Остывший чай (гет)

Мрачность и серость этого отеля были непревзойдённые. Ужасный запах гнили доноситься из каждого предмета, из стен, потолка. Я бы мог предположить, что это место заброшено, но все знают, что это нелегальное здание, в котором изредка появляются люди из “свободного мира”. Чаще всего для того, чтобы написать книгу об этой жуткой местности. Я встречал несколько писателей, разговаривал с ними, пытался узнать их мнение о происходящем, но они только отвечали хорошо заученными фразами, допивали оставшееся вино в бокале, и скрывались в своих маленьких, прогнивших комнатках. Изредка здесь бывали родственники “изгнанных”, но, насколько мне известно, им никогда не были рады.

Сьюзен осматривает каждый стул, каждый стол и каждую крошку, оставленную на столе. Жадно и невыносимо она пожирает взглядом несколько рисунков, забытых на барной стойке. Она берёт их в руки, и обводит пальцем контур каждой изображенной фигуры. Восхищенно и ненасытно.

— Том Ридберг здесь остановился? — интересуюсь я у старого владельца.

— Я не принимаю здесь людей, — возмутился он.

— Я не из полиции. Вы меня знаете. Том — мой брат.

— Возможно, если бы он был здесь, я бы поселил его на втором этаже во вторую комнату, но он очень занят.

Закон запрещает в этом городе любые общественные, публичные заведения, места, сборища, и так далее. Законов много, но именно этот делает город таким невероятно пустым и унылым. Этот отель и паб за углом — единственное развлечение. Но если придёт проверка,….никто, впрочем, не знает, что будет.

Мы поднимаемся по узкой лестнице наверх, ступая по старому ковру, нам с лёгкостью удаётся поднимать жуткую пыль. Сьюзен начинает закашливаеться и это вызывает у меня улыбку. Не знаю почему, но у меня такое чувство, будто она начала, наконец, подавать признаки жизни. Конечно, мой план этого не одобряет, но лично мне невероятно приятно. Она поправляет свою, уже почти несуществующую, косичку, оттягивает футболку вниз и гордо поднимает голову, показывая, что она готова к любым трудностям.

— Не могу поверить, что тебя волнует, что о тебе подумает этот идиот!

— Он мой старый друг, — парирует она.

Лёгкая усмешка на моих губах, невозмутимость на её лице, и я стучу в разваливающуюся дверь. Некоторое время мы стоим молча, дожидаясь ответа, но его не последовало. Мне кажется, что эта тишина за дверью не к добру. Если верить хозяину, Том не покидал отеля, а бродить по коридорам — занятие не для него, он предпочитает проводить время с толком. Сьюзен встревожено наматывает рыжий локон на палец и покусывает губу. Даже она понимает, что старик выглядел встревоженным.

— Думаю, лучше уйти, вернуться домой, — замечаю я.

— Нет! Я не хочу! Зачем ты показал мне город, а теперь снова хочешь посадить меня в подвал?! — шипит она на меня.

— Тише! Если хочешь, мы можем зайти к Эрике, — шепчу я, уводя её подальше от двери. — Она не такая как все. Она обязательно примет нас.

Сьюзен кивает, и мы подходим к лестнице. Я почти уже не задерживаю дыхание, я почти не волнуюсь, я почти верю, что ей не грозит опасность. Я толкаю её вперёд, заставляя спускаться как можно быстрее. Она слушается, но мне кажется, что мы не успеем скрыться. Дверь наверху открывается, и я чертыхаюсь про себя.

— Мистер Рей! Прошу подождите! — слышу я голос сзади.

Вот он. Ненавистный, режущий сознание на кусочки голос. Мы уже почти у выхода. Сьюзен хватает меня за руку, пытается что-то спросить, но мне нечего ей сейчас ответить. Я открываю дверь, под жуткие вопли хозяина. Мне приходиться буквально вытолкнуть её на улицу, она падает и ударяется о камни. Времени нет. Голос всё еще продолжает звать меня, и я хватаю её на руки, сворачивая в темный переулок, ведущий к заброшенному кварталу Брендбери.

Тёмные улицы позволят нам избежать наказания. Они скроют нашу не законопослушность. Все дома здесь наглухо забиты досками, поэтому на такую роскошь, как скрыться в доме, я и не рассчитываю. Место было покинуто из-за жутких воплей, исходящих ниоткуда, бледных призраков старых хозяев. Мистер Брендбери — единственный, кто остался здесь жить. Он считает, что всё это всего лишь выдумки пожилых женщин, которые сошли с ума от потери сыновей и дочерей.

Я слышу шаги. Они ближе и ближе. Я ставлю Сьюзен на ноги и прошу её бежать как можно быстрее, как можно дальше. Она, к счастью даже не кивая, срывается с места. Косички уже даже не видно, мелкие локоны разлетаются на ветру. Я знаю, что улица ведёт в тупик, но, возможно, нам удастся спрятаться в конце.

Шаги понемногу умолкают.