У Шэнь Юаня новый план (джен)

Ретроспектива. Ледяной демон.

Мобэй не считал себя глупым, что бы ни говорил дядя. Может, он не так быстро соображал, как остальные, но делал выводы и принимал решения сам.

Худенький парнишка, что дышал так, словно собирался заплакать, стоял над ним с ножом, а у него не было сил, чтобы отбиться, кровь сочилась из ран, пропитывая одежду и черня собой землю. Он закрыл глаза. Просить сохранить жизнь он не станет. Парень стоял рядом, что-то еле слышно бормоча, потом склонился над ним.

Мобэй ждал, вот сейчас острое лезвие окончит его короткую и бестолковую жизнь.

Время тянулось, но потом парень громко и непонятно сказал:

— К чёрту всё!

Его грубо пихнули, срывая с ещё открытых ран одежду, Мобэй стиснул зубы, но смог удержать стон.

Дальше запекло так, словно огненный демон приложил его горящим клинком. С трудом разлепив слипшиеся от выступивших слёз ресницы, Мобэй увидел, что ученик заклинателей присыпал его раны человеческим лечебным порошком.

Мобэй не жаловался, он думал о древних временах, когда все глубокие раны лечили прижиганием — ожог надёжно останавливал кровь. Потом парень сделал неумелую кривоватую повязку, нормально перевязать он не смог, но накрыл свежие ожоги пропитанными травяными настоями тряпицами, а сверху ещё и лечащие печати наложил по одной на каждую рану.

Человеческая ци колола кожу, словно огненными иглами. Прав был дядя — он тугодум, даже сейчас он не мог понять: это всё странная пытка, призванная увеличить его мучения, или человечек действительно хочет помочь?

Его сомнения разрешили поставленные хлеб и вода. Оставив рядом ароматную лепёшку, парень ушёл и больше не возвращался, было слышно, как он разговаривал с лошадьми, а потом раздался стук копыт. Уехал.

Всё затихло.

Мобэй с трудом сел, тряпицы, которые примащивал парень, сползли. Он взял одну и понюхал — пахло незнакомо, но приятно, на яд не похоже.

Он протянул руку и взял баклажку с водой — пить хотелось зверски, он даже не стал проверять на яды, мало что может убить высшего демона. А себя он считал высшим, что бы там ни говорил дядя.

Не отравлено, холодная вода скользнула по горлу, и словно сразу стало легче, даже раны вроде меньше ноют. Демоны не ели хлеб, они предпочитали мясо, но голод не тётка. Лепёшка, завёрнутая в тряпицу, была мягкой и душистой и исчезла в одно мгновенье. Стало легче. Покачиваясь, он встал, пальцы сложились привычно, открывая портал, он очень хотел, как дядя, суметь открыть его просто взмахом меча, но пока не получалось, а сейчас ему нужно просто отлежаться в безопасном месте, и у него оно было — и это не ледяной дворец его отца.

Вскоре о демоне напоминала только примятая трава и кровавые пятна, которые скроет ближайший дождь.

Даже среди людей парень выглядел мелким. Бедно и неопрятно одетый, он быстро перебирал тонкими худыми ногами. Его называли шиди, реже Шан-шиди, и только самый главный, а его демон определил по солидному виду и дорогой одежде, называл его Шан Цинхуа.

Проникнуть на Цанцюн было страшновато, даже Линьгуан-цзюнь *(Дядя Мобэя. Канон.) не рисковал связываться с заклинателями. Сначала Мобэй дошёл пешком, не совсем же он дурак, что бы там дядя себе ни думал, чтобы соваться одному и без подготовки в незнакомое и враждебно настроенное к демонам место. От ущелья, где он встретил странного ученика, до ворот оказалось не очень далеко.

Школу заклинателей защищали не только высокие ворота и стены, но и и едкие заклинания, готовые разразиться огненными искрами. В следующий раз он выбрал место, которое было за́ стеной, и хорошо его запомнил. Безлунной ночью он открыл портал, широко шагнул в проход и обеими ногами встал на наполненную человеческой ци землю. И замер, уже приготовив сложенную печать. Всё было тихо.

Не схлопывались с громким звоном ловушки, не бежала стража, не взлетали сигнальные огни. Неужели так просто? Прямо перед ним в метрах пятидесяти был виден угол здания, следующий портал он открыл именно туда.

Порталами могли владеть только ледяные демоны, и у Мобэя они получались отличные: надёжные проходы, открывающиеся достаточно широко, чтобы пропустить его высокую фигуру, и быстро захлопывающиеся за ним, так чтобы отсечь всё лишнее наглецам, осмелившимся преследовать наследника вождя ледяного племени.

Вот только оказаться он мог только в том месте, которое видел.

Ночной пик был тих, покачиваясь, скрипели тусклые бумажные фонарики над входами тёмных домов и на перекрестье дорожек, вдалеке около забора, опоясывающего пик, негромко перекликалась ночная стража, ярко светился только один дом, где на широкой веранде, слушая голос ветра в пересвистах изящно сложенных бамбуковых трубочек, замер лидер ордена. Мобэй отступил назад, поглубже в густую тень.

На первый раз достаточно, и он сложил печать, сразу отправляющую его домой.

«Домой» — очень непривычное слово для него. Ледяной замок, в котором он прожил много лет — официальная резиденция всех владык ледяных демонов, — так и не стал ему домом. Эту пещеру он нашёл недавно, заблудившись во льдах, охотясь на маунтольва. Пещер в их землях было много, но эта была особенной: льды прозрачные настолько, что насквозь видно, словно только появившаяся корочка на свежезамёрзших лужах, но такие прочные, что выдержали удар его ледяного меча. С гулким звоном отлетел меч от поверхности и даже зарубки на ней не оставил. Солнце же, преломляясь, раскрашивало пещеру розовым и тёмно-фиолетовым, рисуя весёлые отсветы и поднимая настроение. Пещера была большой и извилистой, она плутала вглубь, удивляя неожиданными поворотами. Зайдя подальше, но так и не попав в тень, Мобэй решил остановиться. Подчиняясь его желанию, на пол лёг снег, упруго складываясь в широкую кровать.

На ней он и отлежался, глядя на потолок и стены, по которым бродили цветные пятна, следуя движению солнца снаружи. Только в безлунную ночь или во время бурана в пещере становилось совсем темно. В следующее появление здесь Мобэй принёс запасную одежду и гарпун побольше, он всё ещё хотел поймать маунтольва, а зверюга оказалась на редкость хитрой и обычных ловушек избегала.

Незаметно пещера обросла его вещами, для которых вскорости он построил широкую полку, затем ему потребовался шкаф для одежды и крюки для оружия. У него всё ещё не было времени обследовать пещеру полностью, но даже того, что было, ему хватало.

Его мучил вопрос «почему». Почему очевидно слабый заклинатель не убил его, когда мог. Почему делал то, что, считал, спасёт его жизнь. Демоны сильнее и выносливее людей, убить демона сложно, но человечек этого не знал, он действовал так же, как со своими слабыми и хрупкими соплеменниками.

Заклинатели были посильнее смертных, но в этом парне человеческая ци почти не чувствовалась — от защитных печатей, окружающих пик, фонило сильнее. То есть спасал, рискуя своей жизнью. Почему?

Это «почему» не давало спать, рождая несвойственную задумчивость. Мир Мобэя был прост. Есть мы — демоны, и они — люди. Людей надо убивать. Временами он жалел, что как демоны юга не мог есть человечину. Это была бы подходящая смерть для подлого и хитрого врага — в желудке у сильнейшего.

Он сталкивался с людьми, и с самого первого раза они показали себя жестокими, подлыми, стремящимися нанести удар исподтишка сильному и с удовольствием издевавшимися над слабым. Он успел побывать и тем, и тем, и больше не попадёт к ним в руки, лучше в бою умереть.

Так почему он его лечил?! Мобэй с грохотом опрокинул оружие на пол.

Слежка, которой он теперь посвящал всё своё время, ничего не давала. Он изучил все потаённые места и теперь открывал порталы сразу куда нужно, минуя охранные печати и стражу. Он выяснил название пика и запомнил некоторые имена. Только ответа так и не получил.

Шан Цинхуа был мелким учеником на положении слуги, который бегал по поручениям и терпел издевательства от тех, кто сильнее и старше. Это настолько напоминало жизнь в демоническом мире, что Мобэй удивлённо поднимал брови.

У этого ученика заклинателей не было причин помогать ему.

Мучительный вопрос не оставлял выбора. И он задал его напрямую, подкараулив Шан Цинхуа в редкий момент, когда тот был один.

Но ничтожный человечек осмелился окрыситься и даже пытался оттолкнуть. Мобэй славился своей вспыльчивостью — меч возник в его руке в то же мгновение, он приготовился нанести удар, сразу избавив себя и от свидетеля своей слабости, и от беспокоящего вопроса, но слишком близко раздался голос лидера пика, а сражаться с заклинателем неизвестно какой силы Мобэй не рискнул. В первый раз у него получилось раскрыть портал красивым взмахом меча, метнув фигуру печати на кончик лезвия.

* Шэнь Юань *

Шэнь Юань готовился. В цянькунь полетели печати, своим в лекарню на Цинцзин и в бордель он отослал с большим запасом, но и себя не забыл — путешествие могло оказаться долгим.

Учеников проинструктировал, дальше они сами справятся, даже лекции расписал, на пару недель хватит.

Его расстраивало, что хороших печатей сдерживания он не нашёл, а значит, Тяньлан-цзюня придётся ловить подручными средствами. Шэнь Юань отложил боевой веер и несколько удобно ложащихся в руку кинжалов, их он закрепит на поясе.

Лишать брата оружия, тем более, так надолго, совсем не годилось, а значит, Сюя заменит обычный ученический меч. Грустно, конечно, Сюя тоже расстроилась, рукоять льнула к руке, но оспорить решение не пыталась. Всё же у неё есть хозяин.

От Цветочного меча он отделил три цветка, сначала хотел один в волосы, как оружие последнего шанса — никто не подумает плохого, глядя на невинно выглядящий цветок, но одного могло не хватить, всё же у лепестков режущая часть очень маленькая, так что ещё два он спрячет на одежде.

Вместо тяжёлого и большого циня *(То же, что и гуцинь, только в древности. Тогда цинь был такой один. Это позже все инструменты такого вида стали называть цинями. А собственно циню, чтобы его выделить, добавили слог «гу» — то есть старый, древний.) он хотел взять эрху, но его смущал длинный и хрупкий смычок. Проще всего было бы сложить инструменты в мешочек цянькунь, но как отреагируют духовные струны на такое, никто не знал, но только духовные струны могли бороться с демонической ци. Ещё раз всё взвесив, Шэнь Юань всё же остановился на пипе, она была широкой и напоминала короткое круглое весло, каким пользовались в южном море, но намного легче циня, а эрху вместе со смычком он всё же рискнёт сложить в мешочек цянькунь, заодно испытает. Еда и вода полетели следом, а ещё длинный бамбуковый шест, с которым он очень неплохо управлялся.

Красивые и дорогие одеяния главы пика сменили скромные тканые одежды бродячего путешественника, а высокую гуань — деревянная заколка.

Сейчас он работал над нефритовым знаком Цинцзин, стараясь придать плотному материалу защитные свойства, но пока не преуспел, горсть таких знаков полетела в цянькунь.

Даже удивительно, сколько ему всего оказалось надо, а он совсем недавно планировал покинуть Цинцзин с одним мечом. И это еще не всё: подходящий котелок и чайник придётся купить по дороге.

Шэнь Цзю он оставил подробную записку и, довольный собой, поспешил к выходу. Он легко уклонился от встреч со снующими учениками и присоединился к толпе страждущих и торговцев, толкущихся недалеко от ворот, а потом, растолкав всех, вышел за пределы Цинцзин и спустился по лестнице.

Над головой раскинулось бесконечное небо, светило яркое солнце, почти сразу нашлась телега, готовая его подбросить поближе к дворцу Хуаньхуа, а там и до приграничья недалеко.

Пыль, которой он смело измазал лицо, придала его коже такой же оттенок, как и у окружающих его простых людей, новые одежды почти сразу забились ей, а повалявшись в телеге, полной соломы, он и вовсе приобрёл вид бывалого путешественника. Немного выбивались волосы, но их он стал закручивать повыше и стягивать на макушке, как делали крестьяне *(Реальная причёска мужчин Древнего Китая, выбривание половины головы было привнесено во времена правления маньчжуров.). А за глазами приходилось следить, ци норовила их сделать ярко-ярко-зелёными, без её воздействия возвращался их естественный оттенок, красивый, но не цепляющий взгляд.

Шэнь Юань с жадностью впитывал голоса, говорящие не так, как было принято на Цанцюн и в обществе знати. Они даже фразы строили по-другому. Обычные люди не сдерживали себя, подбирая приличествующие слова, они громко приветствовали знакомых, отпускали грубые шутки и даже распевали песни сомнительного содержания во всё горло. Многолюдный тракт больше напоминал базарную площадь. Шэнь Юань тоже умудрился удачно пошутить, люди грянули хохотом, один неудачник даже упал с осла, что вызвало новый приступ смеха. Его подняли, отряхнули и усадили обратно, Шэнь Юаня же за удачную шутку угостили яблоком. Отерев румяный плод о лацкан халата и стараясь не думать о бактериях, парень отгрыз от него большой кусок, чувствуя, как проблемы покидают его голову.

Чем дальше был от него Цанцюн, тем свободнее чувствовал себя Шэнь Юань.