Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

Гарри и Рон снова нарвались на наказание у Амбридж. И я достаточно подробно описал их предыдущий конфликт, чтобы мой читатель сумел вообразить, что именно случилось на этот раз.

Я сдался. Отступил. Перестал донимать друзей просьбами быть осторожнее и просто надеялся, что не произойдёт ничего ужасного. Сейчас я понимаю, как легко и быстро изменились мои взгляды на ужасное — уже и окровавленные руки после отработок воспринимались как неприятный, болезненный, но всё же вариант нормы.

Возвращаясь мыслями к тому периоду — началу февраля 1996 года — я не могу гордиться собой. Постоянный стресс, нехватка новостей из внешнего мира, тихая, глубоко запрятанная, но отчаянная тоска по сестре, конфликты с друзьями — всё это подрывало моё спокойствие, лишало здравомыслия. В какие-то моменты я просто плыл по течению, не желая даже думать о необходимости действий.

Мне не хватало друзей. Наша компания распалась. Мы оставались близки, но уже не проводили вшестером все перемены. Признаюсь: я тогда думал, что предпочёл бы ввязаться в опасное приключение, защищать философский камень или что-то в этом роде, лишь бы снова вместе. Амбридж до сих пор не одобрила газету, и редакция нарезала круги вокруг меня с просьбами помочь. Я ходил в розовый кабинет, украшенный тарелочками с котятами, улыбался до боли за ушами и вёл неторопливые разговоры с мадам Амбридж. Безрезультатно.

А потом внезапно Блейз огорошил меня вопросом:

— Кого позовёшь на День святого Валентина?

Сам праздник приходился на середину недели, но сразу после него, на семнадцатое, назначили поход в Хогсмид. Вот только я не думал идти… с кем-то.

— Бе-е-ерти, — протянул Блейз обречённым тоном, — ну, сколько можно? Полшколы девчонок, давай, найдём тебе кого-нибудь!

— Ты сам-то, — парировал я, — позвал Луну?

Блейз уставился на меня так, словно я назвал Париж столицей Болгарии. Мы сидели в креслах у камина в гостиной Слизерина, в кои-то веки не испытывая потребности прятаться от посторонних глаз. Услышав мой вопрос, Блейз подался вперёд, широко распахнув глаза.

— Лавгуд?

— Знаешь другую Луну?

Казалось бы — Блейз регулярно говорил такое, что вынужденно отучил всю нашу спальню стесняться и краснеть. Он был совершенно непрошибаемым. Но в этот момент на смуглой коже лица проступили заметные тёмные пятна. Он быстро облизнулся, как будто резко пересохли губы, сглотнул и спросил хрипловато:

— С чего бы мне звать куда-то… Лавгуд?

— Я просто спросил, — сказал я мягко, видя, что задел что-то больное. Но Блейз не воспользовался возможностью сменить тему.

— Она же нелепое чучело! Совершенное чучело! Тощий противный Лягушонок! — произнёс он быстро, нервно сжав руки в кулаки, и посмотрел на меня, как показалось, с болью, затравленно. Никто нас не подслушивал, никто не обращал внимания на пятикурсников, говорящих о чём-то своём. Но я всё равно понизил голос, прежде чем спросить:

— Она тебе не нравится?

«Не ответит», — подумал я, но ошибся.

— Я не… я не хочу засунуть ей язык в рот, если ты об этом, — как-то неловко бросил он.

— А чего хочешь?

Блейз отвернулся к камину, продолжая сжимать и разжимать пальцы.

— Ну, не пойду же я на День всех влюблённых ловить морщерогих кизляков у Воющей хижины, а?

Он кинул на меня быстрый взгляд, и я понял — напирать нельзя. Больше нет. Откинувшись назад в кресло, я пожал плечами и сказал:

— Не обязательно же это должно быть свидание, да? Просто дружеская прогулка.

— Дружеская… херня, Мышонок.

Блейз встал и вышел из гостиной. Останавливать его я не стал, только подумал, что расстроюсь, увидев друга с очередной девушкой, с которой он порвёт через неделю. Больше мы о Хогсмиде не говорили.

Зато оказалось, что в замке множество других людей, жаждущих обсудить со мной эту тему. «С кем ты пойдёшь в Хогсмид, Альберт?» — этот вопрос очень быстро утомил меня до смерти. Тем более, что, если я отвечал: «Ни с кем», — мне тут же предлагали свою кандидатуру. Я благодарил, шутил и сбегал, а потом ещё долго пытался прийти в себя — щёки пламенели от неловкости. Я знал хотя бы в лицо и по имени почти всю школу, но этого знания казалось мне маловато, чтобы повести девушку на свидание.

К десятому февраля накал страстей достиг такого уровня, что я стал опасаться перемещаться по замку в одиночестве. И, видя впереди девчачью фигурку, немедленно прятался в ближайшем мужском туалете. Что, в сущности, было просто абсурдно! Я никогда не был особо популярным парнем. Даже не так: мой титул и статус давали, конечно, определённые привилегии. Магглорождённые с трудом привыкали к тому, что меня можно звать просто по имени. Меня часто просили помочь с той же Амбридж, несколько раз я выступал посредником между первогодками и нашим «очень страшным» деканом. Но, как по мне, этого недостаточно, чтобы за четыре дня получить двадцать два приглашения на свидание.

В иной ситуации я уже обратился бы к Блейзу за советом: что делать? Но тот ходил настолько мрачный и задумчивый, что я не решился дёргать его по всякой ерунде. И пожаловался Драко, с волос которого понемногу начала сходить ужасная чёрная краска. Тот покраснел и спросил:

— А ты сам кого-то звал?

Я быстро помотал головой. Кого бы?

— Ну, позови, отстанут.

— Пожалуй, — согласился я неуверенно и быстро перевёл разговор на подготовку к СОВ. К счастью, с Драко это всегда работало — он был слегка одержим оценками, только теперь боялся посрамить не фамилию Малфой, а фамилию Блэк.

Я долго думал над его советом. Непозволительно долго, на самом деле. А потом чудом избежал приглашения на свидание от строгой мрачной девочки с седьмого курса Рейвенкло и понял, что пора действовать.

Уже лёжа в постели перед сном, я задумался: если уж действительно кого-то приглашать, то кого? В прошлом году перед Святочным балом я так и не решил этого вопроса. Но тогда, в общем-то, я дружил всего с одной девочкой — Гермионой. Ну, и немного с Джинни. Теперь же круг общения расширился. С кем я бы хотел провести целый день в Хогсмиде? Ответ пришёл сразу и оказался очевидным: конечно, со Сьюзен. Во всяком случае, нам точно будет, о чём поговорить. Тут же стало очень неловко. Всё же приглашение на свидание означает, что?..

Что?

Я вернулся мысленно к своей единственной влюблённости — точнее, к тому, что ощущалось похоже. Вспомнил, как не мог отвести взгляда от нелепых кудряшек Лаванды Браун, как таскался за ней на дополнительные прорицания и высиживал часы в душном кабинете Трелони. Что я тогда испытывал? Трепет и смущение. Как будто в груди, в месте соединения рёбер, застрял инородный предмет; его хотелось почесать, вытащить, он шевелился, посылая по всему телу разряды тока. В желудке делалось пусто, живот крутило. Ещё? Пожалуй, больше ничего вспомнить я не мог, а того, что было, явно не хватало. В компании Сьюзен никаких инородных предметов я не ощущал. Я не выискивал её взглядом в толпе. Не ходил за ней на кружки. С другой стороны, с Лавандой мне было совершенно не о чем говорить, а со Сьюзен всегда было интересно. Да и ей со мной, кажется, тоже. Но насколько честно звать на свидание девочку, в которую не влюблён?

Я промучился сомнениями полночи, совершенно не выспался, утром встал с ощущением, что меня били палками, зато всё придумал и спланировал. После чар, которые мы посещали вместе с Хаффлпаффом, я спросил, может ли Сьюзен уделить мне минутку.

— Конечно, — улыбнулась она и махнула рукой друзьям, чтобы не ждали. Мы отошли подальше от основного потока, за рыцарские латы, и я, выдохнув, заговорил. Я готовил эту речь очень долго, и, к счастью, у меня был неплохой навык произнесения речей в стрессовых ситуациях, поэтому я не заикался и не путал слоги местами.

— У меня есть к тебе необычная просьба. Если тебе это будет неудобно или некомфортно, просто скажи, я не обижусь.

Сьюзен слегка улыбнулась, а я запоздало подумал, что речь надо было сокращать. Попытался сделать это немедленно, но выяснилось, что с импровизацией дела обстоят куда хуже, чем с точным повторением заученного, потому что я немедленно потерял мысль и сбился.

— Можно я предположу? — спросила Сьюзен, видя, как я мучительно собираю разлетевшиеся в стороны слова. Я кивнул, а она произнесла:

— Всё дело в походе в Хогсмид. Тебя атакуют желающие, извини за выражение, добавить на полку трофей, и ты устал от них прятаться по туалетам и закоулкам. Ну, у меня же есть глаза. А сделать выводы очень нетрудно, — пояснила она в ответ на мой наверняка ошарашенный взгляд. В этот момент я более или менее справился с волнением и подтвердил, слегка нетвёрдо:

— Ты права. Я подумал… мы с тобой отлично провели время в прошлый раз в Хогсмиде, может, во второй раз будет не хуже?

На мгновение Сьюзен опустила глаза, я решил, что она откажет, но нет — снова посмотрев на меня прямо, она сказала:

— Я не против.

У меня упал камень с души. Взбодрившись, я проводил Сьюзен в Большой зал на обед и, наверное, раз пятнадцать поблагодарил. Правда, мне показалось, что она слегка загрустила, но уверенности не было.

* * *

Даже перед Святочным балом в прошлом году на нашем курсе не было такого ажиотажа: все говорили только о Хогсмиде и о парах, прочие темы были забыты. Мы дружно закатили глаза, узнав, что Гарри позвал Чжоу Чанг. Опять. Блейз предложил пари на то, как быстро они расстанутся. Я участвовать отказался, а Драко протянул галлеон и объявил:

— Неделя.

— Два галлеона на три дня, — возразил Блейз.

— Вы оба такие придурки, — вздохнула Гермиона, и Драко немедленно спрятал галлеон обратно.

— Гермиона, сходи в Хогсмид вот с этим придурком, — заявил Блейз, явно недовольный тем, что ему сорвали пари. Драко вспыхнул до корней волос, открыл было рот, а Гермиона отрезала:

— Пусть придурок пригласит меня сам, тогда посмотрим.

Она отошла в сторону, открыла книгу и углубилась в неё. Драко показал Блейзу кулак. Блейз высунул язык. С тяжёлым вздохом я сбежал к Гермионе, и она даже милостиво разрешила мне заглянуть через плечо. Через минуту я спросил:

— Что мы читаем?

— «Протестантскую этику и дух капитализма», — очень раздражённым тоном ответила Гермиона, и я счёл за благо молча углубиться в совершенно неромантичный текст. Не хотелось бы оказаться крайним и попасть подруге под горячую руку. И да, Драко позвал Гермиону в Хогвартс. Точно не знаю, как это произошло и кто был виноват, но в итоге Гермиона осталась в замке, а Драко провёл субботу у Хагрида. Друг с другом они не разговаривали ещё две недели, да и после какое-то время держались отстранённо и подчёркнуто вежливо.

Пожалуй, только Рон не участвовал в ажиотаже. Он громко объявил, что лучше проведёт это время на стадионе, потренируется, а на все попытки позвать его развеяться достоверно притворялся глухим.

Я подумал, что, наверное, тоже стоило отговориться делами. Но в субботу с утра встретил Сьюзен в холле, сделал комплимент её новому пушистому сиреневому шарфу, и вместе с остальными учениками, в основном разбившимися на парочки, мы двинулись к воротам.

— Вряд ли те, кто тебя приглашал, учитывали, что к тебе прилагается мистер Грюм, — с улыбкой сказала Сьюзен, когда я поздоровался с телохранителем. — Вот, представь, девушка рассчитывает на свидание, уединение, романтику. А ты такой: «Здравствуйте, мистер Грюм»!

Я рассмеялся, вообразив эту картину, а Сьюзен спросила, как у Грюма дела.

— Живой, как видишь, — проскрипел он недовольно. — Ну, топайте вперёд, не до разговорчиков с вами сегодня.

— Что-то случилось? — осторожно уточнил я. Грюм прищурился, его волшебный глаз повернулся назад, внутрь черепа, так что мы теперь видели только блестящий белок. настоящий глаз при этом разглядывал нас.

— Случилось, парень. Случилось. Завтра в газетах прочтёшь.

— Мистер Грюм…

— Не вашего ума это дело! А меня не отвлекайте, я на службе.

Мы со Сьюзен переглянулись. Она слегка покачала головой и, когда мы немного отошли от мрачного молчаливого Грюма, прошептала:

— Должно быть что-то серьёзное… Даже не представляю.

После таких новостей, которые и на новости-то не тянули, сидеть в тепле совсем не хотелось, и мы отправились бродить по деревне. Сьюзен спросила:

— Ты слышал... любители кислого сливочного пива из грязных стаканов продолжают встречаться?

— Да.

— Среди моих друзей их оказалось больше, чем я ожидала.

— Серьёзно? — удивился я. Вообразить, чтобы рассудительный Эрни или мягкая улыбчивая Ханна присоединились к безумной затее, я не мог. Мне и про Джастина было странно слышать, но хотя бы оставалась версия, что он решил таким образом держать руку на пульсе.

— Ты знаешь, что Гарри умеет вызывать телесного Патронуса?

— Знаю, видел.

— Да, точно… — покивала она.

Дул ветер. Погода испортилась, пошёл мелкий снег — не мягкий и пушистый, который хочется ловить, а колючий, злой. Грюм скрипел ногой сзади, Сьюзен прятала лицо в шарфе, а я начинал злиться на это поход, на Хогсмид, а особенно — сам на себя.

Лучше бы остался в замке, спрятался бы в библиотеке с книжкой по древним рунам, позвал бы сэра Томаса, послушал бы сплетни. Это вышло бы уместнее и правильнее, чем брести непонятно куда, мучительно выдумывая тему для разговора.

Эта мысль, помню, болезненно зацепила меня. Что я за человек такой, что обществу симпатичной умной девушки предпочитаю старую пыльную книгу и ворчание портрета? Да и почему внезапно стало так сложно выдумать, о чём бы поговорить со Сьюзен? Это же раньше было легче лёгкого! Подняв слизеринский шарф повыше, чтобы укрыть подбородок, я повернулся к Сьюзен и спросил, наступая на собственные сомнения и страхи:

— Хочешь, заглянем к любителям конфетти в чае?

Она щурилась от снега, летевшего со всех сторон, закручивающегося маленькими вихрями. На мой вопрос она распахнула глаза в изумлении.

— Шутишь? Перешагнёшь через порог кафе мадам Паддифут — и об этом будут говорить ещё месяц!

— Боишься за свою репутацию? — спросил я тоном, который, наверное, украл у Блейза. Сьюзен рассмеялась, и вскоре мы уже заходили в украшенное омерзительно-розовыми (худшего из возможных оттенков!) сердечками, пропахшее шоколадом и карамелью небольшое кафе. Я опасался, что из-за праздника мест не будет, но оказалось, что как минимум треть столиков пустовала.

— Почему так пусто? — спросил я, когда мы сели, и женщина слегка за сорок с легкомысленными светлыми кудряшками принесла нам маленькие карточки меню. Под потолком парили полуголые херувимчики. Время от времени они выстреливали тихими хлопушками, и повсюду разлетались блёстки, мишура и кружочки цветной бумаги. Сьюзен наморщила нос и фыркнула:

— Это очевидно. Нет?

Я вспомнил шутку ребят про Шерлока Холмса и толпу Ватсонов и честно признался:

— Нет.

— В основном, все стесняются сюда ходить. Это место… слишком нарочито заявляет о том, что оно предназначено для свиданий.

Вокруг, действительно, сидели только влюблённые пары. Кое-кто в углу (я быстро отвёл взгляд) перешёл от разговоров к другому способу взаимодействия. Бессловесному.

— Мы можем уйти, — заметила Сьюзен.

— Нет уж, — отрезал я, чувствуя странный азарт, — не после того, как я увидел в меню горячий шоколад!

Дверь открылась, и зашли Гарри с Чжоу Чанг. Они держались за руки, но оба выглядели так, словно хотят друг друга убить. Возможно, Гарри продемонстрировал самый агрессивный заказ чая и десертов в истории ресторанного дела. Я отвернулся, тем более, что нам принесли еду и напитки, а Сьюзен, точно поймав направление моего взгляда, сказала:

— Мама сказала мне летом интересную вещь. Хочешь…

— Да, хочу, — кивнул я, не дожидаясь окончания вопроса.

— Она сказала, что сейчас, когда нам пятнадцать, мы на самом деле не столько влюбляемся, сколько играем в любовь и отношения. Но эти игры важны, потому что они учат… как это делается на самом деле.

— Ты с этим согласна?

— Не знаю… Когда мама сказала, я возмутилась. Как будто из её слов следует, что в пятнадцать ты не можешь испытывать настоящих чувств. А сейчас не знаю.

Я задумался об этом странном, спорном утверждении. И вдруг понял, что мама Сьюзен имела в виду.

— Ты помнишь какую-нибудь свою игру? Детскую?

Сьюзен кивнула, а я продолжил:

— Я обожал играть в доброе привидение. Мне было лет пять, что ли, няня прочитала мне на ночь «Кентервильское привидение», и я воспринял его довольно своеобразно.

— Ты делал «бу» из-за гобеленов? — предположила Сьюзен весело.

— Нет, ты что! Я же был добрым привидением! В общем, суть игры состояла в том, что меня никто не видел. И я пытался делать всякие добрые дела. Ну, там, помогал горничной протереть пыль или относил чашку на кухню. При этом надо было исхитриться и сделать всё незаметно. Это, — я пожал плечами, вспоминая, — не так-то просто сделать.

— Особенно если ты принц, да?

— Ага. После того, как я умудрился выйти за ограждение дворца, у меня появился личный телохранитель. Никто понятия не имел, как я это провернул, учитывая охрану. Сейчас я думаю, что помог себе спонтанным волшебством, а тогда, казалось, папа меня убьёт и меня, и охрану. А потом ещё дедушка добавит всем, включая папу.

— И вот сейчас я вспомнила, спасибо тебе за это! Я играла в Отдел тайн. Не скажу, что прямо много знала о нём. Я для себя решила — это мне лет шесть или семь было, наверное — что Отдел тайн занимается изучением тёмных артефактов. Я изучила всё, что было в доступе, а потом мне пришла идея добыть более тёмный артефакт. Разумеется, он мог быть только дома у тёти. Я сделала вид, что легла спать, камином прошла к ней и добралась до кабинета. Но там сработали охранные чары, и через несколько минут (хотя мне показалось, что через три вечности), тётя пришла и сняла меня с двери. Я к ней приклеилась! Проваленная операция. О! Я поняла, к чему ты это начал. Там, в игре, всё казалось настоящим, да?

Я кивнул, и мы замолчали. Горячий шоколад оказался не очень хорошим — слишком водянистым и сладким, ничего общего с тем, который мне готовил Уилсон. Профитроли подсохли. А вот скованность, которая меня мучила всё это время, исчезла без следа.

— Бедный Поттер, — заметила Сьюзен, бросая на тихо, но яростно ругающихся Гарри и Чжоу короткий взгляд.

— Почему?

— Чанг была влюблена в Диггори, причём давно. Думаю, она и сейчас в него влюблена, но Диггори не особо обращал на неё внимание. Они вроде начали общаться в том году, а потом поругались из-за гибели русалок. Кажется, Чанг сказала про подводный народ что-то резкое, а Диггори бесит всё, что похоже на расизм. В общем, Поттер для неё — утешительный приз.

— Вам с Блейзом надо организовать агентство частного сыска, — вздохнул я. — Не понимаю, как вы умудряетесь всё про всех знать?

— Мы просто используем маленькие серые клеточки, мой дорогой Гастингс.

— Это унизительно!

— Протестую! Капитан — чудесный человек, храбрый и добрый. Просто не слишком наблюдательный, зато наделён прекрасным воображением. В конце концов, не всем же быть великими детективами.

Сьюзен великолепно изобразила на лице напускную скромность, и я не удержался от насмешливой улыбки. Впрочем, на самом деле, я был восхищён. Такая способность к наблюдению и анализу неизменно приводила, да и сейчас приводит меня в восторг. Сам я лишён подобного таланта, поэтому вынужден полагаться на суждения тех, кому доверяю. Я решил поделиться этим восхищением, но не успел. На столик упала тень. Я обернулся и увидел, что возле нас возник Паркер, уже со стулом в руках.

— Позволите? — спросил он вежливо. — Мисс Боунс, простите, не представлены.

— Сьюзен, — сказал я, внутренне напрягаясь, — это Бернард Паркер, мой пресс-секретарь. Садитесь, мистер Паркер.

Он поставил стул, уселся и широко улыбнулся, словно был счастлив видеть меня. Соскучился, ага, я прямо вот моментально поверил.

— Милое местечко, — сообщил Паркер, оглядываясь. — Просто чудесно. Особенно конфетти в чашках, да. Позволите… Муффлиато.

Он взмахнул палочкой, но ничего не случилось. Я обернулся на Грюма — тот серьёзно кивнул, как будто подтверждая, что результат был достигнут.

— Что вы сделали?

— Очень полезное заклятие, сэр, не позволяет посторонним подслушивать разговоры. Все вокруг теперь слышат только неразборчивые голоса, ничего конкретного.

— Никогда с таким не сталкивалась, — пробормотала Сьюзен.

— И не должны бы, авторская разработка одного талантливого волшебника. Итак, Ваше Высочество, как поживаете?

Я смотрел на Паркера со смесью радости и ярости. Да, я хотел с ним поговорить. И да, я был рад его видеть, по-настоящему. Но он вломился на моё свидание и вёл себя просто невообразимо грубо!

— Вашими молитвами, мистер Паркер, — ответил я резко, мгновенно чувствуя, как из ученика превращаюсь в принца, может, впервые осознанно фиксируя этот переход. — Вы можете присоединиться к нам и изложить суть дела.

Паркер, который уже успел закинуть ногу на ногу, поменял позу на более формальную.

— Благодарю, сэр. Я всего лишь хотел узнать, как ваши дела.

— Великолепно, — зло сказал я, — особенно если учесть, что вы запретили мне писать письма, а в школе творится нашествие розового тумана.

— Сэр, — Паркер посмотрел укоризненно, — никто не запрещал вам писать. Всего лишь просили не писать из школы. Что мешало вам отправить сову из Хогсмида?

В его глазах мелькнула насмешка, а я прикусил щёку. Больно. Чёрт!

— Впрочем, не переживайте, мы точно знаем, что у вас творится.

— А про методы наказаний Амбридж тоже знаете?

— Разумеется. Было бы неловко остаться без новостей в такой драматический момент. Завтра в газетах вы прочитаете новость, которая вас не порадует.

— Мистер Грюм уже упоминал об этом. Что случилось?

Паркер посмотрел на Сьюзен, потом на меня, повёл плечами, словно тёмно-синяя шёлковая мантия стала ему тесна, вздохнул и признался:

— Побег из Азкабана. Массовый. И в этот раз, поверьте, сбежавшие преступники в защите и оправдании не нуждаются.

— Господи… — пробормотал я. Сьюзен сохранила неподвижность, даже не охнула, только плотнее сжала губы.

— Дементоры стали ненадёжны, мы уверены, что этот побег не последний.

— Почему вы рассказали мне?

— Потому что, сэр, у вас очень опасные друзья, — он посмотрел на пустой столик, где ещё несколько минут назад сидели Гарри и Чжоу. — К Риддлу вернулись его лучшие боевики. Да, они в ужасном состоянии, но это всё ещё сила, которую… не удалось исключить из уравнения. Риддл одержим идеей заполучить вашего друга. И, поверьте моему опыту, фанатиков бывает крайне трудно остановить на пути к их идее-фикс. Постарайтесь донести до мистера Поттера и его маленькой развесёлой компании — ему нельзя соваться в Министерство магии, даже если его будут туда приглашать с делегацией, красной дорожкой и танцующими слонами. А главное, — теперь Паркер окончательно отбросил и лёгкий тон, и показную весёлость, — что бы ни случилось, держитесь от Министерства магии подальше сами. Что бы ни случилось, что бы вы ни узнали, куда бы, вопреки всем запретам, ни отправился Поттер… — Паркер поднялся, коротко поклонился мне и обернулся к Сьюзен. — Ваша тётя просила передать вам просьбу не участвовать в авантюрах, из которых ей придётся вас спасать, мисс. И ещё — что она вас любит. На этом позвольте вас оставить. Фините! Желаю приятного дня.

Мы со Сьюзен остались сидеть, совершенно ошарашенные. Как-то расплатились, как-то вышли на улицу, снова в метель.

— Если ты не против… — начал я.

— Можем ли мы… — одновременно со мной сказала Сьюзен, улыбнулась под шарфом и предположила:

— В Хогвартс? Ты это хотел предложить?

— Точно.

— Учитесь себе спокойно и не лезьте в неприятности. И помните… — велел на прощание Грюм.

— ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — в едином порыве гаркнули мы со Сьюзен, и старый аврор принялся ковыряться узловатым пальцем в ухе, ворча при этом:

— Оглушили! Научил на свою голову!

Мы рассмеялись, хотя никакого настроения веселиться лично у меня не было.

От автора:

Поздравляю всех читательниц со вчерашним днём солидарности женщин в борьбе за свободу и равенство. Пожелание будет короткое. В любой ситуации, что бы ни произошло, знайте — вы есть у себя, вы сильные, вы справитесь.