Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— Я читала об этом месте, — сказала Сьюзен, оглядываясь вокруг. — Выручай-комната.

— Нелепое название...

— Немного. Это изобретение Ровены Рейвенкло, — добавила Сьюзен.

— В «Истории Хогвартса» об этом не было!

— Почти нигде нет, это я у тёти как-то находила брошюру по потайным помещениям и секретам замка. Но там не говорилось, как сюда попасть.

— Мне подсказал знакомый портрет.

— Это твоя комната, да? — спросила Сьюзен после паузы, вежливо разглядывая обстановку. Комната привычно приняла вид моей личной гостиной: получалось у неё вполне достоверно, хотя и не очень точно. Мы переминались возле кресел и чайного столика, почему-то не решаясь сесть. — Красиво.

— Спасибо, — я опустил глаза в пол, совершенно запутавшись, как себя вести и что говорить. Сьюзен сделала несколько шагов в сторону, разглядывая шёлковый экран, который в реальности закрывал камин, а здесь просто служил украшением комнаты.

— Я вот думаю, зачем мистер Паркер позволил мне послушать ваш разговор? Он ведь несколькими словами подтвердил все мои выводы, ещё и подкинул пищи для размышлений. Зачем?

Меня восхитил этот вопрос, так метко заданный. Я задумался: действительно, зачем? И тут же нашёл ответ.

— Потому что они с мадам Боунс теперь сотрудничают, это первое. А второе…

— Потому что твои друзья сейчас слишком заняты своими проблемами, да?

Я бывал в этой комнате с друзьями, мы сидели тут вдвоём с Гермионой — по сути, это было просто место, где можно спокойно поговорить, не ютясь в потайных переходах и не разгоняя при этом пауков. Но именно сейчас в обществе Сьюзен я чувствовал себя крайне неловко, словно мы делали что-то неправильное. Может, потому что это всё же было свидание — такое не совсем настоящее, игрушечное, но свидание. И в моей картине мира не было ни единой возможности после свидания остаться с девушкой наедине. В моей собственной гостиной!

— Спасибо, что показал мне эту комнату, — произнесла Сьюзен, совершенно точно не подозревающая о моих душевных метаниях, — я не скажу о ней никому.

— Ты можешь, если хочешь…

— Пока не стоит. Это было очень мило, — она обернулась и посмотрела на меня большими светлыми глазами. В свете свечей оттенка было не разобрать, но мне вспоминалось что-то между серым и голубым. — Спасибо, что пригласил меня.

— Спасибо, что согласилась, — ответил я, чувствуя, что язык шевелится во рту очень плохо, и благодаря Господа хотя бы за то, что не начал заикаться. — Мне было… — чёрт! — мне понравилась наша прогулка. Будет здорово её повторить, может, в более приятную погоду. И, знаешь, без внезапного появления Паркера.

— Он забавный, — Сьюзен хмыкнула, — во всяком случае, очень хочет выглядеть забавным. А на самом деле, я почти уверена, он работает на организацию не менее серьёзную, чем спецслужба ДМП.

— Почему ты так решила?

— По глазам. Он весь такой весёлый, расслабленный, но я уверена, он видел всё, что происходило в кафе. Даже у него за спиной. Такой цепкий взгляд… А ещё мне показалось интересным, как он изменился в лице, когда ты его осадил. Мне кажется, он проверял границы. И сделал какие-то очень важные выводы.

— Теперь мне становится не по себе, — признался я. — Ещё немного, и мой собственный пресс-секретарь начнёт меня пугать.

— Не зря, — серьёзно сказала Сьюзен, — знаешь, кого он мне напоминает? Кингсли Шеклболта.

— Кто это?

— Аврор со специальными полномочиями. Увидишь — ни с кем не перепутаешь! Здоровенный чернокожий парень с серьгой-кольцом в ухе, шутит очень по-дурацки, хохочет так, что стены трясутся, отвлечётся — тут же начинает говорить с резким южным акцентом. Совершенно безобидный на первый взгляд, разве что очень большой. А из имения Малфев вынес столько темномагических артефактов, что их уже два года проверяют — никак со всеми не разберутся!

— Я думаю ты права… — сказал я после паузы. — Меня успокаивает только одно: Паркер на моей стороне. Или, точнее, — я вздохнул, признавая истинное положение дел, — это я на их стороне. Что-то вроде свадебного генерала и говорящей головы.

«Цирковая обезьянка», — вспомнилось мне меткое определение от дедушки. Да, именно она.

— Обязательно сходим ещё в Хогсмид, — пообещала Сьюзен, резко меняя тему. — А теперь… пойдём? У меня три огромных горы домашних заданий.

— У меня четыре.

— Давай ещё горами мериться!

— У тебя нет древних рун!

— У тебя нет ухода за магическими существами!

— Хагрид не требует писать переводы!

— Да, он требует искать способы, как не лишиться руки при тесном общении с очередной клыкастой милашкой!

Так, переругиваясь, мы вышли из Выручай-комнаты и отправились в библиотеку. Одно нас объединяло — непомерных объёмов эссе для профессора Бербидж. И опыт подсказывал, что ради него опять придётся листать газетные подшивки.

— Однажды я напишу справочник по маггловедению, — сказал я спустя сорок минут, отдавая Сьюзен номер «Йоркширского вестника».Хотя задание было сложным, на удивление, я получил удовольствие от работы над ним. Обмениваться газетами и обсуждать нелепые правонарушения разных волшебников оказалось весело.

— И благодарные потомки поставят тебе статую в полный рост, — простонала она, выписывая на пергамент подходящий пример.

* * *

Обещанной страшной новости в «Ежедневном Пророке» не было: первая полоса оказалась посвящена благотворительному балу в Министерстве, дальше шли новости, светская хроника, репортаж о Школе Аврората, где готовят «сильных, смелых волшебников, под защитой которых магическая Британия может спать спокойно», и в конце — истории подписчиков о подготовке бизнеса к весне. Я долго листал газету, скользя взглядом мимо строчек, пока наконец не понял — Дженкинсу и остальным совершенно не нужно проталкивать эту новость в обход Фаджа. Если он хочет скрывать правду — пусть делает это дальше, тем громче будет его падение. Мне не нравился этот подход.

Блейз сидел задумчивый и кончиком столового ножа рисовал в омлете какие-то символы, отдалённо похожие на кельтские руны. Я не стал его отвлекать. Драко после ссоры с Гермионой к разговорам и вовсе способен не был. Так что, доев тосты с сыром и ветчиной, я отправился к гриффиндорскому столу и позвал Гарри поговорить.

— Ты что, встречаешься с Боунс? — спросил он, когда мы вышли из зала. — Видел вас вчера.

— Мы дружим. У вас с Чанг всё хорошо?

— Отлично, — с явным сарказмом в голосе отозвался Гарри, — просто превосходно. Только у неё отдельно, а у меня отдельно. Забей! Сириус говорит, девчонки в этом возрасте невыносимы.

Не было ли расставание с Чанг причиной того, что Гарри опять выглядел невыспавшимся? Кожа у него была едва ли не серой, а мешки под глазами вполне подходили для перевозки контрабанды.

— Ну, что у тебя? — спросил он резковато. — Передумал?

— Передумал? — я сначала не понял, о чём он, а потом твёрдо возразил, понизив голос: — Нет, Гарри. Я не передумал и не передумаю, этот ваш кружок…

— Организация, если тебе интересно, не кружок. Организация «Мой Хогвартс».

— Почему так?

Гарри пожал плечами:

— Наверное, потому что у нас слишком много ребят из газеты, они всё пытались своё название ввернуть. Думали ещё про «Армию сопротивления», «Лигу защиты», «Отряд добровольцев» и «Отряд Дамблдора», но… Но всё же нас в первую очередь объединяет Хогвартс. И Джастин ещё сказал что-то про школьные клубы, уже не помню, но звучало солидно.

Он улыбнулся, и я понял, что он очень сильно изменился за последние полгода, примерно с лета. Было ли это влияние мистера Блэка, или он просто вырос, как и все остальные, но появились новые манеры: он стал ровнее держать спину, выше поднимать подбородок, в интонациях добавилась насмешливость, если не сказать — надменность. А ещё он стал чётче выговаривать звуки, делать более длинные паузы, иначе выбирал слова. Будто бы, сам того не замечая, понемногу лишался обаятельного легкого суррейского акцента. И только этот жест — то, как он ерошил волосы на затылке, — оставался неизменным.

— Есть кое-что, что тебе следует знать, — произнёс я. — Возможно, тебя будут заманивать в Министерство магии. Не знаю, как, но тебе туда нельзя.

— Ты что-то увидел? — насторожился Гарри. Я покачал головой.

— Это не видение, это конкретное предупреждение. Что бы ни случилось… Оставайся в школе, ладно?

Гарри пожал плечами и заметил:

— Как будто меня отсюда кто-то выпустит. Ладно.

— И ещё… — я думал, стоит об этом говорить или нет, но в итоге принял решение, в котором, честно говоря, ещё долго сомневался, — из Азкабана сбежали Пожиратели Смерти. Кто — не знаю, но мне сказали, что они опасны.

— Этого не было в «Пророке», — настороженно проговорил Гарри. — Почему?

— Догадайся.

У Гарри дёрнулся уголок губ.

— Я видел, — неожиданно добавил я, — как бегу куда-то по школе, как будто от этого зависит чья-то жизнь. Я не уверен, но, кажется, за тобой. Пообещай, что не отправишься в Министерство? Там, в видении, я был уверен, что произошло нечто ужасное.

— Что мне делать в Министерстве? — отмахнулся Гарри. И снова мне показалось, что он врёт — только я понятия не имел, в чём именно. — Не полезу я туда, не бойся.

— Хорошо.

После паузы (из зала уже почти все разошлись, мы стояли слишком долго) Гарри добавил:

— Мне жаль, что ты не с нами. Тебя не хватает.

— Мне жаль, что я не могу вас отговорить от этой затеи.

На том и разошлись. Новость о побеге так и не появилась в «Пророке» до лета, хотя в обществе пошли слухи, а глава Аврората Руфус Скримджер в интервью «Лондонскому обозревателю» сказал, что криминальная обстановка неблагоприятная и его лучшие люди работают сверхурочно.

* * *

Теперь Амбридж повадилась посещать практически все уроки МакГонагалл. И неизменно ходила к Хагриду, если верить ребятам, посещавшим уход за магическими существами. Хагрид, по слухам, держался как мог, но явно нервничал. Профессор МакГонагалл оставалась совершенно невозмутимой, даже когда Амбридж пыталась перебивать её, критиковала её методы преподавания или вдруг посреди урока подсаживалась к кому-то из учеников и принималась задавать каверзные вопросы. Только по тому, как подрагивали крылья прямого носа, можно было заметить, что в душе профессора кипит ярость. К сожалению, едва ли я мог хоть как-то помочь, тем более, что свободного времени почти не осталось — экзамены надвигались быстро и неотвратимо. И если в половине предметов я был более или менее уверен, то сдача той же трансфигурации на проходной балл представлялась испытанием.

А первого марта появилось объявление — генеральный инспектор Хогвартса заново одобрила выпуск школьной газеты, назначила главного редактора (и снова — прости, Эрни!) и утвердила состав редакции.

— А Уизли где? — спросила Панси, дочитав объявление, и тогда я тоже заметил, что имени Джинни в списке нет. Честно говоря, я не придал этому большого значения. В конце концов, в документы часто закрадываются ошибки. Джинни была корреспондентом газеты с момента её открытия, писала отлично, в конфликты с Амбридж не вступала — что могло пойти не так? А меня, по правде, занимали другие вопросы.

Именно поэтому я пропустил начало катастрофы. Редакция почти в полном составле отправилась к Амбридж в поисках справедливости, но получила ответ: «О, мисс Уизли явно не понимает, что нужно писать в школьной газете, девочка ещё недостаточно зрелая. Думаю, в этом году ей стоит побыть читателем, а на следующий — посмотрим». Джинни была в бешенстве. Да там вся редакция была в бешенстве! Включая даже Панси, которая из года в год ругалась с Джинни из-за каждой буквы в каждом материале, а Колин едва не расплакался от огорчения. Но, пожалуй, это всё осталось бы просто одним неприятным, но быстро забывающимся эпизодом, если бы не реакция Рона.

В Большом зале при толпе народу он громко и чётко обозвал Амбридж «тупой коровой». Я умудрился это пропустить, засидевшись в библиотеке, но, по рассказам ребят, зал замер. Первой среагировала профессор МакГонагалл, объявив:

— Мистер Уизли, минус двадцать очков с Гриффиндора! В мой кабинет, немедленно!

Но Амбридж, конечно, не позволила этому так закончиться — она сказала, что, разумеется, намерена присутствовать при этом разговоре. И без последствий не обошлось: Рону запретили походы в Хогсмид и игру в квиддич (пожизненно!).

— Тупая корова она и есть, — резко сказал Гарри, когда мы все оказались в Выручай-комнате, и друзья закончили пересказывать мне последние событий. — Какого чёрта она взъелась на Джинни?

Я посмотрел на Гермиону — та виновато опустила взгляд. Потом на Блейза, который пожал плечами. И озвучил довольно очевидный вывод:

— Не на Джинни, а на тебя, Гарри. Видишь ли, тебя сейчас довольно трудно достать. С родными ты не в ладах, Блэка трогать страшно, а ты со своими инициативами — кость в горле. И да, она в курсе вашего… вашей организации.

— Мистер Блэк уже сказал, что мы плохо выбрали место для первой встречи, — вздохнула Гермиона. — Это моя вина.

— Нет, — начал Гарри, — моя. Если бы не наши собрания…

— Она бы всё равно нашла, к чему придраться, — пробурчал Рон из дальнего кресла. — Плевать мне на квиддич! Команде только лучше будет без меня.

— С ума сошёл? — тут же возразил Гарри, но, как мне показалось, не так горячо, как следовало бы. Мы замолчали. Не знаю, осознавали это остальные или нет, но мне было ясно: либо Амбридж однажды сумеет поймать этот клуб любителей практической защиты от тёмных сил, либо постепенно будет давить на все больные точки Гарри. И, к сожалению, именно Рон и вся осиротевшая семья Уизли были самыми доступными мишенями. Прямо сейчас, мне показалось, Гарри мог бы отступить от своей опасной затеи. Ради Рона — мог бы. Но тот, упрямо помотав головой, сказал, что собрания «МХ» — это самое важное, что осталось в школе, и они должны продолжаться.

* * *

Мне бы хотелось сказать, чтобы в тот период я действовал активнее — но на деле я плыл по течению, стараясь избегать лишних проблем и, по возможности, оберегая от них друзей. Временами мне казалось, что Амбридж видит меня насквозь и нарочно раз за разом зазывает в кабинет. Я улыбался, но каждая встреча была мучительной.

Между тем, Фред и Джордж Уизли явно задались целью отомстить за младших. Во всяком случае, теперь стало почти нереально пройти в кабинет Амбридж, не попав в зловонное облако после взрыва навозных бомб. Несколько раз она за ужином покрывалась гнойными прыщами, а однажды, по слухам, у неё в классе взбесилась доска. Что бы ни пыталась написать на ней Амбридж, выходило только: «Убирайся, тупая корова!» Не имея возможности доказать вину близнецов Уизли, Амбридж наказала весь класс. Перьев с секретом, конечно, на такую толпу не хватило, поэтому на отработки седьмой курс Гриффиндора ходил группами.

На нашем уроке защиты в очередной раз выступил Гарри, на сей раз в лицо бросив Амбридж, что она отлично знает о возрождении Риддла и врёт, потому что боится за своё тёпленькое местечко в Министерстве. Он лишился пятидесяти очков и получил две недели обработок. Правда, вскоре удивительным образом все очки вернулись обратно в копилку Гриффиндора — профессор МакГонагалл взяла за правило награждать Гарри и Рона баллами за любое удачное движение палочками.

У меня болела голова — мутно, тяжело, без остановки, и мне не требовалась консультация мадам Помфри, чтобы понимать причины. С того дня, как мадам О’Хейз заставила меня заглянуть в зеркало, я больше не видел будущего. Ни единого образа! Словно нашёл способ выставить преграду между собой и тем, что «может произойти». Мадам О’Хейз отлично это видела, но ничего не предпринимала. На уроках мы продолжали смотреть в зеркала и пытаться предсказать самое ближайшее и простое будущее, но мне дозволялось изучать потолок или думать о своём. Только изредка я чувствовал устремлённый на меня пристальный взгляд ирландской ведьмы. Сейчас я понимаю: было бы разумно обратиться к ней за помощью, задержаться после урока, задать все те болезненные вопросы, которые меня терзали. Но тогда я слишком боялся своего дара, который пока не принёс мне ничего хорошего, и я просто радовался возможности наконец-то спать спокойно. Головная боль казалась приемлемой платой.

Если бы я по-прежнему видел будущее, я мог бы попытаться предупредить друзей об опасности. Но в итоге я узнал обо всём в числе последних.