Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— Есть дело, — объявил Гарри торжественно, подкараулив нас с Роном после маггловедения. — Помните, что Сириус сказал про школьный архив наказаний? Если Скитер до него доберётся, будут проблемы.

— Забудешь тут, — ответил Рон. — Прикинь, все наши наказания записывают!

— Надо найти его и забрать карточки Сириуса, — продолжил Гарри, пропустив реплику друга мимо ушей.

— С ума сошёл? — охнул Рон. — Как?

— Проще простого. Вы отвлечёте Филча, а я под мантией залезу к нему в кабинет, и…

— Мы под мантией, — сказал я без колебаний. — Если что-то пойдёт не так…

Не знаю, чем именно я собирался помочь, но понимал, что у меня больше шансов избежать проблем с завхозом, чем у Гарри.

— Да как я его отвлеку? — спросил Рон. — Навозную бомбу взорву?

— Я знал, что ты что-нибудь придумаешь! — оптимистично сообщил Гарри, и Рон скривился, но спорить не стал.

Операцию откладывать не стали. Правда, Гарри сначала хотел провернуть всё ночью, но я его отговорил: днём больше шансов, что Филч будет занят чем-нибудь на другом конце замка. В итоге мы решили обойтись без навозных бомб. Вместо этого проследили за школьным полтергейстом Пивзом, подгадали момент, когда он удалился как можно дальше от кабинета завхоза, и пожаловались Филчу. Тот, как всегда при упоминании полтергейста, пришёл в ярость и кинулся разбираться. Рон остался сторожить, а мы с Гарри, кое-как уместившись под мантией, зашли в кабинет.

Он был завален всевозможным хламом. На полках и в шкафах теснились кусачие тарелки, книги в пыльных потёртых обложках, журналы, игрушки, в том числе подрагивающие и поскрипывающие. Всё это нависало над письменным столом, заваленным бумагами. Но, если присмотреться, становилось понятно, что в кабинете установлен особый, довольно странный, но порядок. На конфискованных вещах висели самодельные бирки, на ящиках были наклеены пояснения. Гарри хотел было сунуть нос в тот, на котором значилось «Особо опасно», но я утащил его вглубь, к открытым полкам, заставленным деревянными коробками. Поиски были не слишком-то трудными: прямо поверх коробок были наклеены пергаментные полоски, подписанные выцветшими чернилами: «Архив. 1963 год», «1964», и так далее.

Мистер Блэк пошёл в Хогвартс в семьдесят первом, но мы заранее решили, что смотреть первые два курса смысла нет — вряд ли он успел там натворить что-то совсем уж скандальное. Так что нас интересовали записи с середины 1973 года до 1978-го, то есть до окончания школы.

И тут мне в глаза бросилась некоторая странность. Если коробка за шестьдесят третий была битком набита, то уже шестьдесят восьмой был заполнен едва ли на половину. Я наугад вытащил одну карточку и, с трудом вглядываясь в побледневшие записи, прочитал: «Запись о наказании от 4 октября 1933 года».

— Нашёл! — прошептал Гарри, окончательно выбираясь из-под мантии, которая ужасно мешала. Я, подумав, на всякий случай запер дверь заклинанием, пригладил вставшие дыбом волосы и подошёл к другу. — Немного тут… — заметил он. Действительно, кажется, с 73-го года учеников почти совсем перестали наказывать. Во всяком случае, карточек было до ужаса мало.

Я взял небольшую стопку и быстро просмотрел: «6 сентября 1973 года». Некие Энтони Клэр и Фрэнк Лонгботтом пытались сорвать урок заклинаний, выпустив в классе толпу пикси. Наказаны пятью ударами розог каждый. 10 сентября Люциус Малфой и Беллатрикс Блэк пойманы при попытке кражи ингредиентов из запасов профессора зельеварения Слагхорна. Получили две недели отработок. 11 сентября (я уже подумал, что мы нашли то, что нужно) Сириус Блэк и Джеймс Поттер получили по те же пять ударов за то, что перекрасили школьные флаги.

— Это странно… — заметил Гарри, передавая мне карточку. Я прочёл: «Запись о наказании от 19 апреля 1974 года. Лили Эванс и Северус Снейп пойманы гуляющими возле озера после отбоя. Наказаны отработками в классе зельеварения».

— Что странного?

— Лили Эванс…

Тут до меня дошло. Знаю, медленно, но эту фамилию я слышал, может, раз или два, и она совершенно вылетела у меня из головы. А между тем, эта Лили Эванс впоследствии взяла фамилию мужа — Поттер.

— Не так уж и странно, — как можно мягче заметил я, — что твоя мама тоже иногда бывала наказана.

— Я не о том. Что она делала после отбоя со Снейпом? Что ему было нужно от неё?

Я пожал плечами, вернул Гарри карточку и притворился, что не вижу, как он прячет её в карман мантии. Надо было поспешить, поэтому я принялся просматривать записи быстрее, не особо вчитываясь. Здесь тоже то и дело попадались записи не того года, а значительно древнее. И, удивительное дело, не было ни одного серьёзного нарушения. Вообще ничего сверх элементарных прогулок после отбоя, грубостей учителю или прогулов. Имя Блэка встречалось редко, и всегда в связке с каким-нибудь совершенно пустяковым прегрешением.

Мы дошли до семьдесят шестого года, и тогда у меня окончательно оформилась мысль. Кивнув Гарри, я отошёл к коробкам за пятидесятые годы, вытащил карточку наугад и зачитал шёпотом вслух: «Адриан Лоуренс наложил одновременно заклятие немоты и щекотки на первокурсницу». Потом — травля одного студента группой. Украденная одежда. Бросание в озеро. Жёсткие нарушения незнакомых мне людей. Как разительно отличались они от тех мелочей, которые мы встречали в архивах за более поздние годы! Либо студенты перестали нарушать правила, подобрели и сделались милыми послушными ребятами, либо…

— Кто-то уже вытащил карточки из архива, — озвучил Гарри мою мысль. И тут же охнул: — Филч!

И правда, из коридора донёсся звон разбитого стекла — условный знак Рона. Гарри кинулся под мантию, позвал меня, а я быстро помотал головой, снял запирающее заклятие и вышел на середину кабинета. Дверь открылась. Я услышал судорожный вздох Гарри, обернулся и встретился с мистером Филчем взглядом.

— Что? — проскрипел завхоз. — Как ты сюда…

— Простите, сэр, — ответил я спокойно, — дверь была открыта. Я хотел с вами поговорить, решил дождаться.

— Поговорить? — подозрительно спросил Филч, щурясь. — Ты от них, что ли? Вы… Ваше Высочество, так? — желчное, злое лицо Филча приобрело неожиданное выражение угодливости, потрескавшиеся губы растянулись в кривой имитации улыбки, и он даже попытался поклониться.

— Это лишнее, мистер Филч, — отрезал я. — Пока я в школе, я просто студент.

— Так-то оно так…

Я планировал говорить совсем иначе. Но раз уж ситуация так повернулась, решил пойти напрямую:

— Скажите, мистер Филч, не интересовался ли у вас кто-нибудь в последнее время архивом наказаний студентов?

— Пока нет, — осклабился он, — но я жду, я жду. Я там подложил кой-чего, пусть думают, у меня в бумагах беспорядок. Поищут.

— Это хорошо, мистер Филч, — кивнул я. —Спасибо, что сообщили.

— Да я-то… — как-то суетливо произнёс он, пряча руки за спиной, — я-то что, не понимаю? Я-то вижу, как вы к нам… Магорождённые, во как!

— Королева считает дискриминацию отвратительной и недопустимой, мистер Филч, — сказал я, добавив в тон немного пафоса, словно выступал с речью. — Мы всего лишь отстаиваем то, что считаем правильным. Спасибо за ваше время.

Завхоз во второй раз неловко, неуклюже, но очень искренне мне поклонился, и даже открыл дверь, выпуская из кабинета. Я специально немного задержался, давая Гарри возможность выбраться, и вышел сам. Не оглядываясь и держа спину прямо, как под камерами журналистов, пошёл по коридору. Завернул за угол — и только тогда расслабился.

— Что, чёрт возьми, это такое было? — спросил Гарри, запихивая мантию-невидимку в сумку.

— Как прошло? — спросил Рон, нагоняя нас. — Забрали?

— Ничего мы не забрали! — выдохнул Гарри. — Филч чокнулся, похоже! Нёс какую-то околесицу. А в архиве нет ничего. Ты хоть что-то понял?

— Кажется… всё, — пробормотал я, присел на ближайший подоконник и сцепил пальцы в замок. — История такая. Дженкинс и его люди… точнее, в этом случае даже скорее Паркер и его люди, потому что Паркер курирует Общество защиты магорождённых... решили, что им нужны дополнительные глаза и уши в Хогвартсе. Филча задобрить нетрудно. Он с этого года обедает с преподавателями, костюм у него новый — может, должность какую-нибудь дали для красоты. Короче, купили с потрохами. И, похоже, ещё раньше нас поняли, что этот архив записей о наказаниях — огромный источник мелкого, но важного компромата. Перебрали, вытащили всё хоть сколько-нибудь ценное и предупредили Филча, что кто-то можем поинтересоваться архивом. А когда я задал вопрос, Филч решил, что я его проверяю, и кинулся докладывать.

— Да ну… — протянул Гарри, — бред какой-то. Зачем спецслужбам Филч? Он же…

Я посмотрел на Гарри и осознал, что он действительно не понимает.

— Он знает Хогвартс едва ли не лучше всех. И никто никогда его не заподозрит, потому что он слишком маленький и незаметный. Завхоз-сквиб. Никто его не принимает всерьёз, кроме разве что напуганных первокурсников. Если так подумать… вряд ли в школе есть более полезный человек.

Рон смотрел на нас с недоумением, а вот Гарри, кажется, осознал мою правоту. И, не сговариваясь, мы решили об этой странной вылазке ничего не рассказывать друзьям. Тем более, что тем для обсуждения хватало — приближался первый матч по квиддичу.

* * *

— Да не хотел я никому говорить! — с отчаянием в голосе воскликнул Рон. — Чтобы ещё все ржали? Больно надо!

— Да кто над тобой ржёт-то? — уточнил Блейз. — Нашёл шутку века, Рон Уизли — вратарь команды Гриффиндора. Ну, как, кому смешно?

Никто из нас не улыбнулся, а Рон так и стоял, красный, злой и напуганный.

— А я говорил, — заметил Гарри. О том, что Рон прошёл отборочные испытания, мы узнали за неделю до матча. Гарри, конечно, был в курсе, но Рон умолял его никому не рассказывать.

— Лично я думаю, что это потрясающе, — сказал я искренне.

— Ты же не любишь квиддич…

— Не люблю. Но это не значит, что я не горжусь своими друзьями, которые в него играют.

Первый матч сезона — Слизерин против Гриффиндора — привлекал повышенное внимание. Даже профессор МакГонагалл внезапно перестала задавать домашние задания, чтобы команда Гриффиндора не отвлекалась на учёбу. А вот профессор Снейп использовал любую возможность, чтобы оставить игроков команды-соперницы после уроков. В коридорах и во время еды только и разговоров было, что о предстоящей игре. На чаепитии Эрни обстоятельно и довольно занудно расписывал нам расклад в случае выигрыша одной из сторон. По всему выходило, что только поражение Гриффиндора в первом матче даст возможность Хаффлпаффу претендовать на кубок.

Я сразу сказал, что ни за кого не болею — ни за Слизерин, ни за Гриффиндор. В конце концов, одна команда была с моего факультета, а во второй играли двое лучших друзей. Да и вообще, я считал, что квиддичу уделяется слишком много внимания.

Но Рон нервничал очень сильно. Наши ребята, предсказуемо, пытались вывести из равновесия как можно больше противников. Но если того же Гарри насмешками было не смутить, и отвечал он так, что та же Панси покрывалась от злости красными пятнами, то Рон удар совсем не держал.

— Это его основная проблема, — вздохнув, пожаловался мне Гарри на очередном скучном уроке прорицаний. — Он отличный вратарь, пока не ошибётся... Или пока его не начнут дразнить.

— Проходит с опытом, — поделился я, вспоминая, как меня тошнило перед первыми выступлениями на публике.

— Нет у нас времени на опыты! Надо, чтобы послезавтра он сыграл блестяще.

Я сочувственно покивал.

К нашей команде присоединились Винсент и Грегори. Честное слово, понятия не имею, зачем они в это полезли и кто их взял. Новый капитан — Грэхем Монтегю — кажется, делал ставку на грубую силу. Даже ловца подобрал покрупнее, с мясистым лбом и большими руками — второкурсник, он ростом превосходил многих третьекурсников. Понятия не имею, как в эту странную компанию затесался семикурсник Касси Уоррингтон. То есть, да, габариты у него было подходящие, но на меня он всегда производил впечатление человека неглупого, расчётливого и опасного. Зачем ему было в это лезть?

— Эх, если бы я играл… — протянул Драко накануне матча. — Жаль, слишком много дел, чтобы участвовать в этой детской возне.

Я точно знал, что Монтегю подходил к Драко с просьбой сочинить какие-нибудь стишки или кричалки пообиднее — из всех, кто изучал арифмантику, по слухам, он лучше всех дружил с рифмой, — но Драко отказался. Разумеется, очень вежливо и с объяснениями, что он был бы рад, но вот задание от профессора Вектор… А отец будет в ярости, если он завалит хоть один экзамен.

В итоге самые ярые болельщики под предводительством игроков тренировались в гостиной кричать: «Вратарь — дырка».

— Если они не заткнутся, — устало проворчал Блейз, потирая уши, — завтра вместо стадиона будут сидеть на унитазах рядком.

— Смотри, команду не потрави, — фыркнул Теодор. Мы остались в спальне вчетвером, уже лежали в постелях, с погашенным светом, но о сне не было и речи. Не под этот ор!

— Грэхем новых троллей наберёт, — отмахнулся Блейз.

— Какой сейчас квиддич, а? Кому он сдался? — внезапно сказал Теодор, и в его голосе послышалось что-то хрупкое, ломкое. — Придурки…

— А я бы сыграл, — возразил Драко. — Сам прикинь: метла, скорость, и на всё остальное… плевать.

— Ни Мордреда оно не работает так, Дракош, — вздохнул Теодор, — мозги на полочку не положишь. А ты доиграешься, отец тебя из школы заберёт.

Ни я, ни Блейз не рисковали влезть в этот разговор. Я даже дышал тише. Но, к моему изумлению, Драко рассмеялся.

— Заберёт? Ни за что! Мама не позволит. За меня не переживай, у меня всё схвачено. Лучше…

— Иди к Мордреду! — ни с того ни с сего вспылил Теодор. — Или спать.

Больше никто ничего не говорил.

* * *

На счёте «тридцать — ноль» в пользу Слизерина я по-настоящему осознал, насколько нервничает Рон. Нестройный хор голосов, кричавших: «Вратарь — дырка!», — сбивал его с толку, он совершал ошибку за ошибкой.

— Мне больно на это смотреть, — произнёс Блейз, откидываясь на спинку сидения, скрещивая руки на груди и делая вид, будто собирается вздремнуть. Я подумал, что хотел бы последовать его примеру. Смотреть было, и правда, больно!

Каждый неудачный рывок Рона наши болельщики встречали восторженными криками. Правда, надо признать, это именно его проколы приводили к тому, что мы забивали голы. В остальном команда Слизерина явно была не на высоте. Закончилось грязно. Гарри выхватил снитч, и тут же, уже после свистка, получил бладжером по спине от Винтента. Рон, опустившись на покрытое снегом поле, отшвырнул в сторону метлу и зашагал куда-то к Запретному лесу.

— Вернусь, — бросил я Блейзу, пробрался по рядам и кинулся следом. Вот только догнать друга оказалось непросто — длинноногий и злой, как полсотни чертей, он ушёл довольно далеко, прежде чем я сумел его догнать. Остановился, тяжело отдуваясь, а Рон рявкнул:

— Чего ещё?

— Ни… чего, — отрывисто ответил я, восстанавливая дыхание, — по… гулять… хочу.

— Так и гулял бы! — выкрикнул Рон. Он весь был красный, а в глазах блестели злые слёзы. Я окончательно пришёл в себя после пробежки по лугам, выпрямился, положил руку Рону на плечо и сказал:

— Эй, то, как ты играешь в квиддич — это не главное в тебе.

— Зря я вообще сунулся в команду! О чём только думал?!

Плечо под моей ладонью заметно подрагивало. Меня душило искренним сочувствием.

— Если верить Гарри, ты играешь хорошо. Только нервничаешь.

— Именно! — Рон всё же сбросил мою руку, нахохлился, сделался совсем несчастным. — У меня проблемы с нервами, я псих! Доволен?

— Меня трижды рвало перед выступлениями. Выходит, я тоже псих.

— Но ты в итоге всё сказал хорошо! А я…

— Ничего не хорошо! Когда выступал с речью в первый раз, думал, люди вообще ни слова не поймут, так у меня стучали зубы. И мне никто не мешал, все подбадривали. Слушай… ничего тут страшного нет.

— Все могут. Вообще все! Могут нормально играть. Один я… — отвернувшись, Рон побрёл, уже медленно, вдоль опушки запретного леса. — Уйду из команды!

— Хочешь — уйди, — пожал я плечами. — Я только позавидую.

— С чего бы?

— Ну, у меня нет такой возможности. А ты можешь сам выбирать, что тебе нравится делать. Не нравится играть — и не играй.

Кажется, Рон ожидал услышать что-то совсем другое.

Мы все выросли за прошедшие годы. Рон вот, к примеру, вытянулся до шести футов, лицо у него стало длинным, носатым. Но он обернулся — и я увидел круглощёкого первокурсника, с которым мы болтали ночью в Больничном крыле, укрываясь одним одеялом.

— Но… — невнятно ответил Рон, — мне нравится.

— Тогда играй, — я пожал плечами. — А нервы в порядок придут. На второй, на третий раз уже точно будет легче.

— А сыграю! — решительно сказал Рон и потряс головой — начинался снег, и его слегка присыпало блестящими снежинками. — Покажу им вратаря-дырку!

— Если честно… никто так не считает. Просто все видели, как ты нервничаешь, и кто-то решил, что, если вывести тебя из равновесия, у Слизерина будут шансы. Ты — единственный новичок в команде, вот на тебя и нацелились.

— Мордредовы змеи!

— Полегче!

— Да я не про тебя же!

В любом случае, настроение Рона переменилось. А я снова задумался — рассказать ему про тот кошмар или нет? Мы впервые за долгое время говорили с глазу на глаз. Он был, конечно, весь погружён в квиддич, и отвлекать его… Но ведь не по пустякам!

Я отвёл взгляд и посмотрел на сплетение веток деревьев в лесу. Чёрные, похожие на скрюченные пальцы, они слегка шевелились на ветру. Снег усиливался, и мир подрагивал в белом мареве. Змея распахнула пасть, я увидел блеск клыков, крик, полный боли, отдался у меня в ушах, стих — и повторился эхом в уханье совы.

— Есть кое-что, что я должен тебе рассказать, — произнёс я, опуская глаза. Видеть лес больше не хотелось. — Это не совсем про тебя. И это касается прорицаний.

— Следующая игра обернётся провалом? — фыркнул Рон, и я помотал головой. — Тогда что? Да выкладывай! Гарри верно сказал в том году, лучше уж знать.

— Я видел, как огромная змея нападает на твоего отца. В моём видении…

— Что?

— В моём видении он не выжил.

— Э, нет, дружок, — угрожающе произнёс Рон, — давай-ка ты постараешься и увидишь что-нибудь нормальное! Что значит — не выжил?! Что за…

— Погоди! — прервал я его. — Я написал взрослым. Всем, если честно. Дамблдору, твоему отцу… Как я понял, это связано с его работой по заданию Ордена. И всё, что нужно, просто не пускать его на эти задания.

Рон выглядел ошеломлённым, и на мгновение я почувствовал острый стыд. Не надо было говорить!

— Дамблдор… — неуверенно сказал Рон, — он, конечно, всё предотвратит. Но зачем ты…

— Поверь, я контролирую эти видения куда хуже, чем ты — своё волнение. Просто увидел. Ночью, в кошмаре, и сейчас снова. Подумал… что ты хотел бы знать.

— Хотел бы? — переспросил Рон. — Нет. Не хотел бы. Или… Не знаю! Что там было? Как всё… НЕ произойдёт?

Я рассказал — так подробно, как сумел. Только лужу крови не упомянул, и то, как потускнели глаза мистера Уизли, когда кончилась короткая агония.

— Давно не писал ему, — будто бы невпопад сказал Рон. — У тебя есть?..

Я похлопал по сумке, которая так и болталась у меня на плече. И мы в молчании пошли в совятню. Я только добавил, что видение может показывать и далёкое будущее. Но Рон всё равно написал записку и отправил её со своим роскошным рыжим Пэддлсом, который на прощание слегка ущипнул хозяина клювом за палец.