Вместо Ночного дозора (джен)

Когда Джон снова добрался до Севера, эвакуация уже начиналась, в одних замках только складывали пожитки и мастерили сани, в других — отправлялись в путь, а Винтерфелл и замок Сервинов уже совсем опустели. Впрочем, обитателям Винтерфелла и дальше везло больше других, им не надо было искать себе пристанище в роли непрошенных гостей под чужими сводами, их, родственников короля, ждали покои в Красном замке, обставленные в северном стиле. Это была не только забота о семье Робба, Джон решил оставить Старков в Красном замке, чтобы не раздражать лордов Простора и других южных королевств и не устраивать на их землях специальных представительств северян. Для решения своих многочисленных проблем северным лордам и прочим северянам оставалось обращаться к хозяевам замка или писать в Красный замок, ему и Роббу, точнее Джейн и Сансе, ибо Робб вскоре отправился на войну в Перешеек.

Для самого Джона, закончившего передышку в прекрасных садах осеннего Простора или, как он говорил себе, раздражаясь сибаритством южных лордов, вырвавшегося со лживого коварного Юга, эвакуация привела в первую очередь к тому, что его прежний обычный маршрут полетов, включавший до нее Королевскую Гавань, Драконий камень (как без них?), Медвежий остров, Винтерфелл, и Ночной дозор, изменился. Опустевший Винтерфелл и почти пустой Черный замок с намертво заделанными камнями и льдом проходами за Стену выпали из него, зато добавились Сероводье, Кремниевый палец и владения Фреев, где, к неудовольствию Уолдера Фрея, на границе с владениями лорда Рида был почти построен деревянный мост через Зеленый Зубец, в котором не хватало только центрального пролета, но бревна, доски, веревки, гвозди, скобы и даже перила для него уже были заготовлены. Наскоро построенный деревянный мост на самом деле был менее удобен да и опаснее для перевозки дикого огня, чем каменный мост Фреев, но заставлял Уолдера Фрея быть самым почтительным лордом по отношению к королю и ко всем, кого король привел на его землю.

Главным местом, посещения которого с нетерпением ждал Джон, была, конечно, Белая Гавань. Именно там его ждала Винафрид, именно это место влекло его с наибольшей силой. В Белой гавани Джон не только наслаждался близостью и беседами с Винафрид, он мирил группы беженцев и распределял их по кораблям, и попутно узнавал и многое другое. В Белую гавань приходили как привычные, так и экзотические корабли из самых разных мест, от близких Браавоса, Пентоса и Лората до далеких и очень далеких Кварта, Морака, Иня и Азабада, хотя из-за пиратов их становилось все меньше, и приносили те известия, которые Джон не хотел бы знать. Корабли из этих мест несли с собой вести, что Вилис Мандерли очень хорошо ладит с окружающими рабовладельческими городами, а в самом Миэрине и других городах залива Драконов понемногу возрождаются различные скрытые и относительно мягкие формы рабства, замаскированные под длительную отработку нескончаемых долгов, пожизненный семейный наем или какие-то еще изящные замены прежних грубых и откровенных названий бесправных людей. Джону это не нравилось, ему не нравилось само рабство, не нравилось и то, что рабство возвращается при правлении сына Вимана и отца Винафрид. Он пытался что-то выяснить подробнее, может быть, злые языки порочат родителей Винафрид, но из-за расплодившихся в Летнем море пиратов, информация доходила из вторых-третьих рук и весьма обрывочная.

Но еще больше, чем возрождения рабства, он опасался, что порывистая Дейенерис, до которой тоже дошли эти слухи, бросит войну со льдом и вихтами на Медвежьем острове и Стылом берегу и полетит наводить справедливость в родные места. Отправлялась с ней в полеты над льдами около Стылого берега, он каждый день говорил ей, что сейчас нет важнее дела, чем преградить путь вихтам и что от этого зависит не только судьба Вестероса, но и далеких земель, которых вслед за Семью королевствами охватит страшная Долгая ночь, если Джон, Дейенерис и Арья проиграют. Остальных участников войны, даже Джиора Мормонта, Манса, Рида и Бриндена Талли, он не поминал, чтобы дополнительно уверить Дейенерис в важности ее дела.

Но Дейенерис сейчас больше волновало другое — ускользающая от нее ее собственная беременность и беременность Винафрид, слух о которой дошел и до Медвежьего острова. И еще более ее возмущало то, что Джон, часто бывающий в Белой гавани, безо всякого стеснения живет там с Винафрид и даже не скрывает от нее свою измену. Все Мандерли, любовница Винафрид, бывший десница Виман, соблазненный рабовладельцами Вилис и даже ни в чем неповинные Марлон и Вендел, вызывали у нее недоброе чувство, смесь ненависти и зависти, разбавленную каплей притяжения. Она уже конфликтовала с Мандерли в Красном замке, когда Джон еще не спал с Винафрид, а теперь ее неприязнь, включавшая ревность и зависть, стала еще сильнее.

Хотя ей приходилось иметь дело с Венделом, у которого останавливались корабли, везущие дикий огонь на Медвежий остров, и даже с Марлоном, когда она, никого не предупредив, вдруг сорвалась с места и полетела в Белую гавань. Там, в Белой гавани она угрожающе покрутилась на Дрогоне над Винафрид, возможно рассчитывая, что у той случится выкидыш от страха, но, увидев, что та не побежала и даже не пригнулась, спустилась вниз и вежливо поздоровалась с ней как с равной, как будто Винафрид — четвертая королева. Там же она поговорила с Марлоном и капитанами кораблей из Волантиса и от них узнала о том, что в Летнем море из-за пиратов нарушено судоходство, но это ее мало взволновало. Более важно для нее было другое известие о скрытом предательстве родителей Винафрид, Вилиса и Леоны. После этого она опять покрутилась над замком Мандерли вместо того, чтобы принять приглашение Винафрид и Марлона на пир в честь королевы, и, возмущенная, вернулась на Медвежий остров.

Там за длительное время жизни в доме Мормонтов она понемногу стала почти своей, узнала в подробностях о жизни Джораха с Линессой, о том, как Джорах и Линесса разорили семью, о работорговле Джораха, а также от Джиора и Мейдж услышала рассказ о первых подвигах Джона. Мормонты постепенно привыкают к ней, хотя им не нравятся ее мгновенные переходы в разговорах от дружеского тона к повелительному королевскому, от дружеского участия к возмущению, от текущих дел к подвигам и титулам самой Дейенерис и ее предков. А возмущается она многими, особенно Мандерли, хотя ее возмущения хватает и на Ашу, о чьем сыне богатырских размеров она узнала через того же Вендела, и пытается найти причину того, что родила Аша, а не она, не в своем бесплодии, а в разном отношении Джона к жене и к любовницам, к которым в запальчивости причислила и его первых двух жен. И сама Мейдж, и ее дочери Дейси, Джорель и Алисана — не робкого десятка и не самых целомудренных нравов, но любят и уважают Джона, и его отношение к разным женщинам — не тема для их разговоров, скорее Дейси, Джорель и Алисана сами бы не отказались оказаться среди этих женщин и даже забеременеть от него, но Джон им не предлагает, а они не просят.

Тот же разговор про женщин Джона, в том числе про его королев, Дейенерис ведет и с самим Джоном, причем еще резче и откровеннее.

¬- Они — не настоящие, — говорит она. — Они — не Таргариенской крови. Той валирийской капли крови, что живет в Арианне, недостаточно для того, чтобы могла называться твоей женой, а не любовницей, при всей ее решительности она не сядет на дракона и не отправится воевать, предоставив это мужчинам. Они обе только и годны, что ездить в карете, когда я сражаюсь с вихтами на Стылом берегу.

Джон понимал, что ее слова вызваны ее обидой на то, что Маргери и Арианна ездят в тепле и уюте по Простору, а она в холоде и тумане борется с вихтами и со льдом на Стылом берегу. Получается, что они королевы, а она — просто воин Джоновой армии? Нет, все наоборот, она настоящая королева, она защищает лордов и простой народ, а они бесполезные и бессмысленные. А в том, что они беременны, а не она, в первую очередь виноват Джон, который вместо того, чтобы приехать в ее лучшие дни для зачатия, только писал письма и извинялся, объяснял, что не может вырваться на две недели из поездки длительностью полторы луны.

Джон все это понимал, и, тем не менее, в некотором ужасе слушал ее слова, он не ждал, что ее обвинения дойдут не только до Винафрид, но также до Маргери и Арианны. Он знал, что она хочет быть первой женой, правящей королевой, но до этого она участвовала в любовных играх вчетвером с Маргери и Арианной и не ревновала и не возражала против этого. Она даже в ответ на их ласки доставляла удовольствие им, а теперь оказывается, что они вообще не жены, а что-то вроде наложниц или соленых жен у железнорожденных. Что же будет, если она забеременеет и родит сына, ведь она попытается нарушить мир в семье Джона и отнять право первенство у маленького Эддарда. А если он родится таким же большим, как Квеллон (что, впрочем, маловероятно, она меньше Аши и не в состоянии родить такого большого сына), и, главное, с таргариенской окраской, то как он ее остановит. Точнее, ее-то саму становить он, скорее всего, может, но что скажут об ее претензиях настоящие сторонники Таргариенов, размножившиеся после выяснения происхождения Джона и его коронации. Ведь в их же глазах именно сын Дейенерис, а не законный Эддард, будет настоящим наследником, возрождающим династию.

Джон решил зайти с другой стороны и сказал, что Арья, с которой она провела вместе уже больше двух лун, не имеет ни капли таргариенской крови, однако управляет драконом, не уступает в храбрости и сметке не только взрослым женщинам, но и настоящим воинам. Джон помнил, как поначалу Дейенерис воевала с Арьей и высмеивала его отношение к ней, и был поражен той серией комплиментов Арье, которые он услышал.

— Ее дух не уступает духу Висеньи Тарагариен, и вообще, вероятно, все хроники лгут, раз в доме Старков могут рождаться такие девушки, у Старков каким-то образом есть немалая толика таргариенской крови. Я рада, что трон достался сыну сильной Лианны, а не слабой Элии, что, конечно, не делает простительными преступления Тайвина, — сказала Дейенерис.

Джон ответил, что в каждом доме рождались сильные и слабые люди, что он жалеет, что уничтожил дом Болтонов, вполне вероятно, что сына Болтона можно воспитать нормальным человеком.

— А Старки, — продолжил он, — один из самых старых домов Вестероса, и, если верить нашему древовидцу, то Брандон-строитель действительно существовал. Среди Старков множество варгов и оборотней, даже больше, чем среди других Первых людей. И, по-видимому, варги и оборотни, может быть, не все, но многие могут управлять драконами не хуже Таргариенов, хотя про себя я сам не знаю, этот дар мне передался от отца, от матери или от обоих сразу.

— А твоя любимая Винафрид, какими она способностями обладает? — перешла в наступление Дейенерис.

— Я не буду обсуждать ее, я тебя очень прошу, смирись с ней, равно как с Маргери или Арианной.

— Этих никчемных дур я еще могу потерпеть, ты мне про них еще тогда написал, еще там в Миэрине, но про Винафрид в том письме не было ни слова.

— Про нее и не было слов, пока ситуация не стала такой тяжелой, как сейчас. Даже ты, борясь с вихтами на Стылом берегу, не знаешь, насколько сложно сейчас, и как велик шанс проиграть и проиграть все полностью, до последнего человека в Вестеросе. Все считают меня сильным человеком, но ты сама как-то назвала меня паникером, и в этом была своя доля правды, Винафрид — моя слабость, и встречи с ней мне нужны, если я хочу со всем этим справиться.

— А я не могу быть твоей слабостью?

— Ты — моя жена, ты — прекрасная, умная и смелая, ты для меня очень много значишь, но сердцу не прикажешь. Может быть, если бы ты появилась в Королевской Гавани три года назад, но первой достойной женщиной, которая приехала ко мне в мое регентство, была она.

— Она не сама приехала, ее привез ее дед, чтобы привязать тебя к себе.

— Ты тоже не сама собралась ко мне, за тобой приплыли мой флот и моя армия, спасли твои города, и ты поверила моему письму.

— А сейчас, как говорят капитаны, там понемногу родители Винафрид восстанавливают рабство, так что не так уж они спасены. У меня сердце болит за их судьбу.

— Винафрид не отвечает за действия своего отца, которого назначила не она, а ты сама. Я вообще никого не предлагал на это место, считая, что у тебя там свои умные и верные люди. Ты сделала неверный выбор, назначив человека, слишком склонного к компромиссам, почему в этом виноват кто-то другой, а не ты.

В этом разговоре Джон сперва боялся повторения криков Дейнерис и ее отказа от участия в борьбе со вихтами и льдами до его разрыва с Винафрид, но разговор прошел мимо этой ловушки и прямиком направился в другую, которой тоже опасался Джон. Опережая ее слова, он сказал, что пока не кончилась война с Долгой ночью, все остальные несправедливости мира не имеют значения, они умрут вместе с людьми, среди вихтов бывшие рабовладельцы не будут отличаться от бывших рабов, и те, и другие будут рабами Иных, но он обещает, что решит эту проблему после победы.

— И как ты ее решишь?

— Я еще не знаю, как я смогу победить в этой войне, не надо меня спрашивать о следующей. Может быть, одной этой победы и грозного письма будет достаточно для наведения порядка, а, может быть, нужно будет воевать. Откуда я знаю? Давай делать свое дело, полоска воды становится все уже, и уже и в ней все больше льдин, и на некоторых уже из них есть вихты.

Но мысли Дейенерис переключились в другую сторону.

— Ты мне сделаешь ребенка. Я, настоящая Таргариен, — единственная королева без детей.

— Я стараюсь каждую ночь. Разве тебе плохо со мной?

— Мне очень хорошо, но все равно, сколько ты не стараешься, лунная кровь, хоть и с опозданием, но приходит ко мне. Ты еще вдобавок, пока я сражалась со льдами, два раза подряд пропускал мои лучшие дни, катаясь со своими беременными дурочками.

Джон ничего не ответил на слово «дурочки», он решил, что разговор опять возвращается к тому, что Арианна и Маргери — ненастоящие королевы, но недооценил извилистого хода мысли Дейенерис.

— А, может быть, дело в том, что мы с тобой стараемся ночью, а наши ночи захвачены Иными. Пока здесь осталась хоть капелька дня, мы должны это сделать в полдень, до которого осталось совсем немного, краешек солнца сквозь облака уже виден над горизонтом.

Джон не ожидал, что вместо вечернего полета, они займутся любовью, но это было именно то, чего не хватало Дейенерис. Дейенерис с Арьей прилетали такими усталыми и замерзшими, что казалось, они тут же заснут после кружки горячего эля, но горячая ванна с последующим купанием в снегу, на котором настаивала Мейдж, снимали усталость и превращали ее в истому. После безыскусного, но сытного ужина и разговоров с медведицами, Дейенерис ложилась в постель и, как ни ворочалась, все равно не могла заснуть, вспоминая ночи с Джоном, иногда она пыталась перебить эти воспоминания давней памятью о ночах с Дрого или Даарио, но яркие воспоминания стали бледными, и не тому, не другому южанину не было места в ее покоях с камином под бревенчатым потолком. Она даже пытался вызвать в памяти образ Джораха и его поцелуй, ведь лежала-то она в его покоях и в его кровати, однако вместо него перед ее глазами снова возникал Джон, с которого начались ее неудовлетворенные желания, и которого она так ярко представляла себе, но не могла обнять. Тогда, бесплодно терзая свое тело, она вспоминала о верной Ирри, но путь из Королевской гавани до Медвежьего острова был слишком долог, чтобы Ирри и Чхику могли успеть до нее добраться.

Вопреки своему обыкновению она спала одна в постели в покоях лорда, она много раз предлагала Арье, с которой вместе сражались близ Стылого берега, разделить с ней ложе, но Арье скучно с взрослой Дейенерис, ей по душе Лира, самая младшая дочь Мейлж, всего на год младше нее и столь же шустрая и отчаянно смелая девочка, рвущаяся в бой и безуспешно пытающаяся летать на драконе. Утром Дейнерис приходится дожидаться грубоватой служанки Мормонтов, которая помогала ей умыться, одеться в зимний многослойный наряд и перед полетом сверху всего надеть особо тяжелые и прочные доспехи, на которых настаивал Джон, чтобы хоть как-то прикрыть ноги и бедра от острых и длинных мечей Иных. И только с помощью сильных и грубых рук служанки, вызывающих воспоминания о сильных и ласковых руках Джона, ей удается с этой тяжестью залезть на Дрогона.

Если соития с Маргери и Арианной понемногу стали для Джона просто тщательно выполненным супружеским долгом и одновременным весьма приятным занятием, особенно при участии и помощи Нимерии, Тиены и Фалии, то с Дейенерис Джон испытывал сложные чувства. Он не врал ей, когда говорил, что привлекают ее красота и та страсть, которую он вкладывала в их соития, но в то же время почему-то секс именно с ней, в отличие от секса с Маргери и Арианной, был изменой Винафрид, ждавшей его на западном берегу. Именно нежное лоно и нежный рот Дейенерис заставляли его чувствовать себя предателем той женщины, которую он действительно любил. Он одновременно жалел Дейенерис, которая так хотела зачать ребенка и не могла этого добиться, и еще больше боялся, что ее беременность и, еще хуже, рождение сына сломают хрупкий рушащийся мир в его семье и во всех Семи королевствах. Но он не уклонялся от соитий, при кульминациях старался проникнуть, как можно глубже, оставляя выбор на волю богов.

1.11.302. В этот день, когда Джон вместе с Бринденом Талли очередной раз по десять раз водил свою армию от горячих источников к сугробам и обратно, а потом вечером в очередной раз полетел к лорду Флинту проверять, как трудятся пироманты, сооружая новую мастерскую, мейстер Флинтов отдал ему письмо от Дейенерис, где написано, что у нее уже пятнадцатый день нет ожидавшейся лунной крови, и Дрогон тыкался мордой в ее живот. И он с грустью подумал о том, что к явной войне с Иными вот-вот добавится скрытая война в его семье и во всем Королевстве. Ему ничего не осталось, как поздравить Дейенерис с долгожданным событием, а также посоветовать не торопиться с торжественным сообщением о беременности. Однако, судя по ее ответу, она была уверенна, ее осмотрел не только мейстер, но и все повитухи, которые остались на острове, и каждая из них, искренне или подыгрывая королеве, подтвердила весть о ее беременности.

Джон получал известия не только с Севера, но и с Юга. После его отлета, путешествие тут же замедлилось, королевы честно, но очень неторопливо, выполняли вместе с Рованом и Уилласом то, что им сказал Джон, рассказывая о том, что надо по-доброму принять северян и не мешать собираться у деревьев и вспоминать о Севере, захваченном нелюдями. Даже без Джона две беременные королевы продолжали вызывать у местных жителей воспоминания о Гарте Зеленой руке, а их готовность задерживаться в каждом месте, и двигаться помедленнее, чтобы не навредить потомству в их чревах, собирала толпы, которые не только слушали речи, танцевали, пили сидр и молодое вино, но и провожали процессию на целые лиги. В результате к девятому месяцу Арианны они добрались только до Хайгардена, где под наблюдением мейстеров Мейса Тирелла к его радости Арианна родила еще одну дочь (5.11.302), которую Джон назвал Мирией в честь первой дорнийской королевы Семи королевств. Шансы Арианны стать королевой-матерью и без беременности Дейенерис стали совсем малыми, ибо мейстеры и повитухи в один голос говорили, что Маргери скорее всего опять родит мальчика.

Но Арианна была достаточно предприимчива и, поняв, что ей не суждено стать матерью будущего короля, переключилась на другой план — стать матерью королевы. Так как дети обеих королев, и Арианны, и Маргери, назывались Таргариенами, то на них распространялось доктрина исключительности, и дочерей Арианны можно было поженить с сыновьями Маргери. В ее плане было много слабых мест — нетаргариенский вид наследников и самого короля, способность летать на драконе Арьи, не имевшей ни капли таргариенской крови, ужасный брак Эйриса II с его сестрой. Но Арианна недаром днем и ночью выказывала столько симпатии, любви и даже страсти Маргери, чтобы та согласилась с ней, а для Джона была приготовлена целая теория, что эти браки приносят мир между его наследниками и уменьшают риски борьбы за престол. Тем не менее, облизывая Маргери в прямом и переносном смыслах, в одиночку или вместе с Тиеной и Нимерией, Арианна откладывала решающий разговор, одно неудачное слово и все сорвется.

Она ждала подходящего момента. И этот момент настал, когда обе королевы через луну после родов Арианны, отпраздновав в Хайгардене рождение новой принцессы, собрались возвращаться в Красный замок на барже по Мандеру, что мейстеры назвали самым безопасным способом для новорожденной принцессы и будущего принца. И в день их отплытия из далекого Медвежьего острова прилетает письмо, в котором король Джон и третья королева сообщают радостную весть о ее беременности. Маргери, Оленна и Уиллас приходят в ужас, Мейс сперва не понимает, что их так пугает, но после объяснений Оленны и Матиса Рована до него доходит, что сын (не дай бог, сын) двух Таргариенов будет в глазах многих лоялистов настоящим претендентом на престол в отличие от сыновей, рожденных наследницей стюардов Тиреллов, которые даже среди лордов Простора считались скорее самым удачливым домом, чем самым знатным. Именно в этот день Арианна сообщает на ухо Маргери свой план помолвить Эддарда и Элию и добавляет к этому: «Все считают, что ты снова родишь сына, давай для гарантии помолвим и наших младших детей. Если кому-то из них бог не даст дожить до совершеннолетия, то мы просто сменим помолвку». Про себя добрая Арианна думает, что лучше всего, чтобы этим несчастным стал Эддард, тогда моя Элия, растущая, как кажется Арианне, бойкой девочкой, будет главной в браке со своим младшим братиком, который будет почти на два года моложе ее.

Маргери до этого не замышляла инцестных браков ни для своего старшего сына, ни второго еще не родившегося ребенка, и вообще не думала о помолвках младенцев, полагая, что придет время, и Джон решит, за кого он выдаст наследника. А также она была уверена в бесплодии Дейенерис, которая ранее была замужем, по слухам родила одно мертворожденное дитя-чудовище, изуродовшее ее чрево, и далее никак не могла забеременеть, несмотря на длительное пребывание вдвоем с Джоном. Якобы спонтанная идея Арианны ей показалось разумной и хитрой, предохраняющей их обеих от претензий будущих детей Дейенерис. Ее родственники, не очень жалующие кровосмешение, в этой сложной ситуации одобрили предложение Арианны, и даже Оберин с Элларией не стали возражать, хотя они предпочли бы, чтобы старшего сына Маргери женили на будущей дочери Тристана.

Ни Дейенерис на Медвежьем острове, ни Джон, мотающийся в треугольнике Медвежий остров — Белая Гавань — Перешеек, пока ничего не знают об этих планах. Его больше волнуют двойняшки — дочь Арья и сын Брандон, которых родила Винафрид. Не только из-за проблем с отправкой и содержанием беженцев, но из-за них он надолго задерживается в Белой гавани, естественно, отговариваясь всем трем королевам сложными проблемами с отправкой беженцев. Забеременевшая Дейнерис, как будто бы переставшая ревновать Джона к Винафрид, даже не устраивает бурных сцен Джону, когда он задерживается в Белой гавани. Ей очень хочется посмотреть на детей, и она аккуратно расспрашивает Джона о них. Но Джон ничего не рассказывает ей, ему не хочется никому рассказывать, что дети с северными именами, рожденные в Белой Гавани, имеют самый таргариенский вид среди всех его детей.

20.12.302. Джон узнает о планах Арианны и Маргери, как о почти решенном деле, лишь вернувшись в Королевскую Гавань встречать северных беженцев. Он просто возмущен, прежде всего тем, как они посмели это решать без него, он король, и именно он выбирает будущую королеву своему наследнику, а также назначает помолвки остальных принцев и принцесс. Разумеется, он не будет идти против воли наследника и наследниц, он хорошо помнил, чем закончилась навязанная его матери помолвка с Робертом, но хитрости с использованием таргариенских обычаев против еще не рожденного таргариенского ребенка его возмущают. Обгоняя беженцев, он летит вдоль Мандера, находит королевскую баржу, на которой его встречает Призрак, на радостях даже выдавший какой-то слабый звук, а затем он приветствует своих королев, еще раз поздравляет Арианну, желает здоровья Мирии и беременной Маргери, но за торжественным обедом сообщает, что помолвки принцев — это дело короля, поэтому и будем считать, что вы лишь предложили не самый удачный вариант, а я его не отверг, просто пока не стал рассматривать. Мы ведем страшную войну, на кону судьба всех людей Семи королевств, да и всего мира, а вы занялись помолвками на пятнадцать лет вперед. Лучше бы выполняли то, для чего вы поехали — говорить о размещении беженцев, ведь ни в Дорнийские марки, ни в сам Дорн, куда вы сами собирались, вы так и не попали. Неужели вы не могли разделиться, я не помню, чтобы я просил, чтобы вы все были обязательно вместе.

Арианна и Маргери обижены и возмущены до глубины души, их тщательный выстроенный и согласованный со всеми родственниками план развалился от одной фразы Джона. Он даже не отверг его, просто не стал рассматривать. У них больше нет защиты от детей Дейенерис, лишь надежда, что ее изуродованное чрево не сможет выносить и родить нормального ребенка.

Они еще не слышали о детях Винафрид, но, впрочем, это уже неважно, и, когда узнают, реагируют на это очень спокойно, они готовы даже к их валирийскому облику, о чем им донесли лазутчики Тиены, все равно Винафрид может родить только бастардов, которые никогда не получат фамилию Таргариен. От обиды за сорвавшийся план и Арианна, уже оправившаяся после родов, и беременная Маргери, ссылаются на указания мейстера и отказываются спать с Джоном, предоставляя Нимерии, Тиене и Фалии ублажать короля, впрочем, наставляя их, чтобы они особо не старались доставить ему удовольствие, а то, кто знает, вдруг Джон и впредь захочет спать с фрейлинами-бастардками вместо своих законных жен. Но Нимерия и Тиена — не только фрейлины для Арианны и женщины для удовольствий для Джона, Нимерия теперь полноправный член Малого совета, а Тиена — ближайшая помощница лорда Рида и странного озерного жителя, замещающего Рида в роли мастера над шептунами, пока тот учит Королевскую армию и армию Манса сражаться на болотах. В интервалах между ласками и соитиями они рассказывают Джону о том, как жители Простора сочли его новым воплощением Гарта Зеленой Руки, как богорощи стали считать символами плодородия, как местные леди расстроились, когда он улетел на Север. В общем ничего особо нового он от них не узнал, они лишь внимательно разглядели то, что происходит, частично разгадали его планы и рассказали о том, насколько хорошо получилось, глядя глазами не самого Джона, а глазами простолюдинок и леди Простора.

Через пару дней Арианна и Маргери меняют тактику, теперь они боятся, что их собственными стараниями их фрейлины уведут у них Джона, говорят ему, что мейстер передумал и разрешил им соития. И ночью среди постельных игр они пытаются уговорить Джона, твердят ему, что Дейенерис наверняка сделать захочет своего сына будущим королем (они почему-то уверены, что родится именно сын), что ее поддержат старые лоялисты, что только этой интриги не хватало, когда в Королевстве все так сложно. А их план поженить между собой их детей покажет всем, включая самых верных таргариенских лоялистов, что их дети, включая наследника престола — тоже Таргариены. Джон начинает колебаться, хотя не сообщает об этом своим королевам. Он видит резон в их словах, но ему не хочется действовать против Дейенерис, которая беременная, рискуя собой и своим ребенком, ломает лед и сражается с Иными и вихтами в Ледовом заливе. Он и без того бросает ее там, улетая не только в армию на Перешейке, но также к Винафрид и ее детям и к своим другим двум королевам, которые расслабленно отдыхают на барже, медленно плывущей по Мандеру среди необычайно красочной осени.

Хотя Джон пытается спрятать свои сомнения, Арианна и Маргери видят, что он начинает колебаться, и усиливают напор, пытаясь запугать его ненужной смутой. Он думает, лучше всего было бы забрать Дейенерис в столицу, дать ей спокойно выносить столь долгожданное дитя, одновременно заставив ее сделать заявление, что ее ребенок займет то место в очереди на трон, которое прописано им самим и Верховном септоном в объявлении об их необычном браке. Но между льдами Стылого Берега и Медвежьего острова осталось меньше двух лиг, а с юга, где слабее ветры и практически нет течения воды, сплошной лед соединяет остров с Медвежьим мысом, а сломать этот лед и разогнать льдины никак не удается, даже не получается отогнать льдины от берегов мыса. Да и нет возможности этим заниматься, мастерская пиромантов на Кремниевом пальце еще не работает, а драконы и без того от холода и чрезмерной нагрузки перестали расти и по словам Арьи и Дейенерис несколько ослабели, хотя Гловеры и Мормонты не скупятся отдавать им лучший скот.

А эвакуация северян, на которую он смотрит, путешествуя над Севером, все тянется и тянется, и будет тянуться еще одну, а скорее даже две луны. Легко ли женщинам с детьми, старикам и старухам, своими уставшими ногами с жаром, соплями и кашлем пройти по снегу сотни лиг. Он сам готов сменить Дейнерис на Медвежьем острове, но кто будет подгонять пиромантов, обсуждать планы войны с Ридом, Мансом и Бринденом Талли, которые без него ни о чем не могут договориться, кто будет мирить прибывших северян с южанами, которые устают от них уже через несколько дней их пребывания. Иногда он даже жалеет, что казнил Тайвина, единственного человека, который мог справиться хотя бы с частью проблем Джона. Ссора с Дейенерис, не только беременной и обидчивой женщиной, но и всадницей самого крупного дракона — это катастрофа, он не может полностью возложить руководство войной в Ледовом заливе на тринадцатилетнюю Арью. Джиор и Мейдж Мормонт — хорошие смелые люди с большим военным опытом, но неспособные принимать быстрые решения, когда ситуация выходит из-под контроля. Неожиданный союз Дейенерис и Арьи и готовность старших Мормонтов подчиняться королеве — это то, что сдерживает прорыв Иных на Север и должно сдерживать хотя бы еще полторы луны.

Чтобы успокоить Маргери и Арианну, Джон говорит им, что пока с Севера не вывезены все люди, которых возможно вывести, он не будет обсуждать эту тему. Ну а потом, когда все три королевы соберутся вместе, он вернется к этому предложению. Обеим королевам не нравится, что решение будет приниматься в присутствии Дейенерис, но это хоть что-то, и им остается удовлетвориться этим и благодарить Джона всеми ласками, на которые они сейчас способны. На той же барже он празднует Новый год с Арианной, Маргери, всем ее семейством и новым десницей, а затем улетает спасать узкую полоску воды, которая сдерживает прорыв Иных на Север.

23.02.303. Через две луны Дейенерис и Арья с победой прилетают в Красный замок, где их называют спасительницами Севера. Арья, в первый же день поссорившаяся с матерью и соскучившаяся по Джендри, идет к Джону и вместо рассказа о том, что было на Медвежьем острове и как они боролись за узкую полоску воды, говорит ему, что она настолько взрослая, что ей пора замуж. Но Джон отказывает худенькой Арье, он смотрит на ее щуплое почти детское тело, и, хотя она хвастается, что у нее уже начались лунные крови, не дает ей разрешения на брак: «Ты такая худенькая и маленькая, а вдруг ты забеременеешь, ты не сможешь выносить ребенка, ты можешь умереть в родах, как моя мама, на которую, как говорит Старая Нэн, ты так похожа. Хочешь, мы устроим торжественную помолвку с участием всего Суда и всех северян и пир в честь тебя и Джендри, но на брак я не даю разрешения. Нас ждет не свадьба, а война, причем я не могу обещать тебе быстрой победы, нам с тобой еще придется немало повоевать, но мы обязательно победим, и через два года ты выйдешь замуж. После победы мы хоть трижды отпразднуем твой брак — в септе, в богороще и по валирийскому обычаю, если вы с Джендри этого захотите».

Но Арья не хочет торжеств, ей они не нужна бессмысленная трата еды, которой можно накормить множество голодных. Он рассказывает Джону про Медвежий остров, про скрипучий деревянный дом, про Лиру, с которой она подружилась. Также она вспоминает Мейдж и ее других ее дочерей, и, злясь на Кейтлин, говорит, что Мейдж заменила ей мать, она хоть ворчливая и крикливая, но добрая, и вообще лучше бы она родилась у Мейдж, а Лира, Алисана, Джорель и Дейси были ее настоящими сестрами, а Джон каким-то непонятным образом был бы ее настоящим братом. Джон, забыв о своей неприязни к Кейтлин (какая там Кейтлин на фоне Иных, вихтов и Кровавого Ворона, которому отдали Брана) доказывает Арье, что ее мать, Санса и Робб любят ее, ценят ее подвиги, что маленький Рикон соскучился по своей сестре.

Вроде ему удается ее успокоить, когда он вручает ей свой подарок — новую Иглу из валирийской стали, но Арья допытывается, где он взял сталь и кто это сделал. Он говорит, что это их общий с Роббом подарок, но подробнее не отвечает, однако, несмотря на отсутствие ответа, она уходит довольная. Впрочем, ее довольства хватает только на три дня, на четвертый день она опять ссорится с Кейтлин и ее новой септой, садится на дракона и улетает на Драконий камень. У Джона нет никакой уверенности, что непослушная Арья не станет любовницей своего жениха, но он надеется, что после его слов они хоть будут остерегаться зачать ребенка. Он даже специально летит вслед за Арьей на Драконий камень и там говорит Джендри, чтобы тот, любя Арью, помнил, что, несмотря на лунную кровь, у нее еще худое и узкое детское тело, что она истратила так много сил для защиты Севера, и ее надо беречь и кормить получше. До Арьи доходят эти слова, и она возражает, что кормить получше надо Нимерию, которая сталкивала вихтов со льдин в воду, и Рейгаля, исхудавшего от долгих полетов по холоду и испускаемого огня, которым дракон, не жалея себя, сжигал вихтов и Иных и топил лед. И забота о своей магической свите становится главным делом Арьи, недовольной тем, что Джендри опять постоянно занят, то изготовлением обсидианового оружия, то обучением у мейстера, то контролем за тем, как идут дела у Ролланда Шторма, кастеляна острова.

Совсем по-другому вела себя Дейенерис, их общий с Арьей триумф превратился уже на завтра в триумф одной Дейенерис. В этом триумфе даже было непонятно, что важнее — то, что она забеременела или то, что она, беременная, спасла Север. Она в подробностях рассказывала Джону и всем придворным, как последние недели они дрались с Иными и вихтами за узкую полоску воды, которую Иные в белом холодном тумане превращали в лед, как она жгла Иных, нарушая правило Джона не опускаться ниже десяти футов, чтобы клинки Иных не доставали ее ноги и глаза дракона. В ее рассказах главной героиней была она и почти только она, она сожгла вихтов, она прожгла лед, она растопила одного Иного, второго, третьего, четвертого…, она отогнала вихтов от дозорных, она, она, она… Нет, она не забывала ни про Арью, ни про дозорных, ни про Джиора и Мейдж Мормонтов, даже про дочерей Мейдж, пиромантов и моряков, но все они были в ее рассказах на заднем плане. Единственным героем, который мог сравниться с ней, был Джон, но он часто улетал по другим делам, поэтому Север спасала в основном она.

Но это было днем. Ночью картина была совсем иной, Арианна и Маргери, переставшие враждовать друг с другом, вели в постели явную войну против Дейенерис. Они утверждали, что все подвиги совершал дракон, а не она, что она не помнит о работе пиромантов и дозорных, что она забыла о тысяче погибших дозорных (хотя они о них тоже помнили только тогда, когда хотели укорить Дейенерис), что со всем, что делала Дейнерис, не хуже справлялась тринадцатилетняя девочка, отнюдь не урожденная Таргариен. Джон защищал ее как мог, хотя его тоже раздражало ее дневное хвастовство. Кроме того, их спор распространялся на секс, они настаивали, чтобы Дейенерис не забывала их замечательных любовных игр вчетвером, чтобы не требовала от них удовольствий, ничего не давая им взамен, чтобы они втроем помогали друг другу ублажать Джона. А если уж она больше не хочет сложных любовных игр, то уж по меньшей мере она должна не прилипать к Джону, а честно ждать свой очереди. Дейенерис вроде бы соглашалась с ними, но после нескольких ночей относительного мира в королевской постели снова начинала вести себя так, как будто она — жена Джона, а они рабыни удовольствий, сопровождающие их секс, и конфликт разгорался снова.

А, главное, что требовали от нее Арианна и Маргери — это было обязательство строго соблюдать условия их брака, поклясться, что ее ребенок, если она родит сына, займет то место в очереди на будущий престол, которое прописано в условиях их брака — второе, если Маргери родит девочку, и третье, если Маргери родит мальчика. Дейенерис клялась каждую ночь, до секса, после секса, едва ли не во время секса, но никто не верил ей, уж слишком неискренне звучали слова и слишком плохо они сочетались с тем, что проскальзывало днем в ее речах. А проскальзывало в ее речах многое — прежде всего то, что Джон и она — единственные настоящие Таргариены, что она — Матерь драконов, что освободила рабов в заливе Работорговцев, что она спасла северян и еще много разных речей о ее заслугах и достоинствах.

Протаргариенские речи Дейенерис привели к ней в столицу самых горячих сторонников Таргариенов — Графтона, Мутона, юного Лимана Дарри и многих других. Когда после сдачи Севера слава Джона несколько померкла, они переключились с Джона на Дейенерис, Матерь драконов, Разрушительницу оков и Спасительницу северян. Она встречается с ними, выслушивает их славословия в ее честь, но далее встречи не идут так, как хотелось бы Дейенерис. В их речах остальные жены Джона исчезали вовсе, что нравилось Дейенерис, но сам Джон превращался то в короля-консорта при королеве Дейенерис, то в бастарда Таргариенов, с которым королева заключила морганатический брак. Они придумывали и более сложные варианты, при которых Дейенерис была единовластной королевой, но при этом ее дети от Джона были законными наследниками престола. А вот эти речи Дейенерис совсем не нравились, и встречи шли плохо, ибо при всем своем самомнении и самовозвеличивании, Дейнерис считала себя не единовластной правительницей, а королевой Джона. Она хорошо помнила, что армия Джон спасла Миэрин и другие города залива от коалиции рабовладельцев, что план спасения северян и сама догадка, что Иные будут прорываться через Стылый берег, принадлежали Джону и дальнейшим ведением войны будет руководить он. И также о том, как ей хорошо с ним в постели, как он обсуждает с ней дела Королевства, как она ждет его слов и прикосновений его рук. Она легко вступала в споры с Джоном и даже кричала на него, но она не представляла себя его властительницей, он был ее мужем, а она его женой.

Но она никому не рассказывала о своем несогласии со своими сторонниками, о тех спорах, которые шли у нее с протаргариенскими лордами. И все, включая даже Джона, не говоря уж об Арианне и Маргери и их родственниках, считали, что Дейенерис собирает вокруг себя заговорщиков, которые строят планы избавиться от Маргери и Арианны и объявить ее будущего сына наследником престола.

Джону не нравился этот конфликт, он уговаривал Дейнерис подчиняться тем правилам, с которыми она же сама согласилась, поменьше хвастаться и пореже встречаться со своими восторженными поклонниками. Но его больше волновало не само ее поведение, а его неожиданные последствия. Мейс Тирелл, а вслед за ним и другие лорды Простора, а также Дорна легко приняли запланированный Арианной и Маргери инцестный брак Эддарда и Элии и считали, что следующие король и королева будут из семей их сюзеренов, и любые покушения еще нерожденного ребенка на престол воспринимали как оскорбление их королевств.

И эти обиды отражались на отношении южан к северянам, никак не участвовавших во всех этих спорах, но раздражавшие приютивших их южан всем, что они делали, что и сколько они ели, что они говорили, и что говорилось о них. Логика во всем этом просматривалась плохо — почему сын, названный Эддардом в честь лорда Старка с точки зрения южан не имел никакого отношения к Северу, а гипотетический сын Дейенерис, который, по-видимому, получит валирийское имя, должен был быть радостью северян. Северяне пытались объяснить им, что они благодарны Джону, Дейенерис и Арье за свое спасение, но не считают будущего сына Дейенерис более северным, что другие сыновья их северного короля. Но их объяснения не действовали, хвастливые речи Дейенерис о себе как о спасительнице северян, о которых рассказывали все побывавшие в Красном замке, заставляли южан забыть все возражения самих северян.

Кроме того, была другая, менее распространенная, тема споров, которую разжег сам Джон. Передача Драконьего камня, традиционного владения таргариенского наследника престола своей кузине, похитившей дракона и обрученной с сыном Узурпатора, намекала на другой вариант наследования, который радовал лордов Штормовых земель, но никак не устраивал лордов Простора и Дорна. Джон уверял, что Драконий остров — это теперь не владение кронпринцев, а источник обсидиана, самая большая верфь и преграда на пути чужеземного флота к Королевской Гавани, но те, кото хотели в этом видеть интригу, все равно ее видели.

Драконий камень задевал всех трех жен Джона еще тем, что там он поселил Винафрид с ее детьми, и под видом встреч с Арьей, наблюдений за добычей обсидиана, изготовлением обсидианового оружия и строительством кораблей навещал свою четвертую жену и их детей, как упрекали его законные жены. Винафрид, которую Арья знала еще со времен лорда Эддарда и видела почти каждый день в Красном замке, нравилась ей меньше, чем дочери-воительницы, выращенные Мейдж, оставшиеся вместе с матерью во владениях Флинта на Кремниевом пальце. Тем не менее, она легко признала хорошо знакомую северянку почти кузиной, а ее детей своими племянниками. Она учила Нимерию и Рейгаля охранять ее родственников, как свою маленькую тезку и тезку своего потерянного брата, так и их мать. И это было нелишним, Тиена предложила Арианне незаметно отравить детей, подобрав яд, действие которого похоже на детские болезни, уносившие жизни множества малышей. Однако Арианна отказалась, сказав, что дети Винафрид выжили, пока их мать общалась с тысячами больных беженцев в Белой Гавани, и болезни в хороших условиях на острове будут весьма подозрительны, да, и к тому же, несмотря на свой валирийский облик, они все равно бастарды, безопасные по сравнению с ребенком Дейенерис. А если Джон догадается или хотя бы заподозрит покушение на жизнь своих бастардов, то она навлечет беду не только на себя и своих дочерей, но и на весь Дорн.

Мейс Тирелл без договоренностей с дочерью-королевой, своей хитрой матерью и политичным сыном, а только поговорив с какими-то подхалимыми, неожиданно приехал в столицу и предложил вывести всех северян из Малого Совета, так как они теперь не представляют ни одной части королевства. Он с апломбом произнес, теперь, когда они не у себя на родине, а все здесь или в моем королевстве, то оказывается, что на заседании Совета половина северяне, поселившиеся в Красном замке или где-то поблизости. Джон прежде всего подумал о том, насколько же пошатнулась его власть, если такое ничтожество, как Мейс Тирелл, пытается ему диктовать состав Малого совета. И, главное, ему нельзя грубо указать на его место, он дед наследника престола, и, что еще важнее, именно в Просторе находится более половины беженцев-северян, чье положение существенно зависит от мнения верховного лорда Простора. Джон дипломатично сказал ему, что он, вероятно, ошиблись в своих расчетах: «Посмотрите сами, лорд Старк, оба Амбера и Карстарк сейчас проедутся по местам размещения своих людей и вскоре уедут воевать, защищать Семь королевств, в том числе и Простор, Джиор Мормонт — лорд-коммандер Ночного Дозора и не принадлежит ни одному из королевств, Винафрид Мандерли на заседаниях совета присутствовала лишь дважды, а теперь живет на Драконьем камне (при ее упоминании Мейса просто перекосило), остается один Виман Мандерли, который вернулся в совет в роли мастера над монетой. Разве это много?». Мейс не придумал ответа и хмыкнул что-то невнятное. Не давая ему собраться с мыслями, Джон с пафосом воскликнул: «Только один человек из того королевства, которое сражается за нас всех! Это не слишком много, это, наоборот, слишком мало. Поэтому вы меня навели на мысль — я введу в Совет свою кузину Сансу, хорошо знающую и Юг, и Север, и умеющую находить общий язык как с изысканными леди, так и с суровыми лордами, она будет налаживать контакты между южанами и северянами. Спасибо вам, что вы подняли этот вопрос». Мейс опять не придумал ответа, и, пообщавшись с дочерью, племянницами и внуком, уехал обратно столь же скоропалительно, как приехал.

Но еще более, чем все эти склоки и интриги, Джона волновала предстоящая война в Перешейке. Он проводил во владениях Рида, Флинта и Фреев немногим меньше времени, чем в столице и местах размещения северян, он пытался представить, как он будут вести эту войну, что предпримут Иные и их верные вихты. На помощь древовидца он втайне надеялся, но в своих планах почти не рассчитывал на него. Когда он спросил Арью и Дейенерис, налетали ли стаи ворон на вихтов, когда они боролись за последнюю полоску воды, то обе ответил однозначно ответили: «Нет!». Арья, которая из-за потери сознания не слышала разговора древовидца с Джоном, просто удивилась вопросу, а Дейенерис, которая помнила этот разговор, сказала, что их древний родственник — жестокий и хвастливый лгун, как и его последователь Тайвин, предавший ее отца, что древовидец обманул Рида и его детей, и в результате обмана у Джона забрал его кузена, и еще неизвестно, чему он его научит. Может быть, Бран сам бы без этого лгуна всему научился, или его надо было отдать в обучения зеленым людям острова Ликов. Джон не возражал ей, в отличие от нее, он знал, как древовидец погубил на обратном пути его экспедицию. И, несмотря на это, у него все равно оставалась надежда. Вопреки доводам разума он почему-то верил в легенду о Последнем герое, и уверял себя, что Дети леса не приютили бы у себя в пещере того, кто несет зло миру. Бринден Риверс слабосилен, лжив и бесчестен, но он не слуга сил зла, как уверяла его Мелисандра, перебравшаяся на Перешеек. Он считал или просто надеялся, что помощь от Бриндена Риверса или научившегося Брана еще возможна.

Кроме посещения Перешейка, Джон летал в одиночестве над темным Севером, который неторопливо осваивали Иные. Он удивлялся огромному количеству вихтов и Иных, некоторых из них ему в сумерках удавалось разглядеть по отсветам переливающихся узоров на их броне. Долгих путешествий над Севером у него не получалось, так как было мало зверей и скота, на которых можно было охотиться, не опасаясь нарваться на отряд Иных и вихтов, а для безопасности ему приходилось вместе с Визерионом ночевать на крышах замков, куда не могли попасть Иные. Но все же ему удалось разведать немало тревожащих его вещей — неожиданно большое количество Иных и вихтов, пришедших через Ледовый залив, непредвиденно большое количество северян, отставших от своих или уклонившихся от эвакуации, а затем убитых и превращенных в вихтов. А также он заметил странную тактику Иных, они не объединялись в единую армию, а рассредоточивались небольшими отрядами по всей территории Севера, пополняя свои отряды вихтами. Они двигались в разных направлениях и с разными скоростями, одни отряды уже подходили у Перешейку и готовились к войне, а другие еще бродили в районе Кархолда и Последнего очага, собирая несгнившие трупы, убивая и превращая в вихтов всех встреченных ими людей, животных и потерянные стада скота.

Из любопытства он заглянул в замки Рисвеллов и Дастинов, уклонившихся от эвакуации. Все их люди, которых не взяли в замки и которых не удалось собрать эмиссарам Джона и Робба, были превращены в вихтов вместе с немалыми стадами скота и табунами лошадей. В том числе на прославленных рисвелловских скакунах теперь ездили Иные, погоняя своих медлительных рабов — бывших людей и животных. Зато внутри замков, особенно в замке Дастинов, где, как показалось сверху Джону, были накоплены немеряные запасы продовольствия и дров, и оставлено по десятку слуг и сотне гвардейцев, шла вполне благополучная размеренная жизнь, гибель тысяч своих подданных не нарушила покой лорда Рисвелла и его детей, включая леди Дастин. А Иные явно готовились к войне на Перешейке и не отвлекали силы на Рисвеллов. «Они оставлены Иными на закуску после главного пира», — сказал Джон Визериону, ибо другого собеседника у него не было.

Вернувшись в столицу, Джон как раз поспел к родам Маргери (1.04.303), которая, как и предсказывали повитухи и мейстеры, родила второго сына, которого Джон назвал Криганом в честь «десницы на час» и многолетнего правителя Севера. Для улаживания отношений с Простором Джон слетал на день слетал в Хайгарден, и поздравил Мейса, Алерию и Оленну и провозгласил тост за Тиреллов на праздничном пиру. Тирелл, ставший дедом двух первых наследников Джона, возгордился и одновременно в личной беседе с королем обиделся на то, что Джон называет наследников именами северных лордов, в то время как принцессы получили дорнийские имена. Джон ему ответил, что Мирия и Элия были королевой и кронпринцессой, а Эддард и Криган были десницами. Среди Тиреллов самыми известными за пределами Простора были Мартин Тирелл, мастер над монетой, но все мейстеры утверждают, что за него вела дела его жена Флоренс Фоссовей, а также Лео Длинный шип, отличавший в основном на турнирах. Потом Джон замолчал и спросил: «Так в честь кого из них вы хотели бы назвать моего второго наследника? Или предложите кого-то еще, например, Гарта, родоначальника многих знатных домов Простора?». Мейс, знающий о том, что имя Гарта теперь звучало в основном в разговорах о самом Джоне, а не о Тиреллах, снова не нашелся с ответом, и разговор был замят.

На пиру в Красном замке хуже всего была речь Дейенерис, она назвала новорожденного Кригана вторым наследником, если боги не подарят более достойных. «Сказала женщина, родившая одного мертвого урода», — тихо, но отчетливо сказала какая-то старая леди, которую Джон едва не принял за Оленну Тирелл. Джон сильно сжал руку Дейенерис, чтобы она не вступала в споры с заместительницей королевы шипов, вряд ли она будет в силах их выиграть. Но за пьяным весельем одной части стола и разговором о приближающейся войне другой его части, все эти ядовитые реплики забылись.

Посреди пира паланкин Маргери вынесли из Красного замка, и она приветствовала толпу, разбрасывая цветы, сладости и мелкие монеты. Все возрастающая толпа дошла до септы Бейлора, и всю дорогу толпа кричала «Маргери! Маргери! Эддард! Криган!» и еще какие-то слова во славу королевы, родившей двух наследников престола. Ее действительно любили, она умела находить подход к простолюдинам не хуже Дейенерис, а, может быть, даже лучше, чем Дейенерис, ибо, в отличие от нее, она становилась любимицей простых людей, не делая для них почти ничего.

Дейенерис ехала на лошади рядом с Джоном, и по ее лицу текли слезы — она, беременная, через несколько дней летит сражаться на Перешеек вслед за ушедшим войском северян во главе с Роббом Старком, но все приветствуют Маргери, которая отдыхала на барже во время беременности, да и впредь будет только отдавать указания кормилице, няням, служанкам и фрейлинам. И даже этим она недолго будет заниматься в одиночку, Алерия собиралась как можно скорее приехать в Красный замок и помогать дочери. Но тут Джон вспомнил, именно Маргери убедила армию Простора, что Ренли жив и находится в столице, и привела армию к Джону, и ему стало стыдно, что он так легко поддался злым сетованиям Дейенерис, как будто Криган — это сын только одной Маргери, а не сын и второй наследник самого Джона.