Тео. Теодор. Мистер Нотт (джен)

Нотт и Гамп рассматривали маггловский поезд, который должен был их отвезти во Францию. Маггловских вокзалов в Лондоне было несколько, Тео знал об этом наверняка, но уезжали они вновь с Кингс-Кросс. Вернее, с соседнего с ним вокзала, куда они с отцом приезжали на поезде из Актона. Вопреки тому, к чему каждый из них привык с тех, прошлых времён, поезд, билеты на который бабушка раздобыла самостоятельно, выглядел как хищная птица. Паровоз Хогвартс-Экспресса едва ли мог быть сравнён с этим паровозом — а его вагоны несли странные рога на крыше, упиравшиеся в канат с маггловской магией, что тянулся вдаль над рельсами.

— Ну, чего встали? — шикнула бабушка. — Нам в третий вагон!

Третий вагон встретил их раскрытой дверью и молодым улыбчивым юношей лет эдак на пять старше Тео и Арчи, который тут же им троим приветливо улыбнулся и попросил документы. Изо всех документов у них были только волшебные палочки, и бабушка, с минимальным размахом очертив руну забвения, наложила на юношу чары рассеянности, и вручила билеты. Секундное помрачение в его глазах — и он уже радостно приглашал их занять свои места.

Купе этого поезда было гораздо более тесным, чем то, что предлагал Хогвартс-Экспресс. Простые маггловские поезда, ходившие из Актона до Кингс-Кросс, предлагали широкий салон и широкие скамьи, куда могли набиться и трое, и четверо; здесь же за стеклянными дверьми в тесном пространстве было шесть мест, по три напротив друг друга. Они уселись на свои места, закинув рюкзаки под сиденья — Тео до сих пор дулся на Дерри, который решил посвоевольничать и приобрел за сотню галлеонов два безразмерных рюкзака с маггловским обликом и наклейками «I <3 РАЯIS», которые выглядели как-то подозрительно.

До отправления оставалось несколько минут; напротив них свои места заняла семейная пара двух французов, начавшая что-то обсуждать на своём непонятном языке и девушка лет двадцати, выглядевшая разбитой и дёрганой. Поезд тронулся и начал разгоняться. Тео, сидевший у окна, подивился тому, насколько маггловским было всё вокруг. Он, конечно, видел нескольких магов, вероятно, магглорождённых, что шли по вокзалу с сумками в руках, едва отсвечивая палочками, но… то, как эта хищная птица по рельсам разгонялась, ныряя и выныривая из тоннелей, поворачивая и рассекая воздух, было удивительным. И пугающим. Как вообще можно было делать это без магии?!

Едва Лондон остался позади, сменившись пейзажами Южной Англии, едва заметными в темноте, Нотт задремал. Проснулся он, когда маггловские светильники сменились полумраком. За окном была непроглядная темень, и лишь едва слышный шум колёс да покачивание по рельсам напоминали, что они движутся куда-то в стремительную даль. Французы уснули — женщина положила мужчине голову на плечо, и это выглядело мило и трогательно. Девушка, сидевшая у двери, явно была не в порядке. Струнка слюны свисала с кончика её губ, и с её дыханием изо рта выступали пузыри пены. Гамп напротив неё уснул с блокнотом в руках, в котором рисовал что-то маггловской ручкой. Бабушка дремала, сложив руки на коленях.

Протиснувшись мимо них, он вышел в коридор. Уборная, как должно было быть, находилась в одном из концов длинной сигары вагона. Тут и там по поезду было видно силуэты спящих людей. Лишь в уборной он заметил следы магии. Как ни удивительно, кто-то заткнул газету, отпечатанную магией, в щель над рукомойником. Заинтересованный Нотт вытащил её оттуда и развернул.

«Новости Нью-Гэмпшира» гласил заголовок, написанный странным готическим шрифтом по-английски. «Новости» были совсем свежие, датированные утром девятнадцатого июня. Издание МАКУСА рассказывало о каких-то совсем местных новостях, но тот, кто оставил эту газету, явно нарушал Статут. Тео свернул газету, намереваясь унести с собой, и наткнулся на заметку на последней странице.

«…в Род-Айленд совершено жестокое убийство мр. Адриана Поттера (род. 1978) группой неустановленных лиц. Управление шерифа по Новой Англии подозревает связь с событиями в Магической Британии, в которых замешаны британские Поттеры…»

Тео покачал головой. Жили ли Поттеры в МАКУСА, он не знал, и не особо интересовался, но, прочитав этот отрывок, уверился, что последователи Тёмного лорда были не только в Британии, и хаос здесь мог, как круги по воде, разойтись по всему миру и привлечь внимание Конфедерации. Инициатива Дельфийского клуба делала его будущее зависевшим от того, как сложится противостояние в Британии, и он пообещал себе следить за событиями и в других частях волшебного мира.

* * *

В Париже поезд остановился глубоким вечером. Темень за окнами сменилась яркими огнями столицы Франции, и вскоре путешественники оказались на улице.

— Какой у нас план, леди Виктория? — вежливо спросил Артур.

— О! — улыбнулась она неожиданно задорно. — Вон наш план! Виктор, Виктор! Иди сюда.

Из толпы вынырнул молодцеватый подтянутый мужчина с кручёными усами, достойными отдельного описания. Он галантно поклонился леди-бабушке и поцеловал её ручку, а затем по очереди поздоровался с мальчиками.

— Виктор де Бражелон, позвольте представиться! — весьма куртуазно произносил он. — Мы с мадме Жонс есть кузены!

— О, Виктор хотел сказать, что он племянник моей матушки, — жизнерадостно произнесла Виктория. Присутствие кузена будто бы вдохнуло в неё второе дыхание. Она выпрямилась, перестала сутулиться и мрачно язвить — стало быть, подумал Нотт, это было хорошее решение.

Виктор повёл их за собой куда-то вглубь вокзала, достигнув ряда зачарованных дверей, у которых стояли, скучая, пожилые привратники. Показав что-то одному из них, он открыл створки, и четверо заскочили туда, оказавшись в каком-то закрытом помещении. Де Бражелон дёрнул рычаг, и стены с дверьми поехали куда-то вверх. Переглянувшись, мальчики синхронно догадались, что они опускаются на площадке куда-то вниз, под вокзал, и действительно — снизу, в просторном тоннеле светло-зелёного цвета молодой травы их ожидал закрытый экипаж, в которого был впряжён всамделишный пегас. Гамп чуть не сошёл с ума от того, как красива была белоснежная крылатая лошадь, пока остальные их спутники посмеивались над ним.

— Ну, дорогая кузина, куда мы с вами сначала? — спросил француз, устраиваясь в карете рядом с пожилой леди напротив мальчиков. — Моё шато в вашем полном распоряжении! Дети-с и внуки решили отправиться в Марокко на это лето, здесь им холодно, стало быть…

— Спасибо, кузен, — рассмеялась бабушка Теодора. — Я совсем не хотела бы снова спорить с твоей невесткой о том, были ли правы якобинцы! Думаю, что мы неделю проведём здесь, в Париже. Скажи, в «Наутилусе» для нас найдутся номера?

Экипаж, в котором они сидели, меж тем, за разговором уже замедлился.

— Думаю, что для меня они найдут местечко, — заверил пожилую женщину французский кузен, залихватски крутанув свой левый ус. — Но в «Наутилусе» ноне сплошь бошняки да сербы! На Балканах снова заварушка, я бы предложил остановиться вам в «Трёх мушкетёрах».

Он добавил что-то по-французски, и бабушка рассмеялась. Тео понял, что было опрометчиво полагать, что все смогут говорить здесь на английском языке, и стоило хотя бы начать учить французский.

* * *

На следующее утро они отправились втроём на встречу с мистером де Бражелоном — перед расставанием он пообещал им, что выделит из «своих ребят» кого-нибудь, кто владеет английским, чтобы он мог составить компанию юношам в исследовании Парижа. Бабушка пребывала в отличном расположении духа, а Тео и Арчи — нет: они спали в одном двухместном номере, как когда-то в детстве, и оба друг другу полночи не давали уснуть из-за болтовни.

Завтрак они встретили в небольшом кафе, где им были поданы душистые свежие круассаны с малиновым джемом и ароматное свежесваренное кофе. Мальчишки с удовольствием уплели этот нехитрый завтрак под аккомпанемент колдорадио, где на французском чудесный женский голос пересчитывал имена. Мелодия «An-ton I-van Bo-ris Em-ma» так и играла в голове Теодора, даже когда французский диктор стал рассказывать какие-то новости.

В кафе забегали и завтракали другие маги и колдуньи, самые разные на вид. Улыбчивая девушка-француженка, кудрявая и черноволосая, умело и быстро обслуживала их заказы, размахивая своей палочкой, что Нотт невольно залюбовался. Солнечный свет заливал заведение, играя всеми цветами радуги на витражных шапках больших ростовых окон.

— Чувствуете аромат Франции, а? — словно джинн из лампы появился мистер де Бражелон в сопровождении невысокого, явно ниже ребят, юноши со светлыми волосами и хитрым взглядом. — Бон аппетит! Бывал я в этом вашем Лондоне, едва ли там есть такие солнечные заведения. Туманный Альбион, не иначе!

Он наколдовал два стула и примостился вместе со своим спутником.

— Прошу любить и жаловать, это мой студент, Рейн Дакари.

— Д’обгхый день, — с некоторым акцентом представился, приподнявшись со стула, юноша.

Мальчики пожали ему руку.

— Поскольку мсье Дакари очень основательно! И не пытайтесь возражать, Рейн, — усмехнулся вскинувшемуся было студенту мужчина, добавив что-то по-французски, — основательно забыл историю Франции, перепутав Итальянские войны и Авиньонское пленение, то я его назначаю вашим спутником на этот месяц.

— Le mois?! — вытаращился студент на мужчину.

— La Sorbonne ne pardonne pas aux paresseux! — рассмеялся с серьёзным взглядом Виктор де Бражелон. — Хотите претендовать на ученичество у мсье Перро, придётся потрудиться!

Мсье Виктор подал руку леди Виктории, и с лёгким хлопком они аппарировали, а студент подсел к юношам, ероша свои волосы.

Через несколько неловких фраз они быстро нашли общий язык. Мсье Дакари было девятнадцать лет, и уже год после выпуска из Шармбаттона он, полукровка, учился в престижном Университете Сорбонны, где очень хотел заниматься вопросами магической наследственности, учением Менделя, применительно к разным магическим тварям и магам. Это было очень прогрессивное направление в Сорбонне, едва не закрытое при временном правлении министра-консерватора, и Рейн Дакари всерьёз планировал доказать, что оборотни по рождению могут и должны считаться полноправными членами магического сообщества.

Эта точка зрения не могла быть разделена англичанами, и, ведомые по маггловскому Парижу Рене, Тео и Арчи ожесточённо спорили с ним, приводя сотни аргументов из хроник нападений оборотней на магов и магглов в Британии и Ирландии за последние столетия. Дакари был неумолим, объясняя раз за разом, что он говорит не про агрессивных обращённых волков, а тех, кто рождён от двух обращённых в браке.

Так, за разговором, они достигли Марсова поля, где им открылся вид на Эйфелеву башню. Огромное ажурное сооружение высотой выше, чем Астрономическая башня Хогвартса и небоскрёбы маггловского Сити, поражало воображение.

— Это построили маги? — спросил шокированный Артур. — Не представляю, сколько в это вложено сил…

Рене лишь рассмеялся.

— Это сделано простыми людьми, — подняв палец, заявил он. — Франция самая великая страна в мире. Слышали про статую Свободы в Америке? Мы сделали.

Тео ничего про такую статую не слышал, а Гамп, очевидно, знакомый с этим понятием благодаря месяцу в МАКУСА, восхищённо охнул.

За тот день они посмотрели ещё несколько маггловских достопримечательностей в центре Парижа. Памятные стелы, Елисейские поля и Триумфальная арка, мосты и набережная Сены — Париж сверкал, блистал, лучился солнечным светом и Теодор чувствовал, как влюбляется в этот город.

Уже вечером они догуляли до одного из центральных магических кварталов. Во французской столице их было несколько! В Лондоне в прошлом тоже было несколько кварталов магов, но печальны были судьбы всех из них, кроме Косой аллеи и улиц вокруг неё. Здесь же, у континентальных лягушатников, в городе было аж три квартала, а ещё один был отведён под студенческий городок Сорбонны!

Улицы магглов тут и там содержали следы колдовства, бытового или детского, следы чар волшебников в своих или чужих квартирах, но магический квартал был совершенно иным. Глаз Теодора радовался, как в первый день в Хогвартсе. Это было ни с чем не сравнимо — яркие, красочные магические вывески, зазывавшие людей в кафетерии или бистро, афиши и проспекты. Повсюду играла музыка, и у красивого фонтана толпа людей слушала каких-то уличных музыкантов.

Рене поманил их за собой в проулок, и вскоре они поднялись на крышу одного из домов с видом на магический бульвар. Он так и назывался, Магический бульвар. Оттуда, сверху, они хорошо видели двух юношей и девушку, которые играли на целой плеяде музыкальных инструментов, под какие-то песни на французском. Девушка наколдовала себе другой голос, и запела под аплодисменты публики.

— Это самая известная песня Эдит Пиаф, — пояснил француз, опершись руками на ограждение крыши. — «Нет, я не сожалею ни о чём».

— Удивительно, никогда не слышал, — пробормотал Нотт.

Под прекрасный голос певицы он любовался пейзажем Магического бульвара. Тут и там в окнах виднелась жизнь. Играли какие-то концерты, где музыканты, как и уличные юноши, зачаровывали и управляли инструментами, тонким, тончайшим образом изменяя их звучание. Магические афиши манили и рекламировали какие-то магические события. На одной из них Тео с удивлением узнал Гилдероя Локхарта, подмигивавшего, словно бы сломавшись, всем, кто проходил мимо. Тут же к этой афише подбежал коренастый француз во фраке и приткнул палочку: на глазах у Тео маг насытил магическую афишу своей магией, и, побледнев, выпил какое-то зелье, через миг побежав куда-то дальше.

Спустя несколько минут они всё же спустились вниз и продолжили свой шаг по бульвару. С видом усталого экскурсовода девятнадцатилетний француз рассказывал англичанам о том, чем был известен тот или иной дом. На круглой площади он рассказал историю о магическом цирке, что располагался на бульваре в год, когда Геллерт Гриндевальд объявил о своих планах по завоеванию контроля над магглами, и было это в Париже.

Они прошли мимо гостиницы «Наутилус», которая стояла рядом с музеем мсье Верна, миновали несколько ресторанов, посвящённых регионам Франции — Шампань, Гасконь, Аквитания, Нормандия, и, наконец, дошли до не туристической части — здесь располагались магазины мётел, аптеки с ингредиентами, лавки одежды и обуви, продавцы палочек и амулетов…

Засыпали ребята, полные новых впечатлений, усталые и довольные.

* * *

Первого июля омерзительно бодрый француз в девять утра потащил их в Сорбонну. За несколько дней ребята уже успели устать от Франции. Здесь не было никаких каминов, соединявших между собой разные дома и уголки страны, а потому маги пользовались маггловскими средствами передвижения — поездами и экипажами, в том числе летучими, на пегасах. Было неудивительным, что на таком же собственно экипаже Шармбаттон прислал свою делегацию на Турнир несколько лет назад.

О Турнире они говорили несколько дней подряд. Дакари, в тот год заканчивавший обучение, не попал в отборочный список Турнира из-за того, что мадам Максим сочла его слишком хилым и непредставительным. О великанше, которая по следам событий в Британии ушла в отставку, он отзывался язвительно. Все те события во Франции смаковались газетами и журналистами, а газет здесь было не одна и не две, а четыре, но впечатления из первых уст были совершенно иным.

За разговорами о том, как и что различалось во Франции и Британии, они успели за прошедшие дни посетить Версаль и Лувр, где не было никаких магических артефактов — они хранились в базилике Дома Инвалидов, куда нужно было оформлять пропуск и билет в Министерстве, окрестности Парижа и даже осмотреть Страсбург, «навеки отбитый у проклятых бошей».

Германцев французские маги, да и магглы, не любили. Видимо, на это были свои причины — впрочем, в иных районах Парижа, где жили выходцы из Алжира или с берега Слоновьей кости, и на английскую речь люди оборачивались с негативными эмоциями.

Конечно, впечатлений от таких обзорных поездок было много, но ещё больше сохранялось желания уснуть и проснуться не через семь, а хотя бы девять часов! Но, увы, Рейн Дакари не стремился дать ни одной свободной минуты отдыха своим подопечным.

— Это вы изнеженные аристократы, — смеялся он в ответ на их недовольство. — Студенты Сорбонны спят по паре часов! И бодрые идут на занятия, так что терпите, лимонники!

Сорбонна была закрытым городком, но бабушка Теодора, зная об интересе своего внука, заранее договорилась с Виктором де Бражелоном, и на ребят был выпущен специальный пропуск. Корпуса магического университета когда-то находились прямо на бульваре Сен-Мишель, но после войны с Гриндевальдом «переехали» в пригород Парижа, где не было так много маггловской техники, и ничто не мешало изучать тонкие вехи в магии.

Мрачный, готический облик зданий Сорбонны контрастировал с тем лёгким, беззаботным настроением магов — сотен студентов и десятков профессоров, что встречались тут и там на этой земле. Арабы и индусы в чалмах и тюрбанах навевали воспоминания из детства, чернокожие африканцы и краснокожие индейцы, напыщенные поляки и мрачные русские, азиаты, группками обсуждающие какие-то свои темы… если бы всех людей было больше, то можно было бы сравнить Сорбонну и Вавилон из легенд древних.

— Что, тоже подумал про Вавилон, а? — рассмеялся француз, будто бы подслушав мысли Нотта. — Каждому образованному человеку это приходит в голову! Всё из-за узкоглазых, — добавил он, понизив голос. — пока их не было, всё было нормально. А теперь мы строим зиккурат. Шутка!

Они прошли вглубь дворика. Рейн тут и там останавливался, кланяясь и здороваясь с почтенными мужами, от которых тут и там исходила магическая мощь.

— Ви англичани? — спросил их неожиданно старый надменный француз в парике с напудренным лицом. Его сюртук выглядел совсем старым, а треуголка выдавала морское прошлое.

— О, мсье Шевалье! — торопливо выскочил вперёд Дакари. — Это племянники профессора де Бражелона с кафедры общей Истории.

— Я чувствовать в тебе воля, мальчик, — тихо, игнорируя слова юного француза, произнёс таинственный маг, глядя прямо в глаза Нотта. Во мгновение его будто бы обдало солёной волной, и тут же всё закончилось. — Кажется, мне есть чего сказать! Пойдём.

Он схватил его за руку и потащил за собой, и Нотт, шокированный этим, не сопротивлялся. Артур что-то кричал, размахивая руками, но Тео не мог и не хотел вырваться от старого француза, шагающего на протезе, как Шизоглаз, и вскоре он оказался в каком-то подземелье, где всё было похоже на трюм корабля. Какие-то чары издавали скрип, другие — крики чаек, и таинственный маг расслабился, покачиваясь в такт несуществующей качке. Достав свою палочку, как шпагу из ножен, он расколдовал замок и толкнул Теодора в свой кабинет.

— Девять песо! — провозгласил он. — Ищешь, Джонс, про девять песо? Ты ищешь девять песо, я чувствую это. Поверь старый Шевалье, это не мочь быть ошибка.

— Джонс? — тупо переспросил Теодор. — Джонс это моя ма…

— Мне плевать, кто ты есть! — архаично перебил его маг. — Я вести история морей и магов три сотни лет — и я мочь отличить Джонса от любого лайма! Ты, может быть, не знать историю про магию воды? Так я тебе показать!

Француз начал лихорадочно взмахивать палочкой, тряся своим париком, и на стене «каюты» перед Теодором проступили образы каких-то древних событий.

— Древний люди жить на суше! Магия рождать их, и магия быть наше богатство, наше проклятье, наше воля!

Он рассказывал, и из его спутанного рассказа Теодор улавливал лишь краткие смыслы. Когда-то в древности люди научились ходить по морю, но в море жили магические народы — и маги вступили с ними в войну. Атлантида, затерянная цивилизация водяных людей, сгинула в войне магов Междуречья и тех, кто пытался выкинуть их из морей. Тогда же из противоестественного союза родилась из воды и суши Калипсо — это имя он видел в Запретной секции Хогвартса.

Калипсо была человеком — но воплощением магии водных народов, которую держали в плену, чтобы она не смогла вредить магическим мореходам. Для того, чтобы не дать магии вернуться под воду, её душа была разделена на девять частей, девять песо, что попали в руки Хранителей магии в девяти регионах Океанов. Международная конфедерация магов в семнадцатом веке постановила вернуть магию в воду, и это обернулось катастрофой для хранителей: Калипсо, воплощение магии, обрела свою душу целиком и рассеялась в воде. Немногие русалы бежали от неё, спасаясь так далеко, как только могли, ведь за тысячелетия заточения в плоти она стала врагом любой разумной твари, что имела магию.

— Дэйви Джонс! Дэйви Джонс был тем, кто выпустил её на свет, наречённый её спасителем от имени конфедератов! — брызжал слюной старик. Его треуголка съехала на бок и держалась на одной лишь магии, казалось, ещё немного, и она рухнет, — и ты, как Дэйви Джонс, ищешь свои девять песо! Кто твоя Калипсо? Кто твои девять песо, мальчишка?

Нотт ощутил, что история принимает дурной оборот, и едва он уже приготовился вступить в бой с одноногим стариком, безумным и оттого опасным вдвойне, как в дверь кабинета постучали.

— Professeur de Chevalier, ouvrez-vous! Le bureau du doyen exige une explication! — заголосили оттуда.

Старик заметался, и не смог ничего сделать другого, как открыть дверь. Там оказался мужчина с массивным подбородком и длинной палочкой в руках, тут же атаковавший словами этого Шевалье. Тот, мечась, по-старчески пытался оправдываться — и в ярком свете из-за двери выглядел совершенно жалко. Виктор де Бражелон вошёл следом за ним и дёрнул Теодора за руку, выволакивая из комнаты-каюты.

— Надо же быть вам! — восклицал он, — попасть к этот дурной старик! Атлантида, Калипсо! Что ещё он вам рассказать? Бредни! Я буду жаловаться ректор Монпасье!

Вскоре он уже оказался в кабинете самого Виктора, где уже были ошалевшие от ужаса Артур и Рейн. Теодору налили горячего кофе, высушили его одежду, промокшую в «варварском трюме этого безумца», и расспросили о том, что он рассказывал ему.

— Он рассказывал про Дэйви Джонса, — пожал плечами Теодор. — Сказал, что видит, что я — Джонс, а вы знаете, что бабушка была замужем за…

— Да-да, и вы правда родственник тому Джонсу, — задумчиво сказал успокоившийся мужчина, крутя свой ус. — Что же, тут этот морской чёрт не ошибся. Удивительно, правда? Магия!

Они посидели в тишине с кофе, осмысляя произошедшее.

— А его история, ну, то, что он говорил про Дэйви Джонса и Калипсо, это правда?

— Когда с троллями у первого Президента Конфедерации не вышло, — подал голос Дакари, — он добился того, чтобы большинством голосов постановили вернуть древнюю магию в море. И правда отправил экспедицию Джонса на Карибы вместе с усилением в виде маггловской флотилии лорд-адмирала Беккета, тоже британца. Они преуспели, и с тех пор маги не колдуют далеко от побережья.

— В море нельзя колдовать, особенно в Атлантике, — кивнул Гамп. — Мне рассказывали, что вода не прощает ошибок, а в Бермудском треугольнике заключено древнее проклятье, которое карает магов, не чтущих правила.

Тео не стал рассказывать про девять песо, о которых твердил Шевалье. Ему вдруг показалось, что его слова имеют какой-то смысл. Тёмный лорд пометил своей магией дневник и диадему, знал ли он о истории про девять песо? Может, это было как-то связано? Ответов у него всё равно не было.