Потерянная — незнакомая себе (гет)

Мистер и миссис Уизли проводили Еву в свой дом.

«Нора» встретила её шумом, уютом и запахами домашней кухни, которые были такими настоящими, что у Евы закружилась голова — не от духоты, а от неожиданного тепла. Джинни буквально светилась от счастья — она бегала вокруг Евы, сыпала вопросами, трещала без умолку, и это было… неожиданно.

Ева ведь была уверена, что Джинни, как единственная дочь в такой большой семье, не захочет делиться вниманием. Что появление чужой девочки, даже временное, вызовет ревность. Но… всё оказалось совсем не так.

Её приняли. По-настоящему.

Комната, в которую поселили Еву, была небольшой, скромной — Джинни с улыбкой показала ей её уголок, даже уступила часть полки у окна. Но для Евы… для Евы это было больше, чем просто комната. Это было огромное, светлое пространство, в сравнении с её прежней тёмной каморкой в приюте, где пахло плесенью и тоской.

Все в доме, казалось, радовались её появлению. Фред и Джордж то и дело отпускали шутки, Перси кивнул ей с важным видом, даже Рон издалека помахал рукой, прежде чем присел к Перси, с которым они принялись обсуждали что-то важное. Точней, Перси что-то ему объяснял или пытался. Артур Уизли добродушно спрашивал какие-то магловские штучки, стараясь не перегрузить её. А Молли — она просто принимала, обнимала, кормила, будто бы Ева всегда была её дочерью.

Сидеть среди этой большой, тёплой, сплочённой семьи — было почти невыносимо прекрасно. Как будто Ева всегда была частью этого мира. Как будто она вернулась в дом, в котором никогда не жила… но всегда мечтала быть.

Ева аккуратно раскладывала свои вещи. Немного одежды, пара книг, совиные принадлежности и её записки — всё это теперь нашло своё место. Джинни, небрежно раскидав свою одежду по комнате, уже свернулась калачиком на кровати и дремала, будто всегда так и жила — с соседкой. А Еве спать не хотелось. Не только из-за волнения, но и из-за страха.

Кошмары.

Они не приходили каждую ночь, но появлялись слишком часто, особенно после того случая с Люпином… Сцены из прошлого, лица, крики, холод. В приюте никто не утешал, не жалел — только злились, кричали, иногда запирали. Она знала: в Хогвартсе было иначе, но всё равно… Что будет, если она закричит во сне? Если начнёт биться в постели? Если Молли решит, что она слишком… сломанная?

Мысль об этом сжала горло. Еве стало душно. Ей вдруг просто нужно было… выйти. Выйти из комнаты, подышать, прийти в себя. И она на цыпочках покинула спальню.

На кухне горел слабый свет. Ева шагнула мягко, почти бесшумно, но за столом кто-то уже сидел.

Джордж.

Он вздрогнул, подняв глаза. В руке у него была кружка, по которой он нервно водил пальцем.

— Привет... — неловко начал Джордж, поднимая взгляд и крутя в руках кружку. — Хочешь… хочешь, я покажу, где что лежит? Или… — он замялся, — может, хочешь поговорить?

Ева посмотрела на него краем глаза. Тень усталой улыбки скользнула по её губам.

— Прости, мне просто не спалось, — прошептала она. — Я не хотела мешать. Я вернусь в комнату…

— Нет! — слишком резко, почти испуганно сказал он, потом смутился. — Нет, правда… Ты мне не мешаешь. Никогда не мешала.

Она кивнула, всё ещё колеблясь, словно не знала, что ей делать. Она захотела обратно в комнату Джинни.

— Хочешь чай с молоком? Я умею. Ну… вроде как, — неловко улыбнулся он.

Ева не ответила сразу, но всё же осталась сидеть. От чая с молоком она бы не отказалась. Это был её маленький ритуал уюта — редкий, почти забытый.

Джордж расценил это как согласие.

— Ну… можно, — прошептала она.

Джордж встал из-за стола и бесшумно подошёл к плите. Его движения были уверенными, как будто он заранее знал, что делать. Он знал. Он знал, как приготовить чай именно так, как любила Ева. Это не было случайностью. Он помнил. За все эти годы Джордж выучил её, как поэму. Он знал, как она молчит, когда ей плохо. Знал, что она делает с пальцами, когда врёт, и как морщится, когда волнуется. Он запоминал не специально, не нарочно — просто потому, что не мог иначе.

Ева, тем временем, села на краешек стула, слегка ссутулившись, словно боялась занять лишнее место. Она провела пальцем по деревянной поверхности стола, избегая взгляда Джорджа. Тишина между ними была не гнетущей — она была какой-то особенной, мягкой. Тёплой, почти домашней. Такой, которую не хочется нарушать.

Пока он готовил, мысли одна за другой наваливались на него. Он вспоминал, как сидел рядом с ней в поезде, как сдерживал себя, чтобы не заговорить. Как хотел предложить ей остаться у них, сказать, что они её примут… что он примет. Что защитит. Что будет рядом. Он даже задумался, что устроится работать рядом с её приютом — сторожем, волонтёром, кем угодно. Лишь бы быть ближе. Но боялся. Боялся, что она вновь оттолкнёт. Что взглянет так же холодно, как в те разы, когда он пытался пробиться к её сердцу.

Да, она никогда не отвечала на его чувства. Но всё равно он продолжал — тихо, без ожиданий, без права на большее. Просто был рядом. Любил. По-своему. Молчаливо.

Он вспоминал, как вышел из поезда, как хотел предложить ей помощь с багажом, но она, как всегда, отказалась, сухо попрощалась, будто давала понять: не стоит идти за ней. Фред всё понял без слов, вовремя потянул его за плечо — чтобы Джордж не сорвался, не пошёл за ней, как щенок. Он не пошёл. Хоть и хотел.

И вдруг — мать встречает их словами:

— У нас пополнение.

— Только не говори, что ты снова беременна, — тут же отпустил шуточку Фред. — Или уже родила, пока мы учились?

Ответом стал подзатыльник и строгий взгляд миссис Уизли.

— Это не смешно Фред. Мы… временно взяли девочку под опеку. Она будет с нами этим летом. Возможно, дольше. Считайте, у вас новая сестра.

Все переглянулись. Кто? Кого? Никто не понимал, о ком идёт речь.

И вот — Ева. Ева шаг за шагом двигалась к ним рядом с женщиной из Министерства. Джордж даже не сразу понял. Сначала сердце пропустило удар, потом заколотилось так, что он не слышал ничего вокруг. Он вытер глаза, ущипнул себя, глянул на Фреда. Фред тоже таращился, будто видел привидение.

Это была она. Ева.

Ева — их новая «сестра». Его Ева. Под одной крышей. На всё лето.

Когда миссис Уизли обняла её и сказала: «Добро пожаловать в нашу семью», Джордж понял — это не сон. Это случилось. Это шанс. Самый невероятный, самый невозможный. И этот шанс сейчас сидит перед ним — с тёплой улыбкой пьëт молочный чай из его рук. И улыбается. Джордж почти не видел ее улыбку рядом с собой.

Он хотел, чтобы этот момент длился вечно.

Когда Ева допила чай, она сразу поднялась, поблагодарила Джорджа и быстро вышла, почти сбежала наверх. Джордж не сразу осознал, что произошло — он всё ещё витал в облаках. Только когда её лёгкие шаги затихли на лестнице, он чуть вздрогнул, будто проснулся, но было уже поздно. Она ушла.

Он вздохнул и медленно пошёл в свою комнату. Упал на кровать и, впервые за долгое время, уснул с лёгким сердцем. Сон был тёплым, глубоким, полным умиротворения. В нём не было тревоги, не было страха — была только она. Ева.

Но вдруг... кто-то закричал.

Джордж рывком поднялся с постели. Сердце ухнуло куда-то вниз. Он даже не понял, проснулся ли до конца. Рядом зашевелился Фред, спросил что-то сквозь сон, но Джордж уже выбежал в коридор. Он знал. Он почувствовал. Не спрашивал, не сомневался — просто побежал. К комнате Джинни.

Дверь была распахнута. Джинни стояла, как каменная, бледная, с испуганными глазами, сжимающими край ночной рубашки. В комнате слышались прерывистые крики, сбивчивые всхлипы. Миссис Уизли уже была там, склонившись над кроватью.

— Ева... Ева, проснись, милая, это сон... ты в порядке... — шептала она, встряхивая девушку за плечи.

Ева металась, будто сражаясь с невидимым противником. Лицо было залито слезами, губы дрожали. Она говорила сквозь сон, будто пыталась выбраться из чего-то страшного:

— Нет… не надо… не трогай… Нееет… пожалуйста… я больше не буду… Прошу… отпусти… Сэм… не надо…Сэм пожалуйста…

Миссис Уизли сжала плечи девочки сильнее.

— Ева! Очнись! Это только сон!

Ева резко открыла глаза и в следующую секунду бросилась в объятия миссис Уизли, как будто цеплялась за реальность, как будто утопала и только эти руки могли спасти её.

— Всё хорошо… ты в безопасности… — шептала женщина, прижимая её к себе. — Всё хорошо, девочка моя…

Джордж стоял в дверях, сжав кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони. Его трясло. Он чувствовал, как в груди нарастает бешеный, горький ком. В этот момент рядом оказался Фред, за ним — Перси. Никто не говорил ни слова.

Джинни очнулась от оцепенения, тихо подошла и села рядом с Евой. Осторожно провела рукой по её спине, как мама гладит испуганного ребёнка.

А Ева… она не отпускала миссис Уизли, словно боялась, что если отпустит — сон вернётся.

Но через минуту, когда дыхание чуть выровнялось, когда слёзы начали утихать, внутри у Евы вновь заговорил тот самый страшный голос. Тот, что всегда говорит ей: «Ты лишняя. Ты портишь всё. Ты не должна быть здесь».

Она отстранилась. Тихо. Почти виновато.

— Простите… что раньше не сказала… — проговорила она дрожащим голосом. — Я не против… если вы… отправите меня обратно…

Миссис Уизли, как ни в чём не бывало, села рядом с ней и взяла за руки. В глазах её было не удивление, не испуг — а какая-то глубокая, очень тёплая, очень земная сила. Материнская.

— Что ты говоришь, девочка? — мягко, но сдержанно проговорила она. — Я в курсе того, что случилось с тобой прошлым летом.

Ева замерла. Её взгляд метнулся к женщине — полный шока, недоверия.

— Да, дорогая… я знаю. Всё.

— Вы… Знаете ? — прошептала Ева.

— Знаю, — кивнула миссис Уизли.

И тут не выдержал Джордж. Словно что-то внутри него прорвалось.

— Что с ней случилось? Кто такой Сэм?! — выдохнул он резко. — Что он ей сделал?

Фред, будто предчувствуя это, закрыл лицо руками. Он понял, что брат сорвался. Это был провал. Он знал, что сейчас будет.

Миссис Уизли вскочила.

— ВСЕ ВОН ОТСЮДА! — закричала она так, что в доме повеяло ледяным ветром.

Все замерли.

Это значило одно: не спорь. Уходи. Немедленно.

Фред схватил Джорджа за локоть и потянул назад. Джинни неуверенно посмотрела на мать, на Еву — и, всё же, тоже поднялась, не проронив ни слова.

Они вышли.

Джордж не хотел уходить. Он стоял, будто прирос к полу, и взгляд его всё ещё был прикован к двери комнаты Джинни, где осталась Ева. Где она всё ещё, возможно, плакала. Где всё трещало по швам.

Но Фред без лишних слов схватил его за локоть и потянул прочь.

— Пошли, Джордж. Сейчас не время, — тихо, но твёрдо сказал он, заталкивая брата в их общую комнату и захлопывая за собой дверь.

Джордж сел на кровать. Плечи опустились. Голова повисла. Его охватила тишина. Глухая, давящая, как упрёк.

Фред прошёлся по комнате пару раз, потом резко обернулся и с явной яростью в голосе, произнёс:

— Знаешь, братец... иногда мне кажется, что у тебя напрочь сломался механизм, отвечающий за выключение языка вовремя.

Он подошёл ближе. Джордж не поднял головы.

— Ты вообще думал, что делаешь?! — Фред говорил уже громче, но не кричал — его голос резал холоднее любого крика. — Она только что проснулась от кошмара. В панике. В слезах. Она едва могла дышать, а ты — с ходу, посреди ночи, на глазах у всей семьи, лезешь с вопросами. Прямо как на допросе.

Джордж молчал.

— Ты видел её лицо? Ты хоть понял, что ты сделал? Её только что трясло от страха, и вместо того чтобы просто... просто помолчать, постоять рядом, дать ей прийти в себя — ты влетаешь и сходу: «Кто такой Сэм? Что он сделал?» — передразнил Фред. — А она, между прочим, даже толком не понимала, где находится!

Он тяжело выдохнул и сел на подоконник, глядя в окно.

— Если бы ты просто подождал. Пять минут. Десять. Мама бы, может, и рассказала. Или она бы. Когда была бы готова. Когда бы почувствовала, что ей здесь не угрожают, что ей можно говорить. Но нет... Джорджу нужно знать всё и сразу. Джорджу больно, и Джордж хочет ответы сейчас. Как будто она тебе что-то должна.

Джордж всё ещё не поднимал глаз. Его ладони были сжаты, костяшки пальцев побелели.

— Ты любишь её, да? — резко спросил Фред, уже тише.

Молчание.

— Я знаю, — сам себе ответил он. — Знаю. Я это знал с того дня, как ты замолчал на целый вечер после того, как рассказал мне, что нашел её в тот день на кухне. Я знаю, что ты переживаешь. Но ты ведёшь себя, как… — он замолчал, стиснув челюсти. — Как придурок, Джордж. Серьёзно. Если бы я был на её месте… — я бы и на пушечный выстрел не подпустил к себе того, кто орёт на меня в момент, когда я едва стою на ногах.

Он повернулся к брату, уже спокойнее, но с отчаянием в голосе:

— Она не простая девочка. Она явно пережила и переживает много трудностей. Ты знаешь это. Ты всё про неё знаешь — и всё равно... всё равно лезешь туда, куда она сама ещё не может заглянуть. А потом обижаешься, что она тебе ничего не рассказывает. Ты же… никто ей, Джордж.

Это слово прозвучало особенно тяжело. Оно повисло в воздухе, как глыба.

Джордж вздрогнул. Медленно поднял глаза.

— Я… не хотел… — хрипло сказал он. — Я не хотел её напугать. Просто… когда она сказала «Сэм»… я… я не выдержал.

Фред долго смотрел на него. Потом всё-таки подошёл и сел рядом, хлопнул по плечу.

— Я знаю, — тихо произнёс он. — Но если ты и правда хочешь быть для неё кем-то… сначала перестань требовать. Начни слушать, молчать. Понял?

Джордж кивнул. Неуверенно. Но искренне.

Они оба замолчали. За стеной послышались шаги. Далеко, в комнате Джинни, снова тишина.

Джордж опустил голову в ладони.

— Я всё испортил, да? — прошептал.

Фред посмотрел на него и впервые за вечер улыбнулся, хоть и грустно. Но ничего не сказал. Ответ был ясен.