Хэппи-энд для тех, кто выживет (джен)

24 июля 2008 года, восемь часов утра, Москва, Лубянка.

— Послушал, — только и сказал Лукин, возвращая Николаеву маленький диктофон.

Широкий письменный стол пустовал: только стопочка бумаг справа, да тяжелая бронзовая пепельница рядом. Металл бликовал на солнце, пробравшемся сквозь полоски жалюзи.

Июль все еще капризничал: половину утреннего неба оттяпали серые облака.

— Расшифровку я себе оставлю, — добавил Лукин.

— Конечно, Василий Игнатович.

— А аналитики наши что?

— К сожалению, пока ничего, — Николаев пожал плечами. — В смысле, ничего нового.

Хотел добавить, что после вчерашнего ужина он и сам смог бы рассказать аналитикам все характеристики объекта.

Промолчал.

— Что собираетесь делать? — спросил Лукин.

— Действуем согласно намеченному плану.

— Вот как, — понимающий кивок. — А Наташу вы зачем сдали?

— Я не мог ограничиваться догадками и версиями. А операция по экстрадикции Лау у нас расписана по минутам. И чтобы поставить «Зорро» перед фактом о том, что мы неплохо информированы о его подвигах, мне нужен был какой-то пример, так сказать, хороший козырь…

Николаев осекся.

— Козырь, — повторил Лукин. — Вы говорили с человеком, который, если я понял правильно, терпеть не может играть.

— Так ведь я и не играл, — заметил Николаев.

Два офицера переглянулись.

— Был бы я на его месте, я бы…, — Лукин не договорил. Только сжал пальцы в кулаке, как делал всегда, когда не хотел выдавать беспокойства в разговоре с сотрудниками.

А Николаев в таких случаях старался ничего не замечать.

Привык, и давно.

— Ну а все-таки, зачем вы ему про солисток напомнили?

— Как говорится, из песни слов не выкинешь, Василий Игнатович.

Лукин в ответ покачал головой, аргумент его не впечатлил.

— Он бы все равно догадался, что это кто-то из труппы, — пояснил Николаев. И добавил. — Между прочим, «Зорро» ничего не стал отрицать. Даже того, что ему действительно пришлось бежать от полиции в обществе Козырева.

— Да, прижали вы его, — согласился Лукин. И снова стиснул пальцы так, что суставы хрустнули, — крепко прижали. А куда он поехал после ужина?

— В отель. Через час отбыл в аэропорт.

— Хорошо, что не в американское посольство: рассказывать о том, как его на каждом шагу преследуют русские спецслужбы.

— Ну, так ведь про это необязательно рассказывать в России, — Николаев легко улыбнулся. — Хватит и одного звонка в Лэнгли из Готэма.

— Ваша ирония здесь совсем не к месту.

— Прошу простить. Как вы понимаете, мне меньше всего хочется, чтобы «Зорро» позвонил в ЦРУ. Но я человек суеверный, и считаю, что самые страшные подозрения нужно высказать вслух. И тогда ничего такого не случится.

— Правда? — удивился Лукин. — Я всегда думал, что наоборот… что ж, попробую. Кстати, я все хотел спросить… Почему вы все-таки не стали разрабатывать тот вариант с обменом? Помните, была у вас такая идея. Кажется, Салтыков предложил?

— Досье на русскую мафию в Готэме? — переспросил Николаев. — Хорошая идея.

— Так чего вы ее похоронили? Это ж ценная информация. А ваш «клиент», прежде всего, бизнесмен.

— Такого уровня, что с ним не имеет смысла торговаться.

Лукин ответил не сразу. Сначала потянулся за сигаретами во внутренний карман пиджака. Закурил, придвинул к себе пепельницу — металл скрипнул по столу, — и тогда сказал:

— По-моему, вы переоцениваете «Зорро».

— Василий Игнатович, я бы сказал, что его сложно переоценить.

— Вы считаете, что он изменит свою точку зрения?

— Ни в коем случае.

— Тогда я вас не понимаю.

— Я ему дал время подумать. Перелет до Готэма длится девять часов.

— Значит, к полудню у вас должен быть готов детальный план действий на тот случай, если ваш благородный герой в плаще и маске сделает звонок в Лэнгли. Кому сливать компромат, по каким каналам, с какими журналистами говорить и как идти на контакт с ФБР.

— Майор Салтыков занимается этим уже второй день, — сообщил Николаев. — А он у нас упорный, и отличиться ему хочется. Так что справится. Но мне хочется верить, что такая схема нам не понадобится.

— На что вы надеетесь?

— На то, что «Зорро» вернется домой, — Николаев посмотрел на часы, — очень скоро, кстати, вернется. И поговорит со своим гостем.

— О чем?

— Скорее всего, о нас с вами.

— Дмитрий Леонидович, в отличие от вас, я во вменяемости вашего самого талантливого и замечательного сотрудника сильно сомневаюсь, — в голосе Лукина зазвучал хорошо знакомый сарказм. В отделе про это знали все: пока генерал-лейтенант ехидничает, с ним даже можно аккуратно не соглашаться. — Но даже я не считаю, что он решится пооткровенничать с американцем.

— Он и не решится. Думаю, говорить там будет только «Зорро».

— А Козырев, значит, будет слушать?

— Козырев будет слушать.

— А потом?

— Потом будем ждать новостей с Кубы.

Лукин снова покачал головой. Стряхнул перел с сигареты, затянулся.

— Не понимаю я вас. Вы опять полагаетесь на теорию хаоса?

— Василий Игнатович, еще неделю назад нам всем казалось, что надеяться в данном случае можно лишь на чудо. По-моему, за неделю мы сделали невозможное.

— Да? — Лукин изобразил картинное изумление. — А свою команду вы уже обрадовали? Рассказали о своих дипломатических успехах в «Метрополе»?

— Обрадовал.

— И как они?

— Подполковник Калачев завтра же отправляется на Кубу.

— Отдохнуть?

— Скорее, выполнить одно очень сложное задание, — ответил Николаев. — Может быть, самое сложное за всю жизнь.

— А с Калачевым летит отряд из «Альфы», да?

— Нет, — возразил Николаев. — Ни в коем случае.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете? И что вы сейчас, возможно, подставляете второго своего офицера?

Голос зазвенел металлом, злым, яростным, раскаленным добела.

А от слов про второго офицера — оглушило, да так, что Николаеву показалось, будто сейчас ему придется перекричать бурю.

— Калачев справится, — произнес он.

— Как Вениаминов и Кривин?

Николаев промолчал.

— Вы ведь тоже были в штабе, который готовил операцию в Колумбии. И ваш Козырев это наверняка помнит. А теперь вы подсылаете к нему Калачева. Что из этого следует?

— Я был в том штабе, — кивнул Николаев. — И не перекладываю свою вину на кого-то другого. Если бы я мог поехать на Кубу сам, я бы…

— Вы нужны мне здесь, — отрезал Лукин. — В Москве. Попробуйте понять, что кроме ситуации с вашим бывшим офицером у вас есть и другие обязанности, не менее важные. Так что это исключено.

— Значит, будем ждать новостей от Калачева.

Генерал-лейтенант потушил сигарету. Растер глаза — выглядел Лукин сейчас так, словно это он, а не его заместитель не спал всю ночь.

— Я помню, вы говорили, что у вас уже рапорт готов на имя Бортникова.

— Черновик.

— Ну да. Стратегия дестабилизации и прочее. Не забыл. Но вам не приходило в голову такое простое решение: если Козыреву удастся сбежать от «Зорро», и не попасться второй раз в руки ФБР или, не дай бог, ЦРУ, это значит, что у американцев исчезает последняя возможность обвинить нас в событиях в Готэме. Козырев, к счастью, действовал практически независимо. Ух не знаю, как он там людей набирал, но… Вон, следствие идет уже две недели, а ни одного человека из нашей резидентуры так и не задержали.

— Да, агентурная работа на уровне, — ввернул Николаев. — Я это в рапорте тоже отметил, кстати.

Лукин сделал вид, будто не расслышал его. И продолжил:

— Скажем так, если Козырев исчезнет из Америки, но не доедет до Кубы, а тем более до России…

— … то зачем мы это все затеяли?

— А вам не кажется, что это самый лучший и удобный вариант? Мне вчера прислали результаты соцопроса по Готэму. Рейтинг Обамы поднялся, а если он туда припрется раньше Маккейна, и выступит перед избирателям — а он, кстати, умеет, то игра решена.

— Я на это пойти не могу.

— Я знаю, — сказал Лукин. — Я просто хочу, чтобы вы правильно поняли приоритеты нашей организации. Перед нами поставили задачу — повлиять на результаты выборов. Конечно, нужно еще до ноября дожить. Но уже сейчас понятно, что в Готэме проголосуют так, как надо.

— Благодаря кому?

— Благодаря нам.

Николаев многозначительно вздохнул.

— Алексеенко бы с вами согласился.

— А я, между прочим, Алексеенко очень уважаю. Повторяю еще раз: я своих решений не меняю. Так что Козырева мы вытащим. Просто я, знаете ли, за Кубу волнуюсь…

— За Кубу?

— И за Москву тоже.

— По-моему, это вы зря.

— А я в последнее время новости часто смотрю, Готэм Сентрал Ньюз называется. Чем больше смотрю, тем… — генерал-лейтенант махнул рукой. — Вы, очевидно, для Козырева уже какое-то будущее придумали? Так вот, будущего у таких как он, нет. И быть не должно. Все, что его ждет здесь — это трибунал за убийство Вениаминова и Кривина.

— Вениаминова и Кривина вы уже не вернете, зато…

— Я с отцом Кривина в школе учился, — Лукин потер переносицу. — Он в министерстве финансов, я здесь… ну и что я ему скажу? Что я сейчас курирую спецоперацию, чтобы вытащить человека, который его сына убил?

— Нет, — покачал головой Николаев. — Только то, что Юрий Кривин погиб при выполнении задания. И что он погиб героем. Василий Игнатович, в ваших силах вернуть…

— Я не буду ради этого ставить под удар других офицеров. Наших действующих офицеров, — подчеркнул Лукин. — Так что встречать его должен не Калачев, а «Альфа». Упаковать и доставить в Москву. А здесь уж мы разберемся.

— Разберемся, конечно.

— Между прочим, он опасен!

Николаев улыбнулся — широко и искренне.

Он только сейчас заметил, что серые облака на небе совсем растворились — вон, даже сквозь полоски жалюзи видно, как солнечный свет, пока еще по-утреннему мягкий, залил улицы.

— Василий Игнатович, когда в этом здании будут работать неопасные люди, все наше ведомство придется закрыть, а личный состав отправить воспитателями в ясли.

Лукин очень хотел ответить — это Николаев понял по его взгляду, и не в первый раз оценил выдержку начальства.

Прошла минута, генерал-лейтенант забарабанил пальцами по столу и произнес:

— Подстраховка Калачева спецназом обязательна. Один он туда не поедет. Как вы это организуете — ваше дело. Да, и если появятся какие-то новости по Готэму — доложить немедленно, в любое время.

  

24 июля 2008 года, восемь часов утра, Готэм, местное управление ФБР 

Еще вчера вечером воздух был раскален солнцем так, что половина города попряталась по домам, а другая половина, напротив, высыпала на улицы, делая вид, что этот немыслимый ад — обычная погода для Готэма, и наконец-то настало настоящее лето, не хуже, чем в каком-нибудь Техасе. Даже на рассвете чувствовалась духота. Кроули привык вставать рано, идти на террасу или на балкон, и выкуривать одну сигарету натощак. Теперь он больше не курил, а привычка проводить пять минут перед завтраком в утренней прохладе осталась.

И только когда он сел в машину, первые робкие капли дождя неслышно ударились о переднее стекло, смывая безветрие в воздухе, штиль на море и кажущееся совершенно невыносимым затишье в городе.

Кроули ехал в управление — а за ним темнело и хмурилось небо, и, точно вдогонку, слышал он раскаты грома за спиной.

Гроза ему нравилась. А эта гроза — первая в Готэме, которую он застал за то время, пока жил здесь — особенно. И едва не впервые в жизни ему не хотелось вспоминать, что он еще вчера — или неделю, а то и месяц назад — напланировал на этот день, не хотелось готовиться к разговору со Стэнтоном и тем более думать о том, что ждет их в воскресенье. Когда истечет срок.

— Добрый день, — поздоровался Крайтон, открывая дверь в кабинет. — Ну и ливень!

— А вы что, пешком шли? — спросил Кроули. И края брюк, и пиджак в плечах у старшего следователя промокли насквозь.

— Нет, просто сын вчера машину одолжил, и, представляете, на улице бросил. Вот же, блин… А я утром без зонтика выскочил.

Кроули кивнул. Он вдруг ясно представил себе Крайтона младшего — эдакого оболтуса, выпросившего папин автобомиль, чтобы сгонять на вечеринку. Оболтус был непременно рыжий — как и сам Крайтон, и ему недавно исполнилось шестнадцать. А почему шестнадцать? Да потому что так написано в резюме Крайтона, а резюме сотрудников Кроули прилежно штудировал, когда приехал работать в Готэм. Запомнилось, и на тебе, выплыло из памяти.

Только одно дело вникать в даты и имена, а совсем другое — внезапно осознать, что и у сотрудников есть своя жизнь, есть дети, есть надежда, и есть любимый город, а это не абстрактная идея, это — настоящее, и за него стоит бороться.

Как и мне, подумал Кроули.

Сегодня все было впервые. И гроза, и такие мысли.

— Сэр, а Рингсби звонил? — Крайтон подвинул себе стул.

— Нет.

— Я так и думал.

Они переглянулись.

Крайтон сейчас ничем не походил на человека, который выбежал без зонтика под ливень.

— У вас что-то есть?

— Я вчера сделал запрос в Торонто, — Крайтон ловко выудил листок из папки и протянул шефу. — Новостей не было, так что я решил сам все разузнать. И вот ответ, только что получил.

За окном выстрелила сотня пушек.

Кроули прочел короткий текст. Отвел взгляд в сторону, решив, что молния, должно быть, ударила в море, а управление стоит как раз недалеко от залива.

— Это все?

— А разве этого мало?

Стеснительностью этот парень не отличается, подумал Кроули.

— Ч-черт, — сказал он вслух.

— Я попросил Боба позвонить в аэропорт Торонто и выяснить, каким рейсом вылетели Кэвендиш и Рингсби.

— А они что, уже вылетели? — спросил Кроули.

Где-то на фоне проскользнула мысль: а ведь Крайтон все успел. Успел доехать до управления, успел заглянуть в почту и прочитать ответ на запрос, и успел попросить Боба — который, вообще-то, секретарь Кроули — позвонить в Канаду.

Не хотелось думать о том, что если бы они с самого начала работали вместе, то дело о двух фриках уже давно было бы раскрыто.

А кто мне рекомендовал Рингсби, спросил себя Кроули. Ах да, его прежний шеф.

Ну что ж, прошло всего две недели. Еще не все упущено. Иногда, чтобы оценить человека рядом, требуются годы.

— Оба ГПС-датчика все еще показывают Торонто. Но если Колеман Риз загремел в психбольницу с нервным срывом — то ни Рингсби, ни Кэвендишу больше нечего делать в Канаде.

— Логично.

В кабинет вошел Боб.

— Сэр, — обратился он к Кроули, — я проверил списки зарегистрированных на рейсы Торонто-Готэм. У Рингсби паспорт на имя Питера Адамса, и такой пассажир вылетел в Готэм вчера в одиннадцать часов вечера.

— А Кэвендиш?

— А у Кэвендиша был паспорт на имя Рауля Хендриксона, и он тоже вылетел тем же рейсом.

— А сейчас они где?

— Не знаю, сэр, — Боб растерянно пожал плечами.

— Ладно, спасибо, — Кроули махнул рукой. Поднял глаза на Крайтона. — Том, найдите мне Кэвендиша. Именно Кэвендиша. Рингсби не так прост, как кажется, и его вы так легко не отыщете. А Кэвендиш… мне почему-то кажется, что его будет нетрудно найти. Возьмите своих людей, если нужно. Только тихо, хорошо?

— Я привезу его сюда.

С этими словами Крайтон встал. Аккуратно задвинул стул и целеустремленно, но без лишней поспешности направился к дверям. Вовремя сделал шаг в сторону, чтобы не столкнуться с Джулиани.

Этот-то как раз торопился.

— С чем пожаловали, Джулиани?

Еще бы вспомнить, как это — ободряюще улыбаться сотрудникам. Ну, как делают правильные руководители местных управлений ФБР.

К счастью, итальянец умел улыбаться сам.

— Я по поводу Стэнтона. Знаете ли, подготовил кое-что…

— Рассказывайте.

— Я попытался посмотреть на наше расследование со стороны. Кстати, за неделю столько материалов накопилось, вы не представляете, — затараторил Джулиани. — Так вот, у нас было несколько рабочих версий: Китай, Куба, даже Венесуэла, само собой арабы и другие террористические организации. Последние уже не в счет — никто не взял ответственность на себя. Но к версиям будет трудно придраться. Работу со свидетелями и задержанными лично я бы оценил на десять из десяти. Понимаете, сэр, единственный наш слабый пункт — сонары. Сонары! Нет, понятно, что мы ничегошеньки не знали о контракте с Пентагоном. Откуда нам знать? Но мы строили на них всю линию. И так как идей у нас не было, мы решили, что и сонары тоже можно свалить на одного из фриков. Вот как это выглядит. Если бы не эти гребаные сонары, если бы мы вообще про них забыли, мы бы не потеряли клоуна!

Джулиани вдруг умолк, и на мгновение в кабинете стало невыносимо тихо.

— Честно говоря, сэр, я не знаю, что делать, — развел руками следователь.

Кроули задал тот вопрос, который он не имел права задавать.

По крайней мере, не сейчас.

— И вы пришли спросить у меня?

— Нет, сэр. Я бы не отказался побеседовать об этом с Рингсби. Это же была его идея! Да, сонар обнаружил Гиллеспи, но вцепился-то в них Рингсби! Ну и где он сейчас? Я ему раз двадцать за утро звонил, и домой, и на мобильный, и даже его бывшей девушке. В управлении тоже никто ничего не знает, и я не понимаю, почему…

— Надеюсь, Рингсби вернется к вечеру.

— А как же Стэнтон? Без Рингсби нам будет тяжело объяснить…

— Нам и с ним будет тяжело, — оборвал его Кроули. — Рассчитывать надо на те материалы, которые у нас есть сейчас. Да, и письменный отчет пришлите мне до двенадцати.

— Хорошо, но мне еще надо дописать про… — Джулиани замялся. — Сэр, а вы действительно собираетесь рассказать Стэнтону про то, что наш фрик сбежал?

— А если Стэнтон захочет на него посмотреть? Кого я ему предъявлю? Загримируем Боба под клоуна?

— Не знаю, — Джулиани нахмурился. — А зачем Стэнтону на него смотреть? Лично у меня такого желания не возникало. Хватило, знаете, когда его по телевизору показывали. Да еще эти врачи из Аркхэма, все уши прожужжали на тему, какой интересный экземпляр им попался! Так что я на него смотреть не пошел, и вообще не видел.

— Вы счастливый человек.

Получилось грустно, да и чересчур искренне.

Наверно потому, что шутить над шутом нельзя.

— Я на него на фотографиях нагляделся, и Крайтон рассказывал. Про Рингсби я уж и не говорю, у парня после этих допросов вообще…

Следователь замолчал, и это заставило Кроули насторожиться.

— Что вы имеете в виду?

— Да так, ничего особенного, — под взглядом Кроули Джулиани сначала поморщился, а потом с каким-то ожесточением выдохнул. — Рингсби стал нервным. Очень нервным и беспокойным, понимаете? И лучше бы он злился. Я считаю, пока человек злится в открытую — с ним все в порядке. А вот если молчит, закрывается от всех… Нет, раньше он таким не был. Вы-то его, конечно, не знаете, а я с Брайаном знаком лет пять. И когда вы назначили его отвечать за ход расследования, ну и вести допросы, его переклинило…

Сделав характерный жест у виска, Джулиани опять осекся.

— Переклинило? — спросил Кроули.

— Ну да, — Джулиани больше не тараторил. — Я один раз не выдержал, и спросил: «у тебя что, тоже крыша поехала?»

— А что Рингсби?

— А Рингсби засмеялся. Потом как будто опомнился, извинился, сказал, что много работы, и убежал. Это что, нормально?

— Это называется «переутомление».

— Сэр, вы наверно не заметили, — Джулиани выразительно вздохнул. — Рингсби очень хотел оправдать ваше доверие.

Кроули не нашел, что ответить. Проще было спрятаться за распоряжением.

— Когда он вернется, я отправлю его к вам. Вы свободны. Жду отчета.

Когда за Джулиани захлопнулась дверь, и кабинет снова наполнился тишиной, Кроули остался наедине со своими мыслями и неподписанным приказом в ящике стола.

С приказом об отстранении старшего следователя Рингсби от ведения расследования.

В кабинете вдруг стало очень тесно.

Кроули попросил Боба приготовить кофе, побольше и покрепче. Сам набрал номер на мобильном телефоне.

— Лиз?

— Да, Джеймс?

— Как ты?

— Нормально. А ты почему звонишь?

Раньше она так никогда не спрашивала, подумал Кроули. Раньше…

… Джулиани и правда счастливый человек. И умный. У него же хватило ума не ходить смотреть на фрика. Не слушать дурацкие предсказания про то, как его убьет шеф или как он потеряет работу. И наверно, именно поэтому около его дома не шастают люди в клоунских масках — которых, кстати, до сих пор не поймали.

— Хотел спросить, как дела.

— Все в порядке, Джеймс. Съездила в супермаркет. Как ты и велел, вместе с Питером.

— Я велел, чтобы ты его отправила за покупками.

— Но он же совершенно не умеет выбирать продукты! Вчера я сказала ему купить свинину, а он привез гриль-колбаски, потому что их тоже делают из свинины! И он не смог найти шоколадные мюсли, а Дженни других не ест.

— Ничего страшного, отличные были колбаски.

— Джеймс!

— Саймона оставили с детьми?

— Да. А потом я пригласила Питера и Саймона на чай, и они заходили поодиночке. Сказали, что хотя бы один из них должен дежурить во дворе.

— Смотри, не разбалуй их там, — заметил Кроули.

Сыгранная ревность получилась забавной, и Лиз рассмеялась.

— Мне их жаль. Питеру пришлось побегать под дождем.

— Это его работа. Как там Майк и Дженни?

— Рады, что у них есть личная охрана. Знаешь, они воспринимают это как игру.

— Ну и слава богу.

— Это когда-нибудь закончится?

Совсем другим тоном, на одном выдохе — вся прожитая неделя и все страхи Готэма — бурей. Кроули напрягся.

— Закончится, Лиз, — пообещал он. — Очень скоро.

Кроули успел лишь просмотреть черновик, который прислал Джулиани, выпить кофе, да переговорить с Гиллеспи. Тот первым делом спросил про Линн Уильямс — не восстановили ли ее после отстранения?

Восстановили, Гиллеспи, только успокойтесь…

— Сэр, — в коммуникаторе раздался голос Боба. — К вам Крайтон и Кэвендиш.

— Пусть войдут.

Крайтон пропустил Кэвендиша перед собой, точно боялся, что тот сбежит.

А темнокожий парень — широкоплечий, стройный, ни дать ни взять спортсмен — разглядел руководителя управления и вправду замер на пороге. Оглянулся в поисках Крайтона — тот все-таки пусть и старший следователь, но знакомый, свой, готэмец — а Крайтон уже закрывал за собой дверь и уходил.

— Добрый день, сэр.

— Садитесь.

И когда Кэвендиш грузно — вся спортивная стройность куда-то разом исчезла, растворилась во внезапной неуверенности — опустился на стул, Кроули решил не терять времени.

— Предполагаю, что Рингсби велел вам ничего мне не говорить?

Накачанные плечи Кэвендиша невольно вздрогнули.

— Мистер Рингсби велел, чтобы я ждал его дома. Что он вернется, и мы вместе поедем в управление. И доложим по всей форме, и напишем отчет.

Узнаю Рингсби, подумал Кроули. И отчет, и таблицу, и доклад. Джулиани все-таки неправ, если бы у Рингсби впрямь поехала крыша, он бы забыл про все свои отчеты и таблицы. А может и нет.

— О чем вам рассказал Колеман Риз?

Теперь Кэвендиш разглядывал паркет.

— Рингсби, разумеется, не счел нужным сообщить вам, что наше управление ждет внутреннее расследование, — заметил Кроули. — Проще всего мне будет отстранить вас на две недели от работы. И отправить домой на все это время.

Они снова переглянулись. Кэвендиш явно не понимал, к чему клонит Кроули.

— Естественно, без охраны, — закончил он. И когда его сотрудник чуть сгорбился, добавил. — Вы боитесь не меня, верно?

Кэвендиш не ответил. И на шефа старался не смотреть.

— Его вы боитесь больше, — констатировал Кроули. — Вам про побег клоуна сказал Рингсби или вы сами догадались?

— Догадался.

— А как?

— Я когда услышал про охрану у Гиллеспи и Джулиани, так сразу понял. А они никогда не были на базе…

— Как вы считаете, ему есть, за что вам мстить?

— Откуда я знаю, — протянул Кэвендиш. — Я же только…

— Вы только делали свою работу, верно?

— Ну да…

— Тогда почему вы боитесь?

— Я не боюсь, — возразил Кэвендиш. — Просто клоун в курсе, кто такой Рингсби, и про вас он тоже все знал, и про Крайтона… я вот думаю, а вдруг он знает, где я живу?

— Он знает, — кивнул Кроули.

После неудачной операции ФБР пришлось расставить ловушки везде, где можно. Только никто так и не появился, и Кроули в очередной раз оценил непредсказуемость противника…

… черт, когда это задержанный номер 29 успел стать противником?

Он никогда не делает того, чего от него ожидают, решил Кроули. Как будто я этого не знал. А сейчас он, наверное, сидит и ждет, когда мы сами нагрянем в гости. Знать бы только куда идти, я бы и сам пришел.

— И что же мне делать? — спросил Кэвендиш.

— Напрягите мозги и начните думать, — от души посоветовал Кроули. — Сопоставьте три факта. Факт первый: Рингсби решил провести «шоковую терапию», после которой нам пришлось прекратить допросы. Факт второй: именно Рингсби решил использовать задержанного как приманку для другого фрика. Результат вам известен: клоун сбежал, и мы до сих пор его не нашли. И вот вам третий факт — Рингсби летит в Канаду, чтобы поговорить с важным свидетелем. После разговора свидетель попадает в психбольницу. А это значит, что нам уже не удастся использовать его показания. Как вы считаете, что общего во всех этих фактах?

— Мистер Рингсби…

— Правильно, Кэвендиш. Все три неудачи на совести Рингсби. Любое внутреннее расследование заподозрит диверсию или предательство.

Черт возьми, выругался про себя Кроули. Неужели я сам в это верю?

Нет, я делаю это только чтобы заставить говорить Кэвендиша. А Рингсби на нашей стороне, я точно знаю. Такие как он не хватают звезд с неба, но и не работают на террористов, какой ему прок помогать клоуну, если он только сам не сошел с ума…

— Но он же…

— Возможно, Рингсби невиновен. Но это надо доказать, а пока что результаты говорят о другом. Причем вы, Кэвендиш, во всем этом активно участвовали.

— Но я же…

Снова взгляд в пол. Должно быть, очень интересный паркет здесь в кабинете.

— О чем вы говорили с Колеманом Ризом?

— Сэр, но мистер Рингсби сказал мне, что все должно быть по правилам, что это он должен докладывать вам, а сначала надо подготовить отчет…

— Отчет? Хорошо, идите домой и пишите отчет. Сидите там и ждите клоуна, когда он придет и разукрасит вам лицо бритвой так же, как вы тогда…

— Сэр!

— Так о чем вы говорили с Ризом?

— О том что, — Кэвендиш замялся, — ну, он работал в этой компании… в смысле, Риз там был юристом… в корпорации… «Энтерпрайз Уэйн».

— «Уэйн Энтерпрайз». Почему Риз ушел с работы?

— Он случайно нашел чертежи в архиве.

— Что за чертежи?

— Какие-то схемы… все это построили в научно-исследовательском центре.

— Что построили?

— Ну этот черный танк, на котором он ездит.

— Кто ездит?

Кэвендиш набрал побольше воздуха в легкие и еле слышно произнес:

— Брюс Уэйн.

— Причем тут Брюс Уэйн?

— Это он, — ответил Кэвендиш. — Это он и есть….

Они переглянулись.

Все раздражение, вся ярость Кроули куда-то исчезли, уступив место ощущению абсурда.

— Риз сначала пошел к своему боссу… по-моему, он хотел денег… тот его послал.

— Я бы его тоже послал, — согласился Кроули. — И еще вызвал бы санитаров из Аркхэма.

— Сэр, вы не верите?

Кроули пожал плечами, но ничего не ответил.

— Что было дальше?

— Дальше? Риз решил выдать Уэйна, а клоун…

— Это я помню. Почему Риз уехал?

— В корпорации сказали, что для его собственной безопасности лучше исчезнуть.

— Понятно, — разочарованно протянул Кроули. — Еще один фрик.

Слава богу, этот хоть не в Готэме, подумал он.

А вот если я сегодня расскажу Стэнтону, какие версии мы прорабатываем, в сумасшедшие запишут меня. Надо найти Рингсби. И немедленно!

— Кэвендиш, вы хотите помочь Рингсби, если он невиновен?

— Конечно, сэр.

— Отлично. Тогда вы сейчас же пойдете домой и будете ждать Рингсби. Запишете на диктофон все, о чем будете говорить с ним, — Кроули сначала хотел отправить Кэвендиша в техотдел. Передумав, открыл ящик стола и вытащил миниатюрный прибор размером с кредитную карточку. — В нем еще ГПС-датчик. Настроен он на мой ноутбук, так что о ваших передвижениях буду знать только я.

— Сэр, а патруль вы к моему дому отправите?

— Отправлю, — пообещал Кроули.

Как только Кэвендиш старательно и почти бесшумно закрыл за собою дверь, Кроули поднялся и с чашкой давно остывшего кофе подошел к окну, исхлестанному ливнем.

На журнальном столике лежали заботливо принесенные Бобом утренние газеты. Отпив половину холодного напитка и поморщившись, Кроули поставил чашку на подоконник, а сам поворошил бумажную кипу.

«Сити Сентрал» сразу отложил в сторону, отыскал «Готэм Таймс». Полистал.

… Социальная политика региона — обещания и реальность.

… В воскресенье Готэм посетит лидер партии демократов Барак Обама.

… Гарсиа сказал, Гарсиа сделал. Мы строим новую больницу!

… Брюс Уэйн в Москве: успешные переговоры.

… Рынок недвижимости. Прогноз на 2010 год.

… Повышение цен на нефть, и как с этим бороться.

… Наши герои: две тысячи готэмцев восстанавливают демократию в Ираке.

Зазвенел коммуникатор.

— Сэр, только что звонил Смит. Велел передать, что он задержался в полицейском управлении, и будет через десять минут.

— Хорошо, — бросил Кроули.

Перелистнул газетную полосу.

«… Брюс Уэйн возвращается из Москвы с победой — владельцу „Уэйн Энтерпрайз” удалось подписать выгодный контракт с русскими поставщиками редкоземельных металлов. Будущее компании…»

Он мог улететь двадцатого вечером, рассудил Кроули. Или ночью двадцать первого.

Он бы успел.

Он действительно успел.

Так вот почему в Готэме три дня не видели Бэтмена.

  

24 июля 2008 года, семь часов утра, Готэм, аэропорт

Черные осколки неба над головой. Пропасть узеньких улиц под ногами. Он привык, что ночь блестит луной и фонарями в луже, звучит разбитым стеклом и полицейской сиреной, а пахнет гарью и кровью.

Сегодня ночь была другой.

Желтые огни над перевернутым Готэмом растаяли, когда самолет набирал высоту. По дороге из тьмы в тьму пилот отчаянно пытался обогнать солнце.

Почти все время Брюс провел в кресле за бумагами. Прочел ровно полстраницы какого-то договора. Стюардессу отпустил сразу и велел не тревожить до самого прибытия, уверяя, что позавтракать он может и дома.

И лишь за час до прилета вдруг захотелось задремать, а во сне Брюс снова увидел огни за иллюминатором, и на мгновение подумал, что им пришлось вернуться, и что тот, неправильный, Готэм никогда его больше не отпустит.

Открыл глаза.

Ночь давно исчезла в блеклом рассвете, и мстила непогодой и громом. Самолет кружил над городом, лавируя между грозовыми облаками.

Далеко-далеко — частокол высоких башен у моря.

— Посадка через пятнадцать минут, мистер Уэйн.

— Спасибо, Клаудиа.

Посмотрев вниз, он разглядел небольшой частный аэродром и тянущуюся сквозь промзону нитку шоссе. А когда пилот уже примеривался к посадочной полосе, Брюс краем глаза заметил стюардессу, замершую к входа в салон и не сводившую взгляда с человека, рассматривающего серое на сером — самый однообразный в мире пейзаж.

— Мистер Уэйн, — дворецкий встретил его у входа в прозрачный коридор, — рад, что вы вернулись.

— Я тоже, Альфред.

— Сэр, благодаря усилиям мистера Фокса вас ждет целый отряд журналистов в боевой готовности.

— Спасибо, что предупредили, — улыбнулся Брюс. — В следующий раз я постараюсь, чтобы Люциус не знал, на какой аэродром сядет самолет.

Альфред не преувеличил: переполненный зал при виде вошедшего Брюса загудел, словно пчелиный рой и рассыпался вопросами.

— … как вы оцениваете перспективы…

— Мистер Уэйн, что принесет долгосрочное сотрудничество…

— Когда вы устроите пресс-конференцию?

— … ваши новые партнеры, мистер Уэйн…

— А как вам удалось убедить…

Отмахнулся парой дежурных фраз о развитии промышленности в Готэме и оставил отдуваться перед прессой команду юристов. Они хотя бы выспались, подумал Брюс, а имиджмейкер пусть в следующий раз прочитает мне мораль за то, что я опять говорил лозунгами.

Дворецкий раскрыл перед ним дверь лимузина и, указав на укрытый белоснежной скатертью столик с блестящим кофейником, произнес:

— Я подумал, что вам, возможно, захочется выпить кофе или перекусить по дороге.

— Спасибо, — одобрил Брюс. — Альфред?

— Да, сэр? — дворецкий как раз успел сесть за руль.

Еще в самолете надеялся рассказать ему, как это — уезжаешь на три дня, а когда возвращаешься и снова видишь город у моря, то кажется, будто прошло три года.

— Я хотел спросить…, — и осекся.

Повертел в руке чашечку тонкого фарфора. Понял, что сейчас он разрушит волшебство, с таким старанием созданное для него Альфредом.

Скрепя сердце, продолжил:

— Что у нас дома?

— Все в порядке, сэр.

Альфред уже заводил мотор. Брюс выдержал ровно две секунды молчания и добавил:

— Он… там?

— Разумеется, сэр. Я постарался выполнить все ваши распоряжения касательно вашего…, — Альфред и сам запнулся на долю секунды. Такого с ним не бывало почти никогда, — гостя. Могу сказать, что он не доставил мне особых хлопот.

— Я рад.

Дворецкий, видимо, уловил недоверие.

— Сэр, на своей прежней службе мне приходилось бывать в похожих ситуациях.

Лимузин тронулся с места, и скоро они выехали на магистраль. Близился поворот на бульвар, ведущий в центр города.

— Поедем в усадьбу, — сказал Брюс.

— Хорошо, — ответил Альфред, поворачивая на широкий проспект. — Вас не пугает ливень? Быть может, стоит поговорить в машине?

— Нет, я бы хотел пройтись.

Пока ехали, он заставил себя выпить кофе и пролистать прессу.

В усадьбе попросил дворецкого остановиться в самом начале аллеи. Из машины вышел без зонтика, подставляя лицо ветру и редким каплям дождя, пробивавшимся сквозь густые кроны деревьев — столетних дубов, посаженных по распоряжению прапрадеда Брюса.

Дом — настоящий, родной дом — прежде стоял вдалеке, за оранжереей и садами, и со стороны аллеи виднелся только третий этаж.

А сейчас Брюс видел другой третий этаж, воздвигаемый заново. Сюда не доносилось даже шума со стройки. Новый дом казался монументом, пустым и холодным. Хорошо, если не надгробным памятником.

Он и останется памятником, подумал Брюс, если я не переселюсь туда.

— К зиме ведь закончат?

— Непременно, сэр, — уверил его Альфред. — В сентябре будет готова внутренняя отделка, а к Рождеству они должны успеть с барельефами.

— К Рождеству, значит…

Брюс зашагал вглубь аллеи. Альфред, не забывший захватить зонтик — следом.

— Здесь никого нет, — заметил дворецкий.

— Читаете мои мысли?

— Не от любопытства, сэр, — улыбнулся Альфред, — просто это моя работа. Вам не удалось выспаться в самолете?

— Не хотелось, — признался Брюс.

Волшебства не осталось. Кроны и стволы дубов все еще высились сказочной крепостью из детства, но за стенами этой цитадели уже окопался враг. Не выйдешь — не победишь.

— Значит, он ведет себя тихо?

— Рационально.

— Рационально?

— Ваш гость, пожалуй, удивил даже меня, — признался Альфред.

— Гость, — повторил Брюс. — Гость…

Руки сами собой сжались в кулаки.

Дождь тем временем опять усилился, зашелестев по листьям, а кусочек неба в конце аллеи совсем почернел. Подул резкий пронизывающий ветер, и Брюс пожалел, что не захватил с собой плащ.

Уходить отсюда тоже не хотелось.

Брюс замедлил шаг и, остановившись, коснулся толстенного ствола ладонью и снова посмотрел ввысь. Повернулся к Альфреду.

— Извините. Я не расслышал, что вы сейчас произнесли.

— Сэр, я только сказал, что почти весь первый день он проспал. Возможно, из-за действия каких-нибудь препаратов. На месте ФБР я бы подстраховался перед такой операцией.

— Наверно, нам тоже надо было накачать его морфином.

— Я рассматривал такую возможность, но счел необходимым понаблюдать за его поведением.

— Да, и что?

— Мне показалось, что в ФБР явно спешили, — продолжил Альфред. — По крайней мере, фармакологии они на него не пожалели. А ваш гость и раньше отличался весьма своеобразными особенностями психики.

— Вы имеете в виду, что сейчас он совсем свихнулся?

— У меня было такое предположение, но оно не подтвердилось. Когда он проснулся, я решил принести ему суп.

— Суп?

— Сэр, я следовал вашим указаниям. А вы, как я помню, решили сохранить ему жизнь. Конечно, еще три дня без еды он бы, наверно, выдержал, — Альфред пожал плечами. — Но при такой травме лица его было бы трудно заставить принимать твердую пищу… Он и суп сначала тоже не хотел есть.

От этих слов Брюс поморщился.

— Вы его что, уговаривали?

— Я объяснил ему, что в наши планы не входит морить его голодом. И предложил два варианта на выбор — или он ест суп, или я усыплю его дротиком с морфином и устрою ему принудительное кормление через зонд.

— И что он?

— Как я и сказал, ему пришлось проявить рациональность. Похоже, все еще мутило от тех препаратов — не думаю, что он специально изображал такую реакцию. Ну, а суп он съел с очень яркими комментариями насчет моих кулинарных способностей. К счастью, я не доверяю мнениям подобных критиков, они слишком предвзяты.

Альфред улыбнулся. В любое другое время его фирменная ирония приподняла бы Брюсу настроение, а теперь разве что заставила больше нахмуриться.

— Он еще и разговаривает?

— Похоже, ваш гость просто не может помолчать.

— И о чем он говорит?

— В основном, спрашивает о вас. Куда вы уехали и когда вернетесь. Говорит, что очень скучает.

— Не то чтоб я удивился, — Брюс осекся. — Подождите, как это? Джокер знает, что я уехал? Вы ему что, еще и газеты приносили почитать?

— Он догадался, — дворецкий пожал плечами. — Он даже догадался, что вы за границей.

— Вот черт, — выругался Брюс. — Хотел бы я знать…

— Сэр?

Брюс не ответил.

Он отчаянно пытался понять, откуда Джокер узнал о его передвижениях. Если клоун смог его вычислить, значит, внимательно следил. А Брюс Уэйн за последний год почти не выезжал за границу, только пару раз летал в Лондон и Цюрих.

… по делам.

И сейчас тоже по делам.

А если он догадался, спросил себя Брюс, если он знал, что его будут искать?

— Сэр, вам осталось только сдать его Гордону, — напомнил Альфред. — И постараться забыть о том, что в вашем пентхаузе когда-то действовал филиал «Аркхэма».

— Забудешь тут…

— Между прочим, вам следовало бы сообщить комиссару о том, что с вами все в порядке. Гордон в курсе того, что ФБР уничтожил «Акробат», и наверняка волновался за вас.

С таким укором Альфред говорил с ним последний раз только год назад. После той сумасшедшей гонки наперегонки с полицейcкими машинами.

— Вы правы, — кивнул Брюс. — Я с этой поездкой забыл про все на свете.

— Еще не поздно это исправить. К тому же, у вас есть хорошие новости для комиссара.

— Вы про Джокера? — Брюс помедлил. — Знаете, теперь не все так просто…

— Я понимаю, что появились некоторые осложнения: Джокер знает, кто вы. Мистер Уэйн, на вашем месте я бы не стал волноваться. Во-первых, Джокеру неинтересно выдавать вас самому, иначе он бы устроил это раньше. Во-вторых, ну кто поверит психу?

Брюс не ответил.

А дворецкий, судя по его виду, пытался понять, что же изменилось за эти три дня, и почему он должен объяснять банальности.

— Вы все еще хотите с ним поговорить? — спросил Альфред.

— Обязательно.

— Рассчитываете на откровенность?

— Теперь — да.

— Теперь?

— Я должен понять, что с ним делать.

— А разве вы не собираетесь…

— Альфред, — перебил его Брюс. — Пока я летел домой, я раз десять собирался позвонить в ЦРУ. Я был готов выложить всю правду о себе. В обмен на то, чтобы этого клоуна навсегда убрали из Готэма. Я согласен, понимаете?

— Мастер Брюс, — дворецкий посерьезнел. Черты лица заострились, а складка между бровями стала глубокой и резкой. — Почему именно ЦРУ?

— Потому что в Москве знают, кто я такой.

— В Москве?

— Да, Альфред. Помните ту операцию в Гонконге? И мое алиби с веселой поездкой на яхте? Они сопоставили данные по времени. Когда я отбыл на яхте, когда улетел на самолете, когда вернулся, и когда Лау появился в Готэме. Как я понял, кто-то из балерин — может, даже Наташа — работает осведомителем у русских спецслужб.

Альфред выпрямился.

Так, что Брюс легко представил его в форме.

А потом он попытался вспомнить форму сотрудников МИ-6 — да и ходят ли они вообще в форме? наверно, нет — и вместо этого в памяти всплыла вчерашняя фотография, и на ней тоже был человек в форме, вот только человек этот теперь носил грим и отвратительно смеялся…

— Вы имеете в виду ФСБ?

Наваждение ушло.

— Да, — ответил Брюс.

С минуту дворецкий молчал.

— Мне очень жаль, сэр. Это ведь была моя идея, с алиби. Мне… сэр, мне нет прощения за такую оплошность. Это самый большой провал, который я…

— Альфред, — Брюс заставил себя улыбнуться. — Все в порядке, Альфред. Мы справимся.

Дворецкий покачал головой.

— Сэр, я очень благодарен вам за то, что вы поберегли мои нервы. И не стали рассказывать мне этого, когда я был за рулем.

— А лет тридцать назад вы бы наверно не удивились, правда?

— Печально, сэр, но со времен холодной войны ничего не изменилось.

Теперь они молчали вместе. А Брюс все еще держал в себе половину правды, и сейчас пытался найти подходящие слова, чтобы рассказать остальное.

— Чего хотят в ФСБ?

— Чтобы я отдал им Джокера.

— Они и про него знают?

— Знают, — кивнул Брюс. — Они даже догадались, что мне приходится держать его у себя дома.

— Но зачем?

— Зачем им Джокер? А все очень просто, Альфред. Помните, Гордон говорил, что ни ДНК, ни отпечатков пальцев Джокера нет ни в одной базе данных? И никакой информации? Что он будто пришел ниоткуда? А ведь Джокер собрал информацию на мафию, на Марони, на Лау. На Дента, на Рейчел. Понял, как будет вести себя Дент, и в чем его слабое место. Вычислил меня. Получается, Джокер знает о нас все — а мы о нем ничего. А еще он набрал людей — таких, которые ничего не смогли сказать о нем, и при этом выполняли любой приказ. А еще вспомните покушение на Гарсиа. Атаку на тюремный кортеж с Дентом. Или как он больницу взорвал. Или как паромы заминировал. Он не сделал ни одной ошибки, понимаете?

— Похоже, что так.

— Не слишком ли сложно для психа с улицы?

— Трудный вопрос, мастер Брюс. Я, конечно, не специалист, но слышал, что порой люди с нарушениями психики бывают исключительно талантливыми, почти гениальными.

— Нет, — возразил Брюс. — Это тут не причем. Знаете, почему Джокер не сделал ни одной ошибки? Потому что он знал, как надо действовать. Знал и умел, понимаете?

Альфред снова как будто обледенел и окаменел, а в глазах опять вспыхнул взгляд человека, так и не вернувшегося с войны.

— Вы хотите сказать…

— Да.

— Сэр, но это значит, что он…

— Да, — повторил Брюс. — Русский генерал показал мне его фотографию. А еще рассказал историю: он был их офицером… кстати, они, как и вы, тоже считают его талантливым и почти гениальным… Так вот, при какой-то операции его оставили в тылу противника, если я понял правильно. Он попал в плен и, видимо, сошел с ума. А теперь они решили его вернуть.

— Считайте это моим предубеждением, — заметил Альфред. — Но я бы не стал доверять русским.

— А мне показалось, что это правда.

— Насчет Джокера, — дворецкий помедлил. Признание далось ему дорого, — возможно, что и правда. Но зачем он им теперь нужен? Если он не был на задании, то не вижу смысла его возвращать.

— Тот генерал… кажется, его фамилия Николаев, сказал, что у них сменилось руководство.

— Мастер Брюс, понимаете, я привык считать русских врагами. И, разумеется, у нас часто говорили, — Альфред осекся и поправился. — В МИ-6, где я служил, часто говорили о том, что коммунисты не ценят людей. Что русские готовы пожертвовать кем угодно. Зато вот у нас, в Англии, принято беречь агентов. Но я отдал той службе слишком много лет и сил, чтобы у меня остались какие-то иллюзии относительно гуманизма спецслужб. С географией, политическим режимом и убеждениями это никак не связано. Именно поэтому я не понимаю, почему русские вдруг решили вернуть бывшего агента.

Брюс пожал плечами.

— Вот это я и хочу узнать у него.

Они переглянулись.

Теперь Альфред смотрел на него, как на возможного соседа Джокера по палате.

— Знаете, а в Москве тоже шел дождь, — вдруг произнес Брюс. — Поехали домой.

До гостиницы-небоскреба, на верхних этажах которой распологался пентхауз, они добрались в молчании. Брюс думал, что теперь — после того, как он все рассказал Альфреду — сможет хотя бы час поспать в машине.

Не получилось.

— Останьтесь наверху.

— Сэр, я бы не советовал вам…

— Я всего лишь хочу проверить вашу идею, — прервал Альфреда Брюс. И в ответ на невысказанное удивление добавил. — Надо же посмотреть, насколько у него на самом деле сорвало крышу.

На этих словах Брюс спустился в кладовку этажом ниже, и, решительно открыв замок, прогнал последние сомнения.

Дверь щелкнула, и он увидел клоуна-без-грима. Тот сидел на матрасе, набросив на плечи одеяло. А в майке и потрепанных джинсах — Альфред решил уничтожить грязный тюремный комбинезон сразу, как только Брюс приволок «это» домой — даже напоминал человека.

Если, конечно, не заглядывать в глаза.

На щеках клоуна белели пластыри. И это, конечно, тоже работа моего заботливого дворецкого, понял Брюс.

— О, смотрите, кто пришел меня навестить, — Джокер улыбнулся, и пластыри чуть сморщились. — А мне, наверно, следует спросить, как идут дела у лучшего бизнесмена Готэма?

— У нас в США на такой вопрос принято отвечать «все в порядке».

Джокер прищурился, с интересом разглядывая Брюса.

Но тот молчал, и клоун опять завел старую пластинку.

— Неужели ты наконец решился построить собственную тюрьму? Любовь к делу — половина победы и гарантия успеха, правда? Или может, тебе стоит открыть новую психбольницу имени Брюса Уэйна? Хотя дурдом имени Бэтмена звучит еще лучше. А летучую мышь можно использовать как символ учреждения!

— Очень смешная шутка. Это все, что ты смог придумать за несколько дней?

— Нет, — возразил Джокер. — А тебе, наверно, не терпится узнать, что я еще придумал?

Брюс покачал головой.

Наклонившись, открыл ключом кольцо на лодыжке клоуна.

— Пошли, — сказал он.

На всякий случай, завел руку Джокера ему за спину и так провел его по лестнице, по коридору и втолкнул в гостиную.

— Мы идем наверх? В этот раз у тебя хватит решимости бросить меня вниз?

— Если ты приложишь усилия, то непременно, — Брюс указал ему на кресло. — Сядь вон туда.

— А мне то кресло нравится больше. И вид на город оттуда красивее.

— Сядь, — с нажимом повторил Брюс. Сам он встал рядом и сейчас чуть склонился к клоуну, — и я обещаю не разбить тебе морду в мясо.

— Думаешь, я боюсь?

— Нет, просто мне жаль трудов Альфреда.

— О, со старичком нам было очень весело!

Брюса едва не передернуло. Ему тоже захотелось разозлить врага.

— Он рассказывал, что ты хорошо себя вел. Интересно, как он этого от тебя добился?

— Может, я просто ждал, когда он сделает ошибку? — парировал Джокер. — Например, отвернется, подойдет слишком близко или забудет свой доисторический арбалет с дротиками. И я проломлю ему голову.

— А ты, оказывается, тоже здорово недооцениваешь противников.

Джокер откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся.

— Хочешь, я попробую угадать, где служил твой дворецкий? А потом мы обсудим, кто кого недооценивает. Акцент у него британский, причем типичный лондонский. Тебя он нянчит с восьми лет. Значит, во времена холодной войны он состоял в МИ-5 или МИ-6. На обычного военного он, кстати, не похож. Это не считая выправки, конечно. Так что я бы поставил на спецназ МИ-6.

— Неплохо, — признал Брюс. Он в это время мерил комнату шагами. — Альфреду тоже было интересно послушать о твоей прошлой карьере.

— Давай обойдемся без фраз «я теперь все про тебя знаю».

— А почему нет?

— Потому что я могу сказать тоже самое про тебя.

Брюс никогда не думал, что сможет рассмеяться в присутствии Джокера.

Смешок, правда, пришлось сразу же подавить.

— Это легко проверить.

— Я не против. Давай поиграем.

— Хорошо, — согласился Брюс. — Расскажи, что я делал в те семь лет, пока путешествовал.

— О, меня сразу заинтересовал этот вопрос, когда я познакомился с биографией самого богатого человека Готэма. Итак, Брюс Уэйн внезапно пропадает. Причем целых семь лет его считают мертвым. Ты, наверно, смысл жизни искал? Ну, с кем не бывает. К тому же, Брюс Уэйн обучается всяким интересным штукам. В частности, восточным единоборствам. Нет, сейчас, конечно, кунг-фу можно изучать где угодно, но… Вот что интересно — в прошлом году здесь уже был один теракт. Вроде как распыляли какой-то газ, вызывающий панику и выпустили психов из Аркхэма. Ваша полиция, кстати, не сумела всех их найти — зато я сумел!

— Мне поаплодировать?

— Ты бы лучше заставил Гордона уволить тех полицейских, которые боятся ночью зайти в Нэрроуз! Тебе ведь так хочется, чтобы в городе был порядок?

— Кто бы говорил о порядке, — нахмурился Брюс.

— А ты так и не додумался, что Брюс Уэйн может быть полезней Готэму, чем Бэтмен? У тебя есть деньги. Влияние. Надо лишь решиться взять власть в свои руки. Не нравится коррупция чиновников? Расставь везде своих людей. Тех, кому ты доверяешь. Или тебе просто интереснее по ночам ломать кости всякой шушере? Конечно, каждый развлекается как может.

Брюс понял, что закипает. И что сдерживать обещания насчет целостности заклеенного пластырями лица становится все труднее.

— Я вроде бы у тебя совета не спрашивал.

— Конечно, — хихикнул Джокер. — Но я же чисто по-дружески и безвозмездно.

— Ты так и не рассказал, чем я занимался те семь лет. Не хватает фантазии на забавную историю?

— О, прошу прощения, — сказал клоун. — С тобой очень интересно беседовать, и я увлекся. Знаешь, тогда в камере мы не договорили о вопросах морали и этики. Так, на чем я остановился? На психах из Аркхэма. И людях, которые их выпустили. У них ничего не получилось — ты их остановил. В одиночку. Причем именно ты, а не полиция, не спецназ и не ФБР. Сведения, похоже, засекречены — а может и вправду, никто ничего не смог раскопать. Мне удалось узнать только то, что среди предполагаемых террористов было несколько человек восточной внешности. Причем не арабы и не китайцы. Наверное, это не случайно. Возможно, у них были личные счеты с тобой, и именно поэтому ты ждал удара? Возможно, ты даже состоял в их организации. Нелегальной, разумеется. Но ведь их так много на Востоке. Скорее всего, ты там учился, а потом ваши пути разошлись.

— Интересное предположение.

— Это одна из моих рабочих гипотез, — признал Джокер. — Есть и другие, но эта мне нравится больше. Знаешь, почему? Потому что два фрика никогда не бывают в одном городе случайно, и если в городе появился какой-то странный…

— Я тебя сюда не звал, — отрезал Брюс.

— А, так ты уже признал то, что ты такой же фрик, как я? Смотрите, какой прогресс!

Джокер, забравшийся на кресло с ногами, поджав их под себя, снова смеялся.

На пластырях проступили бурые пятна крови, но клоун этого будто не замечал. Зато обладал поистине феноменальной способностью выводить Брюса из себя.

А когда перестал смеяться, то спросил:

— Может, позавтракаем?

— Конечно, — Брюс старался не показывать раздражения. На наглость нужно было ответить сарказмом, и никак иначе. — Вот сдам тебя в тюрьму, там и покормят.

— А в какую? — спросил Джокер. — В эту или в ту?

— В какую?

Клоун склонил голову набок с таким видом, будто теперь он сомневался во вменяемости хозяина пентхауза.

— Тебя не было три дня. Если ты решил оставить свой ненаглядный Готэм после того, что я тут натворил, значит, твоя поездка того стоила. Ты, конечно, уезжал по делам. А потом ты пришел и в первый раз за все наше знакомство решил поговорить по душам.

— Я был в Москве, — сказал Брюс.

Джокер улыбнулся.

— Если бы ты туда не поехал, тебя нашли бы и здесь.

— Может быть.

— Я даже попробую предположить, кто с тобой разговаривал.

— Избави боже.

— Николаев, да? Сейчас он, наверно, уже генерал-майор.

Брюс покачал головой. То, как Джокер наловчился угадывать каждый его шаг, вызывало паранойю.

И все больше хотелось его ударить. Если не кулаком, то хотя бы словами.

— Очень скоро тобой займется ЦРУ, — пообещал Брюс. — И ты сможешь рассказать им все, что знаешь.

— Интересно, а что бы им рассказал ты?

— Это угроза? Думаешь, тебе поверят?

— Ни в коем случае, — затряс головой Джокер. — Мне просто интересно, почему ФБР за год не старались тебя поймать. Сначала, скорее всего, не верили. Или не считали важным. Свалили на Гордона и полицию. Зато сейчас…

— Что сейчас?

— В ФБР появились люди, которые готовы на многое. И им тоже очень хочется порядка в Готэме. Только вот понимаешь, Брюс, в их порядке нет места Бэтмену. Это очень грустно, правда?

— И что ты им наговорил?

— Ничего, — сказал Джокер. — Ничего. Кроме того, что мы с тобой обязательно встретимся. Заметь, а ведь все так и вышло!

Брюс заставил себя переждать новый приступ хихиканья клоуна.

И действительно, не прошло и минуты, когда тот успокоился.

— Как ты думаешь, Брюс, — спросил Джокер, — как скоро навестит тебя ФБР?

— С чего бы это?

— В отчаянии люди способны на многое, а мы с тобой — да-да, не я один, а мы оба — довели их до отчаянья. На твоем месте я бы очень скоро ждал гостей.

— Не волнуйся, я успею сдать тебя Гордону раньше.

— Правда? А в ФБР, знаешь, отличный потенциал у сотрудников. Мне бы еще немножко времени, и больше никогда не придется нанимать психов из Аркхэма! Кстати, помнишь того юриста с телевидения? Он еще у тебя работал, Колеман Риз?

Пришлось ответить кивком.

— На месте ФБР, я бы обязательно побеседовал с ним по душам.

— Его будет трудно найти, — хмыкнул Брюс.

— Трудно — не значит невозможно, — парировал Джокер. — Ты не представляешь, на что способны люди, которые хотят оправдать доверие руководства!

— Увидим.

Брюс посмотрел на часы.

Разговор затягивался, а он так и не выяснил главного.

— Думаешь, звонить или нет? — спросил клоун. — И кому звонить, вот в чем вопрос.

— А ты решил, что сможешь меня отговорить?

— У тебя теперь есть выбор, — очень тихо, почти шепотом произнес Джокер. Точно доверял Брюсу глубоко личную тайну. — Знаешь, что самое смешное? Считается, что человек счастлив лишь тогда, когда кому-то нужен. Я в данную минуту нужен двум лучшим спецслужбам на Земле. Или даже трем, если к ФСБ и ЦРУ прибавить ФБР. Так что я, конечно, самый счастливый человек в мире. Разве это не смешно?

— Ха-ха.

— У тебя есть выбор, — повторил Джокер. — Ты же не хочешь марать о меня руки. Я понимаю, о, я очень хорошо тебя понимаю! Зато у тебя появилась редкая возможность казнить меня чужими руками. Понимаешь, и в этой стране, и в той, которая за океаном, меня ждет только знакомство с разными способами заставить меня заговорить. Разумеется, здесь мной будут заниматься новые знакомые, а там — мои старые друзья и коллеги. Все это, конечно, закончится не очень быстро. Но если бы тебе хотелось убить меня быстро, ты бы давно выбросил меня с крыши, правда?

— Да как ты…

От возмущения перехватило дух. Мотивы, которые так умело приписал Брюсу сумасшедший клоун, вызывали омерзение.

— Я пошутил, — сказал Джокер. — У тебя есть правило, и ты никого не убиваешь. Вот именно поэтому я доверю свою судьбу — тебе! У тебя теперь нет другого выхода, тебе придется сделать этот выбор, и именно ты будешь выбирать мою смерть.

— Надеешься, что я тебя пожалею?

— А разве я похож на человека, которому нужна жалость?

— Пока что ты похож на человека, которому нужен хороший психиатр.

— Ты тоже, Брюс, — заметил Джокер. Театрально взмахнул руками. — Или ты хочешь, чтобы я называл тебя Бэтменом?

Брюс покачал головой. Ему не нравилось, как клоун переводит разговор с одной темы на другую.

— Этот генерал в Москве… он сказал мне, что они хотят вернуть тебя на родину. Почему?

— А что, я непонятно объяснил?

— Твою версию я понял, — кивнул Брюс. — Но тот человек говорил правду. Он сказал, что постарается добиться справедливости.

Несколько секунд Джокер непонимающе смотрел на него. Молчал. Изучал Брюса. А потом расхохотался. До истерики. До слез. Клоун то закрывал лицо руками, то хватался за живот. Едва не свалился с кресла.

Как будто ему первый раз в жизни было по-настоящему весело.

А вот Брюсу весело не было.

Да и ходить по комнате, постоянно карауля маньяка и террориста, ему надоело. Брюс опустился в кресло рядом. Растерев глаза, заодно вспомнил, что выспаться сегодня не удастся — к полудню его ждали в «Уэйн Энтерпрайз».

— Хочешь, я расскажу тебе одну историю?

Вкрадчивый тон собеседника чуть ли не заставил Брюса подпрыгнуть.

Он будто только сейчас заметил, что Джокер перестал смеяться.

— Про шрамы, что ли? — устало спросил Брюс.

Клоун не ответил.

Из-под пластырей сочилась кровь.

— Несколько лет назад я знал одного человека. Когда он был еще совсем молод, то решил пойти работать в службу безопасности. Знаешь, почему? Просто он очень хотел стать героем. Этот человек был неглуп, талантлив, но у него был один существенный недостаток: иногда он верил людям. А на последнем задании он оказался в плену и поначалу не мог поверить в то, что его предал напарник, и в то, что напарник сделал это по заданию руководства. Но за несколько месяцев плена он так ничего и не выдал врагам. Даже под пытками. Даже, когда понял, что сходит с ума от боли. Даже, когда ему разрезали лицо и бросили умирать. Он, конечно, не должен был выжить. Но ему повезло. Он смог прижечь раны на лице, а потом зашить их тремя стежками — ниток, знаешь, почти не было. Да и сломанными пальцами шить не очень удобно. Но этот человек выжил. Всем назло. И даже с улыбкой, представляешь?

Теперь молчал Брюс.

Через минуту он поднялся, и также без слов указал Джокеру на выход. Довел его до кладовки и, перед тем как запереть, все-таки поинтересовался:

— Тебе что, разговаривать не больно?

— Смеяться больнее, — улыбнулся клоун.

  

24 июля 2008 года, два часа дня, Готэм, местное управление ФБР 

— У меня только один вопрос, Кроули, — произнес полковник Ник Стэнтон, схлопывая папку с материалами допросов. — Где сейчас находится Брайан Рингсби?

— В Торонто, — солгал Кроули.

— Спасибо.

На Кроули Стэнтон уже не смотрел. Перелистнул пару страниц отчета, составленного Джулиани и снова впился глазами в текст.

Зато на самого Стэнтона сейчас смотрел и Кроули, и все собравшиеся в зале старшие следователи местного управления ФБР — Гиллеспи, Крайтон, Смит и Джулиани.

Любой звук казался навязчивым.

Было слышно, как пыхтят и грохочут бесшумные вентиляторы ноутбуков, и как в комнатке рядом кофеварка извергает целый ниагарский водопад.

А серое небо за окном, уставшее за полдня от ливня, капало противной моросью.

Только дождя не слышал никто.

Привыкли.

— Крайтон, — раздался скрипучий голос Стэнтона, — мы с вами раньше встречались.

— Да, сэр, — ответил рыжеволосый следователь. — В девяносто девятом.

— Двадцать пятого марта девяносто девятого года, — поправил его Стэнтон. — Я не так часто приезжаю в Готэм.

Джулиани не удержался и подмигнул сидевшему рядом Крайтону. Полковник тут же оторвался от бумаг. Пристально посмотрел на итальянца, а затем одарил столь же дружелюбным взглядом Крайтона.

— Почему вы ушли из полиции?

— Решил, что в ФБР служба интереснее.

— Интереснее, — покачал головой Стэнтон. — Интереснее…

Хмыкнул что-то в седые усы и снова углубился в чтение.

А через минуту полковник вытащил из портфеля свой ноутбук — тонюсенький «Делл» с широченным экраном, и Кроули сразу заметил, как аккуратно Стэнтон обращается с техникой, как протирает монитор специальной мягкой тряпочкой, как осторожно вставляет разъем «мышки» в USB-порт и как мягко, почти нежно проводит костлявым пальцем по дактилоскопическому датчику. Что ж, подумал Кроули, большинство людей в его годы к компьютеру и подходить боится. Лучше уж вот так, вежливо и деликатно.

В зал вошел Боб, неся на подносе кувшин со свежим кофе.

— Вам с молоком, сэр? — обратился он к Стэнтону.

— Мне мороженое, — ответил полковник. — Лучше клубничное.

Перелистнул еще страницу отчета. Подтянул к себе ближайшую папку, раскрыл и ее. Затем поднял взгляд на опешившего Боба и спросил:

— Я неясно выразился?

— Что вы, сэр, — нашелся Боб. — Я сейчас же сбегаю в столовую.

Хлопнул дверью и на самом деле побежал.

Крайтон тем временем принялся разливать по кружкам кофе, а Кроули воспользовался моментом, чтобы заглянуть в собственный ноутбук и отыскать пульсирующую точку на карте города.

ГПС маячок вот уже битых три часа показывал адрес съемной квартиры Кэвендиша.

А может, подумал Кроули, Рингсби уже сидит там, и они вместе с Кэвендишем составляют отчет по Колеману Ризу. То есть пьют холодное пиво, смотрят регби по телевизору и на чем свет стоит проклинают меня и мою паранойю.

— Кроули, отпустите людей, — вдруг приказал Стэнтон. — Им ведь есть чем заняться?

Рядом что-то булькнуло. Это Гиллеспи подавился кофе.

— Я думал, у вас будут вопросы, — заметил Кроули.

— Будут, — пообещал полковник. — Тогда и вызовем. А пока все свободны.

Джулиани вскочил с места первым, за ним поднялись все еще кашляющий Гиллеспи и Смит, последним встал Крайтон. Проходя мимо Кроули, бросил:

— Ш-шериф, блин.

Сам Кроули разобрал слова с трудом.

Зато их прекрасно услышал сидевший на другом конце стола Стэнтон. Полковник вскинул голову:

— А Крайтон пусть останется, — сказал он. — Мне с показаниями задержанных пока не все ясно.

Крайтон молча вернулся к столу.

Возвратившийся из столовой Боб в дверях еле не налетел на Гиллеспи. Спешно извинился, поставил перед вашингтонским посланником пиалу с розовыми шариками, и уже шагнул в коридор, когда Стэнтон окликнул его.

— Боб, вы же все тут про всех знаете. Вспомните, пожалуйста, когда заканчивается командировка Брайана Рингсби и Сэмюэля Кэвендиша?

— Двадцать третьего июля, сэр.

Боб осекся. С отчаянием в глазах поглядел на Кроули.

— А сегодня двадцать четвертое, — заметил полковник. — И никто из них не продлевал командировку?

— Так точно, сэр, — пролепетал секретарь.

— Прекрасно, — кивнул Стэнтон. — Прекрасно. Спасибо, Боб. Вы мне очень помогли.

Кроули ожидал разноса. Упреков. Разбирательства. Да хотя бы многозначительного взгляда. А полковник, уткнувшись в отчет, принялся сосредоточенно уминать мороженое.

Шкряб.

… Вот уж вляпались так вляпались.

Шкряб.

… И Боб тоже хорош, не мог соврать.

Шкряб.

… Боже мой, кто бы мог подумать, что ложкой по фарфору можно — так?

Шкряб.

… Нельзя было отпускать его в Торонто. Нельзя.

Шкряб.

… У нас нет ничего на Уэйна. Даже если так. Даже если это правда. У нас нет ни одной улики, а у Уэйна есть папины миллиарды, технологическая империя и целая армия адвокатов. Мы сможем посадить его, только если он сам припрется в управление и напишет признание в пяти копиях. А показания юриста, загремевшего в дурдом, ничего не стоят.

Шкряб.

… Интересно, а Гордон знает? Знает про Уэйна?

Шкряб.

… И если это действительно Уэйн, зачем ему было убивать Дента?

Шкряб.

… А если прав Джулиани, и у Рингсби не все в порядке с…

Шкряб.

… И глаза. Я же помню его глаза. Я еще тогда подумал…

Шкряб.

… А Рингсби сказал, что берет вину на себя.

Шкряб.

… И распоряжение об отстранении я так и не подписал.

Шкряб.

… А он просто хотел быть героем. Потому что в этом проклятом городе все хотят быть героями.

Шкряб.

… Брюс Уэйн, Харви Дент, и вот теперь Рингсби.

Шкряб.

… Никто не хочет работать и ходить на службу!

Шкряб.

… Мы еще тогда переглянулись, и я подумал, что у нормального человека не может быть такого взгляда.

Шкряб.

… Нет, так нельзя. Ему просто не повезло, бывает, что человеку не везет с самого начала, бывает, что все идет наперекосяк, вот и у Рингсби также, допросы, сонары, потом еще побег, я бы сам вел себя также, и это я его все время торопил, и это именно я сам согласился на ту авантюру на шоссе, и я разрешил ему поехать в Канаду…

Шкряб.

… Чертов ГПС. Чертов Кэвендиш. Чертов Рингсби. Чертов Готэм.

Шкряб.

Шкряб-шкряб-шкряб.

— Незачем выгораживать своих людей, Кроули, — заметил Стэнтон.

— Я стараюсь быть объективным.

— Лучше бы вы старались быть начеку.

Кроули отвечать не стал, он сейчас вообще боялся дышать: пульсирующая точка на карте плавно удалялась от дома, где жил Кэвендиш.

Оаквуд авеню, площадь Бенджамина Франклина, Парклейн…

Все в порядке, сказал себе Кроули. Рингсби с Кэвендишем едут в управление, а этот полковник пусть подавится своими дурацкими подозрениями.

— Знаете, — продолжил Стэнтон, — мне однажды пришлось прочувствовать это на своей шкуре. Я ведь служил во Вьетнаме… Между прочим, в мое время многие молодые люди ехали туда добровольно.

Шкряб-шкряб.

Облизав ложку, полковник отставил пустую пиалу в сторону.

— А сейчас все по-другому, — принялся рассуждать Стэнтон. — Интересно, что мы не так делаем? Молодежь не знает, что такое воинский долг. Все только на словах хотят быть героями. И никто не понимает, что человека, который служит своей родине, невозможно остановить. А если это враг? Если такой человек работает против нас? И ведь мы хорошо знаем, что такие враги у Америки есть, — полковник задумался. — А у нас все еще говорят о мировом сотрудничестве с ними. Ну ничего, надеюсь, с ноября все изменится. Так вот, я отвлекся. Было это в шестьдесят восьмом…

Кроули долил себе кофе.

Пусть будет без сахара, подумал он, тогда не так приторно слушать историю о том, как старый вояка заработал «пурпурное сердце». Есть о чем рассказать тыловым крысам, не стоявшим под пулями. Например, комиссару Лоэбу, судье Сурилло или прокурору Денту. Они же не были на войне, правда?

Или вот Гордону.

Он хотя бы выжил, он послушает.

— Вьетконговцы однажды крепко прижали нас в джунглях, — начал Стэнтон, и лицо его вмиг помолодело, точно он и вправду вернулся на сорок лет назад. — Мы ожидали подкрепления, а его все не было. А у нас уже заканчивались боеприпасы, и люди сходили с ума. У меня был напарник, Питер Хопкинс. Я знал Питера еще с Академии — мы учились вместе. Если бы меня спросили, что он за человек, я бы сказал, что Питер отличный парень. Смелый, волевой и надежный. Я на самом деле так думал. Но однажды утром, когда мы еле-еле отбили очередную атаку, он сказал мне, что ему уже все равно. И что он решил сдаться в плен. Вот так! Я сначала не поверил. А потом Питер встал и пошел туда, где сидели вьетконговцы.

Все такой же молодой и бодрый, Стэнтон с интересом оглядел публику.

— И что же вы сделали, сэр? — отозвался Крайтон.

Из вежливости спросил, понял Кроули. А он молодец, наш Крайтон.

Полковник сощурился, помедлил еще секунду и ответил:

— То, что должен был сделать. Выстрелил ему в спину. Я потом долго корил себя за то, что не смог выстрелить ему в лицо, когда он предлагал мне пойти вместе с ним.

На этот раз и Крайтон, и Кроули предпочли промолчать.

— На войне как на войне, — объяснил Стэнтон. — Питер бы нас всех сдал, понимаете?

— Понимаю, — сказал Кроули.

— А мне кажется, что нет.

— А вам не кажется, что вы ошиблись эпохой?

— Это как понимать?

— В Готэме нет вьетконговцев.

— Зато в вашем милом Готэме завелись террористы неизвестного происхождения, — возразил Стэнтон. — А вы так и не узнали, чего они добиваются. Кстати, двое задержанных открыто назвали себя коммунистами, а еще трое записались в анархисты. Почему вы не обратили на это внимания?

— Вы это серьезно?

— В сорок седьмом году, — полковник хмыкнул, — вам бы очень дорого обошлось то, что вы полностью проигнорировали этот факт в своем расследовании… Да не смотрите вы на меня так, Кроули. Я помню, помню, что на дворе уже две тысячи восьмой. Представьте себе, я иногда смотрю на календарь. Я просто хочу обратить ваше внимание на то, что террор как таковой никогда не бывает целью. За ним всегда что-то стоит.

К концу монолога Кроули уже приготовил ответ — резкую и совершенно заслуженную отповедь для Стэнтона. Он бы и высказался, если бы только взгляд его не скользнул по карте Готэма.

Парклэйн, Набережная, бульвар Независимости, Гринхилз авеню… что за черт?

Красный пунктир маршрута обрывался на здании номер семнадцать.

Кроули, не обращая внимания на подозрительный взгляд Стэнтона, щелкнул по ссылке с информацией.

Гриннхилз авеню семнадцать, прочел он, отель «Гранд-Палаццо», построен в 2005 году на месте торгового центра «Уокерс», в здании восемьдесят пять этажей, последние два — высокотехнологичный пентхауз, с 2007 года отель принадлежит владельцу корпорации «Уэйн Энтерпрайз» Брюсу Уэйну, который на данный момент и проживает в пентхаузе…

Так Рингсби поехал к Уэйну?

Арестовать? Он что, совсем спятил?

Или наоборот…

— В данном случае террористы не выдвинули никаких требований, — сказал Кроули. Помедлил и поправился. — Я имею ввиду, никаких обычных требований, не считая личной войны этих двух фриков.

— Вам этого мало?

— Нет, — седые брови Стэнтона сдвинулись. — Но меня это настораживает. Слишком просто, понимаете? Все эти коммунисты, анархисты, буддисты, бандиты и еще целый отряд сумасшедших. У них же разные цели, разные убеждения. Разные диагнозы, наконец. Вот что их свело вместе, а? Крайтон, вы как думаете?

Старший следователь решил поосторожничать.

— Сэр, у каждого были свои причины, чтобы присоединиться к…

— … например, шантаж.

— В ряде случаев, — согласился Крайтон.

— А как вы считаете, Кроули, — спросил Стэнтон, — ваш главный подозреваемый смог бы шантажировать кого-то из следователей?

Крайтон и Кроули отреагировали почти одновременно:

— Полковник, — с нажимом, — кого вы имеете в виду?

— Сэр, я сам лично проводил несколько допросов. Уверяю вас, меня никто не шантажировал.

Вопроса Кроули Стэнтон будто вовсе не расслышал, и видел сейчас одного только Крайтона.

— Вас, конечно, нет.

— Все допросы задокументированы, — Крайтон держался спокойно. Как будто это не он еще вчера рассказывал Кроули историю о том, как после визита Стэнтона в полицейское управление «полетели головы». — И записаны на видео.

— Так уж и все, по минутам? А вы проверяли, Крайтон? Вот смотрите, именно после допросов у вас появилась эта идея с сонарами.

— Сонары обнаружил Гиллеспи, который вообще не занимался допросами.

— Не важно. Важно то, что человек, который отвечал за ход расследования, сначала добился того, чтобы допросы пришлось временно прекратить. А потом помог сбежать главному подозреваемому.

— Я дал отмашку на эту операцию. И готов взять вину на себя, — сказал Кроули, и вспомнил, как эту фразу произнес сам Рингсби. Всего два дня назад.

Стэнтон покачал головой и понимающим, почти мягким — мягким? — тоном произнес:

— Зря вы так. Как я понимаю, вы даже не знаете, где находится в данную минуту Брайан Рингсби. Ведь так? И у вас, видимо, нет оснований полагать, что с ним что-то случилось. А если он принял сторону врага, то он мог это сделать по трем причинам: добровольно, из-за шантажа… ну или ваш помощник просто слетел с катушек.

— Рингсби скоро вернется, — упрямо сказал Кроули.

— Вы уверены? — спросил Стэнтон. — А зачем ему возвращаться?

Полковник что-то прикидывал в уме.

Кроули в этот момент захотелось выключить ноутбук. И забыть про сигнал ГПС-маячка, застывший у адреса Гринхиллз, семнадцать.

Забыть и перестать повторять про себя: ну давай же, давай, ну что вы там застряли? Наше управление недалеко, и вы с Кэвендишем успеете, и потом мы вместе убедим этого гребаного ветерана в том, чтобы Вашингтон дал нам еще недельку, и тогда мы наконец поговорим про Уэйна, я ведь так и не рассказал Крайтону про показания Колемана Риза, мы сможем, мы справимся, мы успеем…

— Если он вернется, — продолжил рассуждать Стэнтон, — то явно не с целью дать вам разъяснения. Они уже убрали судью, комиссара и прокурора и едва не пристрелили мэра. Теперь мишень — вы. И мне кажется, что в вашем случае никто не станет поджидать вас дома. Нет-нет, эти террористы любят пошуметь. Я бы посоветовал вам быть начеку, Кроули. Если ваш Рингсби теперь заодно с врагами — ждите беды.

— Полковник, я ценю ваше желание помочь, но…

— Вы хотя бы установили наблюдение за домом Рингсби?

— Если я буду ставить наружку за каждым своим сотрудником, мне скоро не с кем будет ловить преступников.

Кроули соврал.

Наружное наблюдение за домом Рингсби он распорядился поставить еще тогда, когда послал Крайтона за Кэвендишем. Для себя определил: так, на всякий случай, как поставили — так и сняли.

Признаваться в своих подозрениях перед Стэнтоном не хотелось.

А еще тяжелее было признаться самому себе.

— Похоже, что вы столкнулись с противником не по зубам, — сказал полковник. — Я сегодня утром поговорил с сенатором Джорджем Барнсом…

— … о внешних врагах нации? — спросил Кроули.

— Да, о них.

— Мы прорабатывали эту версию.

— Вы слишком рано от нее отказались, — полковник помрачнел.

— У вас есть идеи?

— Да.

Свою мысль полковник озвучил приказом:

— Объявите Брайана Рингсби в розыск, — отчеканил он. — Сообщите по всем постам, фотографию его… мне ли вас учить?

— У меня нет на это никаких оснований.

Они переглянулись.

— Я доверяю своим сотрудникам, — выразительно сказал Кроули.

За окном снова загрохотал гром, и небо заплыло темнотой и серостью. А точка на экране ноутбука все также пульсировала цветом крови и ярости. И не двигалась с места.

— Вы рискуете не собой, — заметил полковник. — Вы рискуете людьми и городом.

Кроули не ответил. Спорить он не собирался, и молчание разлилось тяжестью.

Первым нашелся Крайтон.

— Сэр, — произнес он. — Вы хотели что-то уточнить по задержанным?

— Нет, мне уже все ясно, — бросил Стэнтон. — Яснее некуда. Я надеялся, что коллективное разбирательство мне не понадобится. Но видимо, я ошибся. Вызовите всех, кто занимался расследованием дела о терактах и всех, кто присутствовал на допросах.

— Хотите парализовать работу управления? — спросил Кроули.

На этот раз промолчал сам Стэнтон.

А Крайтон, получив одобрительный кивок от шефа, помчался выполнять распоряжение. И через полчаса, когда в зале собралось человек двадцать, полковник оторвался от копания в бумагах и обратился к публике.

Так он еще и мастер речи читать, подумал Кроули.

Оглядел подчиненных. Люди сидели вялые, кислые и даже злые, а соленое недовольство на лицах адресовалось явно не вечно бдящим врагам Америки.

Кроули понял, что одержал свою первую победу.

Первую за все время пребывания в Готэме, чистую и честную, с результатом один-ноль в пользу нового директора местного управления ФБР. И Джулиани, и Смит, и Гиллеспи, и все остальные знали, что их шеф не сдал коллегу столичному охотнику на ведьм.

А сам Кроули украдкой заглянул в ноутбук.

Красная пульсирующая точка черкнула по Гринхиллз авеню и вернулась на бульвар Независимости, а затем покатилась по проспекту Джефферсона.

В управление, подумал Кроули. Значит, я все-таки был прав. Рингсби с Кэвендишем едут в управление, они не умалишенные и не враги нам. Хотя черт знает, что они там делали в небоскребе, где живет Уэйн. Может, просто пообедали в ресторане отеля.

Воспользовавшись моментом — Стэнтон с пристрастием расспрашивал Смита насчет китайской версии терактов, Кроули вышел из зала.

— Сэр?

— Отправьте кого-нибудь на автостоянку. Туда, где паркуется Рингсби. Найдите его и Кэвендиша и сейчас же дайте знать мне.

— Конечно, сэр.

— Надо успеть надрать им задницу раньше, чем Стэнтон сожрет их с потрохами.

Кроули вернулся в зал. Прошло несколько минут, когда в зал влетел Боб. Позеленевший и запыхавшийся.

— Сэр?

Стэнтон с любопытством — и с некоторым трудом — отлип от несчастного Смита. Кроули немедленно вышел в коридор.

— Что случилось?

— Кэвендиш, — выдохнул Боб, — мне сейчас позвонили со стоянки… Рингсби там нет… там только Кэвендиш… в машине Рингсби… и он мертв.

— Как мертв?

— Застрелен, сэр.

— А Рингсби?

— Служащий видел, как он бежал по стоянке… минуту назад. И у него в руках был револьвер…

Кроули обернулся.

На пороге зала стоял Стэнтон. Впившись глазами в Кроули и начисто потеряв интерес к Смиту и китайской версии, полковник молчал.

— Найдите Рингсби, cейчас же! — рявкнул Кроули.

А когда Боб схватил трубку, прибавил:

— Передайте на первый пост… черт, дайте мне телефон! Первый пост?

— Так точно.

— Задержать Брайана Рингсби. И доложить мне, немедленно!

Времени хватило ровно на то, чтобы поймать красноречивый взгляд Стэнтона.

— Сэр, Рингсби отказался сдать оружие.

— Задержать, я сказал!

— Сэр! — голос в трубке сорвался на писк. — Он вооружен!

— Что? — заорал Кроули.

— Он угрожает… он…

— Вам непонятен приказ «задержать»?

— … он прорвался…

— … дежурный…

— … без сознания…

— … сэр?

— Блокируйте лифты!

— … блокирую…

— … вызвал охрану…

— … передал на второй пост…

— … вооружен…

— … он на лестнице…

— … сэр?

— Сэр, — в трубке послышался другой голос, и Кроули узнал начальника внутренней службы безопасности. — Дежурные на первом посту ранены. Разрешите применить оружие?

— Разрешаю!

А в следующее мгновение он увидел Крайтона, Джулиани и Гиллеспи — они выбежали из зала, услышав шум в коридоре. Все расслышали. Все поняли. И что-то наперебой кричали ему. И что-то кричал человек в трубке, прежде такой спокойный и уверенный в себе.

На мгновение Кроули решил, что оглох. Мысли все еще дробило грохотом последнего слова, которое он произнес.

… Разрешаю.

Между первым и двадцатым этажом — бетонная пропасть лестничных пролетов. Брайан Рингсби сумел добежать только до четвертого.

Это немало.

Мало кому удается прорваться через дежурный пост в фойе.

Правда, говорят, что за десять лет — именно столько высится в Готэме двадцатиэтажное здание местного управления ФБР — никто и не пробовал.

— Сэр.

Это был Боб.

— Сэр, — произнес помощник, — видеокамера на стоянке зафиксировала кое-что, мне только что переслали запись…

Кроули вгляделся в монитор.

Из машины Рингсби вылез человек с вечной улыбкой на лице. Зашагал к выходу со стоянки. Повернулся. Помахал рукой точно в камеру наблюдения. А еще он будто силился улыбнуться, вот только мешали пластыри на обеих щеках.

— Джокер исчез, — сказал Боб. — Его нигде нет.

— Да, — согласился Кроули. — Он к нам просто зашел посмеяться.

Заработал удивленный взгляд от Стэнтона.

— Это больше нельзя скрывать, — постановил полковник. — Город должен знать, что…

— Сэр, есть еще кое-что, — встрял Крайтон. — На первом посту Брайан сказал охранникам, что вам угрожает опасность. Получается, что он…

Кроули кивнул. Он уже догадался.

Догадался, когда увидел клоуна без грима.

А может, и всегда знал, что Брайан Рингсби — отличный парень, просто отличным парням иногда очень сильно не везет.

— Вы правильно поступили, Кроули, — не унимался Стэнтон. — Жаль, что пособника террористов не удалось задержать живым, я уверен, он бы многое нам рассказал. Это же надо подумать — шпион и предатель был прямо здесь, в ФБР! А ведь я говорил, что необходимо быть начеку…

На полковника Кроули не смотрел — тому сейчас вполне хватало внимания публики.

Ушел в свой кабинет. Сел за стол и набрал номер сенатора из предвыборного штаба демократов.

— Мистер Кроули, как я рад вас слышать! — пропел голос в трубке. — Я как раз хотел позвонить вам и спросить, как дела.

— Слушайте внимательно, — с нажимом сказал Кроули. — Я прекрасно понимаю, что голоса в Готэме получит тот кандидат, кто будет поактивней. Так вот, если вы хотите вышибить отсюда республиканцев, не советую слушать россказни о новых терактах. Даже если полковник Стэнтон — надеюсь, вы о нем слышали — выступит с соответствующим заявлением. Никаких терактов здесь сегодня не было, никаких шпионов в ФБР нет. А если что и случилось — это теперь мои проблемы.

— Мистер Кроули, — сенатор запнулся.

И неожиданно посерьезнел.

— Можно задать вам один личный вопрос?

— Попробуйте.

— Вы ведь раньше не поддерживали нашу партию, верно?

— И не собираюсь, — признал Кроули. — Вам просто повезло. Cчитайте, что меня окончательно достали люди, которым везде видятся шпионы, террористы и враги.

  

24 июля 2008 года, четыре часа дня, Готэм, пентхауз Брюса Уэйна

— К понедельнику Коллинз доработает проект договора с британскими инвесторами, — сообщил Фокс. — Успеете, Майк?

— Успею, сэр, — заверил его Коллинз.

Темноволосый крепыш куда больше походил на штангиста, чем на топ-менеджера транснациональной корпорации. Фокс отыскал его где-то в Европе и переманил в Готэм.

Люциус редко ошибается в людях, подумал Брюс.

И еще реже нервничает.

— И я настоятельно прошу вас всех ознакомиться с материалом. В следующую пятницу мы ставим этот вопрос на голосование.

Народ расходился не спеша. Одни не успел договорить, другие подумали, что настал подходящий момент обсудить погоду, а третьи скопом решили поздравить Брюса с успешной поездкой.

Правда, самому Брюсу казалось, что будь это в силах Люциуса, тот бы поторопил директоров компании, а может и выставил всех разом за дверь.

— Поговорим в моем кабинете, мистер Уэйн, — сказал ему наконец Фокс.

А когда Брюс удобно расположился в кресле, Люциус запер дверь, включил ноутбук и спросил:

— Может, вы объясните мне, что происходит?

— А что случилось, Люциус?

Фокс развернул ноутбук на сто восемьдесят градусов.

От того, что Брюс увидел на экране, его передернуло.

— Мне пришлось зайти сюда час назад, — объяснил Фокс. — А у меня есть привычка следить за новостями. Как и у вас, верно?

— Да, — выдохнул Брюс, не отрывая взгляда от монитора. — Но как он смог…

Мир вокруг потемнел, и небеса заволокло не тучами — страхом.

Этот страх, знакомый с детства и так старательно похороненный под ледниками горного Бутана, вернулся к нему в ту ночь, когда не стало Рейчел.

И сейчас пришел снова.

— Я еду домой, — Брюс поднялся. — Там же…

— Альфред прислал СМС.

— Кому?

— Мне, — сказал Фокс. — Написал, что все в порядке. Будет здесь через пять минут.

— Ладно, — тревога чуть отпустила. — Так что там говорят?

— ФБР сообщило, что Джокеру удалось сбежать. Но куда интереснее тот факт, что все сведения чрезвычайно противоречивы. Даже представители ФБР интерпретируют случившееся по-разному. А журналисты уже отыскали свидетелей, и те говорят, что сегодня в фойе управления была драка и даже стрельба.

Брюс покачал головой.

— Вы можете это как-то прокомментировать, мистер Уэйн?

— Что именно, Люциус?

— Вас не было в городе три дня, — Фокс нахмурился. — Его тоже.

— Извините, не успел вам всего рассказать. Альфред…

— Альфред? Передайте ему, что в его возрасте играть в шпионов уже поздновато.

На слове «шпионов» Брюс скривился. Люциус продолжил:

— Я на неделе хотел заглянуть в гости — было что обсудить. А он стал рассказывать о какой-то уборке и черт знает о чем еще.

— Уверяю вас, у него были на это причины.

— Теперь я уже догадываюсь, какие, — кивнул Люциус. — Между прочим, он проинформировал меня о том, что вы угробили еще один «Акробат».

Брюс помедлил. Вежливых слов он не находил, и очень обрадовался, что ему самому не пришлось оповещать об этом Люциуса.

— У меня только один вопрос, мистер Уэйн. Что вы такого успели устроить перед отъездом, что по машине опять начали стрелять, только на этот раз ФБР?

Упрек был заслужен.

— Помог сбежать Джокеру, — признался Брюс. Заметив, как глаза Люциуса едва не округлились от удивления, он добавил. — Я не специально.

— Я рад.

— А потом мне пришлось запереть его у себя дома.

— Гениальная идея, мистер Уэйн.

— Джокер знает, кто я такой, — объяснил Брюс. — Я собирался его допросить и сдать Гордону, но я просто не успел, я опаздывал на самолет, и…

— А потом Джокер устал ждать, когда же вы уделите ему внимание, и убежал, чтобы не умереть от скуки?

— Нет, я как раз сегодня с ним разговаривал.

Теперь уже скривился Люциус.

— Ума не приложу, как ему удалось выбраться, — размышлял вслух Брюс. — Если там был Альфред, то…

— Альфред привез вас сюда, а потом…

— А потом я велел ему заехать в порт, проверить, все ли в порядке в бункере, и…

Дворецкий на самом деле ждал Брюса на стоянке внизу. Улыбнулся, как ни в чем не бывало, и плавным отточенным движением раскрыл дверь нового «ламборджини».

— Что случилось, Альфред?

— У нас были гости, — дворецкий завел мотор. И только когда они уже мчались по бульвару сквозь дождь и ветер, чуть повернул голову и прибавил. — Из ФБР.

— Что им нужно? — нахмурился Брюс. — Гольденбаум сообщил, что уже все уладил. Тем более, что на нашей стороне Пентагон.

— Боюсь, сэр, что их визит не связан с тем проектом.

— Они искали Джокера?

— Они искали улики, — выразительно сказал Альфред, — и нашли Джокера.

— Улики?

Мог и не спрашивать.

Ведь чувствовал, что клоун окажется прав.

— Я связался с охранными фирмами, которые курируют соседние здания. И получил видеозаписи. Конечно, эти люди — их было двое — почти не разговаривали, а шепот разобрать трудно. Похоже, что они хотели найти броню.

— Интересно, откуда у ФБР взялась такая идея?

— У меня есть на этот счет кое-какие предположения, сэр. Помните благотворительный вечер, который вы устраивали для мистера Дента? Так вот, Бэтмен появился очень быстро, буквально через несколько минут после Джокера. И если знать, кто он, достаточно лишь сложить два плюс два и догадаться о тайнике внутри здания.

— Логично, — одобрил Брюс. — А разве такая догадка — достаточный повод вломиться в чужую квартиру?

Альфред помолчал, сосредоточившись на дороге. Дождь с непривычной яростью бил в переднее стекло, точно в барабан, а всю улицу Парклейн залил бурлящий поток. Попрятались и пешеходы — кто укрылся в кафе, кто заскочил в магазин, а кто-то шмыгнул под ближайший навес.

Порыв ветра подхватил сломанный зонтик и бросил его под колеса «ламборджини».

— Ну и буря, — сказал Брюс.

А его дворецкий чуть ли не в первый раз в жизни ответил хозяину невпопад:

— Вам стоит посмотреть записи с наших собственных камер.

— Они у вас с собой?

— Позволю себе заметить, что через четверть часа мы будем дома.

— Я потерплю, — пообещал Брюс.

Проводил взглядом двух бегущих к машине полицейских — слуги порядка спасались от ливня, и произнес:

— Все начинается заново.

— В ваших силах положить этому конец.

— Да, — согласился Брюс. — Помните, он тоже сказал, что теперь у меня есть выбор?

Альфред не ответил.

Немногим позже пяти часов Брюс уже расположился перед телевизором в гостиной пентхауза. От обеда отказался, и даже дворецкий на этот раз ограничился короткой воспитательной нотацией и сдался. Наверно, и сам хотел посмотреть.

— Здесь две записи, — пояснил Альфред. — Коридор и тайник.

… Из лифта вышли двое мужчин.

Белый. Ростом чуть выше среднего. А лицом — хороший парень из голливудского блокбастера. Такие всегда ведут здоровый образ жизни, почти не пьют и совсем-совсем не курят, по утрам наматывают несколько километров на парковых дорожках, а на уикэнд везут свою девушку на пикник. Женятся в тридцать, а в тридцать пять обзаводятся детьми — обязательно двумя, дочкой и сыном, а еще купленным в кредит домиком с бассейном.

Черный. Широкоплечий и накачанный. Напарник хорошего парня из блокбастера. Выше на полголовы, и на две ступеньки ниже по должности. Зато честный и исполнительный, и такие тоже нужны.

Осматривать пентхауз не стали. Сразу спустились вниз — белый пару раз глянул в наладонник. Черный послушно шел за ним.

Дверь нашли быстро.

Белый потянулся в карман пиджака. Привычным движением вскинул револьвер. Кивнул черному, и тот принялся колупать замок. Возился несколько минут, так что белый даже позволил себе пару неодобрительных взглядов. Наверно, спешил.

Открыли.

Брюс почувствовал, как в груди спирает дыхание — он знал, что сейчас случится.

— Жаль, что я его снова на цепь не посадил.

— Не уверен, что это бы помогло, — ответил Альфред.

А на экране уже мелькнула опасная тень.

Белому хорошему парню не хватило доли секунды, и он отлетел к двери, головой о косяк, хотел что-то сказать — или крикнуть — выстрел заглушил его слова. Черный хороший парень рухнул на пол ничком, скорчился, схватился за раненую ногу и застонал.

Джокер держал выбитый из рук белого револьвер.

И смеялся.

В этом блокбастере хорошие парни проиграли.

— Добрый вечер, дамы и господа! — Джокер театрально поклонился и сделал вид, что оглядывает публику. — Последнее представление сезона! ФБР в гостях у Брюса Уэйна!

— Черт бы тебя побрал, — прохрипел черный.

Белый не ответил.

Он лишь выпрямился, механически смахнул кровь с рассеченной брови и уставился на клоуна.

— Я очень рад, что вы с Рингсби заглянули ко мне в гости, — Джокер чуть склонился к черному. Дуло револьвера при этом нацелилось на белого. — Эй, Кэвендиш. Надеюсь, ты не обиделся? Не сердись на меня! Я правда рад, что ты тоже пришел!

— Иди к черту!

Прижимая ладонь к простреленному бедру, парень попытался отползти в сторону. Клоун-без-грима сделал к нему только один шаг, а тот уже вздрогнул.

— Это же только царапина, — заметил Джокер. — Такая ма-аленькая царапинка.

Не голос — само сочувствие и понимание.

— А может, ты боишься боли?

Теперь человек, которого клоун назвал Кэвендишем, скривился еще больше, и еще больше стало страха в его взгляде.

Зато глаза самого Джокера заблестели. Он уселся на полу, прямо рядом с Кэвендишем. Тот, гримасничая от боли, снова попытался отстраниться и вжался в стену. Тогда Джокер положил руку с револьвером ему на плечо, заглянул в глаза и доверительно сообщил:

— Я так и думал, — шепотом. — Знаешь, я всегда так думал, хммм, с самой нашей первой встречи.

Этой фразы хватило, чтобы Кэвендиш и вовсе оцепенел, и почти перестал сопротивляться, когда Джокер, продолжая дирижировать отобранным револьвером, свободной рукой обхлопывал его карманы.

Пока не обнаружил мобильный телефон.

Странно, успел подумать Брюс, любой нормальный человек искал бы чего-то посерьезнее, ведь ясно, что и второй ФБР-овец вооружен.

— Какая ми-илая игрушечка! — обрадовался Джокер.

— Не смей… не смей…

— Можно, я немножко поиграю? — с надеждой в голосе спросил клоун. — Кэвендиш, ты не думай, я потом отдам! Я не сломаю, честное слово! Ух ты, здесь есть ГПС, а еще… Кэвендиш, слушай, а это что за кнопочка?

— Оставь его в покое.

То ли приказ, то ли просьба. Это был второй парень из ФБР.

Джокер в ответ округлил глаза — он играл удивление, словно увидел еще одного старого приятеля и был вне себя от счастья.

— Рингсби, что же ты там стоишь? — предложил Джокер, сделав галантный жест рукой, в которой был зажат револьвер. — Проходи и располагайся поудобнее!

Тот подчинился: сделал неловкий шаг вперед и застыл снова.

— Жаль, нечем вас угостить, — пожаловался Джокер. — Надеюсь, вы не очень обидитесь? Зато мы можем провести время за, хмм, приятной беседой! Как дела на службе, мистер Рингсби? Наверно, много работы в последнее время? А шеф тобой доволен?

Парень по имени Рингсби промолчал.

— Надеюсь, ты ждешь повышения, — продолжал Джокер. — И прибавку к жалованью, и премию на Рождество. Обязательно передай привет от меня мистеру Кроули!

Сам он в это время свободной рукой перебирал кнопки на мобильнике.

— Диктофон, — удивился клоун. — Надо же!

И включил.

— … добрый вечер, дамы и господа!

— Это же сказал я! — Джокер пришел в восторг. — Ты, видно, записывал наш разговор, Кэвендиш? Какой ловкий парень, смотри-ка, все успевает!

Тот не ответил.

Не ответил и Рингсби. Только вздрогнул, когда из телефона послышался его собственный голос:

— … схему здания я раздобыл… Уэйн с дворецким поехали в контору, так что у нас целый час времени в запасе…

— Ой, а это же голос нашего дорогого Рингсби! — веселился Джокер. — И его Кэвендиш тоже записал! Какая прелесть: один шпик следит за другим!

Смеялся только клоун.

Смеялся так, что Брюс больше не слышал речь на диктофоне. Разобрал он только одно слово: «костюм», и понял, что Альфред оказался прав.

— Кэвендиш, — Джокер выключил запись. Голос его звучал предельно мягко, — А что, мистер Кроули больше не доверяет Рингсби?

Скрыть своей досады Рингсби не смог, и на мгновение в его лице мелькнуло отчаяние. Вот только смотрел он теперь отнюдь не на Джокера — сверлил взглядом напарника.

Темнокожий парень все еще не отвечал. Он даже зажмурился, крепко-крепко, только чтобы не видеть отвратительную заклеенную грязными пластырями рожу.

— А молчать невежливо, — напомнил Джокер.

Дуло револьвера скользнуло по щеке Кэвендиша от угла рта к уху: похоже, инфернальный клоун примерял на него свою вечную улыбку.

И Кэвендиш это понял.

Он тотчас же распахнул глаза: пустые и стеклянные.

— Не знаю, — выдохнул он.

— Значит, мистер Кроули стал подозревать, что этот парень работает на меня?

— Не знаю, — пробормотал Кэвендиш. А потом вдруг сорвался на крик. — Не знаю я ничего! Не знаю! Не знаю!

— Бедный-бедный Кэвендиш, — с сочувствием сказал Джокер. — Тебе просто надо улыбнуться, широко-широко, и все сразу станет лучше. Поверь, уж я-то точно знаю! Давай, я научу тебя улыбаться по-настоящему? Обещаю, это будет почти не больно!

Револьвер снова черкнул по щеке, и человек на полу скорчился и затрясся.

— Значит, мистер Кроули послал тебя следить за Рингсби? Чтобы ты все выяснил, правда?

Брюс с трудом расслышал ответ.

— Наверно.

— А почему он перестал доверять Рингсби?

— Не знаю.

— Точно не знаешь?

— Потому что… потому что Рингсби не сказал ему про Канаду.

— Про Канаду, — Джокер сощурился. — А в Канаде вы искали юриста?

— Да.

— И он выдал вам Брюса Уэйна, правда?

— Да.

— А мистер Кроули заставил рассказать тебя про Бэтмена?

— Да.

— А кто еще в ФБР знает про Бэтмена?

— Не знаю, — в который раз повторил Кэвендиш. — Он сказал никому не говорить…

По лицу его текли слезы.

А Джокер, все еще сидя на полу, взмахнул руками, точно ему только что удался отличный фокус на сцене. Но вот кто был публикой для клоуна, Брюс пока понять не мог. То ли этот застывший куском льда парень, все еще стоявший у двери, то ли он сам.

— Рингсби, — Джокер склонил голову набок. — Похоже, твой шеф совсем не ценит твоих усилий.

Он сейчас внимательно — порыжевшие пластыри пропитались кровью и казалось, будто Джокер снова намалевал себе клоунский грим — наблюдал за Рингсби.

А парень у двери молчал.

Словно уяснил себе наконец, что с врагом нельзя разговаривать.

— Неужели, — Джокер скорчил испуганную гримасу, — мистер Кроули хочет присвоить твой результат? Очень, очень подло и низко. Ведь наш Рингсби так старался, так хотел найти Бэтмена. И даже нашел! И даже заставил Колемана Риза признаться! Вот кто у нас теперь настоящий герой Готэма! — клоун не пожалел пафоса и приторного восхищения. — Ты согласен, Кэвендиш?

Темнокожий парень не отозвался. Одну руку он все также прижимал к ране, а второй закрывал лицо, будто пытался успокоиться и взять над собой контроль.

— И вся слава теперь достанется мистеру Кроули, — траурным тоном постановил Джокер. — Какая несправедливость!

Рингсби ничего не ответил.

— Надо смотреть на жизнь с оптимизмом, — посоветовал клоун. — Вот как я, например. Всегда улыбаюсь, что бы не случилось! Может, не все так плохо? Ведь мистер Кроули на самом деле отличный парень! Я-то помню, он меня даже два раза навещал! И оба раза мы с ним так интересно потолковали! Может, мистер Кроули просто устал и запутался в подозрениях? Ведь если дело не ладится, это значит, что надо искать виноватых! А у него тоже есть начальство в Вашингтоне. Значит, нашему Рингсби просто не повезло!

— Иди ты…, — шепотом и с невыносимо искренней злостью.

Джокер пружиной поднялся с пола. На Кэвендиша он даже не смотрел.

Рингсби сделал шаг назад.

— Что тебе надо? — спросил он, когда клоун подошел ближе и прислонился к противоположной стороне дверного косяка.

— Мне? — в тоне Джокера скользнула обида. — Ничего. Но я могу сделать так, что твой шеф снова станет тебе доверять.

Рингсби боролся. Боролся отчаянно, боролся, чтобы снова не повторить ту же ошибку — не заговорить с клоуном, не сорваться, не среагировать на его провокацию, и самое главное — не поверить тому, кому нельзя верить.

— Мне здесь скучно, — добавил Джокер. — Давай договоримся так: я помогу тебе восстановить репутацию, а ты поможешь мне сбежать?

— Никогда.

— Никогда? — переспросил клоун. — Ты просто отпустишь меня, и все. А я сделаю так, что ты станешь героем. Ты ведь хочешь быть героем, правда? Никто и не заметит, что ты помогал террористу.

— Я не…, — оторопел Рингсби.

— Не помогал, — кивнул Джокер. — Или помогал? Если бы не ты, я бы до сих пор сидел в той камере. Ты как считаешь, Кэвендиш?

Только сейчас Брюс обратил внимание на темнокожего парня.

И на револьвер в его руке.

— Кэвендиш, — мягко обратился к нему клоун. — Ты ведь не думаешь, что Рингсби действительно на стороне террориста? Или ты тоже хочешь стать героем? А для этого иногда надо так мало. Например, найти и убить предателя.

Нацеленный на Джокера револьвер дрогнул.

— Кэвендиш, — нашелся Рингсби. — Не смей его слушать!

— … а мистер Кроули, наверно, рассказал тебе о своих подозрениях? О том, что мистер Рингсби проводил допросы так, что я ничего не рассказал?

— Стреляй! — крикнул Рингсби.

— … мне никогда не удалось бы сбежать, если бы в ФБР не было моих людей.

— Стреляй же!

— … и это вполне может быть правдой. Не так ли, Кэвендиш?

— Кэвендиш!

— … арестовать предателя намного важнее, чем арестовать меня. А если он сбежит? А если он решит напасть первым, зная, что ты ему доверяешь?

— Кэвендиш!

Рингсби бросился вперед, и в тот же миг револьвер в руках Кэвендиша дернулся.

Джокер выстрелил первым.

Он так и остался стоять у двери, когда хороший белый парень упал на колени рядом с мертвым напарником.

— Рингсби, — позвал его Джокер.

Тот, не поднимаясь с пола, повернул голову.

— По-моему, тебе пора по душам поговорить с начальством. Если, конечно, ты успеешь.

Голос Рингсби звучал тускло.

— Что?

— Ты никогда не думал, что у твоего шефа, должно быть, немало недоброжелателей? С чего бы он стал так спешить и искать виноватых?

— Ты лжешь.

— Видишь ли, я не враг мистеру Кроули. Но у него много врагов внутри, и каждый хочет получить его место. С этим ты, надеюсь, не будешь спорить. И как знать, возможно, именно сейчас мистер Кроули находится в очень тяжелой и сложной ситуации.

Рингсби встал и выпрямился.

Джокер весь светился от счастья и незамедлительно поделился новой идеей:

— У тебя есть выбор. Ты можешь позвонить в управление и вызвать сюда наряд спецназа. Поймаешь Бэтмена на горячем. А иначе ты никогда не докажешь, что он покрывает террориста! Да и вообще, у вас же нет ничего на Уэйна, а Ризу никто не поверит. А вот если ты арестуешь меня здесь, то сразу станешь героем! Но есть и другой вариант. Ты сейчас же едешь в управление, и если успеешь, то сможешь помочь мистеру Кроули… Правда, я хорошо придумал?

Клоун снова хихикал, сгибаясь пополам.

А про револьвер в руке он словно забыл, и Рингсби, в два прыжка оказавшийся рядом с Джокером, легко отобрал оружие у клоуна.

— Ты поедешь со мной, — приказал он. Потянулся в карман пиджака, достал наручники. И тут же обернулся, увидел мертвого напарника. — Нет, сначала ты поможешь мне вытащить Кэвендиша.

Голос его все-таки сорвался на крик.

— Он тяжелый, — заметил Джокер. — Может, лучше по частям?

Когда запись закончилась, Брюс поднялся.

Померил шагами комнату, задержал взгляд на темно-сером полотне за окном — дождь лил все так же беспрестанно.

От сердца чуть отлегло. По крайней мере, он понял, что случилось.

Только не понял почему.

Своему дворецкому он задал лишь один вопрос:

— Ну и кто из них сумасшедший?

— Хотел бы я знать, — Альфред пожал плечами.

Он ушел готовить кофе. Вернулся через несколько минут, с конвертом в руках.

— Сэр, доставили почту. Только что. Правда, без обратного адреса.

Брюс распечатал конверт.

Нашел игральную карту. Каких за лето видел множество. Осмотрел с обоих сторон.

— Адрес есть, Альфред. И время тоже.