Dark sky, bright stars | Тёмное небо, яркие звёзды (гет)

Молодой человек с каштановыми волосами, падавшими на лоб непослушными прядями, растянулся на бархатном диване в гостиной Калленов с показной небрежностью. Его поза была расслаблена до развязности, но бледное, с острыми скулами лицо и темные круги под глазами выдавали колоссальное внутреннее напряжение. Правое веко у него чуть заметно подрагивало. Он забросил ногу на ногу, развалившись в глубине мягкой спинки, будто был не против провести здесь вечность.

— Не ожидал такого радушного приема, — его голос звучал нарочито бойко, но в нем проскальзывала хрипотца. Взгляд, тяжелый и скользящий исподлобья, упал на Элис, застывшую на противоположном конце дивана с неподвижностью изваяния. — Особенно от такой хрупкой на вид и... миловидной особы. Я всегда питал слабость к этому типажу.

Он лгал. Вернее, не совсем. Слова были пустой шелухой, дымовой завесой. Джаспер, недвижимой глыбой стоявший у входа в гостиную, буквально чувствовал, как от гостя исходит густая, липкая волна настороженности, приправленная выбросами страха, которые он пытался подавить ядовитым высокомерием и сальными комментариями. В этом доме, полном вампиров, он был чужаком, и понимал это каждой частичкой своего существа.

Регулус сидел напротив, в кресле, сохраняя невозмутимую, почти ледяную позу аристократа. Его пальцы были спокойно сложены на коленях, но взгляд, тяжелый и оценивающий, не отрывался от гостя.

В этот мимолетный миг мимо дверного проема, словно сотканная из солнечного света и воздуха, проплыла Розали. Ее золотые волосы струились живым водопадом, переливаясь в мягком свете ламп.

— Ого, — не удержался Барти, и его взгляд, острый и цепкий, как у хищной птицы, на мгновение увяз в ее сияющем образе. — А здесь виды и вовсе божественные. Настоящая Валькирия.

Эммет, стоявший у окна со скрещенными на могучей груди руками, мгновенно напрягся. Мышцы на его плечах взбугрились, и в тишине комнаты могло показаться, что послышалось низкое, зарождающееся рычание. Но прежде чем оно успело оформиться, взгляд Джаспера, острый как бритва и полный неоспоримого приказа, встретился с его глазами. Эммет замер, лишь легкая, почти невидимая гримаса исказила на мгновение его губы.

Барти, казалось, даже не заметил этой бесшумной битвы взглядов. Он снова откинулся на спинку, изображая полную непринужденность.

— Ну что, мы так и будем молчать? — Барти не унимался, его взгляд снова пополз в сторону Элис, сидевшей с каменным лицом. — Хотя, ради таких прекрасных дам я готов провести здесь вечность.

— Окстись, придурок. Ты здесь по делу. — Регулусу уже начинал надоедать этот цирк.

Барти закатил глаза с преувеличенным театральным вздохом, но, к удивлению, послушался. Он выпрямился на диване, сбросив с себя маску небрежности. Его поза стала собранной, а взгляд — острым и сконцентрированным. Он приподнял одну темную бровь, словно говоря: «Ну? Я весь внимание».

Регулус безмолвно протянул ему листок бумаги, испещренный безупречными каллиграфическими строками.

— Прочти еще раз, — произнес он.

Барти взял листок, и его лицо преобразилось. Вся наигранность исчезла, уступив место холодной, аналитической серьезности, которая так контрастировала с его поведением ещё минуту назад. Он пробежался глазами по тексту, беззвучно шевеля губами.

— Ты понимаешь, — наконец произнес он, отрывая взгляд от бумаги и глядя прямо на Регулуса, — что я иду на эту хрень только потому, что мы друзья? Никто бы в здравом уме никогда не согласился на такие условия. Никто. Особенно учитывая... финальный акт.

Он имел в виду предстоящее стирание памяти. Согласиться на такое, не имея железных гарантий, да и в принципе понимания сути дела — высшая степень доверия или безумия.

— Поверь, Барти, — голос Регулуса дрогнул, в нем впервые за вечер прозвучала искренняя, не притворная нотка, — я это прекрасно понимаю. И благодарен. Твое вознаграждение будет ждать тебя, как только всё закончится.

Он наклонился к своей сумке и с величайшей осторожностью, движением, полным почти религиозного трепета, извлек старинный фолиант. Он не стал передавать его, лишь позволил Барти рассмотреть вблизи потрепанную кожаную обложку, тусклый металл застежек, ощутить исходящую от книги волну древней, черной магии.

— «Sanctificatum Tenebrarum», — тихо прошептал Регулус. — Темнейшие практики. Венец библиотеки Блэков. В единственном экземпляре.

Глаза Барти вспыхнули лихорадочным, жадным блеском. Он на мгновение забылся, его рука непроизвольно потянулась к тому, как магнит притягивался к металлу.

Регулус резко, почти грубо, отдернул книгу, прижав ее к груди.

— Без перчаток не лезь. Убьет.

— Не учи ученого, — раздраженно пробормотал Барти, судорожно засовывая руки в драконьи перчатки.

Его пальцы слегка дрожали от нетерпения. Когда он наконец взял книгу в руки, его движение было полным восхищения и больной, почти болезненной любви. Он провел ладонью по корешку, ощущая шероховатость вековой кожи, и тяжело вздохнул. Забрать сокровище сейчас не было возможности — этому мешала будущая махинация с его памятью. Он принял на веру, что Регулус — достаточно хороший друг, чтобы выполнить свою часть сделки без магического подкрепления.

— Ну, и кто скрепит Обет? — спросил он, наконец отрываясь от фолианта и снова поднимая на Регулуса свой пронзительный взгляд.

— Есть человек, — Регулус отвел глаза, его взгляд скользнул в сторону темного коридора. — Которого тебе видеть пока нет надобности.

Барти замер на секунду, изучая его лицо. Затем беспечно пожал плечами, и маска легкомысленности снова вернулась на его лицо.

— Понял. Вопросов нет.

Лили вышла в мантии-невидимке, которую практически год не доставала со дна безразмерной сумки. И теперь, снова почувствовав эту ткань на своей коже, она испытала странное, двойственное ощущение. Шелковистая прохлада материи, почти невесомой и в то же время ощутимой, словно окутала ее не только физически, но и ментально — вернула с собой сладко-горьковатый привкус былого.

Привкус Хогвартса, потайных ходов, ночных вылазок с Картой Мародеров и того щемящего чувства опасности, что щекотало нервы и заставляло сердце биться чаще.

Но сейчас это сердцебиение было иным — не предвкушением шалости, а тяжелым, глухим гулом тревоги. Под ее складками Лили сжала кулаки, чувствуя, как дрожь в пальцах понемногу сменяется холодной, выверенной решимостью.

Она медленно подняла палочку, и её кончик вспыхнул мягким золотистым сиянием, отражаясь в расширенных зрачках Барти. Он на мгновение заколебался; пальцы непроизвольно дёрнулись, прежде чем он, с ожидаемой опаской, медленно протянул руку. Регулус, стоявший рядом, сделал то же самое. Их руки сцепились в напряжённом замке.

— Клянёшься ли ты, Бартимиус Крауч, — начала Лили чётко, глядя прямо на него, — приложить все свои силы и умения для успешного исполнения получения, которое доверит тебе Регулус Блэк во время вашей договорённости, — если только это поручение не будет заключать в себе прямой риск для твоей жизни или здоровья?

— Клянусь, — негромко ответил Барти.

Тонкая нить света сорвалась с кончика палочки и оплела их сцепленные руки, обвившись вокруг запястий тугим кольцом.

— Клянёшься ли ты, вплоть до завершения вашей договорённости, воздерживаться от любых действий или чар, которые могут навредить, помешать или иметь угрозу для кого-либо из присутствующих в этом доме, — за исключением случаев поручения Регулуса Блэка или прямой угрозы твоей жизни или здоровью?

— Клянусь, — повторил Барти, губы его дрогнули, но взгляд остался спокойным.

Вторая нить туже затянулась вокруг рук, чуть обжигая кожу.

— Клянёшься ли ты, — Лили опустила голос почти до шёпота, — по завершении вашей договорённости добровольно и без сопротивления подчиниться процедуре модификации памяти, которую проведёт над тобой Регулус Блэк, — если только эта процедура не имеет под собой умышленной угрозы твоей жизни или рассудку.

Барти моргнул, на его лице мелькнула нервная усмешка.

— Клянусь, — сказал он наконец.

Последняя нить вспыхнула ослепительным пламенем и впаялась в кожу, оставляя на мгновение призрачный золотистый след. Магия сомкнула третье кольцо, закрепляя обет.

— Знакомый голос, только я не могу вспо...

Она резко скинула капюшон с головы, и золотистый свет ламп выхватил из полумрака знакомые черты: тёмные волосы, скрывающие шрам и серьезное, сосредоточенное лицо с двумя практически искрящимися изумрудными глазами. Её было невозможно не узнать.

Барти ахнул и вскочил, как ужаленный, его палочка мгновенно оказалась направленной на нее. Нить на руке засветилась, заставив его зашипеть сквозь зубы. Вся его тревога, накапливавшаяся с самого начала, нашла выход именно сейчас. В воздухе повисло напряжение, вампиры замерли в готовности ринуться вперед, но Регулус резким жестом остановил их. Он поднял руки в воздух, пытаясь вернуть в комнату спокойствие.

— Какого черта?! — в панике закричал Барти. — Какая же ты тварь, Реджи!

Он бросил палочку на пол и схватился за голову. Его тело сотряс нервный, истеричный хохот.

— Ты подписал мне смертный приговор! Он узнает! Он обязательно узнает! — Барти начал бормотать что-то бессвязное, и остановила его только смачная оплеуха от Регулуса.

— Салазар, Барти, возьми себя в руки. Мы сотрем тебе память.

— Будь уверен, он все равно узнает!

Лили не шелохнулась, выдерживая его взгляд, полный отрицания и паники. Она понимала его реакцию. Понимала прекрасно его смятение, видела отражение собственного страха в его глазах, но отступать было поздно.

— Он не узнает, — твёрдо сказал Регулус, поднимая с пола его палочку и возвращая её хозяину. — Потому что ты ничего не будешь помнить. Ты получишь свою награду, а в твоей памяти останется лишь смутное воспоминание о том, как мы с тобой пили Огденское, а потом я проиграл томик Тёмных практик тебе в Блэкджек.

Барти тяжело дышал, его взгляд бегал по комнате, выхватывая бесстрастные лица вампиров, замершую Лили, решительное лицо Регулуса. Он понимал, что попал в ловушку, из которой не было выхода.

— Ты ахуенный друг, Реджи. Чтоб тебя пикси загрызли, — с горьким смирением произнес Барти, но усилием воли взял себя в руки. Его взгляд стал пустым и усталым.

Сглотнув, он медленно опустился на диван.

— Ладно, — прошипел он. — Ладно. Валяй. Я в твоих руках. Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Регулус перевёл взгляд на Лили, и в его глазах читался немой вопрос: «Ты уверена?». Она ответила ему коротким, почти невидимым кивком. Её лицо было бледным, но решительным.

— Мне нужно, чтобы ты применил к ней Круциатус, — сказал Регулус, и его голос прозвучал неприлично громко в гробовой тишине комнаты.

Барти фыркнул, будто ожидал чего-то более изощренного.

— И всё? — он презрительно осмотрел Лили с ног до головы. — Да тут все, кажется, сошли с ума.

— Нет, — хладнокровно прервал его Регулус, выуживая из кармана старинный фолиант и передал в его протянутую руку, облачённую в чёрную кожу. — Не всё. Ты должен доказать свою волю.

Барти благоговейно взглянул на незнакомую книгу в своей руке, его тёмные брови поползли вверх, а карие глаза жадно искали объяснений. Но перед ним была лишь кривоватая ухмылка Регулуса.

— Ладно, понял, — пробормотал он с лёгкой иронией в голосе. — Видимо, на вопросы мои отвечать всё равно нет смысла.

— Может быть, позже. А пока… давай приступим.

Барти пожал плечами, снова надевая маску безразличия, но в его глазах загорелся тот самый опасный, голодный огонёк, который Регулус и ожидал увидеть. Жажда причинить боль, необходимая для проклятия, уже начинала шевелиться в его сознании.

На самом деле, Барти не был психопатом, питающимся чужой болью — Регулус мог сказать это так же ясно, как ясно мог видеть страх в его душе перед грядущими событиями, над которыми он не властен. Он просто был одним из тех немногих, которые могут выжить из своего сознания максимум. Это была одна из тех множества черт, за которые он испытывал к нему уважение.

— Не могу поверить, что мы и правда этим занимаемся, — пробормотал Эммет в пустоту.

Лили сделала глубокий вдох, закрыла глаза на секунду, возводя последние ментальные барьеры.

— Готова, — выдохнула она.

— Crucio!

Красный свет ударил её в грудь, и мир взорвался болью.

Это не было похоже ни на что, что она могла представить. Это было не просто страдание — это было тотальное уничтожение. Каждая клетка её тела кричала в агонии, нервы превратились в раскалённые провода под напряжением. Её кости, казалось, крошились изнутри, а мышцы рвались на части. Она не кричала — у неё не было на это воздуха. Она рухнула на пол, её тело извивалось в судорожных конвульсиях, не подчиняясь ей.

Мысли разлетелись в прах. Не было ни страха, ни надежды, ни прошлого, ни будущего. Был только всепоглощающий, белый от боли, огонь.

Элис напряглась всем телом, ее тонкие пальцы впились в подлокотники кресла. Джаспер сжал ее холодную ладонь, облаченную в черную кожу, в своей.

От него исходила густая, тяжелая волна желания успокоить, смягчить остроту чужого страдания, которое витало в воздухе ядовитым маревом, но он подавил в себе её.

— Хорошо, что здесь нет Эдварда, — прошептал Джаспер, прикрыв глаза, не имея ни малейшего желания видеть это зрелище. Его дар был проклятием в такие моменты — он чувствовал каждую крупицу агонии, исходящей от Лили.

Прошла всего секунда, но казалось, удушающий ореол темной магии уже успел заволочь весь дом и вбиться в легкие всех присутствующих. И в этот момент раздался тихий, но отчетливый щелчок.

Металлические застежки расстегнулись. Регулус, не теряя ни секунды, резким движением выхватил фолиант из напряженной руки Барти и передал его Элис. Та взяла его, и ее пальцы начали листать страницы с нечеловеческой скоростью. Ее глаза, широко раскрытые, не моргая, сканировали каждый символ, каждую иллюстрацию, каждый клочок текста, запечатлевая их в своей безупречной вампирской памяти навеки.

— Legilimens, — тихо произнес Регулус, обращаясь к подрагивающему телу на полу.

И там было чему удивиться.

Тело Лили все еще билось в остаточных конвульсиях, но ее разум... ее разум был не пустотой и не хаосом, как следовало бы ожидать во время Круциатуса. Перед ним проплыли простые, почти нарочито бесхитростные мыслеобразы:

Лили, сидящая в библиотеке с Гермионой Грейнджер, они вместе смеются над какой-то шуткой.

Лили, усердно изучающая заклинания на уроке ЗОТИ.

Лили в Норе встречает Рождество.

Он видел сцену на кладбище и ту горечь, ту мучительную боль, которую она давно уже не испытывала в этом воспоминании. Это чувство было поддельным — искусственно созданным.

Он сам научил её этому.

Он отошёл от этих воспоминаний, встречая саму суть её сознания. Это была гладкая, черная поверхность, словно отполированное обсидиановое зеркало. Оно не отражало ничего, кроме его собственного изумления. Он попытался надавить, найти щель, слабое место — но поверхность была абсолютно монолитной и безразличной.

А Лили в этот момент просто плыла. Физическое тело, принявшее на себя удар проклятия, осталось на полу. Оно выгнулось в немой судороге, мышцы свело невыносимой болью. Но Лили больше не было внутри него.

Ее сознание, то самое «наблюдающее я», отступило. Не на шаг назад, а куда-то в сторону, в нейтральное пространство, лишенное координат. Оно парило где-то между телом на полу и потолком, холодное и безразличное.

Физическая боль была там, внизу. Она была реальной, всепоглощающей, разрывающей каждую клетку того тела, что когда-то было ее. Но она больше не была ее болью. Это был просто сигнал. Данные, поступающие с брошенного командного пункта. Интересно, конечно, с научной точки зрения — как именно нервная система интерпретирует магическую атаку как ощущение плавления костей, — но не более того.

Мир сузился до плоской, беззвучной картинки. Она видела, как дергается ее рука, слышала (но не ощущала) хрип, вырывающийся из пересохшего горла. Голос Регулуса, произносящий заклинение, прозвучал как отдаленный гул, лишенный всякого смысла. Но она была готова отразить всё что угодно.

Когда проклятие исчезло, связь восстановилась не мгновенно. Но потом ощущения ворвались разом: ломота в мышцах, тупая боль, тошнота, холодный паркет под щекой.

Она медленно открыла глаза. Потолок плыл перед взглядом. Потом она повернула голову и встретилась взглядом с Регулусом. В его глазах — изумление и гордость.

Он быстрым движением протянул ей маленький пузырек, заставив проглотить вязкую противную жижу одним глотком. Горьковато-сладкий вкус разлился по горлу, вызывая легкое онемение.

— Что это? — хрипло выдохнула она, чувствуя, как дрожь в теле начинает стихать.

— Снейп варит для матери. Помогает в таких ситуациях, — коротко бросил Регулус, убирая пустой пузырек.

Лили кивнула, ощущая, как тяжелая волна усталости накатывает на нее, но острая боль отступает, превращаясь в глухую ломоту. Она все еще лежала на полу, но теперь могла думать яснее.

В это время Элис отодвинула от себя фолиант. Ее золотистые глаза заблестели в полумраке.

— Готово, — произнесла она.

Лили медленно поднялась, после чего сразу же свалилась на мягкий диван, утопая в бархатных подушках.

— Я не смог пробиться. Поздравляю, такого я от тебя точно не ожидал. Ты же занимаешься меньше года! — взгляд его скользнул по Лили, и на мгновение в нем мелькнуло уважение.

— На самом деле, я не сразу закрылась. Меня спасла та секунда, которую ты потратил на передачу томика, — тихо сказала Лили, уткнувшись лицом в приятную ткань подушки.

— Так вот чем ты занималась всё это время, Поттер, — всякий холод исчез с лица Крауча, вернув ему былую беспечность. — А мы-то уж тебя потеряли.

— Надеюсь, всё так и останется, — пробормотала Лили, не поднимая головы.

— Раз уж я ваш заложник и всё равно лишусь памяти, — протянул он с ленивой насмешкой, — может, хоть утолите моё любопытство? Что, Мерлин вас дери, вы тут задумали?

Регулус и Лили переглянулись.

— Мы ищем способ убить Тёмного Лорда, — наконец тихо сказала Лили.

Барти фыркнул, но в его смехе прозвучала скорее горечь.

— Понял. Вот с этого момента мне знать лучше не стоит, даже если я этого не запомню. Мы закончили?

Регулус кивнул, поднимаясь с кресла. Он отвел Барти в столовую, не укрываясь от чужого слуха, но подальше от любопытных взглядов.

— Спасибо, друг, — тихо сказал Регулус, когда они остались одни. — Буду должен.

Барти иронично усмехнулся:

— У нас же сделка. Фолиант за услугу. Никаких долгов.

— И всё равно ты согласился, будучи не в самом выигрышном положении, — Регулус посмотрел ему прямо в глаза. — Я не забуду этого.

С лица Барти резко исчезла вся напускная легкость.

— Ты похож на Сириуса, знаешь ли, — прошептал он. — Такой же безрассудный дурак, лезущий под капюшон к дементору ради призрачных целей. Это всё из-за него, не так ли? Или из-за неё?

— Когда-нибудь всё это закончится, — сказал Регулус без тени сомнения, проигнорировав вопрос. Эту информацию ему, пожалуй, тоже следует стереть.

— Очень на это надеюсь.

Регулус достал из внутреннего кармана мантии плоскую серебряную чекушку и протянул Краучу.

— Вот, залпом. Опьянеешь как раз к моменту, когда мы будем в «Дырявом Котле».

Барти с благодарностью принял фляжку, опрокинул её одним глотком и с гримасой вернул обратно.

— Ну и дерьмо.

— Да полно тебе, она стоит как две твоих почки.

Крауч пожал плечами, явив миру такую редкую для его лица добрую улыбку.

— Obliviate!