Потерянная — незнакомая себе (гет)

— И что же с тобой произошло? — тихо спросил Невилл, когда они остались вдвоём.

— Ты же знаешь… у меня травмы, — ответила Ева неуверенно.

Невилл кивнул. Он давно подозревал, что с ней что-то не так, но никогда не настаивал. Ева, поколебавшись, решила всё-таки открыть правду — хотя бы лучшему другу.

— Я принимаю лекарства, — продолжила она, глядя куда-то в сторону. — У меня бывают кошмары… панические атаки. Мне было тяжело долго находиться в шумных, людных местах. Особенно после того случая с дементором — всё стало только хуже.

Она сделала глубокий вдох, будто пытаясь вытолкнуть из себя напряжение. Невилл не торопил, просто ждал.

— Мадам Помфри назначила лечение. С начала года я пью зелья, и сплю в отдельной комнате. По ночам… Иногда… я кричу. Мне снятся те события снова и снова. Сначала было очень тяжело, но потом… стало легче. Я даже начала верить, что всё обошлось.

На секунду её голос дрогнул.

— А потом… на пасхальных каникулах, из-за учёбы и стресса, я стала забывать принимать зелья. И вот сегодня утром — приступ. Мне стало плохо, и я пыталась найти тихое место, но по пути… меня накрыло. Седрик оказался рядом. Он помог мне.

— Что говорит мадам Помфри, если не пить зелья вовремя? — серьёзно спросил Невилл.

— Последствия… — Ева опустила взгляд. — Потеря зрения. Учащённые панические атаки. Может быть даже хуже.

Невилл побледнел. Он не ожидал, что она скрывает такое страшное.

— Почему ты мне ничего не сказала? Мы же друзья.

— Я… пыталась забыть. Всё, что случилось в Приюте. Я не хочу с кем-то делиться этим. Даже с тобой.

В этот момент его будто ударило током. Воспоминание нахлынуло внезапно — урок с боггартом. Тот мальчик… его злобные слова… Тогда он не понял, что это значило. А теперь — понял. И стало страшно.

— Он… Тот, кого показал боггарт… — Невилл не смог выговорить. — Он с тобой что-то сделал?

Ева зажмурилась, как будто хотела прогнать саму мысль.

— Не успел. Я вырвалась. В последний момент.

— Я его уничтожу…

— Невилл всё х…

— Только не это. Только не говори, что всё хорошо. Я не виню тебя за молчание. Но не ври мне.

Она подошла к нему и обняла. Заплакала. Всё это время она боялась, что он её не поймёт. Или, хуже, осудит. Но он не только понял, он захотел защитить её.

Они сидели в уголке гостиной Гриффиндора. Тихо, вдвоём. Когда слёзы утихли, ей стало легче. Невилл улыбнулся — и просто обнял её. Крепко, по-дружески.

Они бы сидели так дольше, но один за другим ребята начали возвращаться с обеда. Ева встала.

— Мне нужно побыть одной, — тихо сказала она и пошла к себе в спальню.

На следующее утро, за завтраком, Ева украдкой посматривала в сторону стола Пуффендуя. Она искала глазами Седрика. Когда находила — следила за ним, будто не могла оторваться.

— Он тебе нравится, да? — вдруг спросил Невилл с лёгкой улыбкой.

Ева густо покраснела.

— Да… не знаю почему. С того дня, как он мне помог, я не могу перестать думать о нём, — мечтательно вздохнула она.

Невилл кивнул, не слишком уверенно:

— Я, честно, плохо понимаю в таких делах… Может, тебе стоит поговорить с Гермионой? Она наверняка знает, как поступить.

— Нет, я пока не готова что-то предпринимать. Но… Я просто хотела кому-то это сказать, спасибо, что спросил. — хихикнула она.

Невилл не ответил, только снова тепло улыбнулся.

А в стороне, за столом Гриффиндора, Джордж наблюдал. Наблюдал за тем, как Ева смотрит на Седрика.

* * *

Приближался конец учебного года. Все с головой ушли в подготовку к экзаменам — библиотеки были переполнены, учебные залы почти не пустовали. Даже разговоры в коридорах всё чаще сводились к формулам, заклинаниям и теориям.

Ева, в отличие от многих, чувствовала себя спокойно. Она хорошо справлялась как с практикой, так и с зачётами, поэтому дополнительная нагрузка её особенно не пугала. Несмотря на это, свободного времени у неё было немного — она часто помогала Гермионе, которая, хоть и знала почти всё, всё же испытывала стресс из-за желания сдать всё идеально.

Гермиона порой выглядела измождённой, и Ева, тихо подставляла плечо: приносила чай, поясняла сложные темы, или просто молча сидела рядом, чтобы подруге было легче.

Когда однажды Гермиона объясняла ей нюансы по предметам, которые Ева даже не изучала всерьёз, та схватывала суть удивительно быстро. Гермиона была поражена:

— Ева… ты же такая умная! Почему ты не показываешь это на уроках? — с лёгким упрёком, но и искренним восхищением, произнесла она.

— Мне это не нужно, — спокойно ответила Ева.

— Но ведь ты с первого курса всё делала с невероятной лёгкостью! Помнишь урок трансфигурации? Ты первая без ошибок превратила спичку в иголку. Профессор Макгонагалл тогда была в восторге. А потом ты будто специально начала сдерживать себя…

— Я не люблю выделяться, — тихо сказала Ева. — И учиться ради баллов — не для меня. Мне просто нравится… жить спокойно.

Гермиона хотела было возразить, но, взглянув на подругу, поняла: продолжать разговор не стоит. Это не лень. Не страх. Это выбор. И за ним стояла какая-то глубокая внутренняя причина, которую, возможно, она узнает не скоро.

Она лишь кивнула и больше не поднимала эту тему.

* * *

К счастью, экзамены для Евы прошли хорошо. Почти все предметы она сдала именно так, как хотела. Она была спокойна — не от уверенности, а от внутренней собранности.

В последний день перед каникулами Гермиона подошла к ней с тревожной новостью:

— Сегодня казнят Клювокрыла…

Ева замерла. Потом глаза Гермионы наполнились слезами. Она опустила взгляд и медленно покачала головой.

— Мы с Гарри и Роном собираемся пойти поддержать Хагрида, — добавила Гермиона. — Присоединишься?

Но Ева отказалась.

Она чувствовала — сегодня всё изменится. Сириус Блэк найдёт Питера Петтигрю. Гарри узнает правду — о предательстве своего отца, о том, кто действительно сдал Лили и Джеймса. Она знала, что в этот вечер судьбы нескольких людей перекроются.

Ева хотела помочь. Очень. Но её связывал контракт — и вмешиваться напрямую было бы опасно.

И всё же… она не могла просто сидеть сложа руки. Пока она не знала, что именно сможет сделать — но ощущала: должна попытаться.

* * *

Ева сидела одна в комнате, глядя в окно на темнеющее небо. Под её взглядом исчезали в вечерней дымке трое под мантией-невидимкой — Гарри, Гермиона и Рон. Сердце сжалось.

Она знала, что эта ночь может стать ключевой. Если Питер не сбежит… возможно, Волан-де-Морт никогда не возродится. Возможно, она сможет спасти всех. Или хотя бы кого-то. Или — всё.

«Если изменить этот момент…» — думала она. Но контракт с магией времени давил, угрожая наказать её, как только она пыталась пойти против хода истории.

И всё же, в этот раз было иначе.

Она не чувствовала той леденящей боли, что обычно приковывала её к месту. Возможно, это и был шанс. Возможно, сама магия позволяла ей вмешаться.

Она вскочила. Схватила свою сумку, наложила чары невидимости — более сильные, чем обычная мантия — и, не оглядываясь, побежала через ночной парк, к Гремучей Иве.

Путь показался вечностью.

Когда добралась, никого не было. «Значит, они уже внутри», — догадалась она. Встав между корнями дерева, Ева скрылась в тени, усилив чары невидимости, и замерла в ожидании.

Первым пришёл профессор Люпин. Даже под чарами Ева прошептала:

— Зря вы не выпили зелье…

Позже — профессор Снейп. Он держал в руках Карту Мародёров и, словно трофей, мантию Гарри. Он тоже направился в проход.

Где-то вдали раздавались звуки пьяного пения Хагрида. Вероятно, праздновал то, что Клювокрыла не казнили. Значит, Гарри и Гермиона из будущего уже рядом. Ева не видела их — возможно, они были в укрытии

И тогда всё началось.

Они выходили один за другим, как герои из трагедии: Рон, Гарри, Гермиона, Сириус, Люпин, Снейп… Даже Питер. Всё разворачивалось словно в замедленном сне.

Ева затаила дыхание.

Преображение Люпина в оборотня — было ужасным. Его тело изгибалось под неестественным углом, пальцы вытягивались в когти, глаза заливало безумие. Она впервые видела, как выглядит истинный ужас метаморфоз.

Сириус в облике Пса бросился на него — без раздумий, без страха. Только чтобы защитить детей.

У Евы дрожали руки, но она не двигалась. Её сердце бешено колотилось. Всё шло так, как должно было. Но скоро Питер сбежит. И у неё будет всего один шанс.

Они сражались.

Питер, схватив палочку Люпина, оглушил Рона. Затем бросил заклинание в сторону Глотика — тот отлетел и исчез в темноте.

— Жалкий трус! — не сдержалась Ева, прошептав сквозь зубы. Но звук был не слишком громким

И тут Петтигрю обернулся... в крысу.

Без промедления Ева сорвала с себя чары невидимости и мгновенно трансформировалась. Из клубка света возникла грациозная лань. Инстинкт в форме анимага был сильнее страха — она сорвалась с места, мчась за крысой сквозь ночную траву.

Крыса металась, извивалась, уворачивалась, но копыта лани стучали позади, всё ближе. Один из ударов едва не раздавил его — но Питер в последний момент вывернулся, юркнув в кусты.

В этот момент в спину Еве ударил звук — тяжёлый топот. Обернувшись, она увидела оборотня. Люпин.

Он вырвался, возможно, после схватки с Сириусом. Глаза его налились безумием. Он почувствовал запах — и бросился на неё.

Ева поняла, что совершила ошибку. Но пути назад не было.

Она метнулась в сторону, уводя его прочь от остальных. Сириус вновь бросился на Люпина — пёс и волк сцепились в яростной битве. Ева резко развернулась, подскочила к ним и ударила копытами оборотня, отвлекая на себя. Он взвыл и метнулся к ней, но она, ловкая в анимагической форме, увернулась и снова атаковала.

Мелькнула мысль: «Это Люпин… мой любимый профессор…» — но она тут же оттолкнула её. Сейчас — это хищник. Угроза.

Наконец, где-то вдалеке послышался волчий зов — другой оборотень или, возможно, какой-то магический зов инстинктов. Люпин дёрнулся и рванул в сторону звука, исчезая в ночи.

Ева остановилась, тяжело дыша, и вновь приняла человеческий облик. Сириус тоже обратился в себя. Он шатался, ослабевший.

— Вы в порядке? — Ева кинулась к нему, достала зелье из сумки и поднесла к его губам. Сириус едва сделал глоток.

— Ты… Анимаг? Кто ты? Почему помогаешь? — он смотрел на неё с изумлением.

— Я… Ева. Мы потом всё обсудим. Сейчас нужно уходить. Впереди опасность.

Сириус хотел было рвануться, но внезапно всё вокруг похолодело. Воздух задрожал от тишины. Над землёй скользили силуэты.

— Дементоры… — прошептала Ева.

Сириус обмяк — возможно, раны дали о себе знать. Ева подняла глаза — крыса! Питер! Он юркнул в сторону, исчезая в темноте.

— Поймай его! — с трудом выдохнул Сириус. — Это …

— Питер Петтигрю! Я знаю. — Сириус удивленно посмотрел на неё.—Но, пожалуйста, никому — даже Гарри — не говорите, что видели меня, — твёрдо сказала она. Он кивнул.

И Ева бросилась вдогонку.

Она мчалась сквозь лес, чувствуя, как силы оставляют её. Питер, казалось, растворился в ночи. В какой-то момент она остановилась и тяжело опустилась на колени. Сердце грохотало, тело дрожало.

И тогда пришли они.

Они медленно скользили из тени — десятки дементоров. Тьма сгущалась, и страх, холод и беспомощность окутали её.

Дементоры надвигались со всех сторон. Тьма была не просто вокруг — она вползала внутрь. В легкие, в кровь, в сердце. Казалось, даже звуки исчезли. Только собственное, сбивчивое дыхание.

Холод. Сковывающий до костей. Звуки прошлого эхом всплывали в голове:

— «Ты ничто...»

— «Сама виновата...»

— «Неужели ты думала, что тебя кто-то спасёт?»

Это был не просто страх — это была память. Ева упала на колени, зажимая грудь. Волны паники накрывали, как ледяной шторм. Она снова была той маленькой девочкой, одинокой, беспомощной, в запертой комнате. Один на один со злом.

«Я не справлюсь… Я не смогу…»

Но тут — внутри, будто искра. Крохотный, едва слышный голос.

«Ты справилась тогда. Ты выбралась. Ты спаслась сама.»

Она всхлипнула, не понимая, откуда берётся это тепло. И в голове всплыли лица.

Мама — с её тёплыми руками и тем нежным голосом, который звал:

— «Ева, солнце моё...»

Невилл — его искренние глаза, руки, которыми он поддержал её, когда она призналась в самом страшном.

Гарри — его светлая улыбка.

И вдруг — всё стало ясно.

«Это больше не про страх. Это про выбор. И я выбираю бороться.»

Она с трудом поднялась, сжав палочку. Пальцы дрожали. Она почти не чувствовала их — только глухой звон в ушах.

Но голос… голос был твёрдый:

— Экспекто... Патронум!

И в этот момент — всё исчезло.

Больше не было крика. Не было страха. Только свет.

Из палочки вырвался поток чистого серебра, словно солнечный луч среди урагана. Он сгустился, завертелся и стал... ланью. Великолепной, сияющей, как само воплощение надежды. Она встала перед Евой, гордо подняв голову.

Дементоры зашипели, отступая, закрываясь плащами. Лань метнулась вперёд, ударив их светом. Тьма дрогнула. Воздух стал легче.

Ева стояла, прижимая руки к груди. Её патронус, её свет, не оставлял её. Он вернулся к ней, и она шагнула ближе — протянула руку, коснулась его теплого, серебряного бока. Слёзы текли по щекам, но они были не от страха. От силы.

— «Я смогла...»

Патронус растворился в свете. Но вдалеке, за склоном, за деревьями — что-то вспыхнуло.

Ещё один свет.

Олень. Сильный, высокий, сверкающий как факел среди ночи. Он мчался через берег озера, отбрасывая тень от дементоров, разрывая мрак. Грациозный и смелый.

Ева затаила дыхание.

Она не видела его лица. Но она знала.

— Гарри…

Она закрыла глаза, позволив себе наконец улыбнуться. Она не была одна.

И мир, казалось, на мгновение остановился — в балансе между тьмой и светом, между прошлым и настоящим.

— Они спасли Сириуса, — прошептала Ева, устало опускаясь на траву. — Но я... не смогла поймать Питера. — В её голосе звучала грусть, но в глубине глаз теплился свет. — Зато… я смогла. Смогла вызвать настоящего Патронуса.

Она улыбнулась себе, почти растерянно.

— Лань… — прошептала она, словно вслух проговаривала то, во что до сих пор не до конца верила.

Затем она поднялась и, вновь приняв облик своей анимагической формы — стройной лани, — направилась в сторону замка.

На обратном пути она увидела, как Снегг, хмурый и сосредоточенный, при помощи магии поднимает обессилевших Сириуса, Гарри и Гермиону. Он уже начал движение к Хогвартсу.

Недалеко от себя, она вдруг заметила… Гарри. Он стоял один, слегка наклонив голову, вглядываясь в темноту. Его глаза остановились на ней.

Он смотрит прямо на меня…

Ева замерла. Внутри всё сжалось. Узнал? Понял? Но Гарри сделал шаг ближе… и она не испугался. Наоборот.

Он подошёл почти вплотную. Протянул руку. Осторожно, с доверием — как будто не к дикому животному, а к другу. К существу, которое он знал.

Его пальцы коснулись её головы. Мягко, почти благоговейно.

Сердце Евы забилось сильнее. Она не понимала, что делать. Но лань в ней — свободная, сильная, добрая — не отпрянула. Напротив, ей… понравилось. Не просто прикосновение. А сам жест. В нём не было страха, не было желания удержать — только тепло.

Сзади послышались быстрые шаги.

— Гарри! — резко прошептала Гермиона, подбегая, ведя за собой Клювокрыла. — Ты же сказал, что просто посмотришь! Что ты сделал?!

— Я только что спас нам всем жизни, — хрипло ответил Гарри, не отрывая взгляда от лани. Гермиона уже открыла рот, но тут заметила её и замерла.

— Это… Лань? — Она нахмурилась. — В Запретном лесу они не водятся. Это не может быть дикая особь.

— Откуда ты знаешь? — спросил Гарри, продолжая гладить Еву.

— Я читала. Лань — редкое животное. Тем более — в этом лесу.

— Тогда… кто она? — прошептал Гарри, словно больше себе, чем ей.

И в этот момент Клювокрыл издал низкий звук и шагнул вперёд. Он будто узнал её. Ева вздрогнула — слишком многое происходило за один вечер. Она резко отпрянула назад.

— Ну вот… — раздражённо выдохнул Гарри. — Ты её спугнул.

Но она уже не слышала. Лань сорвалась с места и исчезла между деревьев.

Стук сердца заглушал всё. В её ушах звучал лишь один ритм — ритм прикосновения. Гарри. Его рука на её голове. Его спокойствие.

И это было не как с Седриком.

Это было что-то другое.