Вместо Ночного дозора (джен)

Свадьбы были действительно великолепны, дни выдались почти теплыми, шел легкий редкий снежок и снежинки медленно кружились на слабом ветерке, блестели и переливались разными цветами в свете факелов. Хотя ритуал северной свадьбы очень прост и многократно повторялся, менялись только имена женихов и невест, никому не надоедало слушать, Джон и Робб поздравляли каждую пару, пожимая руку жениху, и целуя в щеку невесту, а потом желали выжить в грядущие трудные годы, родить много сильных наследников и возродить свое лордство и весь Север после победы.

Для Джейн и Дейнерис свадебный обряд Севера не был привычным, но и не был в новинку, Дейенерис видела много свадеб разных народов, и сама четыре раза проходила свадебный обряд (с Джоном ее венчали по обоим обычаям), а Джейн вместе с Роббом уже присутствовала на нескольких свадьбах. Женихи кланялись им обеим, а они обе обнимали невест и затем, также, как их мужья, но более интимным тоном, желали, чтобы они жили с мужьями в любви и согласии, а чрева невест принесли здоровых и сильных наследников.

На пирах были тосты за каждых новобрачных, короля и королеву, за лорда Севера и его леди, и, к негодованию Дейенерис, за десницу короля и его замечательную внучку. По какой-то молчаливой невысказанной вслух договоренности никто не говорил напрямую за столом будущую войну, эвакуацию, ситуацию на Стылом берегу и Медвежьем острове. Все чувствовали, что одно слово про эти дела, и праздник превратится обсуждение небывалых прежде проблем, огромных потерь в предстоящей войне или даже хуже, гибели Севера. Использовались разные эвфемизмы, что наследники будут жить на обновленном Севере, что женившиеся лорды покажут свою храбрость и стойкость, которых северянам не занимать, новые леди смогут родить и вырастить сильных северян, независимо от места, где они будут находиться, и многое другое.

Джон произносил тост за тостом, говорил о своей любви к Винтерфеллу, вспоминал лорда Эддарда, которого часто по ошибке или, наоборот, специально называл отцом, о том, что они с Роббом справились в очень сложной ситуации, отстояли Север от Тайвина и Серсеи, отомстили за отца и спасли и сегодня выдали замуж Сансу, находившую в плену жестоких Ланнистеров. Робб тоже произносил много слов, лорды пили за его тосты, ему тоже аплодировали, но все понимали, что главную роль сыграл Джон.

И все же при всем этом Джон сперва на собраниях, а потом за праздничными столами чувствовал появившуюся трещину в своих отношениях с северными лордами, она проявлялась и в нахальном поведении Рисвеллов, и в том, что к ним сперва присоединились Локки, Флинты из Вдовьего Дозора и Вулфилды, причем заставить их поменять точку смог не он сам, а Мандерли, в неготовности его сразу поддержать Амберов и Карстарков и даже Хорнвуда, поднятого им от бастарда до лорда. Но еще больше это проявлялось за столом — в силе криков после его речей и тостов, в выражениях лиц, во многих мелочах, которые чувствовал Джон. Когда он стал вспоминать прежние разговоры с северными лордами и слова, которые ему передавали Санса и Робб, то он понял, что еще до этих суровых дней были две маленькие трещинки. Вернее, он уже тогда их почувствовал, но, понимал, с чем они связаны, но счел мелкими и неопасными и забыл о них за множеством других более важных забот.

Первый холодок он почувствовал тогда, когда приехал на Север не Джоном Сноу, сыном Эддарда Старка, а Джоном Таргариеном, сыном Рейегара и Лианны. Джон не считал себя виноватым в том, кто его зачал и родил, хотя, вероятно, воспользовавшись этим для коронации, он, по-видимому, брал на себя и часть их вины. А вина была велика, его мать без разрешения отца и без всякого предупреждения самовольно разорвала помолвку, не оставила записки (хотя Джон не был уверен, точно ли ее не было или ее кто-то украл, прежде всего, проклятый Мизинец), заставила всех думать, что ее похитили, чем погубила своего брата и его друзей, а вслед за ними своего отца и многие тысячи северян. О многочисленных винах и предательствах своего отца Джон даже не хотел снова вспоминать.

Вторая трещина или вторая половина первой трещины, если их соединить вместе, была связана с необычным браком Джона, взявшим по примеру Мейгора Жестокого сразу трех жен. Как бы Верховный септон, придумывая обоснование законности брака Джона, не ссылался в том числе на древние обычаи Первых людей, но никто не помнил, чтобы в истории Севера часто практиковалось многоженство. Были отдельные короли Рассветной эпохи, которые брали вторых жен или собирали целые гаремы, но в сказаниях они обычно назывались злодеями и еретиками, а не героями. Возможно здесь была его вина, решая политические проблемы, в том числе связанные с защитой Севера от вихтов, он пренебрег обычаями Севера.

Но настоящую большую трещину в отношениях к Джону породило известие о том, что Иные и вихты идут мимо Стены через Стылый залив. Джон не чувствовал себя виноватым в этом. Это именно он сам первым предположил возможность движения вихтов по замерзшим морям, он первым говорил и задавал вопросы Дозору о Стылом заливе, и в основном сам же искал и находил на них ответы. Хотя и древовидец что-то об этом говорил, но много позже, чем Джон, и Джон не помнил его слов. Ночной дозор, освобожденный от наблюдений за одичалыми за Стеной, Дозор, о котором он так пекся, не проследил и не сообщил о направлениях передвижения Иных и вихтов. Кроме того, Дозор, включая его погибшего дядю Бенджена и спасенного Джоном Джиора Мормонта, хранил тайну о жертвоприношениях Крастера, и, несмотря на множество разведывательных вылазок за стену и контакты с одичалыми, долго не мог понять, от кого бегут одичалые, и вообще опозорил себя так, как мог. О древовидце, винившем Джона в слишком поздней встрече с Браном, и который вел себя так, что Джон до сих пор не уверен, есть ли от него какая-то польза и вообще на какой он стороне, Джон даже вспоминать не хочет.

Он не сразу сообщил всем северянам, что вихты идут через Стылый залив, но они оба с Дейенерис рассказывали это Роббу, об этом же говорила Роббу и Джейн, да и другим лордам и леди, уважаемая северянка Мейдж Мормонт с дочерьми и вместе с ней Гловеры. Или Джон все должен объявлять сам. Решение об эвакуации Севера и о сражении на болотах он действительно принял слишком поздно, но согласились бы лорды даже обсуждать такую идею, если бы он предложил его раньше, когда еще была надежда, что они разобьют льды и удержат пролив от замерзания.

Скорее всего дело было в том, что они ему безоговорочно верили, считали, что он никогда не ошибается, и, став соучастником страшной ошибки, пусть даже не главным, он разрушил свой ореол мудрости и непобедимости. И теперь, судя по тому, что ему рассказывали Робби и Джейн, Рисвеллы, леди Дастин и некоторые их подпевалы обвиняли его во всем, в побеге Лианны, в гибели пяти северян у башни, где он родился, в присутствии дяди Бенджена на свадьбе Рейегара и Лианны, в уничтожении рода Болтонов, в просачивании одичалых из-за второй стены, даже в лжи любимого другими северянами лорда Эддарда о происхождении Джона.

Хотя при этом никто из северян, даже Рисвеллы, никогда не говорили и даже не заикались о том, чтобы сменить военного лидера. Все понимали, что даже Робб не может с ним сравниться, а уж обо всех остальных — Амбере, Карстарке, Гловере и других даже вспоминать не стоит. Каждый лорд, даже обвиняющий его во всем — от побега Лианны с Рейгаром до позднего сообщения о Стылом заливе, назовет только одного командира, Джона Таргариена и на Севере, и на Перешейке. И те же лорды, когда увидят, во что обошлась эта победа, сколько людей погибло при эвакуации и в сражениях, назовут только одного виноватого — Джона Таргариена.

Но Джон был обижен, он был готов к этому, хотя еще его больше волновало другое, он все-таки сумел тихо поговорить с Винафрид, извиниться перед за громкую и бурную ночь с Дейенерис. «Она — твоя жена, и я не ревную к ней», ответила Винафрид, и он якобы поверил ей, хотя они оба знали, что это неправда. Но главное, что он от нее узнал, что у нее задержка уже больше луны, и мейстер и повитухи уверены, что она беременна. «Ты ведь дашь нашему ребенку фамилию Мандерли, как детей Мормонтов называют фамилией матери, если они рожают от мужей-простолюдинов или вообще непонятно от кого». — «Я назову их Мандерли, и заставлю всех признать наших детей, — сказал Джон, — но, ты сама понимаешь, что это совсем иной случай, Мандерли гораздо известней Мормонтов, и я не муж и не простолюдин, а король, и мое отцовство всем известно. В глазах лордов они все равно будут королевскими бастардами, а не Мандерли. Однако эвакуация и война сотрут все, что сейчас кажется важным. Главное, береги себя, не ходи к больным, не ходи к беженцам, не стой на ветру и не плачь, я хотел бы, но не могу быть только твоим. Дейенерис будет очень зла, если я на глазах всех лордов проведу хотя бы час наедине с тобой, а нам всем так нужна ее помощь в Стылом заливе».

Дейенерис, к радости Джона, не заметила этот короткий разговор, и ей казалось, Джон сейчас только с ней, поэтому она радостно приветствовала всех молодых, участвовала в провожаниях. А ночами как из желания, так из-за наставлений мейстера и астролога старалась получить столько, сколько Джон мог ей дать, шептала ему ласковые слова, ласкала его, поднимала ртом его член и проникала языком в самые интимные уголки его чисто вымытого тела. Но стоны и крики Дейенерис больше не будили всех, ибо тонули в многочисленных стонах, ахах и вскриках, раздававших из спален молодых только что обвенчанных пар. А Дрогон, и Визерион, не слышавшие споров и ссор своих седоков, улетели охотиться в Волчий лес, полный разнообразной дичи.

В последний день перед отлетом Джон опять собрал всех лордов, повторил все свои наставления про эвакуацию, и сказал, что многие лорды погорячились, отдав все, что у них было на эвакуацию своих людей, поэтому он урезает одну пятую их обещания, оставляя эту пятую для переезда и обустройства на новых местах семей своих лордов, их домочадцев, гвардейцев и слуг. На самом деле это не было урезанием доли крестьян, а, возможно даже и прибавкой их доли, ибо до этого большая часть лордов свою собственную эвакуацию включала в общую цену. Но слова Джона были многими встречены с восторгом, и ему казалось, что он хоть немного уменьшил намечавшийся разрыв с северными лордами или во всяком случае приостановил его рост.

Потом он сказал, что на Юге всем будет трудно, очень непривычно, неприятно чувствовать непрошенными гостями, что септы и септоны могут склонять детей, да и не только детей, принять Семибожье. Но в этом вопросе надо проявить политическую мудрость — не обижать хозяев, которые это могут делать из лучших чувств, и в то же время твердо хранить традиции Севера. А присутствовать на свадьбах, праздниках, прощаниях с покойными и просто богослужениях в септах никто не запрещал, не надо обижать южан, которые вас зовут вас от чистого сердца.

После этого он открыто при всех обнял самых близких ему людей, включая даже Винафрид, что Дейенерис, скрепя сердце, ему простила.

15.05.302. На Медвежьем острове ситуация была очень тяжелой, тем не менее, надо было почти что любой ценой, продержаться не менее 9-10 лун, пока лорды дадут свои обязательства для передачи в Железный банк, пока Мандерли доберется до Железного банка, отдаст свое обязательство и обязательства других лордов, и внесет аванс, пока его представители вместе с представителями Железного банка доберутся до разных портов, и пока они зафрахтуют корабли, пока эти корабли подготовят к длительному плаванию, и они доплывут до Белой Гавани. С другой стороны, надо было дождаться и того, как лорды вернутся домой, объявят всем людям, включая самые далекие деревеньки, об эвакуации, те соберут продовольствие и скарб, соорудят прочные сани и затем медленно со скоростью обычного пешехода или даже меньшей доберутся до Белой гавани или портов западного побережья.

Для защиты узкой полосы воды, защищающей остров от Иных и вихтов, на остров пригнали множество дозорных с оружием и продовольствием, но без понимания, что от них требуется. Если Джон еще представлял, как отламывать льдины, то он совсем не знал, как их выгонять из пролива в Закатное море. Поставленные на льдины паруса, которые потом заменили просто вставленными в проруби деревьями с необрубленными кронами, плыли по направлению очень слабого течения, несшего их действительно в Закатное море, но больше подчинялись ветрам, которые несли их в любые стороны и чаще всего к одному из двух ледяных берегов участка чистой воды, откуда их надо было снова отгонять в надежде, что на этот раз направление ветра будет более благоприятным и унесет подальше в бесконечные воды Закатного моря. Работа со стороны Медвежьего острова была более безопасной, ибо вихтов там не было, или вернее почти не было, так как иногда на принесенных ветром льдинах были сугробы, из которых выползали вихты, и они представляли опасность, Иных на острове пока еще никто не видел, но и их появление было весьма вероятно.

Джон поразился тому, как удивительно точно и не щадя себя и своего дракона, работала Арья. Тринадцатилетнюю Арью, дозорные, годившиеся ей в отцы и деды, считали своей начальницей и подчинялись ей охотнее, чем своим бестолковым командирам. В отличие от работы иголкой на ткани, она умудрялась находить на льду тончайшие малозаметные трещины и прожигать драконьим пламенем дыры прямо их направлению, так что расклинивание трещины на одном конце приводило к разрывам длиной десятки футов. Джон подумал, что Мормонт зря прислал сюда в основном разведчиков, нужно пригнать строителей — сильных крестьянских парней, которым не хватило земли в отцовском хозяйстве, хорошо знакомых с сохой и топором, от них наверняка будет больше толку. Еще нужны гвозди, чтобы сколачивать мостки, по которым парни возвращаются с оторванных льдин, клинья и топоры, а не только алебарды, более предназначенные для боев с вихтов.

На другом берегу работа была опаснее, не менее половины людей не работали, а лишь защищали других от вихтов, и нахально появляющихся за их спинами Иными, с виду стоящими и говорящим друг с другом скрежещущими звуками, но на самом деле, скорее всего, руководившими вихтами. Попытки напасть на Иных не имели успеха, они легко отбивались от первых ударов, напускали холодный белый туман и через некоторое время неожиданно появлялись в другом месте. Иногда это даже напоминало игру, как будто они издевались над людьми, самоуверенно считающими, что они могут их победить. Впрочем, при появлении дракона они насылали более плотный туман или даже метель и действительно надолго куда-то исчезали.

Каждую ночь Джон проводил с Дейенерис, которая то ли поставила себе цель обязательно забеременеть, то ли действительно поняла, насколько ей дорог Джон и важны ночи с ним, когда начала его терять, после трудных дней, проведенных на обоих берегах пролива. И каждую ночь требовала от него многократных соитий, возбуждая его такими ласками, которые никогда не посмел бы попросить у нее. На десятый день, когда у нее не начались ожидаемые месячные, она пришла в восторг, продлившийся всего шесть дней, ибо оказалось, что мейстер с астрологом ошибались или она действительно бесплодна после колдовства мейеги. Она вспомнила слова мейеги: «Когда солнце встанет на западе и опустится на востоке, когда высохнут моря, и ветер унесет горы, как листья. Когда чрево ваше понесет вновь, и вы родите живого ребенка». Дрого не вернется вновь, да он ей больше и не нужен, но что-то сбывается из ее слов, солнце не встает западе, точнее, оно уже не встает вовсе, лишь в полдень на юге появляется слабый свет, напоминающий о том, что Долгая ночь еще полностью не наступила. Но море исчезает, покрытое льдом, а ветер несет ледяные горы, выстроенные взрывами дикого огня на льдинах. И я была близка к беременности, я это чувствовала, я знала, что-то завязалось во мне, но ее заклятие не дало этой завязи превратится в младенца.

Она потребовала от Джона, чтобы он прилетел в следующие дни, которые она сама сочтет наиболее благоприятными. «Я чувствую, у нас будет сын, нам еще и еще стараться для этого, не бросай меня здесь. Я каждый день буду здесь ломать лед вместе с Арьей и не хуже ее, я знаю, как это важно, и я жду тебя».

Для Джона возможный ребенок от Дейенерис был больше проблемой, чем надеждой. Согласно условиям их сложного брака, с которыми сама Дейенерис согласилась, первый родивший ребенок, Эддард, сын Маргери, был наследником и никакие сыновья, родившиеся после него, не могли оказаться в очереди наследования впереди него. Но ребенок от Дейенерис в отличие от темноволосого сероглазового Эддарда, был бы сыном двух Таргариенов, рожденным в таргариенском инцестном браке, и, скорее всего, имел бы такую же или почти так уже классическую таргариенскую внешность, как его мать. И очень многие леди и лорды сказали бы, что именно он продолжатель династии, а не сын какой-то Тирелл, чьи предки были стюартами, а не королями. К тому же он уже устал от страстных соитий с Дени, никак не считавшейся с его возможностями и желаниями, в эти дни каждая ночь с ней сейчас была столь же утомительна, как ночи с Арианной, когда она приглашала в их супружескую постель Тиену и Нимерию.

Его целью, мечтой, страстным желанием была новая встреча с Винафрид, но это не мог себе позволить, поэтому выталкивая Винафрид из своей памяти, он с тоской вспоминал о нетребовательной Маргери, умелой, но не слишком настойчивой в любовных играх, благодарной ему за любую ласку и не ждавшей от него подвигов в постели. И, как всегда, его любовные мысли превращались в политические, если Маргери сейчас забеременеет и родит сына, то у Эддарда будет запасной наследник, что еще более отдалит гипотетического сына Дейенрис в очереди на трон. В то, что беременная Арианна сейчас родит сына, он почему-то не верил, противная, но мудрая Оленна как-то сказала, что Арианна пойдет в своего дядю, и у нее будет шесть дочерей и ни одного сына. Оленна — не мейстер, ни повитуха, ни колдунья и не жрица Рлгора, и число «шесть» ему показалось чрезмерным, но в отсутствие сыновей от Арианны Джон почему-то поверил.

27.05.302. Однако рассуждения о детях тут же забылись, когда Джон приступил к выполнению своего плана. Сперва он прилетел в Черный замок и приказал перестать занимать бесконечным строительством заборов, а плотников и кузнецов отправить на Медвежий остров. Потом у него был долгий разговор с Мансом, где он напирал на то, что мы спасли ваш народ от вихтов, и теперь вы должны отдавать долг, а в разговоре один на один добавил то, о чем думал Манс, что способных носить оружие представителей свободного народа никто не примет жить в свое имение, Джон будет с трудом и за деньги просить кого-то из небогатых лордов пустить матерей с малыми детьми, стариков и старух. Большего я не могу вам обещать, ваши взрослые мужчины и женщины, лучше других знающие повадки вихтов и Иных, должны сражаться, за время войны они подружатся с моими людьми и смогут найти себе местожительство на Севере или вернуться за Стену. Сейчас моя главная задача пристроить миллионы северян, мы тоже для южан такие же дикари, также как вы для северян.