Вернуть утраченное или вспомнить забытое (гет)

Она закрыла глаза и откинулась на подушки. Маленькая девочка в куче перин. Лили как-то рассказывала ему маггловскую сказку о принцессе и горошине. Тогда Скорпиус посмеялся и забыл. А спустя несколько лет неожиданно вспомнил. Глядя на Лили на больничной койке.

Жизнь циклична.

Принцесса на вершине пуховых матрасов и рыжая девушка посреди горы подушек.

Невеселая усмешка коснулась бледных губ.

— Ну, и кому нужна твоя правда? — тихо спросила она, словно ни к кому и не обращаясь. Эдакий риторический вопрос в пустоту.

— Тебе что, абсолютно все равно? — Скорпиус ушам своим не верил. Куда делась эмоциональная, порывистая Лили, которую он знал? Та Лили Поттер всегда болела за истину, даже если эта истина ничего не меняла. — Что изменилось? — вопрос сорвался с губ помимо воли. Уж слишком разительные были перемены. Или он предпочитал их не замечать?

— Жизнь? — чуть устало произнесла она, поднимая взгляд. — Брось, Скорпиус, мы ведь уже не школьники, чтобы думать только о своих желаниях.

— А как же любовь?

Лили фыркнула и закатила глаза.

— Тебе пятнадцать лет? — Скорпиус дернулся как от пощечины. Насмешка в ее словах угнетала. Не потому, что говорила Лили: потому что била по больному. — Однажды починенная Репаро ваза уже не будет такой же, ведь ты запомнишь, как разбил ее. Так и с отношениями. Все точки над «i» были расставлены три года назад. Окончательно и бесповоротно. Смирись. — Пальцы Скорпиуса сжались в кулаки. Еще чуть-чуть, и у него начнет дергаться веко. Он настолько стиснул зубы, что мог поклясться — Лили слышала их скрежет. Нелицеприятная реальность выплескивалась кислотой: разъедала надежды, рассыпала в прах мечты.

— Та Лили, которую я любил, предпочитала собирать мозаику из всех кусочков, а не половины. — Она посмотрела на него нечитаемым взглядом. Наколдовала воды и махнула рукой.

— Я тебя слушаю.

Скорпиус кинул на нее взбешенный взгляд. Закрыл глаза, несколько раз вдохнул, выдохнул. Скорпиуса раздражали ее безразличие, бесстрастная маска, прилипшая к лицу, показной цинизм. Лили ведь совсем не такая.

Он смотрел и не знал, с чего начать. Не боялся, именно не знал. Когда началось это безумие? До того, как они познакомились? До того, как начали встречаться? До того, как влюбились?

— Я всегда считал себя выше многих, поэтому не смогу точно сказать, когда он это задумал. Скорее всего, после хэллоуинского бала, на котором мы с тобой впервые появились вместе. Хотя не могу сказать, что совершенно точно уверен. Ты была тогда такая красивая. — Его взгляд чуть затуманился. Скорпиус облизал губы, рассеянно провел рукой по волосам, тяжело вздохнул.

— Не отвлекайся, Скорпиус. Ближе к делу, — голос Лили звучал чуть хрипло. Хотел бы он думать, что от волнения, но равнодушное выражение лица не позволяло сделать хоть какие-либо однозначные выводы. Малфой горько усмехнулся. Обычно он изображал неприступную холодность. Тем страшнее видеть эту гримасу со стороны той, что всегда была искренней и непосредственной.

— Ты ведь не была такой. — Он замолчал на несколько секунд. И продолжил: — Неважно. Много позже я понял, что Роза была лишь отвлекающим маневром. Он усыпил бдительность, чтобы незаметно выкрасть тебя. И ведь до чего изящная схема получилась.

— Конечно, я могу ошибаться, но никто меня ниоткуда не крал.

— Знаю.

Тишина давила на барабанные перепонки, но никто не торопился ее нарушать. Судя по лицу Лили, она вообще перестала понимать, что происходит. Скорпиуса раздирали два противоречивых желания: рассказать и никогда не говорить. На него нахлынули воспоминания. Будто заново почувствовал тянущую боль под ребрами горечь на языке. Когда понял. И ведь даже предположить не мог. Гойл, Гойл, верный Винсент Гойл. Губы искривила презрительная усмешка. Предательство бывает разным.

— Малфой, мне показалось, ты хотел рассказать нечто важное, когда ворвался в палату как ужаленная соплохвостом мантикора. Так почему сейчас ты молчишь, фестрал тебя затопчи?! — Он почти услышал хруст костей, звук лопающихся в глазах сосудов, треск разрывающихся мышц и связок. По нему проехались паровым катком и придавили каменной глыбой. Без возможности когда-либо выбраться. Потому что он наконец осознал. Лили Поттер, которую он любил, и Лили Поттер, которая сейчас сидела напротив него, разные люди. Он не знал, хорошо это или плохо. Она была просто другая. И ей совершенно неинтересно, что же произошло тогда. И стоит ли тогда рассказывать. Проще оставить все как есть. Зачем навязывать человеку то, что ему не нужно? У Лили новая жизнь, которая ее абсолютно устраивает. Жизнь, построенная на лжи.

— Розу опоили концентрированной Амортенцией, — и замер в ожидании приговора. Лили недоуменно моргала, отказываясь осознавать сказанное. Через пару минут она ойкнула, прикрыв рот ладонью, зрачки расширились.

— Ты уверен? Она всегда такая осмотрительная, да и зельевар достаточно сильный. Неужели не почувствовала полынный привкус? — Вопросы сыпались, как из рога изобилия, и Скорпиусу стало хорошо и легко. Это как привет из прошлого. От прежней Лили. — Чему ты радуешься, идиот? Она же твоя девушка! — возмущенно воскликнула Лили.

— Вербена перебивает все ароматы и привкусы. Пара капель — и человек с идеальным обонянием не заподозрит подвоха. Тем более школьница. — Момент истины. Скорпиус видел, как в зеленых глазах появилось недоумение, сменившееся пониманием и удивлением. — Ты ведь понимаешь... — Она выставила руку перед собой, словно защищалась. От него? Глупо, он никогда не желал ей вреда, хоть у нее и были все основания не верить в это.

— Молчи, — она прикрыла глаза, борясь собой, но Скорпиус знал — она захочет услышать продолжение. Слишком сильные чувства она испытывала и к Розе, и к нему. Когда-то. Тогда. Давно. — Кулаки сжались сами собой. Задушить бы Гойла. Жаль, это ничего не изменит, лишь усугубит. Во взгляде Лили сквозили обреченность и боль, когда она посмотрела ему в глаза. Но Лили увидела лишь верхушку айсберга, и Скорпиус не представлял, как отреагирует на историю целиком. О поступках нынешней Лили он мог лишь догадываться.

— Школьница.... Ты хочешь сказать... — Слова повисли в воздухе. К чему продолжать, если и так понятно.

— Да, — Скорпиус опустил голову.

— Но это не меняет того, что сделал ты. Или тебя тоже опоили? — Лили приподняла брови, сложила руки на груди. Классическая защитная поза. Скорпиус понимал.

— Я ей внушил. Изменил память, — он сглотнул и крепко сжал пальцы, — иначе она сошла бы с ума под действием Амортенции.

— Что-то не припомню прецедентов, — едко заметила Лили, сверля его взглядом.

— В учебниках о них и не пишут, — в тон ей ответил Скорпиус. Меньше всего хотелось объяснять тонкости магии любовных зелий, но иначе Лили не поверила бы.

— Пафос поумерь, будь так любезен. Почему ты так усердно ворошишь прошлое? Какой смысл?

— Хочу, чтобы ты знала.

— А что изменится-то? Я брошусь тебе на шею и разрыдаюсь от вновь обретенной любви? Пора взрослеть, Скорпи. — Жестокие слова впились иглой в сердце, но он обещал себе дойти до конца.

— Ты будешь знать, — сквозь зубы прошипел он. Лили устало вздохнула. «Кому нужна эта правда...» — Мало кто знает о концентрированной Амортенции, потому что ее рецепт считается утраченным. На самом деле он сохранился в Дюссельдорфской академии магии в единичном экземпляре. Рецепт долгое время пылился на полке, пока один ушлый студент не выкрал его в свою коллекцию. Он знал: пропажу не заметят. Пергамент с рецептом передавался от отца к сыну под строжайшим секретом как одно из самых ценных сокровищ. Пока один слизняк не решил сварить опасное зелье впервые за пятьсот лет.

— И кто же этот негодяй? — наигранно печально вздохнула Лили и всплеснула руками. Происходящее напоминало дешевый фарс.

— Не ломай комедию. — Лили пожала плечами, но замолчала. — Если в обычную Амортенцию добавить папоротник, собранный в полнолуние, и три капли настойки вербены, то жертва не просто якобы влюбляется, она становится одержимой. Каждый день вдалеке от объекта обожания лишает частички разума, буквально сводит с ума. В конечном счете, если через пару недель жертва не переспит с объектом, одержимость достигнет апогея. Жертва лишится рассудка. Сначала убьет всех, кто дорог объекту, затем его самого, а после — себя. Программа, которая за всю историю существования не давала сбоя. — Лили переваривала информацию довольно долго. Вспоминала поведение Розы, анализировала слова Скорпиуса. События трехлетней давности снова вспыхнули под веками. И как бы сильно она ни хотела поверить в версию Скорпиуса, смущало одно «но».

— Как ты узнал об этом зелье, если рецепт был лишь в одной семье на протяжении нескольких веков?

— Его украли.

— Как удобно, — глаза Лили сверкнули, — а может нашел логичное оправдание измены, чтобы снова выйти сухим из воды?

— Лил, ты же понимаешь, насколько глупо это звучит. Зачем бы я тогда ждал три года?

— Забавы ради, — она пожала плечами и отвернулась.

— Брось, ты умная девочка. Давай не будем доводить до абсурда и без того непростую ситуацию. — Он потянулся было к ее руке, но остановился на полпути. Лили безразлично смотрела в окно, будто Скорпиуса и не было.

— И что ты предлагаешь? Рассказать Розе?

— Не думаю, что это разумно. Последствия зелья непредсказуемы.

— И как же ты раньше его не распознал, — она криво ухмыльнулась, не поворачиваясь.

— Понял-то я сразу, но изменить уже ничего не мог. У зелья одностороннее действие. Если жертва получила установку, даже направляющий не в силах ее отменить.

— Но действие Амортенции ограничено. Или этот особый вид и здесь особый? — скрестила руки на груди. «Сколько можно закрываться!»

— Ограничено, но оказалось, что я и вправду нравился Розе, поэтому она не поняла, когда действие зелья закончилось. Настойчивость и нелогичность поступков она списала на любовное обострение, вызванное моей холодностью. Примерно так она сказала. Ты же знаешь Розу, — он чуть улыбнулся уголком губ и дернул плечом. — А я не стал разубеждать. Ты ушла, мне было одиноко, а Роза... Роза меня любила.

— Как благородно, — фыркнула Лили.

— Ты права, я эгоист. А кто нет? Да, Роза меня не интересовала, но была рядом и помогала забыться. Иногда я закрывал глаза и представлял вместо нее тебя. А утром было еще больнее. Это словно соскребать корку с раны. Намеренно оставлять шрамы.

— Значит, мазохист. Не знала, — она снова фыркнула и посмотрела ему в глаза. — Не знала, — повторила еще раз, убеждая то ли его, то ли себя. — Что-то еще? — Скорпиус пожал плечами и попытался улыбнуться.

— Теперь ты знаешь, почему я так поступил. Решать тебе.

— Как по-мужски — свалить все на девушку, — она горько усмехнулась и склонила к плечу голову. — Вот интересная деталь: ты так и не сказал, чего хочешь ты. Оправдывался, говорил о тайных заговорах, открывал мне глаза на других людей и их поступки, но ничего о своих желаниях. Будто отстраняешься. Будто и неважно, какое решение я приму.

— Хочу вернуть тебя, любить, оберегать, обнимать. Но за последние годы твердо усвоил, что желания очень часто остаются лишь желаниями. Не буду говорить, что не смогу без тебя жить. Смогу, конечно. Но не хочу. От твоего решения зависит намного больше, чем ты думаешь. — Скорпиус встал со стула и отошел к двери, взялся за ручку и бросил через плечо: — Намного больше.

Звук закрывшейся двери показался Лили едва ли не взрывом. Она обхватила себя руками и долго смотрела в окно. В голове ни одной мысли, в душе — пустота. Лили не собиралась делать выбор. Она решилась три года назад, но Скорпиус этого не знал и не узнает. Вряд ли он догадывался о роли МакЛаггена в этой истории. И Нотта, и тем более Берка. И Лили это устраивало. Она оплакала несправедливость жизни, пережила, смирилась. Одинокая слеза скатилась по щеке и затерялась в вороте платья). Лили просидела неподвижно еще несколько часов, пока в палату не вошел неизвестный ей темноволосый мужчина.

* * *

Роза успела отпрыгнуть от двери прежде, чем она открылась. Из-за угла она смотрела на ссутулившегося Скорпиуса и не верила в реальность происходящего. Не получалось осознать, что счастливые годы жизни, проведенные с любимым человеком — обман. Она стала марионеткой какого-то идиота, а Скорпиус использовал ее. Роза развернулась и пошла по коридору, не разбирая дороги. Отчаяния и боли не было, лишь опустошение. Она хотела думать, что это и есть побочное действие неизвестного ей раньше зелья. В голове яркой лампочкой вспыхнула спасительная мысль: мама так и не смогла привить ей любовь к книгам, но убедила, что в библиотеке можно найти ответы на большинство вопросов. А сухость пергамента под пальцами успокаивала.

— Роза, девочка моя, ты куда? — на плечи опустились руки и мягко сжали. — На тебе лица нет.

— За Лили переживаю, — Роза выдавила из себя полуулыбку, — решила подышать свежим воздухом.

— Конечно, конечно, — Джинни погладила ее по волосам, — мы все переживаем, но врачи обещают, что ее совсем скоро выпишут.

— С Лили всегда все хорошо, — в который раз повторила Роза и взяла Джинни за руку, — всегда.

— Да, да, — Джинни улыбнулась, — схожу-ка я сейчас к ней. — Роза кивнула и пошла дальше.

«С Лили всегда все хорошо, — лихорадочно стучало в висках, — с Лили всегда все хорошо».