. Ты прекрасный мошенник, Себастьян. Тень выдержала небольшую паузу. — Вот только тебе не кажется, что ты... продешевил? Как сказал кто-то мудрый, ночь с женщиной — это, конечно, вся ночь, но далеко не вся женщина.

— Мне не приходится торговаться.

Тень хохотнула.

— Пожалуй, что так. Кстати, о торгах. Ты заключил прекрасную сделку, но мы оба знаем, что ради свободы ферзя придется пожертвовать какой-то фигурой. Чем ты готов заплатить за наших гостей?

Повисла долгая мучительная тишина. Судорожно подбирая слова, Себастьян молчал, стеклянным взглядом смотря по сторонам и покручивая пальцами левой руки свой магический перстень.

— Боюсь мне нечего предложить вам, сэр... Кроме собственной жизни.

Тень взорвалась хохотом:

— Я склонен полагать, что ты ошибаешься.

Смотритель в недоумении поднял глаза.

— Свобода, Себастьян.

— Свобода?

— Да, — голос тени опустился до свистящего шепота. — Пожизненное управление Мертенгардом. Тот же кабинет, те же права и привилегии. Навсегда.

— До тех пор, пока я жив?

— Да.

— Что с этого Вам?

— Спокойствие. Ты — мой лучший помощник, Себастьян. Мои руки и моя опора.

— Я согласен.

— Прекрасно, — тень порывисто развернулась. На алтаре внезапно зажглись свечи. — Подойди сюда.

Пожираемый острой тревогой сквиб шагнул в центр, внутрь круга, являющегося частью знака Даров.

— Дай мне руку.

Себастьян протянул ладонь, и в следующую же секунду ощутил леденящий холод, расползающийся по всему телу. Тень сжала его кисть в своей призрачной руке и что-то едва слышно зашипела в глухой тишине комнаты. Смотритель не понял, сколько времени прошло, но все внезапно закончилось. Холод в теле отступил так же резко, как и появился.

— Что ж, наша сделка закреплена, — тень прошла сквозь алтарь, погасив свечи. — Ты можешь вернуться к нашим гостям.

— Вы отпустите их?

— Да.

— И вы отпустите всех заключенных?

— Мне нет до них дела.

— Простите?

— Они безумны, Себастьян. Я свел их с ума. Эти люди не смогут вспомнить ни одного заклинания, не то, что сотворить колдовство. Более того, я сомневаюсь, что они помнят, как их зовут, хоть и выглядят вменяемо. Прекрасный сюрприз для господ на площадке, верно?

— О, да... — через силу процедил Себастьян, чувствуя, как сжимаются внутренности. Белла будет в ярости, когда поймет, как жестоко ее обманули. Но Себастьян уже не сможет ни на что повлиять, он продал все, что мог. — Как прикажете быть с драконами? Они ведь не пройдут через портал.

— Разумеется, нет. Оставь их мне, я сам разберусь.

— Слушаюсь, сэр.

Смотритель уже почти вышел из комнаты, когда за его спиной вновь раздался голос тени:

— Поразительно, сколь дорого люди готовы платить за собственную похоть...

— За любовь, сэр, — не оборачиваясь, произнес смотритель.

— Нет, Себастьян, похоть. Любить то, чего не знаешь, невозможно. Это иллюзия. А теперь иди.

И сквиб скрылся в темноте коридора.

* * *

Тусклый диск луны медленно поднимался над стенами форта. Себастьян сидел в кресле, перебирая пальцами таблички охранной печати, и пустым взглядом смотрел куда-то в дальний угол комнаты.

Белла вошла без стука. Просто распахнула дверь и прошла, без церемоний и приветствий. Невысокие каблуки гулко отбили дробь по полу и затихли, ступив на ковер. Себастьян поднял взгляд. Она встала прямо перед ним: гордая, хищная, с едким презрением в лице — и, не произнося ни звука, потянула шнурки на корсете. Себастьян мгновенно поднялся.

— Нет. Прекратите, прошу Вас. Подойдите сюда, — смотритель прошел в центр комнаты и жестом поманил Лестрейндж к большому напольному зеркалу. Белла, нехотя повинуясь, прошла следом. — Взгляните на себя. Вы прекрасны. Вы даже не понимаете, насколько прекрасны. Неужели Вы считаете меня варваром, способным унизить Вашу красоту?

— Как патетично... — Белла тряхнула кудрями, склоняя голову на бок и рассматривая собственное отражение в зеркале. Несколько непослушных прядей привычно спружинили и выбились, закрывая правую половину лица. Красота? Беллатриса Блэк никогда не задумывалась о себе в этом смысле.

Себастьян коротко усмехнулся и посерьезнел, пристально всматриваясь в отраженное амальгамой лицо Лестрейндж.

— Как Вы смогли запомнить меня?

— Я не забываю тех, кто молчит под Круциатусом.

— Что ж, ради этого стоило терпеть...

Белла сделала шаг в сторону и развернулась на каблуках, становясь в профиль к зеркалу:

— Как интересно получается: такой поэтичный слог, такие высокие мотивы — и такое пошлое исполнение... — Рука Лестрейндж резко опустилась на ремень Себастьяна и с силой потянула на себя. — Тебе не кажется, что ты переигрываешь, м?

Влекомый импульсом, Себастьян сделал шаг навстречу и, склонившись, выдохнул Беллатрикс в губы:

— В любви и на войне все средства хороши.

Лицо Лестрейндж исказилось хищной гримасой. Белла отстранилась и сделала шаг назад, не выпуская, однако, ремень из своей мертвой хватки. Шаг, еще, еще... Стоп. Ягодицы уперлись в край стола. Себастьян навис сверху, руками зажимая Беллатрикс с обоих боков. В правое бедро уперлась напряженная плоть. Белла оскалилась, в глазах мелькнул фанатичный блеск.

— А я вижу, ты уже поднял знамена, — яд ее голоса, казалось, вот-вот выступит в углах губ и, упав на пол, прожжет дыры в ковре. Себастьян на секунду опустил взгляд на свои брюки и коротко усмехнулся.

— А крепость готова к осаде? — лицо смотрителя было уже совсем рядом с лицом Лейстрейндж.

«Неприступных крепостей не бывает» — подумала Белла, но предпочла промолчать. Гордо вскинув подбородок, Лестрейндж отвернулась к окну и прикрыла глаза. Губы Себастьяна опустились на ее шею.

«Не хотите, чтобы кто-то вроде меня целовал Вас в губы? Что ж, пусть так...» — Себастьян прижался теснее и зарылся носом в смоляные кудри. Ноздри защекотал запах дыма и горьких приправ. Вот оно — яблоко с райского древа, запретный плод, воплощенный грех.

Да что вы знаете о рае и сладости того, на что не имеете права?

Лейстрейндж оттолкнулась от пола и присела на стол, подставляясь рукам смотрителя. Широкие горячие ладони скользнули под юбку, вверх до самых подвязок. Нет, не здесь, не так... Себастьян подхватил Беллатрикс на руки перенес в примыкавшую к кабинету спальню, пинком открывая дверь.

Похоть, говорите? Пусть так, вот только вам ли судить? Что вы знаете о подлинном упоении? О безграничном восторге любить вожделенную женщину?..

По очереди снять туфли, стянуть чулки, скользя губами по ее ногам до самых ступней. Медленно подняться, дернуть узел шнурков на корсете, обнажить груди. Впиться пальцами и губами, сорвав шумный стон, и спуститься по ее животу, туда, вниз. Отбросив в сторону белье, мягко развинуть ноги и опуститься между...

Немыслимо, невозможно.

Запах, манящий до одури, вкус, срывающий разум с петель.

Дикое беспутство, крышесносный восторг...

Себастьян жадно облизнул губы и вновь провел языком по клитору. Как она бесстыдна! Вся — его, полностью, без остатка, без условностей, здесь, сейчас...

Ну, же, давай, шипи, извивайся, кричи, умоляй! Твои приказы — музыка для моих ушей, я выполню все, что ты захочешь! Еще? Да, еще, сколько угодно, так долго, как ты пожелаешь...

Хоть целую вечность.

* * *

Ночь все еще царила над фортом. Лунный диск, проплыв часть своего неизменного небесного пути, светил точно в окно спальни, озаряя бледную кожу Беллы каким-то потусторонним светом. Время текло медленно и спокойно, но Себастьяну казалось, что оно сыпется, как песок сквозь пальцы.

— Мне жаль, что ты сквиб, — Лейстрейндж поднялась с постели и подхватила валявшуюся на полу юбку.

— А мне нет. — Белла в недоумении обернулась. — Человек, обладающий роскошью быть самим собой, не нуждается в иной судьбе.

— Безумец.

— Возможно.

Белла на некоторое время замерла, рассматривая Себастьяна, после чего коротко произнесла:

— Веди.

Быстро одевшись, смотритель взял печати со стола и вышел, жестом указав Беллатрисе следовать за ним.

С характерным каменным скрежетом повернулась голова химеры. Пол площадки дрогнул, плиты разъехались в стороны. Себастьян поежился и дыхнул на руки, пытаясь согреться: холодный ночной воздух пронизывал до костей.

Все пять печатей встали в пазы. Пентаграмма загорелась красными лучами. Вспышка — и в воздухе возникла лестница.

— Портал наверху. Чаша с золотым зельем. У вас меньше четверти часа.

Мальсибер и Яксли седлали метлы, но Себастьян жестом остановил их:

— Лучше по лестнице. Башню все еще окружает барьер.

Пожиратели презрительно прыснули и взмыли в воздух. Несколько секунд спустя оба успешно влетели в окна центральной башни. Себастьян равнодушно проследил их полет и обернулся к Беллатрикс.

— Драконов придется оставить.

Белла с подозрением и злобой взглянула на смотрителя.

— Хорошо. Но пленники уйдут с нами.

— Как пожелаете, — Себастьян сделал глубокий вдох и опустил взгляд. Мелкая дрожь мерзостно отдалась в спине.

«Они безумны».

Нет, Себастьян ничего не скажет сейчас. Портал открыт и останется таковым считанные минуты — препираться уже некогда. Второго шанса уйти Грин-де-Вальд не даст.

Один за другим Пожиратели и заключенные поднялись наверх. Последней на свою метлу вспрыгнула Белла.

Всего минуту спустя бойницы башни сверкнули золотом — и тут же погасли. Все было кончено. Себастьян подошел к лестнице и прикоснулся к перилам, однако рука прошла насквозь, ощутив лишь едва заметный холодок. Сделка вступила в силу.

С тех пор Мертенгард стал лишь тенью того, чем был раньше. Грин-де-Вальд восстановил некоторые детали, однако во многом условно: в форте появились лишь дополнительные иллюзорные стены, через которые Себастьян теперь виртуозно скрывался от чужих глаз — гоблинское кольцо делало свое дело исправно. Помимо стен после вторжения Пожирателей в форте появились три изваяния драконов. И исчезли все зеркала. Говорят, разбитое зеркало — к несчастью, но Себастьян точно знает, что иногда справедливо и обратное. Так что дойти с мадам Уизли до конца ее иллюзии было попросту выше его сил.

Пленников больше не было. Новых часовых и охранников тоже. В крепости остались только Себастьян и слуги-эльфы — все прочие обитатели не могли считаться живыми даже с щедрой натяжкой. А из гостей в Мертенгарде бывал лишь Альбус Дамблдор, пусть и целых четыре раза — Грин-де-Вальду было не интересно держать старого друга, а, может, он все еще побаивался Альбуса. Так или иначе, Дамблдор всякий раз приходил ненадолго и с помощью Себастьяна покидал форт абсолютно беспрепятственно.

С тех самых пор он, Себастьян, навсегда заперт в стенах Мертенгарда. Грин-де-Вальд любит доктрину смертных грехов и готов усмотреть их в ком угодно. Даже в чистой, как снег, мадмуазель Лавгуд, чье необузданное увлечение магией форт квалифицировал как ненасытность. С точки зрения Геллерта Себастьян заперт за свою похоть, но сам смотритель считает иначе. Что бы ни говорила тень, Себастьян продал свободу в уплату за короткое, как закат солнца, счастье — не больше и не меньше. Счастье, которое так же, как закат, оставляет после себя только мрак и холод... И ощущение того, что все самое прекрасное в этой жизни ты уже видел, а значит, можешь умирать спокойно.

* * *

Солнце совсем село. Бледный диск убывающей луны медленно восходил над стенами форта. Себастьян стоял на балконе северной башни и всматривался в темную гладь уходящего к горизонту моря. В тишине, скрадываемой только шумом гудящих у подножия крепости волн, раздался шорох крыльев. На балкон рядом со смотрителем села серая неясыть, бросив к его ногам увесистый конверт.

Подняв конверт, Себастьян погладил пестрые перышки и двумя пальцами почесал сову на макушке. Прикрывая глаза, птица довольно нахохлилась и издала похожий на воркование звук. Гермес — так звали крылатого посыльного — был единственным, кто мог беспрепятственно проникать сквозь барьер Мертенгарда, вне зависимости, летел ли он в форт или прочь из него. Себастьяну иногда казалось, что эта птица — призрак, порождение колдовства, но магическое кольцо было на руке смотрителя, а пернатый курьер все так же крутил по сторонам своей желтоглазой головой и иногда клевал Себастьяна в пальцы, если тот отказывался угощать сову печеньем за проделанную работу. Птица была так же реальна, как и свободна.

Свобода... Та самая мелочь, которой не хватает Себастьяну, даже не для счастья, увольте, — всего лишь покоя. Однако, получив ее, смотритель все равно не сможет ей распорядиться. За столько лет заточения он умер для внешнего мира, а внешний мир умер для него. Номера «Пророка» и еще пары изданий, которые время от времени доставляет Гермес, — все равно, что письма с того света. Особенно с тех пор, как погибла Белла: об этом Себастьян тоже узнал из газет. Нет, он не рассчитывал всерьез когда-нибудь вновь увидеть госпожу Лестрейндж. Однако это тягостно, если человек умирает прежде, чем надежда на встречу с ним.

Себастьяну не было тяжело отпускать Поттера и его друзей: нет ничего тяжелого в восстановлении естественного порядка вещей. Но было что-то щемящее в том, как искала его глазами мадам Уизли, как дожидалась, несмотря на ускользающее время. Он не хотел выходить из-под сводов арки, из своего наблюдательного угла и сделал это только ради нее. Ради того, чтобы она видела: он не хочет спасаться из форта. Себастьян не сказал ей почти ничего — портал не дает времени на длинные рассказы. Но он многое подумал ей вслед. И если бы Гермиона услышала эти мысли, она бы ни за что не успела.

«Спасибо, мадам. Простите, я не могу пойти с Вами, моя душа давно в залоге у форта. И даже если бы это не было так — за стенами этой крепости нет ничего, что было бы мне интересно. Удачи, мадам. Не забывайте: на мир полезно смотреть своими глазами и жить, мысля собственным умом, — это, по правде сказать, и есть настоящая свобода».

Себастьян оглянулся через плечо на восходящую луну и подставил сове локоть. Птица вспрыгнула смотрителю на руку, и они вместе скрылись под сводами северной башни. Форт был тих и пустынен, но тот, кто счел бы его спящим, жестоко обманулся. Крестражи не спят.

И все же, к счастью, в Мертенгарде бессмертна и вечна лишь душа Грин-де-Вальда. Но Себастьян — нет. Смерть — конец его игре на этом шахматном поле, его ордер на освобождение. И Себастьян ждет его, хотя и не торопит специально: есть что-то кощунственное в том, чтобы продаться дьяволу по собственной воле. Смотритель уже однажды продался, и помнит, какова цена подобной сделке. Кто знает, может, со смертью дело обстоит так же — пусть заберет сама, когда захочет. А пока мысли о ней придают Себастьяну сил. Не важно, кто ты: великий маг или сквиб, святой или грешник, победитель или проигравший — по окончании игры короли и пешки отправляются в одну коробку. Но партия еще продолжается. Дамы и господа, добро пожаловать в Мертенгард!