Вместо Ночного дозора (джен)

Это была необычная война, в ней не было длинных походов, сражений, маневров, кавалерии, осад и штурмов крепостей. Ни одно вестеросское наставление по военному делу, ни одна история войн, ни одни воспоминания королей и лордов, полководцев и рыцарей, полевых мейстеров и септонов не описывали ничего подобного. Пожалуй, по своей необычности с ней можно было сопоставить только войны Эйгона Завоевателя, когда вестеросские короли и военачальники впервые столкнулись с драконами.

В этой войне была четкая линия фронта, с одной стороны от которой лежал белый снег, а с другой — была черная топкая земля, зеленые травы, заболоченные ручьи, речки и озера. И снег наступал, где-то совсем медленно, по несколько десятков ярдов в луну, а где-то — быстро, иногда даже по пол-лиги в неделю. Иногда снег отступал, ненамного, не более, чем на нескольких десятков ярдов, но черные языки либо постепенно, либо в одну метель покрывались снегом, и движение снега на юг продолжалось.

На самом деле воевали, конечно, не болото со снегом, и не огонь со льдом, а люди с нелюдями.

1.05.303. Сперва люди пытались воевать как обычно. Когда Иные и вихты подошли к перешейку, в начале короткого зимнего дня, когда краешек тусклого солнца показался над горизонтом в туманном небе, девятьсот всадников во главе с Джоном Амбером-младщим ворвались на заснеженную землю и пиками с обсидиановыми наконечниками стали колоть замирающих в светлое время вихтов. В большие сугробы, куда вихты уже улеглись пережидать день, они лили масло и бросали сосуды с песком и опилкам, смешанными с маслом и каплей дикого огня. Вихты вспыхивали и сгорали, оставляя большие черные пятна, разрывающие белую гладь. Иные пытались им противостоять, они напустили холодный туман и даже метель из жгуче-студеных снежинок, бьющих в лица воинов. Из тумана и метели с нечеловеческой ловкостью они высовывали длинные тонкие мечи и сражали всадников и их коней. Но успех был не на их стороне. Несколько брошенных меткими руками горшков с диким огнем заставили Иных отступить, а три драконьих всадника, когда метель притихла, устроили пожар и растопили бойцов противника. Атака могла бы продолжаться и дольше, но день заканчивался, в снова поднявшейся метели появились новые Иные в сопровождении огромных отрядов вихтов — бывших людей и вихтов — бывших коров и коней, а каждый сугроб превращался в засаду, из которых выходили проснувшиеся вихты. И людям, как конным всадникам, так и драконьим, пришлось возвращаться назад. Но успех был бесспорным, потеряв меньше трех десятков всадников, они уничтожили многие сотни вихтов и десятки Иных. Смолл-Джон стал героем войны, о чем без лишней скромности рассказал в письме Сансе, ждущей его в Красной крепости.

От добра добра не ищут, и, хотя у Джона были большие сомнения, не найдут ли Иные ответ на повторение такой атаки, все его советники и, более всего сам герой и его отец, гордый за сына, уговаривают его, что надо повторить успешную атаку. Джон не принимает предложение о пяти тысячах всадниках, но соглашается удвоить число атакующих. Согласившись, он продолжает сомневаться, более всего его беспокоит, что крайне мало подходящих мест для атаки, прежде всего с достаточно твердой почвой, способной вынести такой большой конный отряд и вдобавок дающий возможности припрятать всадников в лощинах до дня выступления. И в итоге Иным надо готовиться защищаться всего в двух-трех местах по всей линии противостояния.

12.05.303. Но он уже дал согласие, и следующая атака повторяет предыдущую, только в бой идут уже девятьсот, а больше двух тысяч всадников. Однако результат был совсем иной — вихтов в сугробах они почти не обнаружили, им пришлось зайти дальше вглубь Севера, и там их встретил отряд Иных на риссвелловских лошадях. Лошади-вихты не развивали такой же скорости, как живые лошади, но острота и длина удивительно прочных мечей Иных, а, главное, снежная буря с лихвой компенсировали недостаток скорости и быстроты реакции коней Иных. Метель, крутящая обжигающе холодный снег, была столь сильна, что драконьи всадники отступили назад, не полагаясь на силу крыльев молодых драконов, старались бить по краям отряда конных Иных и направлять всадников к путям выхода из ловушки. Однако, в снежной буре, поминутно меняющей направление ветра, не только Арья и Дейенерис, но даже Джон потерял север и юг и вообще выход из этого круговорота.

Атакующие не смогли быстро отступить и успеть вывести кавалерию до окончания короткого дня, и на них напало огромное стадо коров-вихтов, сами коровы вроде не были опасны, один точный удар пикой с обсидиановым наконечным, и корова валится на снег, но в метели и тумане они задерживали всадников, на которых вслед за коровами налетели их же бывшие товарищи с горящими синими глазами, которые удавалось отличить от живых лишь на дистанции ближнего боя. Немногим удалось уйти из этой «братоубийственной» схватки, несмотря на помощь драконьих всадников, сжигавших подходивших с севера всадников-вихтов.

В конечном счете из боя вернулось меньше ста человек, среди которых не было храброго СмоллДжона, несмотря на все попытки Джона защитить его драконьим огнем. Командир сам прикрывал своих товарищей и пал от руки своего мертвого друга почти у самой границы белого снега и черной земли. И Санса осталась вдовой в 17 лет, так и не успев забеременеть, несмотря на все старания своего покойного мужа. Она даже не могла похоронить его кости, во время отступления не было никакой возможности вытащить тела погибших, всех убитых участников рейда оставили во власти Иных, которые наверняка их превратили в вихтов.

Джон очень тяжело пережил это поражение, гибель мужа своей сестры (несмотря на свое настоящее происхождение, он в душе продолжал считать Сансу сестрой) и старшего сына своего самого старого и верного соратника, прошедшего вместе с ним столько битв и схваток. Также это был сильный удар по его репутации мудрого и непобедимого полководца, он не послушался своего внутреннего голоса, пошел на поводу своих советников, и Иные получили две тысячи воинов-вихтов, знающих, как построена оборона Перешейка, и еще вдобавок две тысячи лучших коней.

Еще тяжелее этот удар переживал Большой Джон, он был уверен, что сын затмит даже его самого в своей воинской доблести, что Санса, красавица и дочь плодовитой Кейтлин, нарожает ему множество внуков, которые после возвращения Севера заселят оба замка и позволят Амберам превзойти в славе и богатстве Мандерли, Карстарков и Рисвеллов и стать вторым благородным родом Севера. Он плакал как ребенок, когда увидел, что среди немногих вернувшихся воинов нет его сына. Джон рассказал ему, что он прикрывал его сына, но сын, показывая редкие храбрость и благородство, не спасся, ибо рисковал собой, давая возможность вырваться наибольшему количеству своих воинов. Он, естественно, не стал говорить о множестве ошибок, которые, на его взгляд, сделал СмоллДжон, еще неизвестно, сколько бы раз ошибся сам Джон, глядя на катастрофическую ситуацию не с дракона, а с коня.

Большой Джон послал Сансе письмо, полное скорби, в котором предлагал после возвращения Севера остаться в его замке, сколько она захочет, почти открыто намекая, что он очень хотел бы, чтобы она после войны вышла замуж за его младшего сына Озрика, юношу на год моложе ее, тоже неплохого статного и сильного воина, хотя значительно уступающего отцу и брату в воинских талантах, росте и силе. Он очень не хотел терять Сансу как продолжательницу рода Амберов. Ее красота, политический ум, близость к сюзерену, высокий рост и плодовитость ее матери делали ее идеальной невесткой, которую он надеялся удержать, даже несмотря на гибель старшего сына. И одновременно он лелеял надежду на мщение. Вопреки здравому смыслу, он предлагал устроить третий рейд в земли, захваченные Иными, и самолично его возглавить, уверяя, что те не ждут третьего рейда, и он станет для них неожиданностью, а на деле просто желая убить их как можно больше, чтобы отомстить за сына.

Джон Таргариен имел другое мнение об ожидаемой тактике Иных. Он предположил, что те скопируют тактику людей, но сделают это главным образом с иной целью — разведочной, не ставя целью нанести большой урон противнику, а отработать приемы наступления на территорию людей, отработать различные хитрости и тактические ходы. Хотя его уверенность в своих силах и вообще в возможности победы сильно пошатнулась. Кроме событий на войне, его тревожили шедшие от оставленного Ридом заместителя и от Тиены сообщения о недовольстве королем в столице, письмо Кейтлин о Сансе, которая заперлась в своих покоях и непрерывно плачет. Его злило письмо Маргери, в котором, если убрать слова о сыновьях, пожелания побед, выражения скорби и прочие очень правильные, но слишком хорошо сформулированные периоды, главным содержанием была жалоба, что из-за непривычного поведения Сансы у нее стало на одну спутницу и собеседницу меньше.

Для реализации своего плана он на всех местах с достаточно твердой почвой, чтобы выдержать конские копыта и тяжелую медлительную поступь вихтов, запрятал в лощинах катапульты с большим запасом ядер, содержащих дикий огонь, а в кустах лучников и арбалетчиков с тяжелыми стрелами с наконечниками из обсидиана, пробивающими кольчуги Иных. Им пришлось долго ждать, многие уже ворчали, что Джон снова ошибся. Но Иные не подвели Джона. Они, выждав достаточное, на их взгляд, время, чтобы усыпить бдительность людей, начали прорыв одном из участков, предположенных Джоном, хотя отнесенным им к маловероятным и подготовленным хуже, чем самые вероятные. И, тем не менее, провал наступления Иных был полным, даже поднятая ими метель не спасла их от разгрома. Тяжеловесные медлительные вихты вязли даже там, где могли скакать кони, стада скота не укрепили почву, а разорвали корни трав, скрепляющие верхний слой, а вырытые траншеи, несмотря на малую ширину оказались труднопреодолимым препятствием для коней-вихтов. Именно по этим местам ударили катапульты, лучники и арбалетчики. Сумятица среди Иных привела к замедлению или даже прекращению поднятой метели, что позволило подняться драконьим всадникам и довести до победного конца то, что начали бомбардиры и стрелки. В результате практически никто из Иных, вихтов, их коней и даже стад скота не ушел в территорию снега, которая сама утратила созданный при атаке выступ и вернулась в исходное положение.

С тех пор тактика Иных тоже изменилась, они больше не устраивали глубоких рейдов в земли людей, они нагоняли холодные туманы и метели на границе с черной и зеленой землей, и влажную землю сковывало льдом и засыпало снегом. Ветры наметали большие сугробы, удобные, чтобы вихты и Иные могли прятаться во время все сокращающих дней, уже больше похожих на сумерки, чем на дни. Иногда люди драконьим и диким огнем топили снег и лед и возвращали себе участки земли, но быстро или медленно зима отвоевывало свое. Иногда теплые воды, согревавшие Перешеек, сами оттаивали землю и растапливали сугробы, но тогда на эти участки налетал такой холод и такой белый туман, что теплые подземные воды сдавались и уходили куда-то на глубину. Самой лучшей преградой для зимы были теплые речки, которые текли под коркой льда и не давали промерзнуть земле, но после нескольких атак зимы они промерзали до дна, и их теплые воды поворачивали на юг или уходили куда-то вглубь.

Джон держался сурово, отдавал приказы, торопил пиромантов, чтобы они готовили побольше ядер с каплями дикого огня, особенно маленьких, которыми можно стрелять из арбалета, ибо большие катапульты было сложно устанавливать на влажной топкой земле, а при атаках зимы они примерзали к земле и покрывались снегом вместе с запасом ядер. Еще одним способом борьбы с зимой оказывались торфяные пожары, горящий торф и идущий от него дым протаивали снег, сжигали легковоспламеняющихся вихтов и приводили к бегству Иных из опасных зон, принимавших порой весьма замысловатые формы из-за меняющейся влажности глубинных торфяных слоев.

Но на самом деле состояние Джона было близко к отчаянию, атаки с ядрами дикого огня, даже драконьи атаки и даже торфяные пожары давали временные или локальные успехи, не способные остановить общее наступление Иных. Он надеялся главным образом на то, что от него никак не зависело — на истощение сил Иных и вихтов (их же все-таки не бесконечное количество!), на более теплые воды срединной части Перешейка и даже на Бриндена Риверса и Брана, который, как надеялся Джон, уже кое-чему научился.

Основная тактика Джона состояла в том, чтобы уничтожить побольше вихтов и, главное, Иных, потеряв как можно меньше своих воинов, хотя в тех условиях, в которых они воевали, потери были все равно велики, если не от Иных и вихтов, так от ледяных метелей и топких трясин. Чтобы хоть как-то их уменьшить, он сам, без Арьи и Дейенерис, летал на Визерионе над краем белой снежной земли, и искал признаки готовящихся наступлений. Кое-что ему удавалось уловить, и эти места изо всех катапульт обстреливались ядрами с диким огнем, а в предлагаемые участки самых мощных наступлений прилетали все три дракона и жгли все, что им удавалось сжечь. Нельзя сказать, что его действия не имели успеха, наступление Иных замедлилось, но большими победами они похвастаться не могли, если готовящееся наступление было маленьким, то они уничтожали немного Иных, а если удавалось поймать большое наступление, то им самим приходилось спасаться от круговоротов холодной метели. Джон мечтал, чтобы в его распоряжение оказался какой-нибудь огромный дракон древности, лучше всего Балерион, тогда бы он выжег бы всю эту нечисть, но драконы были маленькими, и от холода, большой нагрузки и множество мелких ранений от мечей Иных они медленно росли. Джон даже боялся, что он погубит драконов и старался почаще пресекать наступления Иных диким огнем без полетов драконов.

Но замедление наступления Иных лишь оттягивало время до поражения, но не приближало к победе, ибо не было никаких признаков, что их число убывает. А если они прорвутся через серединную часть Перешейка к владениям Фреев или Мокрому лесу Флинтов, то больше сдерживать их будет нечем. Его командиры, как болотные жители, так и члены Королевской армии и Королевской гвардии, северяне, южане и даже воины Манса подавали самые разные идеи. Одни идеи он отвергал сразу, хотя и хвалил их авторов за старание, другие оставлял на обдумывание, третьи, особенно идеи болотных жителей, он старался использовать, некоторые из них были полезны, и Джон награждал их авторов мешочками с золотыми драконами, рыцарским званиями, и даже пиками и алебардами с наконечниками и режущими кромками из валирийской стали, но ни одна из этих идей не вела к перелому в войне.

Хотя армия, от свободного народа Манса до южных рыцарей, ценила Джона за личную храбрость, неутомимую деятельность и сбережение своих воинов, но в столице и замках важных лордов были совсем иные настроения. Они говорили о том, что раньше переоценивали его военные таланты, что южные лорды лучше него справились бы с этой задачей, что он зажимает инициативы других полководцев (особенно после того, как какой-то знатный южный лорд предлагал какую-то полную глупость вроде пешего похода тысяч пикинеров в снега Иных и вихтов). В этих разговорах, как ему доносил временный мастер над шептунами, иногда участвовали Маргери и Арианна, и их слова не были горячей защитой воинских талантов Джона, хотя они все же отстаивали мысль, что нет никого, кто мог бы справиться лучше Джона. Для Сансы смерть мужа и отступление армии слились в одну большую беду, и, вместо того, чтобы поддерживать дух людей, что она всегда делала раньше, она сидела в своих покоях, нередко пропускала заседания Малого Совета, большую часть времени она вышивала гербы на знаменах Амберов и Джона и поливала слезами свою вышивку. Одна Кейтлин, некогда самый главный враг Джона, и недавно обвинявшая его в похищении Брана, продолжала верить, что он сумеет что-либо придумать.

Но Джон, как ни старался, как ни напрягал свой ум, как ни читал старые свитки и изучал легенды других народов, все равно не мог придумать что-либо такое, что могло переломить ход войны. Его долгие беседы с Бринденом Талли, с Роббом, с Сэмом Тарли и отдельно с его жестоким отцом, другими командирами, даже со Станнисом и Мелисандрой не давали ничего, ведущего к победе. Тени Мелисандры, которую простые воины стали воспринимать как умелую и почти безотказную шлюху, а командиры — как еще одно стреляющее орудие, оказались способны убивать по одному Иному за день, что было каплей в море в масштабах всей войны.

Гибель даже множества Иных как будто никак не сказывалась на их численности и боеспособности. Они стали более скрытно готовить свои продвижения, так что и разведчикам Джона становилось все труднее их распознать. Приходилось, вопреки всем правилам Джона, посылать разведчиков к Иным и вихтам, из которых возвращались очень немногие. Кроме того, приходилось постоянно держать в засаде на болотистой почве бомбардиров, арбалетчиков и пикинеров в надежде сдержать новый натиск зимы или хотя бы уменьшить его успех. Драконов было слишком мало, чтобы дежурить на всех подозрительных участках, а большие катапульты, на которые поначалу делалась ставка, пришлось вообще отвести на лигу назад, ибо они при серьезных наступлениях зимы пропадали в метели, а потом засыпались снегом на другой стороне.

И это продолжалось из дня в день, и более ничего не менялось. Иные и вихты медленно, но верно продвигались к средней части Перешейка, а дни становились все темнее и короче. Джон из всех старался, чтобы отступление проходило с наименьшими потерями, но несмотря все его усилия, воины гибли каждый день на каждом участке фронта. Им проходилось сталкиваться с Иными и вихтами, холодом и метелями, слабым льдом на озерцах и речках, засасывающими трясинами, торфяными пожарами и львоящерами. Самые хладнокровные, самые храбрые и выдержанные воины все равно нередко попадали в какую-то из множества ловушек. А те, кто держались, несмотря ни на что, были вымотаны до предела, измаяны своим бессилием остановить армию Иных, у многих лучших воинов сдавали нервы, и они бросались в незапланированные атаки, почти всегда кончавшиеся гибелью их участников.

Но наступление Иных чувствовалось не только вблизи фронта странной войны. Зима двигалась на Юг, уже не только в Королевской гавани, но даже в Дорне и Просторе нередко шел снег, зимний урожай оказался настолько скудным, что можно было сказать, что его просто не было, и даже в Хайгардене и Дорнийских марках стали мерзнуть виноградники. Отношения южан с пришлыми северянами опять стали накаляться, южане боялись, что непрошенные гости съедят их запасы. Упавший авторитет Джона плохо служил средством примирения тех и других.

Хотя Джон боялся, что рождение сына Дейенерис (а повитухи утверждали, что родится сын) вызовет новые конфликты, но он еще боялся за нее саму и их ребенка и упорно ей предлагал до родов вернуться в столицу и там под наблюдением опытных мейстеров провести последние недели беременности и родить ребенка. Дейенерис благодарила Джона за заботу, прижимала его руку к своему животу, и каждый раз наотрез отказывалась, как виделось Джону, она кому-то, прежде всего ему самому, Маргери и Арианне, доказывает, что она настоящая королева, королева-воительница, сражающаяся за свой народ, когда те, королевы-бездельницы, наслаждаются праздной жизнью в Красном замке. При этом она рассказывала, что за последние дни она сожгла такое количество Иных, которое раньше ей не удавалось даже увидеть за несколько лун. Джон не верил ее рассказам, полагая, что своими историями она просто оправдывает свои бессмысленные полеты, рискуя своей жизнью и жизнью их будущего ребенка.

Дейенерис продолжала летать даже тогда, когда полевые мейстеры и маркитантки-повитухи говорили, что до родов остались неделя-две или вообще считанные дни, и Джон просто кричал на нее, требуя прекратить эти безумные полеты, перестать рисковать собой и ребенком, а она продолжала отвечать, что ее успехи становятся все больше, и вскоре она перебьет всех Иных. Джону казалось, что близость родов, которые у нее в первый раз окончились трагически, сводит ее с ума, но он ничего не мог с ней поделать. Ее роды начались прямо на драконе, когда она летела над заснеженной землей Иных. И стали критическим днем войны — либо успехом, либо катастрофой.