Коснуться радуги (гет)

* * *

В башне было тихо. Не считая настенных часов, к тиканью которых Джулиус уже привык и потому совсем не замечал. Шум дождя за окном тоже был едва различим и вполне соответствовал не самому радостному настроению. Часовой мастер пытался сосредоточиться на работе, но это у него, если честно, не очень-то выходило. Взгляд всё время возвращался к другой части стола, на которой лежали подарки от Джоанны, прибывшие вместе с девушкой из её мира: набор профессиональной пастели со специальной бумагой и нотные листы. Девушка, похоже, специально сделала ему презент никак не связанный с работой, хотя об этом красноречиво говорила и коротенькая тёплая надпись на упаковке: «Восхищаюсь твоими талантами» и даже легкомысленно пририсованное сердечко, что было несколько удивительно для обычно рациональной и вдумчивой Джоанн.

Не так Монрей представлял себе её возвращение. Ну, то есть, для начала, он вообще не думал, что девушка вернётся. Когда она уходила, положение было слишком уж безнадежным: с одной стороны Джокеры, с другой — опасности её мира. Но вот случилось чудо, точнее даже их ряд. С одним посодействовал Блад. Вот уж чего Джулиус не ожидал от Шляпника, так это того, что тот ринется помогать кому-то в другой мир, с учётом, что этим кем-то была вовсе не Алиса. Но тем не менее, теперь Монрей был даже благодарен Бладу, что тот вмешался в ход событий и активно вытаскивал Джоанну из всех передряг. В ответ на выдавленное из себя «спасибо», которое Джулиус, наступив на горло своей гордости, всё же произнёс, Дюпре только хмыкнул и, взяв Алису под локоток, повёл в Поместье. А спустя несколько дней, Лидделл и вовсе переехала, и в Башне стало совсем безлюдно.

Монрей до этого и не осознавал, как, оказывается, отвык от одиночества. Да, он порой злился и ворчал на своих «квартирантов», но всё же ему начало нравиться чужое присутствие, которое порой бывало совсем ненавязчивым… Он вновь бросил взгляд на другой конец стола, туда, где когда-то сидела Джоанна, безуспешно ремонтируя свой телепорт. Сейчас там лежали её часы. Те, что достались ей от отца. Те, которые она когда-то разбила, чтобы починить его часы… Он неосознанно приложил руку к груди.

Джулиус уже давно отремонтировал часы Джоанны, подправил дату в календаре и втайне надеялся, что когда девушка вернётся, он отдаст их ей. Представлял, как она обрадуется, а на деле… Поначалу Монрей злился на Эйса — ну вот надо же было ему невовремя влезть со своим предложением. Потом сердился на Джоанн: всегда рассудительная и рациональная, она вдруг взяла и вспылила на ровном месте. Тем более, он же хотел как лучше — чтобы она побыла с братом. Вот и пойми этих женщин…

А потом пришел к выводу, что если и злиться на кого-то, то только на себя. Ведь, если быть совсем честным с собой, он просто-напросто испугался. Он так долго был один, что сам боялся поверить, что может быть счастлив. А потому внутри, как стая злых пчёл, роилась целая куча сомнений. К примеру: способен ли он вообще сделать счастливым кого-то другого? Может Джоанне и впрямь лучше в компании Эйса? Он весёлый, общительный, у них общее прошлое, общие интересы… Джо ведь такая светлая и милая, а он просто мрачный и угрюмый трудоголик, скорее напоминающий функцию, чем человека. Мысли снова пошли по кругу. Давящие, жестокие мысли — приводящие в уныние, лишающие сил и засасывающие в тоскливое такое болото.

И вот, когда он уже почти потонул в них, скрипнула дверь, разбивая величественное безмолвие башни, и в комнату вошел неожиданный посетитель. Точнее, не вошел, а вошла.

Вивальди откинула капюшон приталенного плаща, надетого поверх пышного платья и, раскрыв изящный зонт-трость, пристроила его сушиться в углу. Впрочем, зонт, похоже, помог не особо — видимо, дождь шёл по косой, и в темных локонах королевы, словно причудливое украшение, блестели жемчужные капли. Женщина горделивой походкой прошла к столу, стянула промокшие насквозь перчатки, бросив их на столешницу и, опустившись на стул напротив, пристально посмотрела на часовщика, будто бы оценивая его.

— Чем обязан визитом? — немного удивлённо спросил Монрей, которому совершенно не понравился этот взгляд.

— Думаю, ты и сам догадываешься, почему мы пришли, — откинувшись на спинку стула, ответила Вивальди. — Тут всегда так уныло? — огляделась она и капризно заметила: — Не понимаю, чем Джоанну так привлекает эта башня. В замке гораздо веселее.

Джулиуса немного уязвило это замечание, но в конце концов, если не брать во внимание, что Вивальди монаршая особа, перед ним сейчас сидела просто промокшая женщина, которая в непогоду специально проделала весь этот путь (даже без провожатых), чтобы поговорить с ним. И с какой бы нелюбовью он не относился к посетителям своей башни, игнорировать то, как королева зябко повела плечиком и плотнее закуталась в плащ, он не мог.

— Я сварю кофе, — сказал Джулиус, откладывая пинцет с зажатой в нём шестеренкой и поднимаясь из-за стола.

— Мы больше любим чай, — поморщилась Вивальди, — но на улице слишком прохладно, чтобы отказываться от горячего. Тогда хотя бы положи в него побольше сахара, чтобы он не был таким горьким. Но не больше чем полторы ложки. Слишком сладкий мы тоже не любим.

Джулиус невольно усмехнулся. Вивальди хоть и слыла грозной безжалостной королевой, порой вела себя, словно большой ребенок.

Через несколько минут часовщик вернулся с двумя чашками: одну поставил перед собой, другую перед гостьей. Вивальди взяла её в руки, но пить не спешила, грея озябшие пальцы о керамические бока. Монрей покачал головой и снова вышел, вернувшись уже с пледом.

— Советую снять мокрый плащ и накинуть это, — сказал он, протянув плед королеве. — Так будет теплее.

Та не стала спорить и, кинув плащ на соседний стул, завернулась в плед. Впрочем, вспомнив о своем величии, она постаралась при этом максимально выпрямиться.

— Поговорим о делах, — сказала королева, делая глоток кофе.

— Надеюсь, это ненадолго, — Джулиусу совершенно не хотелось, чтобы его кто-то поучал. — У меня много работы, — подчёркнуто-вежливо заметил он.

— О. Мы не займем много времени, — усмехнулась Вивальди.

Даже сейчас, находясь в чужом доме, кутаясь в чужой плед и угощаясь любезно предложенным ей кофе, она всем видом показывала, что является хозяйкой положения и её слова игнорировать нельзя.

— Тогда мы перейдем сразу к основному, — фиалковые глаза королевы были неумолимы. — Что с тобой, часовщик? Почему ты её отпустил? — тон голоса был полон возмущения и непонимания.

— Джоанн сама ушла, — холодно заметил Монрей.

— Потому что ты позволил ей уйти, — отрезала королева. — Почему ты её не догнал?

А ведь, действительно, хороший вопрос. Почему? Почему он не остановил её, если так хотел? Если бы только Джулиус и сам знал ответ на этот вопрос. Возможно ли, что он на какой-то короткий миг просто испугался счастья? Уединение башни ему привычно: пустота и тишина, полумрак, в котором нет ничего. Впустить туда свет было страшно. Позволить себе быть счастливым тоже… Имеет ли он на это право?

— Ах, вот в чем дело! — Вивальди подперла подбородок кулаком, смотря на Джулиуса уже с интересом. — А мы-то гадали.

— Не понимаю, о чём ты, — часовщик не выдержал её пристального взгляда и стал смотреть в сторону — на край стола, где были рассыпаны шестерёнки и пружинки.

— Думаю, понимаешь, — лукаво улыбнулась королева. — Ты просто-напросто испугался.

Монрей неопределенно фыркнул.

— И чего же я испугался? — постарался произнести он как можно спокойней и закончил уже с некоторой горечью: — Что мы с Джо слишком разные? И для неё же будет лучше в более веселой компании.

— Ты кого пытаешься сейчас обмануть, нас или себя? — почти весело осведомилась Вивальди. — Если нас, то это невежливо. Если себя, то попросту глупо.

— Ну тогда поведай мне свою версию событий, королева, — холодно прищурился Монрей. — Я с удовольствием послушаю.

— Ты испугался не того, что Джоанне будет здесь плохо. Ты испугался новых для себя чувств, ведь с ними нужно что-то делать. И вот, когда пришло время принять решение, ты внезапно понял, что в жизни произойдут необратимые изменения и был к ним не готов. Растерялся. Обрадовался, что Эйс всё решил и можно скинуть на него ответственность. И убежал сюда, в башню, — Вивальди читала его легко, словно открытую книгу, видела всю цепочку его размышлений и переживаний от начала до конца. — А знаешь что обиднее всего? — она вздохнула: — Ты ведь умеешь любить, заботиться о других, но, похоже, сам боишься своей любви. Не веришь, что можешь быть счастлив и лишаешь счастья Джоанн. Скажешь, я не права?

Монрей пристыжено молчал. Сейчас, когда Вивальди разложила всё по полочкам, ему нечего было ей возразить. Она была кругом права. И от этого было ещё паршивее.

— Вы, мальчики, такие идиоты, — вздохнула королева, вставая. — Что ты, что Блад. Носитесь со своей гордостью как с писаной торбой. Этот болван тоже чуть не упустил свое счастье, — хмыкнула она. — А дело ведь всего лишь в банальной нерешительности…

Вивальди изящно скинула плед, оставляя его на спинке стула и вновь облачилась в ещё не просохший плащ. Затем сложила зонт и посмотрела в окно.

— Дождь кончился, — улыбнулась она. — Мы возвращаемся в Замок, — королева прошла к двери и на пороге оглянулась через плечо. — Но мы совсем не возражаем, если вдруг один часовщик захочет нас проводить.

Монрею потребовалось несколько секунд, чтобы осознать это странное и неожиданное приглашение. И ещё пара секунд, чтобы принять решение. Мужчина порывисто встал и прошёлся по комнате. Нервно забарабанил кончиками пальцев по столешнице, остановился взглядом на часах Джоанны и, взяв их со стола, положил в карман.

— Идём, — решительно кивнул он.

Всё. Хватит с него одиночества.

* * *