Already Over/Уже позади (гет)

Друзья не бросят тебя в лесу. А вот тот, кто приедет и вытащит тебя оттуда, и есть настоящий друг. © Сара Дессен. Замок и ключ.

Все друзья, рано или поздно подводят тебя. Семья — вот единственная опора. © неизвестен.

Лес незаметно для меня погрузился в густой туман ночи, не оставляя ни единого шанса солнцу светить даже на минутку больше. Даже луна, что пыталась выглянуть, захлебнулась в грязевых лужах облаков. Ветер стих окончательно, отчего каждый шорох, производимый кем-то невидимым, пугал до дрожи в коленках, заставляя сердце подскакивать до горла и медленно сползать по его стенкам, отдаваясь гулкими ударами в сонной артерии. Где-то вдалеке ухала сова, нагнетая обстановку все больше.

Признаваться себе в том, что я потерялась, панически не хотелось, посему я просто продолжала идти вперед, спотыкаясь уже почти на каждом шагу, путаясь в собственных ногах. Поправив мантию, я раз в сотый оглянулась, но вокруг была лишь темень, где можно было увидеть лишь немного размытые очертания деревьев и коряжек, которых, как на зло, было чересчур много.

— Чертовы корни! — рыкнула я, споткнувшись в очередной раз, но потом затихла в криветкообразном положении, молясь про себя, чтобы никакие там кентавры меня не услышали.

Хагрид хорош! Нельзя оставлять детей в лесу, пусть и шестнадцатилетних.

Чертыхнувшись себе под нос еще раз, я решила, что самым лучшим решением будет добыть хоть немножечко света.

— Люмос, — прошептала я, вынув палочку из кармана. Из самого кончика, где Черное дерево оголяет сердцевину пера ворона, появилось приятно сине-серебряное свечение, успокаивающее разыгравшееся воображение и нервы... Когда-то я так же, как и многие, купила ее у мастера, всем известного Оливандера, перед поступлением в Шармбатон. Удивительно, ведь тогда я даже и предположить не могла, что когда-нибудь вновь окажусь в Хогвартсе.

Деревья уже не казались такими страшными, похожими на тянущиеся руки, да корни попадались все реже, но выход из леса я найти так и не смогла, отчего сердце тревожно сжалось в комок. Свет немного успокаивал, но паника уже полноправно владела мной.

Я судорожно выдохнула, когда сзади меня хрустнула ветка, спружинив на ногах в сторону. Оглянувшись, я вновь чертыхнулась, увидев маленькую красную птичку, очень похожую на воробья.

— Просто птица, — нервно фыркнула я, приложив холодную ладонь ко лбу. — Может, попробовать вернуться? — разговаривать с собой было не самой лучшей идеей, но волноваться о том, как я выглядела со стороны — глупее. Это успокаивает.

Я подняла глаза к небу, облегченно выдохнув. Луна медленно и неохотно вылезала из паутины кучевых облаков, проливая мягкий свет на Запретный Лес.

Я насторожилась, услышав странный, но знакомый голос. «Бе-е-ерк», раздался эхом холодный голос платиноволосого Слизеринского принца.

— Показалось, наверное, — фыркнула я, убирая палочку в карман, шепнув напоследок обратное заклинание. Нужды в ней уже не было, ведь Ночное Светило все прекрасно освещало.

«Бе-е-ерк».

Я вздрогнула, вновь прикоснувшись к карману с волшебной палочкой. В несколько раз громче, чем в прошлый раз, прямо за спиной где-то. Холодные мурашки пробежали по спине, заставляя нервно вздрогнуть. Сердце забилось чаще, норовя выпрыгнуть из груди в любой момент. Этот голос был похож на голос Драко, но он был другим... каким-то нечеловеческим. Скрипящим, пронизывающим насквозь.

Руки сжались в кулаки, отчего я почувствовала, настолько у меня влажные ладони. Оборачиваться я боялась, настолько боялась, что предпочла бы умереть в неведении. Чувство дежавю было сильным, как никогда. Кажется, мне это снилось когда-то. Только не оборачивайся.

Только...Не...

Я зажмурилась, вслушиваясь в абсолютную тишину леса, которая давила не только на психику, но и на плечи тяжелым грузом. Я боялась услышать биение собственного сердца, которое, как на зло, билось, словно воробей в клетке. Сойти с места казалось равносильным подписанию контракта с самим Дьяволом. Казалось, что кто-то в непроглядной темноте между ветками реагирует на движение, и если я шелохнусь, то меня ждет неминуемая гибель. Но говоря открыто, я не видела никого постороннего, поэтому утверждение о том, что между ветками кто-то был — весьма и весьма сомнительно, однако страх, который подкрался, подобно гепарду, — неслышно и медленно, накинулся на меня, сковав леденящими цепями по запястьям и лодыжкам.

Когда хрустнула ветка прямо рядом с моим ухом, я не выдержала, резко повернувшись на сто восемьдесят градусов, и выкрикнула, вытянув палочку перед собой:— Редукто!

Из кончика моей палочки выскочила маленькая вспышка ярко-красного цвета, и в следующую же секунду сухие ветки, в которые я нацелилась, вспыхнули оранжевым огнем. Я зажмурилась от слишком яркого света и горячего воздуха, который подобно хлысту резанул по обветренным щекам.

Все случилось в одно лишь мгновение, в то самое мгновение, когда я закрыла глаза. Открыв их, я увидела лишь яркое, всепоглощающее пламя, окружившее меня тесным кольцом, словно змея свою жертву. Воздух накалился, кажется, до предела, а угарный газ, выделившийся в огромных количествах, сжег почти весь кислород вокруг меня.

Огонь был везде, передавшись по сухим веткам какого-то растения и перекинувшись на большие деревья, алея там яркими вспышками. Слышался треск сухой коры и шипение мокрых мест. Я беспомощно стояла посередине пожара, который вполне мог бы быть мне погребальным костром. Я все это видела. Раньше. Ровно десять лет назад.

Выход из дома завалило практически сразу же, как раздался тревожный предсмертный крик моей матери. Резкие звуки сопрано навсегда остались в моем сердце незаживающей раной, на которой лишь только-только начала образовываться корка. Но сейчас, когда я смотрела на языки пламени, которые плясали только им ведомый танец, обвиваясь яркими змеями вокруг стволов деревьев, оставляя за собой мерзкие тлеющие рубцы.

Я не смела шелохнуться, чувствуя лишь дрожь в собственном теле, да обжигающе-горячий воздух, которого уже не хватало легким. Опомнилась я лишь тогда, когда послышался громкий треск прямо над моей головой, лишь волею судьбы я успела увернуться от упавшей на меня ветки столетнего дуба. Тогда-то и прошла моя прострация, меня резко, словно котенка, вытащили из собственных воспоминаний за шкирку. Дали пинок.

Бегло оглядевшись, я не смогла увидеть ничего, кроме пламени и деревьев, которые могли свалиться на меня в любую минуту. И как только вышло, что от одного маленького заклятия вокруг меня образовалось плотное кольцо из дыма и огня?

Огонь. Он везде, а глаза уже слезились от едкого и необычно терпкого дыма. Горло саднило ужасно. Вспомнив урок по самовыживанию в лице профессора МакГонагалл, я припала к земле, чувствуя, насколько воздух холоднее внизу, нежели наверху. Однако стало не намного лучше. Палочка выпала из не сгибающихся пальцев. Слезы катились из глаз против моей воли, дышать было практически невозможно, руки слушаться не хотели, посему найти палочку я не могла.Я чертыхалась, проклиная и себя и даже Драко, который в общем-то был не при чем. Хотелось рвать и метать, но не было сил и воздуха. Тело постепенно охватывала слабость, а картинка перед глазами начала медленно тускнеть, превращаясь в неразборчивое серовато-красное пятно. Лишь в последний момент я увидела странную вещь — лису, которая словно плыла по воздуху, оставляя за собой клубы белого волшебного пара.

Вам знакомо чувство, будто вы падаете в бездонную пропасть, чувствуете тяжесть на солнечное сплетение? Это последнее, что я почувствовала перед тем, как закрыть глаза, мокрые от слез.

— Акваэрухто!

* * *

— Берк...

Горло саднило сильнее, чем когда бы то ни было. Казалось, сотни тысяч кошек решили поточить когти о стенки моей гортани, разрывая там все в пух и перья. Глотать было невыносимо больно, и я поймала себя на мысли, что лучше бы не терпеть эти муки, сравнимые лишь с адскими, а спокойно и мирно умереть от угарного газа. Хоть и сознание не до конца прояснилось, но было совершенно очевидно, что кто-то вытащил меня из того пепелища. Звуки, если они, конечно, не плод моего воображения, доносятся, словно сквозь вату или через толстое стекло. Глаза медленно открылись, слезы до сир пор стекали по холодным щекам, отчего больно щипало обожженную кожу.

Меня тащили под руки, так что мои ноги безвольно волоклись, оставляя неглубокие следы на влажной земле. Деревья, вдали мелькнула голубая гладь какого-то озера. Я непонимающе вращала головой, до сих пор не понимая, где находится моя бренная оболочка.

— Берк, ты самая тупая девушка, которую я когда-либо встречал! — голос над ухом показался слишком громким, отчего я резко дернулась, то ли от неожиданности, то ли от громкости. Сомневаться в том, кто являлся обладателем этого лирическо-драматического баритона не приходилось, хоть и звук был весьма искажен моим сознанием. Кожа больно стягивалась под неудобным хватом парня, от чего пришлось сильнее сжать зубы. Болело все без преувеличений.

— Пусти... — прохрипела я, попытавшись выбраться из железной хватки. — Пусти, кому говорю... — говорить было ужасно больно, но я не хотела, чтобы кто-то нес меня. Гордость — второе имя глупости. А если она проявляется в такие минуты, то становится очевидно, что человек — конченный идиот.

Хватка внезапно ослабла, отчего я, словно мешок картошки, повалилась на землю с протяжным, щенячьим всхлипом. Кожа рук оказалась содранной до крови, коленки щипали, говоря о том, что огонь не прошел бесследно. Я зажмурилась, стараясь подняться, не опираясь на ладони, которые пострадали больше всего. Ничего не выходило. Слизеринский Принц смотрел на эти попытки, словно лев на свою добычу. С презрением, вздернутым подбородком и плотно сжатыми губами в кривой мине, которую язык не повернется назвать усмешкой.

— Отпустил, — констатировал Малфой, вновь подхватив меня под руки, не очень бережно подняв меня с земли. Я поджала губы от чувства отвращения к самой себе. Оно пожирало изнутри навязчивой идеей о том, что я абсолютно ничтожна даже по сравнению с Драко, давило на и без того туманный разум, из-за чего, собственно, соображала я туго.Малфой шел не быстро, но я даже так спотыкалась о собственные ноги, которые, кстати, до сих пор не ощущала как следует. Парень молчал, а я не видела его лица, посему не могу точно утверждать о том, что чувствовал Слизеринский Принц тогда. Быть может, ему было меня жаль, что маловероятно. Но он не вел себя возвышенно, хоть и пытался показать собственное превосходство. Драко... Он ведь спас меня? Осознание этого весьма странного факта не укладывалось в моей голове. Неужели..? Вздор.

Лес был все таким же холодным и темным, несмотря на то, что луна уже полностью выглянула из-за туч. Деревья казались бесконечными черными статуями, которые в любую минуту готовы броситься на нас.

Дальше я помнила лишь отрывками. Не могу сказать, долго ли мы добирались через лес до Хижины Хагрида, но там мы точно были. Драко что-то говорил ему, кажется, даже в чем-то обвинял, но в тот момент я выпала из пространства. Потом помню, как отмахивалась от медицинской помощи всеми правдами и неправдами, но Малфою хватило ума не слушать мои слабые «все нормально, отведи в гостиную», посему вскоре — а может, и нет — я оказалась на жесткой кровати в больничном крыле.

Кажется, после того, как мне в рот влили странного вкуса жидкость, я вновь выпала из реальности, погрузившись в неглубокий и чуткий сон. Отдохнуть было невозможно, так как иногда я просыпалась, чувствуя чье-то присутствие, но снова засыпала.

Открыв глаза, я глубоко вздохнула, ощущая, насколько это приятно, когда горло не дерет орава кошек с железными когтями. Неприятные ощущение не проходили, но было уже куда лучше. В окнах виднелся ярко-красный край небесного купола. Был лишь восход, а я уже чувствовала себя в разы лучше.

Пахло какими-то травками, отдававшими чем-то сладким, чувствовался почти выветрившийся запах спирта. Поерзав на кровати, я обнаружила, что ладони забинтованы, коленки — тоже, болели в основном только они, хоть на ранах и была какая-то целебная мазь. Приподнявшись на локтях, я откинула мешающиеся волосы, похожие на мочалку из-за вчерашнего «приятного» вечера, за спину.

— Она еще спит, — послышался приятно-мягкий голос мадам Помфри. Эта женщина понравилась мне еще тогда, когда мы с Пенси пришли к ней за зельем от прыщей. Пухленькая дама производила впечатление доброго и отзывчивого человека, который не будет тормозить вопросами «Зачем вам это?», просто даст нужное лекарство и все.

— Ничего, — услышать вновь этот холодный баритон я ожидала меньше всего. Послышались размеренные, почти неслышные шаги, и вскоре в Больничное крыло вошел Малфой, а я, решив, что так будет спокойней, притворилась спящей. Попытавшись расслабиться, я вслушивалась в тихие шаги, которые становились все громче по мере приближения их хозяина. Странно звучит... хозяин шагов...

Послышался противный скрежет ножек табуретки о пол, затем шелест одежды рядом. Малфой сел, если меня не обманывает шестое чувство, рядом со мной, почти у изголовья кровати.

«Зачем он пришел?» — этот вопрос крутился в голове, не давая никаким другим мыслям занять мою голову.Я, честно, пыталась сосредоточиться на чем-то, но взгляд парня прожигал во мне дыру, очень большую, надо сказать. Я сделала вид, что переворачиваюсь во сне, даже причмокнула губами, как это любила делать Пенси, но забыла, что большая часть моего тела болит, посему одно неловкое движение и весь мой "коварный" план провалился. Удивительно, как в такие моменты, когда надо бы радоваться тому, что ты выжил, быть серьезным и переосмысливать свою судьбу и призвание, я занимаюсь такой ерундой.

— Плохая из тебя актриса, Берк, — я нехотя открыла глаза, взглянув на Малфоя. Не знаю почему, но губы сами растянулись в улыбке, не в усмешке, а именно в улыбке. Я была рада увидеть этого блондина, хоть и до сих пор считала его не самым приятным человеком, но он спас меня... значит, есть в нем и положительные качества.

— Как-то я не сильно от этого расстраиваюсь, — проговорила я, отведя взгляд в сторону. Малфой ни капли не поменялся: тот же хмурый взгляд холодных серых глаз, губы поджаты в тонкую полоску. Тогда я казалась глупым щенком, что улыбается своему спасителю. А спасителю этому на щенка плевать. Я мысленно махнула головой. Что за глупости приходят мне в голову? — Зачем ты пришел?

— Многие думают, что это я тебя так, — усмехнулся Малфой. Он устал, это видно, хотя вряд ли Драко будет рад тому, что его усталость заметна окружающим. А может, мне просто кажется так из-за того, что у меня травма была?— Это же глупость, — проговорила я. — У тебя нет на то причин. Или есть?

— Это неважно, Берк, — махнул рукой Малфой, пододвинувшись чуть ближе.

— Зачем ты пришел? Неужели ради того, чтобы сказать мне... погоди, ты же о себе беспокоишься. Ну да, как я могла подумать иначе, — я закатила глаза, чувствуя, как горло от разговоров вновь начинает саднить. Тем не менее раздражение, которое по идее должно было накатить, не пришло. Конечно, обидно, что меня пришли навестить лишь для того, чтобы о нем не думали плохо, но... хоть так. Наверное, Пенси даже ни разу не зайдет...

— Думай, что хочешь, — он сверкнул глазами так, что стало ясно и без слов, что это его «думай, что хочешь» означает «молчи и слушай». — Я пришел сказать, что наказание с нас не сняли. Теперь мы обязаны помогать профессору Снейпу, — он фыркнул.

— И кто же придумал это задание? — я поморщилась, уже предвкушая, какими «крутыми» будут часы, проведенные вместе со Снейпом.

— Дамблдор, — проговорил Малфой, поднявшись с табуретки. Я не люблю, когда на меня смотрят сверху вниз, а когда смотрят, как я лежу, я люблю еще меньше. Малфой постоял так немного, словно не решаясь что-то сказать, но потом пошел к выходу молча.

— Эй, Малфой! — я откашлялась после того, как повысила голос. Платиноволосый обернулся через плечо, кивнув, вместо вопроса «что?». — Неизвестно, сколько мне тут лежать? — этот вопрос беспокоил меня больше всего. Больницы я не любила с самого раннего детства за мерзкий запах медикаментов и зелий, которые нужно пить, а на вкус они, как Берти Боттс со вкусом... сами понимаете чего. В Хогвартсе пахло приятно даже в больничном крыле, но сама обстановка — кушетки в частности — напрягали.

— Около двух недель, — отозвался Малфой нехотя и вновь двинулся к выходу. Я протяжно взвыла, несколько раз побившись головой о подушку для большей драматичности, и вновь прикрыла глаза.

Две недели тупого лежания на кровати? Я же тут с ума сойду.

* * *

В спальне гриффиндорских мальчиков царил сумрак, лишь лунный свет нарушал плотную дымку темноты, падая прямо на изголовье кровати знаменитого Гарри Поттера. Парень не спал уже которую ночь, что сказывалось на его внимании не самым лучшим образом. Поттер листал учебник, который выдал ему новый профессор Слизнорт. Интересная книжка, однако, интересного в ней лишь то, кто являлся ее владельцем.

«Принц-Полукровка». Гарри прокручивал это странное имя, а может, кличку, но никак не мог понять даже примерную личность этого Принца. На ум приходило лишь одно имя, но учебник этому напыщенному хаму и, как Гарри был уверен, Пожирателю смерти учебник принадлежать не мог.

— Кто же ты... — мысли об учебнике и таинственной личности его владельца отвлекали от темных и грустных, говорящих лишь о том, что пророчество скоро сбудется. Выживет лишь один...

— Опять не спишь, — раздался сонный голос с соседней кровати. Что-то никогда не меняется. Когда-то Рон так же спрашивал Гарри и на первом курсе, и на втором... и вот сейчас уже шестой курс. На Гарри накатила странная ностальгия. И как наивный маленький мальчишка, живущий под лестницей, превратился в знаменитого на весь магический мир... мужчину? Нет, Гарри был слишком испуган, слишком неустойчив и юн, чтобы называться мужчиной. Он мальчик, все еще мальчик, только теперь нет той детской наивности и радости волшебству. Он давно понял, что волшебство может принести много вреда.

— Да, не сплю...— проговорил Поттер после недолгой паузы.

— Ты даже спишь с этим учебником, Гарри, — нахмурившись, проговорил рыжий, присев на кровати. — Это ненормально. Можно посмотреть?

— Нет, — ответил Гарри отчего-то резко. — Я уже спать ложусь, — Поттеру не хотелось, чтобы кто-то видел эти странные пометки, хотя бы потому, что именно благодаря им парень получил Феликс Фелицис, а если говорить по-человечески — Жидкую Удачу. Когда-нибудь, конечно, Гермиона или Рон умудряться заглянуть в книжку, но не сейчас.

— Да ну тебя, Гарри, — фыркнул Рон, перевернувшись на другой бок. — Завтра у нас, кстати, ЗоТИ спаренная со Слизерином... — словно невзначай сказал Рон, на что Гарри согласно кивнул. — Надеюсь, можно будет устроить драки с ними, эти Крэбб и Гойл уже в край обнаглели.

— А что случилось? — Гарри тоже сел на кровати. Им приходилось разговаривать шепотом, чтобы не разбудить кого-нибудь из однофакультетников, однако послышалось недовольное бурчание Невилла: «Засните вы уже, спать хочется». Гарри улыбнулся, помахав другу рукой, мол, ты спи, спи, а потом продолжил еще тише, чем прежде: — Мы же вроде не пересекались с ними?

— Мы — нет, а вот Джинни вчера натолкнулась на Гойла в коридоре, а тот начал молоть какую-то чушь. Она говорила, что там было что-то про грязнокровок, потом про Сам-Знаешь-Кого, в общем, напугал он ее, — проговорил Рон с серьезным выражением на лице. Если что-то касалось его семьи или тем более Джинни, Рон был готов практически на все, ведь с детства их учили, что семья — превыше всего, а чистота крови не влияет на характер человека.

— Не похоже на него, — пробубнил Поттер, задумчиво почесав подбородок. — С чего бы Гойлу говорить о Волан-Де-Морте? К тому же Слизеринцы уже не так задирают нас, не до этого сейчас даже им...

— Это — да, я и сам удивился, но Джинни врать не будет... — «Верно», — отметил про себя Гарри. Джинни... Мысли против воли Поттера пошли в другом направлении. Сестра Рона уже давно нравилась Мальчику-Который-Выжил, но, что парадоксально, он совершенно не умел кадрить девушек или высказывать к ним симпатию. Получалось очень... странно, как он сам это называл. — ...И все равно, не позволю, чтобы какие-то слизеринские свинки наезжали на мою сестру, — воинственно произнес Рон, для большей убедительности вскинув указательный палец вверх. — И знаешь, надо уже о чем-нибудь веселом говорить, а то у нас только две темы: Волан-Де-Морт и слизеринцы.

— У тебя три, — пробурчал Невилл, перевернувшись на другой бок. — Ты еще есть хочешь постоянно.

— Я не вижу в этом ничего плохого! Если человек много ест, то значит, потребляет много энергии, и вообще... кто бы говорил, Невилл, — буркнул Рон, плюхнувшись на кровать, отчего та протяжно заскрипела, словно умирающая касатка.

— Рон, — давясь от смеха, проговорил Гарри. — Кровать говорит, что с добавками тебе уже хватит.

Ответом ему послужила пуховая подушка в нос.