Изгоняя тьму (гет)

Февраль 2ХХ8

 — Макса убили.

Два слова.

Два странных мрачных слова, произнесённые Эмили в начале февраля, вызвали в Рейчел противоречие. Она не могла радоваться чьей-то смерти. Это было ужасно, и частично она не хотела бы вообще знать о чьей-то смерти, особенно знакомого.

Но она не могла соврать, что не почувствовала облегчения. Последняя встреча с Максом была настоящим кошмаром, и даже месяцы спустя память вызывала боль в сердце. Теперь было окончательно ясно, что с его стороны ей ничего не грозило, хотя Рейчел предпочла бы, чтобы это случилось не из-за его кончины.

 — Как? — спросила она. Внезапно стало ясно, почему Эмили зачастила к ним домой — наверняка утешала маму. — Когда?

 — Его тело нашли в подворотне на прошлой неделе, — ответила Эмили.

Мама готовила обед, а они сидели в гостиной, так что она не услышала бы разговор о мёртвом любовнике. Макс и Эмили были коллегами — логично, что были знакомы, но Рейчел не знала, была в курсе ли Эмили про их с мамой отношения. Наверное, после его смерти мама всё рассказала. Хотя, даже будучи близким другом, Рейчел не знала, сколько мама рассказывала — наверное, не так уж много.

Конечно, Эмили не в курсе, насколько неблагополучной была их семья.

Она не могла ничего не знать о бесконечных спорах, ссорах или о том, как милая маленькая Рейчел разговаривала с родителями, когда дома не было гостей. Она делала всё возможное, чтобы как можно меньше видеться с семьёй, и это работало — с последнего дня рождения её ни разу не ударили, и она не давала ни единого повода на неё накричать.

Рейчел всё меньше и меньше времени проводила дома, чаще оставалась и иногда ночевала у друзей, особенно у Зака. Когда она чувствовала, что пора оповестить родителей о своём существовании, она делала домашнюю работу в школе и влезала домой через окно своей комнаты, чтобы наверняка никого не встретить. С едой было сложнее, но Рейчел была маленькой, а большинство шкафчиков на кухне пустовали, так что она была просто мастером скрытности, едва на горизонте кто-то начинал шуметь. В итоге, родители знали, что она дома, но не собирались её везде искать и быстро сдавались.

Они виделись раз в чёрт-знает-сколько, и то — когда она выходила в школу. Наверное, им действительно было на неё плевать.

Рейчел старалась быть невидимой, и родители, наверное, решили, что она не стоила их внимания. Они продолжали вцепляться друг другу в глотки, но выяснилось, что это больше её не задевало.

Они не были семьёй.

Рейчел не было дела до их ссор.

Она знала, что они оскорбляют её и друг друга, тут ничего нового. Она настолько привыкла к ссорам, что ей было плевать — пусть хоть передерутся, это была их проблема, а не её.

У неё были дела поважнее, чем быть их мячиком для битья.

 — Тело было в плачевном состоянии, — Эмили в отвращении сморщила нос. — Твоей маме рассказали только вчера, власти отказались предавать дело огласке. Даже твой папа не знает, большинству полицейских не сказали. Они стараются держать всё в секрете, чтобы не пугать народ.

 — А мама тогда откуда узнала?

Кэти, скорее всего, тоже ничего не знала — иначе Рейчел узнала бы от неё. Если только она не посчитала, что эта информация слишком ужасна для разглашения.

 — Она не могла с ним связаться, поэтому пошла в полицию заявлять об исчезновении. Те полицейские, которые всё знали… должно быть рассказали всё как есть, — медленно объяснила Эмили. — Вчера я была здесь, она всё рассказала. Она так плакала.

Странно, но Рейчел даже бровью не повела на мамины слёзы. Ей было плевать.

Окончательно плевать.

 — Вынуждена признать, Макс мне не особо нравился, как человек, поэтому я могу выглядеть неуважительной… — Эмили провела рукой по тёмным волосам. Упоминая его, она давала понять, что с ним связаны не самые приятные воспоминания, но ничего не говорила. И это заставляло Рейчел только сильнее его ненавидеть. — Я, конечно, не желала ему смерти, и такой ужасной, но мне кажется, твоей маме будет лучше без него.

 — Тоже так думаю, — на автомате ответила Рейчел.

 — Значит, ты знала, что твоя мама… изменяла?

 — Ага. Не то чтобы меня оно волновало.

Нужно было со всей искренностью изображать счастливую нормальную семью, но при Эмили она не могла. Рейчел слишком её любила, чтобы поддерживать иллюзию идеальной семьи — и не была уверена, что сможет сдерживать невербальное «будь моей мамой» в её присутствии. Большинство её друзей знали, что с её родителями не всё так просто, и Эмили тоже заслуживала это знать.

Но Рейчел не могла рассказать слишком много. Всё, что было позволено знать Эмили — семья Гарднер выходила далеко за рамки образцовой, на которую они пытались походить. Она надеялась, что не вызовет лишних подозрений.

Иначе Эмили будет в опасности.

К счастью, очень многие супружеские пары не источали полную идиллию, и насилие встречалось гораздо чаще, чем можно было заметить, так что, Эмили не акцентировала внимание на этом моменте.

 — Не знаю, можно ли тебе рассказывать подробнее… — вздохнула она, явно умирая от желания кому-нибудь растрещать.

Рейчел едва не сказала «валяй, я многого начиталась в отчётах Кэти и, кстати, мой самый лучший друг — серийный убийца», но благоразумно сдержалась.

 — Думаю, меня мало что может испугать, — сказала она, ни разу не соврав. Кровавые подробности были одной из самых последних вещей в её списке жути, когда Макс занимал гордое первое место.

 — Подворотни — страшное место, — вздрогнула Эмили. — Я бы не хотела там оказаться. Кто знает, что там найдёшь? Там, где нашли Макса, наверняка можно было не один труп сыскать.

Как будто это мешало Рейчел бывать там чаще, чем дома. Она полностью осознавала, что может наткнуться на неприятный сюрприз, но прекрасно знала безопасные маршруты. Она могла бы наткнуться на бандитов или каких-то насильников, но более-менее было ясно, что увидев её с Заком, преступный мир тут же связал её с Переулочным Убийцей.

Это давало ей почти идеальный иммунитет.

Очевидно, ходили слухи, что «тронешь блондинку — по твою душу уже вылетел Зак», так что, большинство жителей подворотни старались держаться от неё подальше.

 — Тело Макса нашли при расследовании дела о наркоторговле, — начала Эмили. — Это был полный кровавый кошмар. Тело неоднократно пинали, несколько костей было раздавлено, и позвоночник был сломан, и… — она поморщилась от отвращения. — Тьфу, вот же ужас.

 — Что там?

 — Его гениталии были отрезаны. Сказали, начисто. И тело было обезглавлено.

«Пусть только подойдёт к тебе — я ему яйца отрежу и голову снесу».

Ой.

 — Это… работа Переулочного Убийцы?

Она и сама догадывалась, но не знала наверняка. Ведь в последний раз Зак дал понять, что не собирается убивать Макса. Интересно, почему он передумал. Наверное, они случайно пересеклись в переулке, и если правильно понимать Зака, Макс сказал или сделал что-то с намерением добраться до неё, чем и взбесил.

Зак не был лжецом. Он сказал, что убьёт Макса, только если тот попытается снова к ней приставать. Это не звучало явным обещанием, но, наверное, не для Зака.

И он выполнил обещание.

 — Да, это он, — со вздохом подтвердила Эмили. — Я понимаю, почему они не хотят рассказывать. Такая жуть, наверняка все бросятся в панику. Интересно, когда всё это закончится…

У Рейчел было странное чувство. С одной стороны, она хотела заверить Эмили, что она в списке «не убивать, их любит Рей» Зака, и ей нечего было бояться. С другой — она понимала, что кроме неё самой, никто не сможет повлиять на эти убийства.

«Мне спокойнее, когда ты рядом. Наверное, потому что я хочу быть рядом с тобой сильнее, чем убивать. Не знаю».

Ни один полицейский не сможет остановить Переулочного Убийцу, но пятнадцатилетняя недозрелая девчонка могла бы попробовать смягчить его желание убивать.

 — Мне тоже интересно… — выдала она, вспомнив, что от неё ждали ответа.

Она начинала переживать. Они с Заком действительно долго не виделись. Неделя без какой-либо встречи вызывала тревогу. Она приходила к нему домой несколько раз, но его постоянно не было, как будто он специально её избегал. Это выглядело странно, потому что, по идее, в её присутствии ему было спокойнее, и он искал её близости как можно чаще. А на деле он прекрасно знал, когда у Рей было свободное время, и он мог так бегать от неё бесконечно.

То, что Зака не было дома несколько дней подряд, не было совпадением — он нарочно уходил. У него могли быть свои причины, но, по сути, он снова закрывался от неё. Ей это не особо нравилось, потому что у него явно опять были проблемы, и он не собирался просить о помощи, даже если в ней нуждался.

Как же она волновалась, чёрт его побери.

Хорошо ли он спал? Наверняка нет, и более того — он, скорее всего, снова несколько дней не спал вообще. Она точно знала, что Зак возвращался, чтобы сходить в душ и поесть — она оставляла ему немного еды, и в следующий визит тарелка была уже в посудомойке. Но они так и не встретились, и бог свидетель, насколько в квартире Зака было пусто без него. Это было глупо, но она скучала.

 — Рейчел? — позвала Эмили, махая рукой перед её лицом.

Она почти подскочила. Так задумалась, что не смогла держать лицо невозмутимым.

 — Д-да?

 — Тоже волнуешься?

 — Ага, — кивнула Рейчел, хотя её волнение было совсем не о том.

Тут в гостиную вошла гордо улыбающаяся мама.

 — Девочки, ужин наконец-то готов!

Она выглядела уставшей, глаза были красные, как будто она плакала — скорее всего, так и было — но улыбка была искренней, ведь Эмили была рядом.

 — Фантастично, Элоиза, — похлопала ей Эмили, прежде чем встать с дивана. Рейчел, идеально улыбаясь, пошла следом за ними на кухню.

Внутри она судорожно соображала. Сегодня была пятница, на завтра не было никаких планов, а домашнюю работу она сделала с Ленни, Эдди и Адрианой. Грубо говоря, у неё были свободны все выходные, а значит…

В любой момент можно было идти к Заку. Сидеть там до победы. И заставить его посидеть дома и просто поберечь себя, даже если придётся вцепиться в него, словно коала.

Зак, безусловно, сегодня будет дома, потому что в прошлую встречу она упоминала, что на выходных будет ночевать у Адрианы. Он-то не знал, что планы отменились.

Рейчел непринуждённо беседовала с мамой и Эмили за ужином, раздумывая над планом. Она не знала, что ему говорить, не знала, как он отреагирует, но хотела, чтобы он понял: с чем бы он ни столкнулся — не обязательно всё делать самому.

Или же, можно было ничего не говорить.

Рей знала, что ему нравился физический контакт. То, как он обнимал её той ночью, как прижимал к себе, когда она была под боком, как вздрагивал, когда она касалась его кожи, как прижимался к ней лбом, как держал за руку — и без слов было ясно. Они об этом не говорили — ни об объятии, ни о том, что она его в щеку поцеловала — но Зак, кажется, больше не считал тактильный контакт чем-то неловким. Даже наоборот.

Вот лично ей это до упаду нравилось — это же был Зак. Был бы на его месте кто-то другой, она бы дважды думала, да и бывало такое, что вообще не хотелось, чтобы трогали — но в случае с Заком это походило на зависимость. Это словно было физическое воплощение связи, которую они создали, олицетворение их эмоциональной и духовной близости. Это довершало их уже тесные узы, делая их более реальными. Да и просто было приятно, тепло, мягко и удобно, она чувствовала себя защищённой, укрытой и оберегаемой. Она могла передавать эмоции через прикосновения. Ей иногда так много хотелось ему сказать, но слова казались такими пустыми — и действия в этом случае подходили как нельзя кстати.

Она не могла отпустить Зака на произвол выдержки. Определённо не могла.

Именно поэтому в полночь она выбралась из дома через окно и побежала к нему домой так быстро, как только смогла.

Рей до сих пор не знала, что собирается сказать или сделать, но она просто чувствовала, что Зак сейчас дома — как он в тот день рождения почувствовал, что она в мусорном баке. Она не могла упустить этот шанс. Частично она понимала, что он таким образом просто защищал её от самого себя, но риска было недостаточно, чтобы её напугать.

Она не собиралась от него убегать. Так что, ему же будет лучше, если он теперь не убежит от неё.

* * *

Как-то раз Рей говорила, что люди могут прожить без сна максимум одиннадцать дней. Давным-давно вычитала на досуге. Наверное, она искала эту информацию для себя, когда ещё получала от родителей и почти не спала по ночам, боясь, что её разбудят крики родителей или что похуже.

Зак не знал, насколько применимо правило одиннадцати дней к монстрам вроде него, но он уже неделю не спал, и не был уверен, сколько ещё выдержит.

Неделя без сна. Неделя в бегах от кошмаров. Неделя без попыток убить. Неделя, практически полностью проведённая в подворотне. Неделя без Рей.

Он не был уверен, что из всего этого убивало его надёжнее.

Он не хотел показываться Рей на глаза в таком состоянии. Не хотел, чтобы она видела его таким — измученным, голодным, на грани срыва, едва способным говорить и в хуёвейшем настроении. Он не мог трезво соображать и почти не контролировал реакцию. Он чувствовал себя зверем в ловушке — неспособным ясно формулировать мысли, полагаясь только на ощущения. Слишком был нестабилен, чтобы находиться рядом с Рей.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь». Как же было чертовски верно, но прямо сейчас не хотелось об этом думать).

Он не знал, где сейчас находится. Скорее всего, сидел на кровати, уткнувшись лбом в колени. Он не знал, зачем вернулся в квартиру — наверное, уже чувствовал, что скоро не выдержит, и ноги неосознанно увели его домой. Да и Рей сейчас должна была быть у друзей, так что он с ней не пересечётся.

Именно поэтому он позволил себе вернуться. Лишний раз думать — нахер нужно.

Который был час? Ночь? День? Холодно — значит, зима, большего он сейчас не знал. Голова кружилась и раскалывалась, и он не мог понять, открыты глаза или нет. Он же не уснул?

Он не хотел спать. Если бы уснул — тут же вернулся в прошлое, в ад приюта, или и того хуже.

В ад пламени.

Как-то в приюте случился пожар. Хоть хозяева быстро потушили, Зак тогда убежал и сидел на улице под унылым дождём в компании мёртвых самолично закопанных детей. Он не возвращался, пока достаточно не оголодал. От запаха горелой древесины его могло стошнить, если бы было чем, но выбор был невелик, а простыть под дождём там было всё равно, что верная смерть.

Он тогда просидел на улице всю ночь, дрожа и пытаясь успокоиться, угомонить призрачную боль. Других призраков на том кладбище не было.

Вот так он и знал, что призраков не существует. Если бы существовали — он бы их уже увидел.

Он ненавидел огонь сильнее, чем враньё. Огонь был чем-то невыносимым, потому что ему прекрасно было известно, как больно и страшно гореть заживо. Это была одна из немногих вещей, которых он боялся.

Огонь. Врата ада.

Нет, Зак определённо не хотел спать. Он был уверен, что на сей раз его поджидали кошмары об огне. В каком-то смысле, лучше тогда смотреть на приют, ведь из приюта он всё-таки сбежал, а хозяева отплатили за всю ту хуйню, что сотворили. Наверное, этого было недостаточно, но они больше не могли причинить ему боль или использовать очередного ребёнка в качестве одноразового раба. Он убил их.

Но огонь убить было невозможно.

Он не слышал, как она открыла входную дверь. Не слышал, как она, закрыв за собой, сняла пальто и разулась. Не слышал, как она прошлёпала к нему босиком, влезла на кровать и села перед ним на коленях.

 — Зак? — наконец позвала Рей. Её голос был беспокойным.

Он не мог думать. Голова просто не варила. Но в ту секунду, когда она произнесла его имя, мозг начал обрабатывать информацию. Зак внезапно осознал, что она была здесь, рядом с ним, он вдыхал её приятный аромат, слышал мягкое дыхание и ощущал присутствие, даже если она к нему не прикасалась.

Рей была здесь. Она действительно пришла.

Он так пиздецки устал, и всё, что пришло в его голову — воспоминания о её изящном теле, прижатом к нему. Подаренное чувство утешения и безопасности, наконец-то спокойный сон. Он вспомнил, каковы были её объятия, и в нём проснулось желание.

В первую очередь — желание поспать. Зак был монстром, и не знал своих границ, но они всё-таки были, и он был уже близко. Он не мог постоянно быть сильным и ясно мыслящим, особенно когда доводил себя до неспособности мыслить в принципе. Ему нужно было по-настоящему поспать, отдохнуть и восстановиться, а не забываться двумя часами ночных кошмаров. Сейчас просто хотелось закрыть глаза и погрузиться в грёзы на целую неделю. Он хотел спать.

Но потом пришло другое желание. Желание её, её прикосновений, её тепла, её присутствия, всего её существа. Он желал её и понимал это. Она сейчас была нужна как воздух.

 — Зак, ты в порядке? — охренеть как встревоженно спросила она. — Ты выглядишь ужасно… ты же не спал, да?

Он почувствовал её руку на своём плече, и любое сознание резко отключилось.

Он желал её.

Схватив её за запястье, он упал на простыни, прижимая её к себе. Он даже не услышал её удивлённого писка — сразу же прижался к её шее и засунул руки под свитер, но блядь, под свитером оказалась ещё какая-то одежда.

 — Зак?!

Он, наконец, добрался до её кожи, и как же приятно было ощущать тепло её тела. Он снова прижался губами к её шее, и этот контакт с голой кожей едва не свёл его с ума. Он мягко поцеловал пульсирующую жилку, как будто хотел её этим успокоить. Его руки плотно обвили её талию, и она оказалась настолько крошечной, что он практически полностью окружил её тело. Он сплёлся с ней ногами в попытке стать так ближе, как это было возможно.

 — З-Зак?.. — прохрипела Рей. — Что…

Она замолкла и спустя какое-то время тяжело выдохнула. Он почувствовал, как она всё-таки расслабилась и обняла его в ответ.

 — А ты на этот раз действительно довёл себя, да? — пробормотала она, прижимаясь щекой к его макушке. — Подумал бы немного о себе…

Она нежно скользила пальцами по его спутанным волосам, играя прядями. Почувствовав, как её пальцы касаются кожи головы, он задрожал.

 — Ох, чёрт…

Чёрт, это было слишком круто, и сейчас он взаправду отключался от реальности. Начинал медленно дремать. Нужно было сделать это гораздо раньше, зачем вообще было её избегать? Он же так скучал. Рей была неотъемлемой частью жизни, она сама сказала ему, что он не слабак, и позволяла видеть себя в худшем состоянии, чем это… вот какого хуя он делал? Он же до смерти хотел снова её обнять. А теперь, когда она была здесь…

Он просто не хотел её отпускать.

 — Всё хорошо, Зак, я здесь…

Блядь.

Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь, вот нахуя говорить имя так нежно, она что, специально, чтобы сердце разорвалось, настолько милая и очаровательная, блядь-блядь-блядь-блядь, только бы не отпустить, никуда не отпустить, блядь-блядь-блядь-merde!

Он крепче обнял её, и все его перевозбуждённые чувства отключили соображалку напрочь. Он забыл обо всём. О прошлом, о кошмарах, о том, где он был и что делал. Мир исчез, не осталось ничего.

Зак даже не понял, как уснул.

* * *

Ох, бля, вот сейчас он действительно спал.

Который час? Где он находился? На кровати или типа того, да? Он не был уверен. В любом случае, это было не важно. Сейчас ему было действительно удобно, и он не хотел двигаться, даже если на самом деле сейчас спал в ёбаном мусорном баке. В его руках было что-то очень мягкое и…

Стоп.

Кажется, это уже происходило.

Он с трудом открыл глаза, борясь с сонливостью. Было как-то тяжеловато осознавать, что происходит и что ты делаешь, когда половина сознания вопит «да нахуй всё, иди спать дальше», но огромное ощущение déjà vu (точнее, déjà perçu) вынуждало включить мозги. Зак был уверен, что сейчас он снова творил какую-то тупизну.

Джек-пот.

Он снова обнял Рей во сне.

И даже круче — он ещё не спал, когда тянул её к себе, но был слишком уставший, чтобы понять собственные действия. Если он хорошо помнил, то он: даже не попытался её спросить; засунул руки ей под майку; поцеловал в шею и до сих пор прижимался к ней ртом; прямо сейчас вообще не хотел выпускать из своих рук.

…Ну что ж, ЗАК, ПРИНИМАЙ ПОЗДРАВЛЕНИЯ!

Сейчас самым естественным было бы отскочить подальше, но она всё ещё спала, и будить не хотелось — и Зак прекрасно понимал, что это был всего лишь гнилой повод подержать её так подольше.

Блядь, вот что он натворил? Он был пиздецки стрёмным, и просто чудо, что она до сих пор не убежала! Она должна была ёбнуть его посильнее и свалить. Зак, впрочем, не был бы уверен, что позволил бы ей уйти так легко, но даже если бы она его по лицу ударила — он не держал бы зла.

Ох, блядь-блядь-блядь, а вдруг он обидел её? Вдруг она его ненавидит? Он предъявил на неё какие-то претензии, не спросил никакого разрешения, и повёл себя как самый настоящий кретин. Нельзя было делать это без её разрешения.

Да, допустим, в первый раз она не особо возражала. Ей, вроде бы, даже комфортно было. А на этот раз она даже обняла его в ответ…

Но всё равно, когда она хотела его обнять — она спрашивала! И он должен был поступить так же! Тупица, Зак, какой же ты тупица!

Ну хуже того — повторяя себе, что сейчас он должен был отпустить Рей, он всё равно не отпускал. Он просто не хотел. Было так правильно — обнимать её так же крепко, как и чувствовать её в своей жизни, как будто они всегда были предназначены друг другу.

Он бы в жизни не подумал, что найдёт человека, с которым у него будут такие сильные, глубокие узы. Он не мог представить, что когда-нибудь с кем-то так сблизится. Что кто-то станет такой важной часть его жизни. И всё случилось относительно недавно, Зак не совсем мог поверить в бурные перемены в своей жизни.

Зак привык к быстрым переменам в окружении, но Рей меняла внутри него то, что он считал высеченным и нерушимым, и он не понимал, как. До встречи с ней мысль о существовании человека, которого хотелось бы защищать, кем хотелось бы дорожить, и кто дорожил бы в ответ, была абсолютно тупой. И ему бы никогда до этого не пришла в голову мысль поставить кого-то превыше собственного выживания. Это было просто невозможно. Это противоречило его сути.

Для убийцы, повидавшего в жизни больше тьмы, чем света, было немыслимым найти человека, который имел бы для него значение.

Зак прикрыл глаза, не в силах удерживать себя от объятий Рей. Он вообще никак не мог её отпустить. Она была очень для него важна, и проводить с ней время было одной из лучших вещей на свете. Она успокаивала его боль. Она освещала его тьму. Она создавала счастье в его душе. Она ломала лёд в его сердце. Она отдавала и принимала, была доброй и готовой получить добро в ответ. Она исцеляла.

И заставляла его чувствовать себя человеком.

Он снова уткнулся в изгиб её шеи и нежно поцеловал, прежде чем понял, что творит.

 — Зак?..

Блядь.

БЛЯДЬ, ОНА ПРОСНУЛАСЬ.

Он делал кое-что тупое и слащавое, и, разумеется, ей вот позарез нужно было проснуться именно в этот момент. Всё, сейчас она подумает, что он полный подонок, убежит подальше и будет права. А он должен будет отпустить её сейчас же, извиниться и предложить забыть об этом навсегда.

Да, должен, но что он делал сейчас? Даже не пытался двигаться и не открывал глаза, выводя пальцами на её голой коже какие-то узоры.

Даже если обычно он был сильным — ей сопротивляться он никак не мог.

 — Ты проснулся? — спросила она милым заспанным голосом.

 — Ага…

В тоне откуда-то взялась странная нежность, и Зак не смог подавить лёгкую улыбку. Он здесь и сейчас костерил себя на чём свет стоит, но всё равно до усрачки был счастлив, что она была здесь и проснулась в его объятиях. Мысль о том, что они сейчас так приятно проводили время, что Рей была так близко, дарила своё тепло и нежность, заставляла его сердце биться чаще от восторга. А теперь в его сознании расцветала тупая фантазия о том, чтобы таких пробуждений было гораздо больше.

 — Ты хорошо спал? — беспокойно спросила Рей, снова перебирая его волосы.

Он таял. Просто в ёбаную лужу. Она была слишком милой, и её прикосновения были слишком приятными. Он уже совершенно забыл про извинения или отстранение, всё, чего хотелось — остановить время и растянуть эти мгновения с ней на самый максимум.

 — В основном, да. А ты?

 — Да, порядок. Который час?

 — А хуй его знает.

Нужно было уточнять, что оно его не ебёт?

Рей задумалась на несколько секунд.

 — Ну и ладно, — наконец выдала она, совершенно спокойная. — Можно забить. Сегодня всё равно суббота.

Значит, они могли дальше так лежать? Значит, она никуда не торопилась, и он мог держать её в своих объятиях? И у него даже был шанс снова уснуть с ней под боком?

Зак постарался не терять эту надежду, как вспомнил, что нужно было отпустить её гораздо раньше, и он до сих пор не сделал этого. Блядь! Но ему же так не хотелось… А вдруг ей на самом деле было некомфортно, она считала это неловким и просто подыгрывала из вежливости, потому что она настолько добрая?

 — Рей?.. — собрав всю смелость, позвал он. А теперь нужно было не выглядеть стрёмным, и с этим он уже облажался. — Ты… хочешь, чтобы я тебя отпустил?

 — Зачем?

Бля, лучше бы она ответила «да» или «нет». Теперь не было другого выбора, кроме как объяснять.

 — Ну, потому что… я тебя на ровном месте схватил, — пробубнил он. — Извини. Я должен был спросить разрешения. А ты должна была меня треснуть посильнее.

 — Но я не хотела тебя бить! — запротестовала Рей.

Он обдумывал её слова, пытаясь заставить работать мозг как надо.

 — Так, тебе… не противно… что я тебя обнимаю и всё такое?

 — Э-э-э, нет? С чего бы.

 — И прямо сейчас тебя не напрягает?

 — Я не против находиться в твоих руках, — смущённо выдала она. — Это же… ты, так что мне очень даже нравится, — добавила она очень-очень тихо, как будто не хотела, чтобы он услышал, но всё равно не смогла сдержаться.

Сердце Зака сделало кульбит. Он явно не ждал такого попадания, и смущённо спрятал лицо в изгиб её шеи. К счастью, она не могла увидеть, как сильно он покраснел под повязками, и потребовалось несколько секунд, чтобы снова собрать мысли в кучу.

 — Спасибо, — всё, что он мог ответить.

 — Зак, почему ты избегал меня? — спросила она. — Что случилось?

 — Я был… не в порядке, — проворчал он. — Не хотел, чтобы ты меня таким видела. Я таким жалким был.

 — Эй, нормально иногда быть не в порядке, — мягко заверила она. — Ты же не железный. Да и ты видал меня в состоянии похуже, чем это.

И она была права.

 — Не хотел, чтобы ты переживала.

 — О, да ладно? — с иронией уточнила Рей. — Избегая абсолютно любой встречи целую неделю, когда я прекрасно знаю, что ты снова доводишь себя? Исчез на ровном месте, даже не сказал… не знаю, что тебе нужно побыть одному, или типа того? Волшебно, Зак, я ни разу не переживала.

 — Ладно… я проебался. Тупая была идея. Но я не знал, что сделал бы с тобой в таком состоянии.

 — Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?

Раздражённо зарычав, Зак навис над ней. Она удивлённо смотрела своими большими голубыми глазами, но затем выражение её лица смягчилось.

 — Ты опять нарываешься.

 — Ага, я знаю, — с ангельской улыбкой ответила она. — Но я целую неделю переживала за тебя, удивлялась, почему ты вдруг исчез, не сказав ни слова, убеждала себя, что я как-то тебя обидела, надеялась, что ты в порядке… Могу же я немного отомстить?

Бля, и что снова делать с её тупой логикой? Он не знал, что ответить в свою защиту.

 — Ладно, извини, — вздохнул он. — В следующий раз будешь знать.

Она засмеялась, и Заку захотелось снова притянуть её к себе, плюхнуться под одеяло и просто уснуть.

Но это было тупо.

Он же был убийцей, нельзя было так желать её прикосновений, как будто он был каким-то ёбаным кошаком. Он обнял её, потому что не мог соображать и действовал на рефлексах, но это не могло продолжаться. К счастью, Рей не возражала, но он просто не мог позволить себе обнимать её всякий раз, как в голову ударит. Только не этими залитыми кровью руками.

«Серийный убийца» и «нежности» плохо сочетались друг с другом.

 — Зак? — встревоженно позвала Рей.

Он выдохнул и упал на кровать рядом с ней.

 — Хавать хочется, — сказал он, чтобы избежать очередных вопросов.

 — О, и мне! — она немедленно поднялась, и Зак огромными усилиями сдержался, чтобы не притянуть её за запястье обратно. — Не переживай, сейчас что-нибудь приготовлю.

Ему было немного жаль, что готовил он хуёвее некуда, но он даже не пытался приближаться к тому, что могло сгореть. У него был просто от бога талант переводить продукты, которому даже Рей поаплодировала. По сути, чай — единственное, что он мог сделать, не запоров ничего в процессе.

 — Спасибо, — прохрипел он, взглядом провожая её до кухни.

Его сердце колотилось в груди. Будучи поражённым тем, как сильно он ею дорожил, он следом осознавал тьму, усиливающуюся в его голове.

Он мог буквально почувствовать тревогу в душе, жажду крови и смерти, пульсирующую в венах, волну зверства, медленно накапливающуюся в глубине сознания. И в то же время понимал, что внутри него росло кое-что ещё, сильнее всего этого.

Страх потерять Рей.

* * *

Апрель 2ХХ8

Рейчел не могла поверить, что сейчас в её жизни происходила самая стереотипная сцена, в которой у главного героя украли что-то ценное, и ради возвращения нужно было отправиться на встречу со страшным боссом. Ей действительно казалось, что такое клише в реальной жизни было просто невозможно, потому что кому в голову придёт такое?

Но, так и случилось.

Рейчел следовала за одним из друзей Лизы Мейвис, Лукасом Холлером. Он украл её рюкзак, когда она ходила к доктору Денни за очередными обезболивающими. Она до сих пор винила себя за недостаточную осторожность. На выходе из медпункта её ожидал неприятный сюрприз — оставленного рюкзака на месте не было. Она битый час искала его с Ленни, Адрианой и Эдди, но только после того, как Эдди ушёл домой, ей дали знать, где её вещи.

Лукас — самый преданный из шестёрок — с самодовольной улыбкой подошёл и объявил, что её рюкзак у Лизы Мейвис.

 — Иди за мной, если хочешь получить его обратно, — сказал он, наверное, самую стереотипную в данной ситуации фразу. А если этого для полного клише было недостаточно, так он посмотрел на Ленни и Адриану, которые стояли рядом, и добавил: — Одна.

Её друзья протестовали, но Рейчел хотела вернуть свои вещи, так что она без колебаний согласилась, едва Адриана угомонила поток французской брани от Ленни. Подруги действительно не хотели отпускать её одну, но они знали, что так будет лучше, чем пытаться остановить её любой ценой.

 — Они подняли флаг войны, — мрачно прокомментировала Адриана с одной из худших улыбок на лице. Рейчел сразу поняла, что Адри этого просто так не оставит, и уходя, точно услышала, как они с Ленни начали обсуждать какой-то план мести.

«Лиза об этом наверняка пожалеет», подумала Рейчел.

 — Куда мы? — спросила она у Лукаса.

Они отошли на приличное расстояние от школы, и у неё не было ни малейшего понятия, куда её ведут. Она знала эти места, но не знала и даже не догадывалась, куда они могут в итоге прийти.

Он ухмыльнулся.

 — Что, даже не страшно?

Страшно? Она видала кое-что похуже кучки стереотипных хулиганов. Она просто устала, её всё бесило, наверное, она была немного встревожена — но ни разу не напугана. Есть вещи куда страшнее школьной альфа-сучки, и Рейчел уже с ними сталкивалась.

 — Я просто хочу вернуть рюкзак, — невозмутимо ответила она.

 — Думаю, ты быстро передумаешь. Учитывая, куда мы идём…

Кажется, до него не дошло, что она не могла бояться конечного пункта, если не знала, что это.

Она выгнула бровь.

 — И куда мы идём?

Лукас мрачно усмехнулся, наверняка для устрашающего эффекта.

 — В подворотню.

А. Вот как.

Подворотни стали ужасным местом с тех пор, как Переулочный Убийца вернулся, да и до этого там было не особо безопасно. Туда никто не сунется в одиночку, не подумав дважды. Лиза и её шайка, наверное, не осознавали всю опасность переулков, и они просто хотели напугать её, играя с огнём, который обожжёт только их. Лиза, наверное, вынудит Рейчел задержаться, чтобы она могла найти и забрать рюкзак, чтобы в итоге на неё напали и она усвоила урок.

Но будем честны, Рейчел прекрасно знала, что её никто здесь не тронет. Независимо от того, сколько бандитов может шататься в округе — к ним даже не подойдут. Да и она всегда была в безопасности в подворотне, так что, сразу же успокоилась.

 — Ну, тогда ладно.

 — Тебе что, вообще по боку?! — спросил Лукас, сбитый с толку спокойной реакцией.

 — Я просто хочу вернуть рюкзак.

Она бы не смогла купить новые вещи взамен потерянных с рюкзаком, да и сам рюкзак она вряд ли смогла бы купить. К тому же, у неё было домашнее задание, и несколько заданий на завтра, плюс, она взяла книгу в библиотеке, и хотелось бы вернуть её в срок. Если она всё это потеряет — у неё могут быть проблемы.

И на её рюкзаке было кое-что ещё, что она не хотела терять гораздо сильнее прочего: милый брелок с совой, который, как она надеялась, ещё был цел. Её бы подкосило, если бы с брелоком что-то случилось. Он был очень для неё важен.

В 22-й день рождения Зака они вместе пошли в зоопарк, и целый день осматривали и обсуждали всех встретившихся на пути животных. Они зашли в сувенирный магазинчик, где прикупили себе одинаковые брелоки с совами, потому что они были очень милыми (Зак признал весьма неохотно). Зак повесил свой на ключи, а Рей — нацепила на рюкзак в качестве приятного воспоминания о том насыщенном, но весёлом дне, который они провели. Как будто у неё был осязаемый знак их дружбы, которым она хотела похвастаться всему миру. Это была самая первая вещь, которую они купили вместе, что делало её особо ценной в глазах Рей.

Так что, даже если она не вернёт рюкзак — она надеялась хотя бы вернуть брелок.

Лукас озадаченно посмотрел на неё, а затем просто покачал головой.

 — Плевать, ты всё равно свои шмотки получишь только от Лизы.

 — Ага, — вздохнула Рейчел. — Обязательно.

Они, наконец, достигли переулка, и она сразу же узнала местность. Она слишком хорошо знала эти улицы, она была здесь достаточно, чтобы выучить их наизусть. Прошлым летом, она с помощью Зака на полном серьёзе все каникулы изучала переулки вдоль и поперёк, запоминала безопасные и кратчайшие пути.

Лукас не знал это место так же хорошо, как и она, поэтому свернул в ближайшем к месту назначения месте, а не повёл её туда сразу от школы. Рейчел чувствовала лёгкое разочарование. Если бы он сказал сразу, куда они идут — она бы от школы сама его за ручку вела, было бы быстрее и удобнее.

Но ничего не сказала, пока они не дошли до Лизы. Не стоило давать о себе информации — тем более, той, что им не стоило знать.

 — Гарднер, а вот и ты! — радостно поприветствовала Лиза.

Рейчел пришла в до боли знакомое место. Лиза сидела на мусорном баке Зака, скрестив ноги, лицо у неё было донельзя довольное. Её окружали шестеро человек — четыре крупных парня и две девушки, все ухмылялись и смотрели на неё сверху вниз. Лиза определённо продумала свой план, и Рейчел стоило быть настороже.

Какой же тупой она была. Даже когда Эдди ясно попросил не трогать — Лиза Мейвис не собиралась прощать проигрыш так легко, и собиралась отомстить любой ценой. Для Рейчел это было просто очередной головной болью, ей просто хотелось, чтобы школьная альфа-сучка оставила ей в покое.

 — Не могла бы ты вернуть мне мой рюкзак? — спросила Рейчел. Она пыталась, чтобы не прозвучало слишком уж спокойно, но получилось плохо.

 — М-м-м… — Лиза притворилась, что задумалась. — Как насчёт «нет»?

Все её друзья рассмеялись, как будто она только что рассказала анекдот века, да и Лиза выглядела довольной собой.

Рейчел удержалась, чтобы не закатить глаза.

 — Зачем ты вообще его украла?

 — Я хотела поговорить с тобой, Гарднер, — игриво ответила Лиза.

 — Насколько я помню, для разговора со мной воровать не обязательно.

 — Я бы не хотела, чтобы кто-то из твоих друзей узнал о нашей… маленькой беседе, — парировала Лиза и резко помрачнела. — Особенно Эдди.

 — Ну, вот я здесь. Что ты хотела мне сказать? — Рейчел действительно начинало всё раздражать. Нельзя просто в покое оставить? — Где мой рюкзак?

 — Здесь, — Лиза постучала пальцами по баку. — Но, раз уж я сижу здесь, ты не получишь его, пока я с тобой не закончу. Не бойся, — добавила она, — я ничего не трогала. Эдди бы потом никаких оправданий не принял. Я рассчитываю на твоё молчание, и в свою очередь не оставлю никаких весомых доказательств нашей встречи.

Рейчел почувствовала облегчение от этих слов. Лиза старалась не заходить слишком далеко, осознавая последствия своих действий. Кажется, ситуация не была настолько катастрофой.

 — И что ты хочешь от меня?

Лиза скривилась от ярости.

 — Убирайся от Эдди подальше. Мне плевать, что ты сделаешь, соври ему, что его ненавидишь — но оставь в покое.

Рейчел тупо посмотрела на неё. Шайка Лизы сердито на неё уставилась, но её это не волновало. Она не чувствовала никакой угрозы. Она, всё-таки, была в подворотне — месте, где была в безопасности — так что, можно было не напрягаться. Они, конечно, могли бы попробовать отпинать её, но Рейчел знала, что Лиза не трогала её рюкзак, и теперь могла с чистой совестью сбежать.

Если она сбежит — её в жизни не найдут. Они не знали переулки так же хорошо, как она. А выждав до ночи, она смогла бы вернуться и забрать сумку без малейшего риска — её бы никто не стал караулить. На самом деле сбежать было простым решением, можно было сбежать хоть сейчас.

Вот только она больше не собиралась сбегать.

 — А если я не соглашусь? — спросила она. Её голос ничуть не дрожал, она смотрела Лизе прямо в глаза. — Если я не хочу?

 — …Я знала, что ты так скажешь.

Лиза обменялась взглядами с друзьями. Да, всё изначально было спланировано. Рейчел приготовилась, задаваясь вопросом, что же они для неё приготовили. Она ждала, что они накинутся всей толпой и изобьют её, но нет.

Они начали шуметь.

 — Эй! Эй-эй! — заорала Лиза. — Мы зде-е-есь!

Рейчел в замешательстве на них посмотрела, пока до неё не дошло: они привлекали внимание. Они пытались заманить сюда всех опасных людей. Наверное, Лизе казалось, что раз уж она не одна — то и сбежать сможет, а Рейчел останется в опасности.

Идея была так себе.

 — Было бы неловко, если бы сюда кто-нибудь пришёл, да? — прощебетала Лиза, подтверждая версию Рейчел. Её друзья продолжали что-то выкрикивать. — Например… Переулочный Убийца?

Лиза определённо не осознавала всей опасности. Переулочный Убийца до сих пор был для неё чем-то типа городской легенды, несмотря на вполне реальные убийства. До неё не доходило, насколько опасен был этот человек. Не доходило, что он мог в секунду убить её и всех её друзей. Не доходило, что все легенды о его безжалостности — чистая правда.

 — Рискуете, — ровно прокомментировала Рейчел.

 — А ты не испугалась.

Рейчел почти ответила, что уже дважды спала в объятиях этого человека и что ей в жизни не было безопаснее, чем рядом с ним. Что он гораздо большее, чем кровожадный убийца.

Кроме того, она знала кучу маленьких забавных фактов про Зака и сейчас не могла удержаться от мысли, насколько он был нормальным и обычным человеком.

Он ненавидел слишком горячие напитки. Он не мог приготовить вообще ничего, кроме заварной лапши или полуфабрикатов. Иногда он был как пятилетний ребёнок. Он не был чистюлей, но не любил, когда ему указывали на бардак — и шёл делать уборку, просто чтобы доказать, что в комнате чисто. Он любил сладости и шоколад. Он легко чем-то восторгался. Он не любил признавать, что считает вещи милыми, даже когда это было очевидно. Он не любил вставать рано утром. Он приставал к ней, как кот, когда она пыталась учиться. Он не был терпеливым и забивал на многое, если не мог понять правильно с первого раза.

Да, Зак мог быть страшным. Он несколько раз по-настоящему пугал её, и с каждым громким делом она всё больше осознавала его истинные навыки в убийстве людей. Но чем больше Рейчел его узнавала — тем меньше боялась. Она принимала его тёмную часть души так же сильно, как и яркую, и не могла ненавидеть за то, что он убивал людей, хоть и не одобряла этого. Она понимала, что у него на это есть свои причины, и постепенно начинала ими проникаться. С учётом рассказа о прошлом, она не могла обижаться или осуждать, даже если никакого видимого оправдания этому не было.

Она просто надеялась, что однажды он сможет жить без убийств.

 — А если он вправду придёт? — испугался Лукас.

 — Да не кипишуй, — возразила Лиза. — Даже если он настолько силён — нас восемь, и мы ему кинем Гарднер, если что-то пойдёт не так.

Она выглядела уверенной и расслабленной, но время шло, её друзья продолжали шуметь… И никто не появлялся. В конце концов, они прекратили орать, пока не воцарилась неловкая тишина. Лиза начала терять лицо — было ясно, что её план терпит неудачу.

 — Кажется, всё-таки никого, — прокомментировала Рейчел.

Она знала, почему так: из-за неё. Если бандиты были здесь — увидев её, они не рискнули соваться. Они не хотели бы нападать на неё, или создавать такую видимость, чтобы потом принять смерть, потому что они тронули подругу Переулочного Убийцы. Лиза и её шайка выбрали худшее место для издевательств — но лучшее место для Рейчел.

Лиза вдохнула, чтобы вернуть самообладание, и улыбнулась.

 — Значит, в подворотнях не так уж и опасно?

 — Наверное, потому что день? — предположил Лукас.

 — Да, точно, — кивнула Лиза. — Наверное, всё самое страшное здесь тусуется только ночью. Не понимаю, почему полиция так боится сюда заходить.

 — …Вообще-то, нет, — наконец, ответила Рейчел. Было бы довольно печально, если бы из-за её иммунитета Лиза с друзьями подумала, что они тоже могут разгуливать по подворотням, и в итоге их бы здесь ранили или и вовсе убили. — Я читала много полицейских отчётов об этих местах, и знаю, как здесь опасно. Здесь, по крайней мере, три банды, несколько беглых преступников, по слухам, здесь есть настоящая мафия, да и просто плохих людей достаточно.

Но она всё равно ходила в подворотни почти каждый день независимо от времени суток.

 — И почему тогда здесь никого нет?

Рейчел хотела ответить что-то неопределённое, но здесь появился шанс изменить ситуацию в свою пользу. Она медленно растянула губы в улыбке.

 — Наверное, они боятся, — осведомлённо ответила она.

Друзья Лизы обменялись нервными взглядами. Рейчел не часто говорила таким тоном, как будто рассказывала ночью страшилку о привидениях — а они и подавно такое слышали впервые. Она знала, что и сама похожа на привидение, потому что бесчисленное количество раз до смерти пугала Ленни и Адриану на ночёвках.

 — Что, нас боятся? — засмеялась Лиза.

Она была единственной, кто не проникся ответом Рейчел, но с явной переменой в настроении и она растеряла часть уверенности. Первый план был полностью провален, Рейчел здесь боялась меньше всех, её угрозы звучали пустым звуком, а энтузиазм её шайки заметно подкосился.

 — Нет, — покачала головой Рейчел. — Разумеется, не вас, но… — она сделала драматическую паузу, наслаждаясь вспышками чистой паники в глазах шайки. — Может, здесь есть кто-то куда опаснее… — и даже Лиза нервно сглотнула, проникшись жуткой атмосферой. — Наверное, на нас нацелился кто-то настолько опасный, что бандиты просто не рискнули приближаться.

 — Я знаю, что ты скажешь, — перебила Лиза в надежде развеять магию момента. — Типа, Переулочный Убийца уже здесь, и поэтому никто не пришёл. Но я сказала, мы его не боимся!

Её друзья заулюлюкали в подтверждение слов, но когда Рей коснулась пальцем губ, они все притихли.

 — Спорим, на самом деле ты не хочешь, чтобы это оказался он? Ты просто считаешь его легендой. Но посуди, если его присутствие отгоняет даже опасных преступников, думаешь, какая-то группа подростков сможет выжить?

 — Это просто твоё мнение, почему никого нет, — взбесилась Лиза.

Она проигрывала и понимала это. Она не знала, почему ничего не пошло по плану, и теряла остатки спокойствия. И Лиза не учла местность — она совершенно не знала переулков, когда Рейчел была в своей стихии. Это была часть её мира, чуть ли не родной дом. Преимущество было на её стороне.

 — Есть идеи получше? — спросила Рейчел и продолжила, не давая Лизе ответить: — Я читала об этом месте больше, чем ты. Мне полиция лично рассказывала о переулках и о тех, кого здесь можно встретить. Я очень-очень часто слышала, что здешний ужас настолько опасен, что даже пойманные преступники не осмеливаются говорить о нём. Лиза, ты же знаешь, моя подруга работает в полиции. Я не вру и не блефую.

Лиза несколько секунд молчала. Она выглядела спокойной, но это явно была просто маска. По глазам было видно, что и она начала паниковать.

 — Тогда почему он ещё не здесь?

 — А ты как думаешь? — легко улыбнулась Рейчел. — Может, он просто слушает, как мы его обсуждаем?

Потому что Зак именно так бы и поступил.

Встревоженные друзья Лизы начали было шептаться между собой, но услышав эту версию, тут же замолкли. Теперь они панически вслушивались в тишину в надежде почувствовать чьё-то присутствие, услышать дыхание где-то вдалеке.

 — Но ты не боишься, — прошептала Лиза.

 — Вас восемь, а я быстро бегаю.

И в ту секунду, когда выражение лица Лизы наполнилось чистой паникой, она поняла, что победила.

 — Если он придёт — держи Гарднер! — пролаяла она кому-то из дружков. — Толкай её к нему, и мы убежим!

Теперь просто нужно было вынудить Лизу сдаться и пойти домой, но зная её гордость, не всё было так просто. Лиза была напугана и уверена, что Переулочный Убийца в любой момент нападёт, но её гордость не позволяла просто так отпустить Рейчел, когда она выглядела настолько непринуждённой. Рейчел пыталась что-то придумать. Нужно было как-то пошуметь, убедить их в том, что здесь кто-то есть — они все бы тут же разбежались, не обращая на неё внимания. Если бы она могла…

Послышались шаги.

Рядом с ними кто-то был. Наверное, на соседней улице.

Но подходил к ним всё ближе и ближе.

Затем шаги стихли, и все они знали, что кем бы он ни был — он стоял рядом. Глаза его не видели, но присутствие ощущалось почти физически.

 — Я даю вам только три секунды…

Голос, что они услышали, был довольным, немного ребяческим, низким и хриплым, но прежде всего — ужасающим. С ходу нельзя было описать голос ничем, кроме как «опасный». Это был голос хищника, охотника.

Голос убийцы.

 — …Так что, лучше убегайте прямо сейчас.

На один сердечный удар время остановилось.

И начался полнейший хаос.

Лиза с криком спрыгнула с мусорного бака, её друзья, визжа, уже начали разбегаться кто куда. В полной сумятице они толкали друг друга, кричали, спотыкались в попытке убежать от опасности. За три секунды их и след простыл. Лиза уже не была их королевой, они не были сильнее всех на свете — они просто стали до смерти перепуганной кучкой подростков, спасающейся от того, что они считали пустяком.

Рейчел слегка поражённо смотрела им вслед. Они хотели преподать ей урок, но только что им самим пришлось усвоить, как опасно шутки ради соваться в подворотню. Наверное, они больше не вернутся.

Она услышала смех Зака позади, и этот звук всё-таки вызвал мурашки по спине. Она, конечно, знала, что ей нечего было бояться, и он просто развлекался, но нельзя было не признать, что в момент, когда он заговорил — Рейчел почувствовала себя беззащитной добычей. Она снова вспомнила, насколько он мог быть устрашающим.

 — Привет, — сказал он, подходя к ней.

Любое чувство страха вмиг испарилось.

 — Я первая пришла, — улыбнулась она, и Зак усмехнулся на их старую шутку.

Она подошла к баку и открыла крышку. Рюкзак действительно был там, вроде бы даже нетронутый, как Лиза и говорила. Она вздохнула с облегчением — брелок совы был цел и на месте.

 — Что тут забыла? — спросил Зак.

Остановившись рядом, он нашёл её руку своей, и Рей рефлекторно переплела их пальцы. Её грудь наполнилась теплом привязанности от такого незначительного контакта.

 — Кое-кто украл мой рюкзак и закинул его туда, — объяснила она. — Вот, пришла вернуть.

Зак наклонился, чтобы вытащить её рюкзак из бака. Рей почувствовала лёгкую досаду, потому что ей из-за мелкого роста определённо пришлось бы залезать в бак полностью.

 — Ну вот, — он вручил рюкзак, и Рейчел с радостью приняла его. — А это что за стрёмная цыпочка была?

 — Лиза Мейвис.

 — А, ваша школьная альфачка? — засмеялся он. Рей до этого часто жаловалась на Лизу, и вспомнить её было делом плёвым. — Было бы весело за ними погоняться, но ты здесь, — проворчал он. — Да и они из твоих знакомых, так что просто нельзя.

 — Да, спасибо, что отпустил их. Они вообще про меня забыли.

 — Вот для них сюрприз будет, когда ты объявишься живая и здоровая после встречи с Переулочным Убийцей.

 — Было бы большим сюрпризом, если бы они увидели, что сейчас я держусь за руки с Переулочным Убийцей, — подразнила она, и Зак смутился.

 — Завали! — гаркнул он, встрепав ей волосы, и яростно потопал прочь. Рей пришлось побежать, чтобы успеть за ним. — Просто погнали, ладно?

 — …Ладно, — нежно ответила Рей, чувствуя, как её переполняет счастье.

Зак прекрасно понимал, что они сейчас держались за руки, она даже подразнила его этим. Но он всё равно даже не попытался отпустить её.

* * *

Они, как обычно, сидели на диване — Рей прижималась к его боку, и Зак приобнимал её за плечи — как у неё появилось по-настоящему озадаченное выражение лица.

 — Чего не так? — поинтересовался Зак, почувствовав, как она вздрогнула.

 — Ладно, допустим, ты на полном серьёзе собирался нас убить. Как мне объяснить, почему я выжила?

Чего, блядь?

Зак прогонял её слова в голове снова и снова, но не мог найти в них никакого смысла. Он плохо соображал, особенно, когда она не могла нормально объяснить, и просто непонимающе на неё уставился.

Она вздохнула.

 — Ну, смотри, Переулочный Убийца напал на группу людей, и я была в их числе, — объяснила Рей. — Они наверняка пойдут в полицию, чтобы заявить о нападении, им придётся рассказывать подробности — получается, меня, так или иначе, упомянут. Даже если они хулиганы ещё те — врать полиции они не рискнут. Проблема в том, что я не с ними, и они не знают, где я, и жива ли до сих пор.

Зак ответил не сразу. Ну да, копы вполне могли бы подумать, что пропавший человек в смертельной опасности, или уже убит Переулочным Убийцей. Они вообще не могли знать, что «пропавшая» сейчас находилась дома у Переулочного Убийцы, зависала рядом с ним на диване, одетая в его очередную толстовку… Она что, вообще не понимала, насколько была милашкой, и как тяжело ему не прижимать её к себе, или усадить на свои колени и обнять? Блядство.

 — Почему ты раньше об этом не подумала? — проворчал он, потому что сейчас до смерти хотелось уткнуться ей в шею, но было НЕЛЬЗЯ.

Рей порозовела, заметно поколебавшись с ответом, но не смогла ему врать.

 — С-с тобой я легко забываю обо всём, — смущённо призналась она. — И сейчас мне слишком удобно, чтобы куда-то идти.

Её слова пронзили его сердце словно стрелой, и Зак почувствовал, как его лицо покраснело.

 — Я же должна была сразу пойти в полицию, — пробормотала она, к счастью, ничего не заметив. — Что мне сказать? Как я спаслась от тебя?

Ему потребовалось три секунды, чтобы прийти в себя и адекватно ответить, игнорируя крик души, призывающий обнять её. Нет, Зак, это неловко и неправильно. Ты же серийный убийца. Нельзя трогать её со всей этой кровью на руках.

 — Сбежала? — он пожал плечами. — Я мог пойти в обход, ты знаешь дорогу, и я не преследовал тебя, так что…

 — Но это не объяснило, почему я не пошла сразу же в полицию. И я не должна хорошо ориентироваться в переулках.

 — Ну да… — неосознанно его большой палец погладил её плечо. — Не знаю, ну… Может, скажешь, что в мусорном баке спряталась?

 — Точно! — воскликнула Рей, и её глаза загорелись. Она слегка посмеялась. — Что ж я сразу не подумала? Мы же так и познакомились.

Зак нежно на неё посмотрел.

 — Это был мой мусорный бак, — напомнил он.

 — Но я пришла первая.

 — А я первый нашёл, значит, я первее!

 — И вообще, я мелкая?

Засмеявшись, он встрепал ей волосы. Рей попыталась потрепать его в ответ, но Зак тыкнул её пальцем в бок, чтобы пощекотать. Следующие несколько минут они дурачились, как дети, пытаясь удержать друг другу руки.

Всё закончилось тем, что он прижал её к дивану, удерживая оба её запястья одной рукой, а другой — пощипывая её щеку. Она вскинула ноги в воздух, чтобы вырваться, но вскоре просто сложила их ему на колени — слишком сильно смеялась, да и просто знала, что у неё ни шанса против его хватки.

 — Я нечасто слышу твой смех, — мягко заметил он.

Выражения её лица стало поспокойнее.

 — Да ну?

 — Ага, — он отпустил её запястья и положил руки по бокам от её головы, стараясь не прижать волосы. — Ты улыбаешься, хихикаешь, но почти не смеёшься в голос.

 — Это плохо?

 — Что плохо?

 — Что я смеюсь, — пояснила она с мрачным блеском в глазах. — Мои родители ненавидят, когда я слишком счастлива. Я за одну только улыбку получала по первое число, а смех… ну, сам понимаешь, как они отнеслись бы.

Зак низко прорычал.

 — Нахуй их. Смейся, сколько пожелаешь. Здесь они тебе рот не заткнут.

 — Надеюсь, тебя не бесит, — робко сказала Рей.

 — Я люблю твой смех.

Он не планировал сообщать таких откровений, но слов уже не вернуть. Ох, бля. Теперь они оба покраснели, и всё из-за него. Она спрятала лицо в ладонях, и он отвёл взгляд. Блядь, ну почему он такой тупой? Чудо, что он просто не проорал «ХОЧУ ТЕБЯ ОБНЯТЬ».

 — Не думаю, что смеялась так сильно до встречи с тобой, — пробормотала Рей. — Да и вообще не думаю, что смогла бы смеяться. После нашей встречи… столько изменилось. Кажется, Бог решил стать ко мне немного добрее.

 — Точно, ты же верующая… — задумчиво вспомнил он.

Она поэтому и не совершила суицид — думала, что за это её Бог накажет. Зак не понимал эту логику, он никогда ни во что не верил. Даже когда Грей рассказывал о религии (и вроде бы даже он не стопроцентно верующий, хотя был ёбаным святым отцом), Зак не понимал, нафига люди верят во что-то — ладно, в кого-то — не подающее вообще, блядь, никаких признаков существования.

 — И да, и нет, — ответила она, покачав головой. — Это сложно. Я выросла в пристанище христианства. Мои родители — христиане… — она немного покривилась. — Во всяком случае, с их слов. Я не думаю, что какой-либо бог одобрит то, что они творят. Они верят в христианского Бога, но только когда им это удобно.

 — Вот же ебанаты.

 — У меня есть религиозное образование, — продолжала Рей, — но я не скажу, что верю в Бога так же, как и мои родители. Не думаю, что верю в того Бога, о котором написано в Библии. Моё понятие Бога немного другое.

 — И Бог всё равно типа как не простит тебя за суицид? — нахмурился он. — Это же какая-то христианская хуета?

 — Мои родители не хотели моего самоубийства, потому что это вызвало бы вопросы. Так что всякий раз, когда я даже мельком создавала впечатление, что сейчас что-то с собой сделаю — мне доставалось на год вперёд, плюс, нотации, что Бог не прощает самоубийц, — она вздохнула, слегка опуская глаза. — Думаю, так мне и вбили в голову, чтобы я ничего не сделала.

 — Что ж, хуйня ещё та, — проворчал он.

 — Согласна, но больше всего меня пугало то, что я сомневалась в существовании Бога. Если бы я умерла, и Бога не было — это было бы круто. А если бы меня после успешного самоубийства вправду ожидала какая-то жуть? Ну, в смысле, куда хуже жизни, и теперь реально безвыходная. Меня это пугало.

Заку потребовалось несколько секунд, чтобы до него дошло. Эта воображаемая угроза напоминала собственный страх снова загореться, не имея на это никаких предпосылок, и страх причинить ей боль, когда он не собирался этого делать. Иногда фантазии пугали так же, как и реальный риск.

 — По сути, ты ничем не рисковала.

 — Всякий раз, когда я задумывалась об этом, мысль о том, что всё будет только хуже, меня парализовала. Меня воспитали с мыслями, что Бог этого так не оставит. Я не хотела пытаться, даже если не знала правду наверняка.

Сейчас ему даже не нужно было задумываться, чтобы понять её настроение. Он слишком хорошо знал, как хуёвые люди и хуёвые условия не давали возможности избавиться от воображаемых угроз.

 — Но я так ненавидела этот страх. Я ненавидела себя ещё сильнее за собственную трусость, — выдала Рей. — Иногда хотелось просто побиться головой о стену, чтобы выбить это из себя.

Зак знал, что она не могла заставить себя жить ради друзей или призрачной надежды на светлое будущее — просто из-за страха, вбитого в её голову. Жить из-за родителей, толкающих к суициду, без малейшей возможности хоть как-то от этого освободиться — это и была та трусость, что она ненавидела.

 — Было время, когда я могла ранить саму себя из ненависти, но в этом не было необходимости. Мои родители сами наказывали меня за то, что я жива, что я ещё не сломалась окончательно и могу выдержать ещё.

Быть куклой для битья стало способом причинить себе боль. Она выдерживала всё, и дальше больше того, но так сильно себя ненавидела, что приняла и убедила себя, что это заслуженно.

Они оба прекрасно это знали.

 — Мне даже не нужно было самоубийство. Я в каком-то смысле уже была мертва.

Перед его глазами вспыхнуло воспоминание. Сломленная девушка, унылая, без какого-то света в глазах, бледная и костлявая, как труп. Она была такой хрупкой, такой пустой и такой мёртвой. Он вспомнил и прикусил губу, потому что теперь, зная её настоящей и полной жизни, он не мог выносить одной памяти.

Она нежно улыбнулась и коснулась его щеки в успокаивающем жесте.

 — Эй, всё хорошо. Зак, благодаря тебе теперь я живая, — и её глаза были так полны нежности, что ему просто не терпелось обнять её и никогда не отпускать. — Слава богу, я встретила тебя.

Её кончики пальцев еле касались его виска. От этого простого контакта сердце Зака напряглось, и он просто смотрел на неё, прекрасную, добрую, нежную и решительную, в её голубые глаза, глубокие, словно океан.

 — Не знаю, есть ли в этом мире Бог. Мне кажется — есть какая-то сила, которая следит за нами и иногда решает, что мы в жизни заслужили немного хорошего.

И именно ему в первую очередь хотелось поблагодарить эту абстрактную силу за то, что позволила ему встретить эту девушку, вернуть её к жизни, сблизиться с ней и быть рядом, несмотря на его кровавую жизнь.

 — Это и есть твоё понятие Бога?

 — Бог — то, что помогает, — сказала она. — По мне, так и должно быть.

 — Но здесь, так-то, тебе помогают люди, а не боги.

 — Наверное, поэтому я продолжаю в него верить. Это же чудо божественное, что я встретила вас всех, кто мне помогает.

Впервые он понял, почему, пройдя через все пиздецы своей жизни, она до сих пор верила во что-то свыше. Он до этого не понимал, какой ей смысл верить в Бога, явно на неё забившего, но сейчас начал проникаться. Сам-то он не спешил верить, да и не нужно ему оно было, но хотя бы её слова не звучали какой-то мистикой.

Всё хорошее в жизни Рей уже воспринималось чем-то сверхъестественным, необъяснимым — и она приписала это «Богу». Её понятие Бога — чего-то конкретного, доказанного встречами со всеми друзьями, что она могла ощутить — было не простой слепой верой, и для него это обрело смысл.

 — Знаешь, если бы я выбирала что-то в моей жизни, наиболее близкое к Богу… наверное, это был бы ты, Зак, — покраснела она. — Потому что ты столько раз мне помогал, и встреча с тобой — лучшая вещь в моей жизни.

Так ладно, а этого он не ждал.

 — Т-ты чего за хуйню несёшь?! Я не твой Бог!

Рей выгнула бровь.

 — Я не собираюсь тебя так называть. Ты же запихнул тостер в микроволновку!

Этот анекдот определённо запал ей в голову с тех пор, как он рассказал.

Зак почувствовал раздражение.

 — Так, я должен был попробовать, ладно?!

 — Коне-е-ечно, — подразнила она. — Все же хотя бы раз в жизни взрывают так свою кухню.

 — Я знаю, что ты этого не сделаешь, какое упущение с твоей стороны.

 — В следующий раз, когда захочешь пускать фейерверк из микроволновки, позови меня.

 — Ты погоди, я засуну туда ещё одну микроволновку!

 — Чудно. Волшебно. Будь так добр, устрой это у меня дома.

 — Не вынуждай меня обещать, я же костьми лягу, но сделаю.

 — Ляжешь-то да, но сейчас ты… — она поиграла бровями, — …сидишь.

Он серьёзно на неё смотрел целых пять секунд, прежде чем они оба рассмеялись. Вот же блядь, её смех звучал так свободно и мило, что он не смог удержаться от ответной идиотской улыбки. Она заслуживала очередных щипков за этот ужасный каламбур, но это было настолько тупо, что он даже не прокомментировал её ужасное чувство юмора — просто был счастлив, что у неё поднялось настроение.

Они были как дети — за считанные секунды от серьёзностей переходили к дурачествам, наедине забывая обо всём.

Они делились словами, смехом, секретами, идеями, хорошими и плохими воспоминаниями. Они говорили по душам и болтали ни о чём, они делили прикосновения, взгляды, чувства и эмоции. Они были вместе в моменты силы и слабости, улыбались друг другу, дарили доброту и заботу. Они так много отдавали и получали взамен — всего и не упомнишь. Будучи друг с другом наедине — они словно были в собственном маленьком мирке, вдали от всех повседневных забот, в безопасности, вместе.

Быть с ней для него было наилучшей вещью в этом ёбаном мире.

 — Согласись, неплохо пошутила! Ты даже посмеялся!

 — Я с тебя поржал!

Зак пощекотал её бок во второй раз за день, и она снова рассмеялась, хватая его за руки. Ему нравилось слушать её смех, но он в итоге сдался, позволяя ей держать свои руки, пока они оба пытались отдышаться. Рей всё ещё лежала, сложив ноги на его коленях, а он сидел, прислонившись к спинке дивана.

Почему-то он продолжал обдумывать то, что Рей говорила о религии. Что-то его тревожило.

Не сама её точка зрения — это Зак понял. Он сам. Его обычные мысли по этому поводу. Он не особо задумывался о религии, но он точно был уверен, что в последнее месяцы что-то такое он вспоминал — что-то в её словах напоминало. Он не любил слишком много ковыряться в одном и том же, но, к счастью, он вспомнил прежде, чем сдался.

Точно. Он звал бога «чем-то», как и Рей, потому что её понятие Бога было скорее абстрактной силой, чем огромным бородатым чуваком, который следил за всеми со своего трона.

Да, бог для него — просто «что-то», потому что он давным-давно откинул коньки.

Внезапно он вспомнил самый первый кошмар, тот, что был в начале сентября. Тогда он и вспоминал о религии.

Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества. Вот такая вот херня.

Да, вот така-а-ая херня, откуда оно вообще взялось? Теперь, когда он сам начал задумываться, ему не хватало стимула самому развивать эту мысль.

Наверное, он когда-то услышал эти слова от неё.

…Да, наверное.

 — Рей?

 — Агась?

 — Мы же, типа, о Боге говорили… Я кое-что вспомнил, — нерешительно начал он. — Ты же знаешь, что я в это не верю, я для такого побывал в слишком глубоких жопах. Но есть что-то, о чём я думаю.

Она с любопытством посмотрела.

 — Рассказывай.

 — «Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества». Говорит о чём-нибудь?

 — М-м-м… — она щупала его руку в размышлениях. — Подобные слова напоминают мне Ницше.

 — Что, блядь? Кто это?

 — Ницше, — повторила она, и со второго раза прозвучало более знакомо. Не то чтобы он часто слышал, но хотя бы раз в жизни — это точно. Было странно, что в глубине памяти ещё что-то осталось. — Был такой немецкий философ, очень известный. Хотя я вряд ли с первого раза напишу правильно его имя.

 — Да, это как раз похоже на имя.

 — Он сказал эти слова: «Бог умер», — продолжила Рей. — Бога убило человечество… культурно отходя от веры? Типа того? — она пожала плечами. — Точно не помню, я мельком читала в какой-то книге по философии в прошлом месяце. «Во славу человечества» — это то, что должно происходить после смерти Бога. Раз уж он умер, люди должны восстать и бороться за свободу.

Это действительно ему о чём-то говорило. Та женщина однажды, хрен знает когда, сморозила что-то такое, и он каким-то странным образом запомнил. Конечно, у него не было ни времени, ни желания размышлять об этом после того, как она его бросила (да и в принципе он думать был не силён), и он был удивлён, что всё ещё помнил такую хуйню.

 — Ересь какая-то, — заключил он.

 — По сути, да.

 — Всезнайка, — засмеялся он, выпуская её руки, чтобы щёлкнуть её по лбу.

 — А откуда ты такое знаешь? Не знала, что ты интересуешься философией.

Зак поколебался.

 — Нет, — покачал он головой. — Это не я.

 — …Человек, который тебе помогает?

 — Не он, — Зак не был уверен, что продолжать этот разговор было хорошей идеей, но не стал останавливаться. — Это была… — он запнулся. — Женщина, которая меня родила.

Рей несколько раз тупо моргнула, не ожидая такого ответа. Она с секунду удивлённо пялилась, а потом её глаза знакомо загорелись любопытством.

 — Твоя мама?

В эту секунду он вспомнил о ней слишком много. Он никогда не считал её своей мамой, потому что она никогда не называла себя мамой и была совсем не тем человеком, которого можно было назвать мамой. Он тоже не звал её «мамой», но их обоих это устраивало. Он напомнил, что она его мама всего раз — когда она назвала его «сукин ты сын».

 — Да не была она мне мамой, — покривился он. — Ну ладно, она меня родила, всё такое, но она не была моей мамой. Ей оно нахуй не было нужно.

У Рей наверняка было много вопросов, но она задала лишь один.

 — Какая она была?

А какая она была?

Разная была. Смесью из хорошего и плохого. Она могла быть полной бесчувственной скотиной, но с ней могло быть и весело. Она могла бесить настолько, насколько выглядеть милой. Она могла тупить так же, как и умничать. Он был тупицей, но и она далеко не ушла. Если бы она могла позволить себе взорвать микроволновку — она бы давно её взорвала. Ту часть, которая творила без какого-то плана, он наверняка унаследовал от неё. Она не любила планировать, да и много думать тоже.

 — Она была… ни хорошая, ни плохая, — честно ответил Зак. — Она не была мне матерью, и для этого совершенно не годилась. Наверное, слишком для этого была молодая и нищая.

Рей слушала внимательно, не перебивая. Он терялся в воспоминаниях и был благодарен, что она была рядом — в одиночку он бы не рискнул. Не то чтобы это было больно или сложно, но было просто проблемой вспоминать эту женщину, когда он хотел забыть навсегда свою жизнь до освобождения.

 — «В первую очередь — выживание». Это было её кредо. Она выживала любой ценой, даже если это означало быть одиночкой или быть последней сукой. Мы были в полной жопе, поэтому она без колебаний поставила себя выше меня.

Она была эгоисткой. Даже если бы весь мир ополчился против неё — она сделала бы всё возможное, чтобы выжить и обезопасить себя. Она оказалась одна, отвергая и отталкивая, и выжила. И этот образ мышления она привила ему, так она его воспитала. Это было первым и главным уроком: в первую очередь — выживание.

Выживай, независимо от цены и последствий. Выживай, даже в абсолютном и беспросветном одиночестве.

Выживай, даже если ты станешь серийным убийцей.

 — Я её не виню, — пожал плечами Зак. — Я был охуеть каким незапланированным. Да и родился просто потому, что у неё на аборт денег не было. Там такая история, Райс, мой… батя, наверное, только что помер после автокатастрофы и двухмесячной комы. Она, изначально, будучи не очень богатой, отдала последние деньги в больницу, и в итоге осталась одна — отчаявшаяся, нищая, с нахуй не нужным пацаном, которого нужно было вырастить.

Иногда он обижался на неё за то, что она давала ему меньше в сравнении с другими детьми, которых он видел. Теперь, когда он стал старше, он не мог её обвинять. Или мог, но зато теперь лучше понимал её логику.

 — Я не знаю, чем она думала, когда залетала. То ли у них резинка порвалась, то ли они на это дело вообще забили — она не говорила, — усмехнулся он. — А я и не спрашивал. Всё, что я знаю — она недавно вышла замуж и не знала, что беременная. Ей тогда было восемнадцать. А меня в девятнадцать родила.

Рей еле слышно присвистнула.

 — Какая молодая.

 — Да, рановато для женитьбы, — кивнул он. — Но, судя по её рассказам, она и Райс были… полными придурками.

Она могла часами базарить про Райса Фостера, про их встречу, как они влюбились, кем он был, что он делал по жизни… Зак много знал о нём из её описаний, даже если никогда не сможет увидеть. Она всегда казалась такой счастливой и гордой, когда рассказывала о нём, но была в её настроении какая-то меланхолия.

 — «Проблем хотите — вдвойне получите», говорила она, — засмеялся Зак. — Они не планировали жениться, но её положение было хуже некуда, а брак был неплохим решением проблемы, так что они такие «это, конечно, шутка, но я так-то не против», и через месяц дошутились и поженились.

Их роман был странным. Они встретились в супермаркете, она чуть не сломала ему руку за то, что он потянулся к той же упаковке хлопьев, и они помогали друг другу соблазнить кассира. В итоге, влюбились друг в друга, и когда встал вопрос «брак или выезд из страны», они без колебаний поженились, даже если его семья была против. Они могли бы быть счастливы, если бы не авария два месяца спустя.

Она очень его любила, больше, чем кого-либо в этом мире. Он был единственным, кого она поставила превыше собственного выживания, и его потеря могла уничтожить её.

Так и случилось, и в то же время, всё было не так.

Рей улыбнулась.

 — Каково было жить с ней?

Ох, это.

Любой нормальный человек, услышав о его детстве, сразу же подумал бы, что им пренебрегают или обижают, но ему так никогда не казалось. Да, она была ужасна в вопросах воспитания (она даже не пыталась этим заниматься), но Зак и не думал, что у него какая-то хуёвая жизнь. Что-то она могла сделать лучше, где-то могла облажаться, но жить с ней было не так и ужасно.

 — Она не давала мне материнской любви, о которой везде говорят, но я не воспринимал её любовь как должное. Я был помехой её выживанию, так что было ясно, что она меня не любила, — объяснил он. — Но она меня не ненавидела. Она ко мне кое-как привязалась, и мне этого хватало. Думаю, меня бы взбесило, если бы она начала меня сюсюкать.

Он не испытывал потребности в любви, потому что о таковой потребности он вообще не знал. Она изначально дала понять: она ему не мама, он ей не нужен. Так что это его не особо волновало. Это был факт: она проебалась, он был её ошибкой — и всё. Они оба не могли ничего с этим сделать. Он не пытался искать её любви, она не старалась быть хорошей мамой. Они друг другу ничего не были должны.

 — Она была лучше твоих родителей, — внезапно понял он. — Она меня не била. Она не винила меня в своих проблемах — знала, что сама налажала. Ей просто было на меня поебать, она оставила меня выживать. Она не лезла в мои дела. Не заставляла ходить в школу, не учила меня читать и писать. Но я научился выживать в подворотне, потому что там было наше место.

Он родился в подворотнях, и вырос там же. Это с самого начала была его территория. Ещё до приезда в этот город он знал все правила, но всё равно не собирался по ним играть.

 — Она многому меня не учила, но научила бороться. Научила меня защищаться. Научила выживать и быть независимым. Научила кричать ей в ответ. Научила вертеться в жизни.

Она не давала ему любви, но предоставила свободу. Он делал, что хотел, ходил, куда хотел, и она немного позволяла положиться на себя, когда это действительно было необходимо. Частично она его вырастила, но и подготовила его к самостоятельной жизни, чтобы он мог остаться сам на себе как можно раньше.

 — Она была сильной. Охуеть какой сильной. У неё на лице было написано, что с ней связываться не стоит, — усмехнулся он, вспоминая, сколько раз она надирала задницы. — Она была тупой, грубой, сварливой, вспыльчивой, безрассудной, нетерпеливой и гордой.

 — И ты такой же, — удивлённо заметила Рей.

 — Да, наверное, — неохотно признал он. — Поэтому половину времени мы спорили и орали друг на друга. Мы оба ненавидели враньё и были честны друг с другом. Нам определённо было на что пожаловаться, но это не то, что у тебя дома происходит. Здесь я кричал на неё в ответ. Если бы я молчал — это бы её напрягло. Мы так общались.

Соседи ненавидели их, потому что они могли часами орать друг на друга из-за какой-то хуйни. Они были громкими, не желали сдаваться, и им хватало фантазии и смелости перескакивать в ссоре на всё, что угодно.

Это была боль, но она не напрягала. Ни разу никто из них не сдался и не засунул свою гордость в задницу. Его не угнетали, не обижали. Они оба были вспыльчивыми, любили пожаловаться и не переходили на личности: такое было не в их стиле. Они были равными соперниками, и аргументы их были для выражения эмоций, а не ради оскорбления. Если что-то не нравилось — они высказывали это друг другу. Они никогда не подавляли свои чувства — что он, что она. Они были честны, и иногда это было даже забавно — Зак иногда понимал, что они спорят просто, чтобы поорать.

 — Но наши отношения… были не только этим. Мы могли бы сраться десять минут, а через секунду сделать вместе какую-то хуйню. Всегда готовы, как настоящие братаны. Однажды я пришёл домой без продуктов, и мы орали друг на друга, пока не появилась идея своровать еды у хозяина, который был последним ебаньком. И мы, как шпионы, в четыре утра пошли обносить его холодильник. Помню, начальница задержала ей зарплату, и мы топорами расхуярили ей машину. Всякий раз, когда мы слышали, что на улице нас обсуждают, мы начинали орать на них.

Они были соучастниками в любом деле. Объединяться, чтобы натворить хуйни, было невероятно весёлым, и раз уж они оба были безответственными и безрассудными, он с ней или с её поощрения творил такое, что любой другой ребёнок натворить бы просто не смог.

Серьёзно. Он прятался в шкафу, когда хозяин приходил за арендой, пел тупые песни, чтобы позлить соседей, ходил в запрещённые места или ломал имущество посреди ночи — и не упомнишь всей забавной ерунды, которую они вдвоём делали.

 — Мы не были как мать и сын. Скорее, как… соседи по комнате, — Зак лучше бы не смог описать их отношения. — Вечно спорили, но в любом случае ладили и были готовы идти на дело. Если кому-то нужно было что-то расхреначить, второй сразу «бля, я с тобой».

Он определённо не был ею недоволен, какой бы хуёвой она ни была. Мамаша из неё вышла ужасная, но с ней было прикольно потусить.

Его взгляд смягчился.

 — Хотя было такое, что она чувствовала себя мамой, понимаешь? У нас дома было дофига книг, она часто мне читала или что-то рассказывала.

С ней и спокойных моментов было много, и Заку они тоже нравились. Её книги были самым ценным, что у неё было, и он знал, что она хотела однажды научить его читать и писать.

 — Из-за неё, наверное, я помню всякой бесполезной книжной чепушни, типа философии. Она любила философию, — с энтузиазмом вспомнил он. — А ещё она поэзию любила, но мне больше нравилось, когда она читала истории из романов или рассказывала то, что выдумала. Она ещё рассказывала про свою жизнь, про Райса, про свою учёбу, про семью и родную страну. Мне кажется… она немного скучала по дому и своей стране. Правда, она послала всю свою семью нахуй перед отъездом в США, так что не могла вернуться или просить их о помощи.

Этот момент привлёк внимание Рей.

 — Так поэтому без брака она должна была выехать… а откуда она?

 — Из Франции. Но у неё была немецкая фамилия, и она наполовину… откуда-то из северной Африки, — он не помнил названия страны, и вспомнить не пытался. — Она рассказывала мне о французской культуре, но на самом деле была смесью разных народов, впрочем, как и Райс.

 — Многонациональный ребёнок, — захихикала Рей.

Зак засмеялся.

 — Она про себя говорила «результат международной оргии», но твой вариант звучит лучше.

 — Значит, ты знаешь французский?

 — Иногда мы говорили по-французски, потому что ей этого не хватало, — подтвердил он. — Мы и по-французски говорили, и по-английски, но по-французски ругаться куда удобнее. Когда я попал в приют, мне пришлось похоронить эту сторону себя, и я типа как… забыл. Более-менее специально забыл.

Он не знал, почему, но все приятные воспоминания начали улетучиваться. Наверное, потому что он вспомнил, чем закончилась жизнь с ней, и это ему не нравилось вспоминать.

 — …Ты любил её? — нежно спросила Рей.

Хороший вопрос.

 — Не знаю, — покачал он головой. — Мы ладили. Я её ценил.

Он был уверен, что не испытывал к ней ненависти, и у неё были достоинства, но…

«…Монстр.»

Но память о ней была горькой.

 — А потом случился пиздец, и она выкинула меня в приют.

Он не мог винить её в том, что она была стервой и не выкладывалась ради них по максимуму, но конец их отношений был своего рода предательством. Не потому, что он этого не ждал — наоборот, это было понятным и логичным с её стороны — а потому что она дала ему надежду, что всё не закончится именно так. Потому что она бросила его в аду.

В конце концов, после всего пережитого она выбросила его, как мусор, и поставила себя на первое место. Это было словно нож в спину. Она не ненавидела его, даже немного заботилась о нём, и ему казалось, что она могла бы приложить немного усилий — последнее усилие — и не бросить его гнить в этой дыре.

Его лицо было скрыто, а глаза потемнели, и теперь в голове оседали тяжёлые мысли и старые обиды. Ему было неловко и досадно. Ну, блядь, он знал, что рассказывать об этой женщине и всё вспоминать было плохой идеей. Теперь у него было плохое настроение, которое он даже не мог понять. У него как будто вот-вот могла случиться истерика, и он мог пнуть столик в любую секунду, но в то же время он чувствовал, что в его груди разрасталась дыра. Он не знал, почему так.

 — Её звали Сихам, — пробормотал Зак, сжав горло. — Так я её называл.

Рей несколько секунд молча на него смотрела. Наверное, не знала, что сказать — он и не ждал ответа. Она теперь знала про Сихам, про Райса, про детство и жизнь до приюта. Она знала, как его воспитали.

У него была такая странная стрёмная жизнь, что ей было нечего сказать.

Вместо этого она села ему на колени и обняла его за шею.

Сердце Зака от удивления пропустило удар.

 — Ч-чего, блядь?!

Она обнимала его. Пиздецки крепко обнимала. Его наполняло её тепло, её аромат, её присутствие, её доброта и абсолютная необходимость прижать её к себе и никогда не отпускать, чтобы её нежность стёрла все плохие мысли.

 — Ты что творишь? — прохрипел он.

Она мягко задышала ему в шею.

 — То, что всегда делаю, когда кто-то грустит.

Что делать, когда кто-то грустит? Когда кто-то плачет? Что говорить, как реагировать? Есть ли об этом какой-то учебник, который он не читал, потому что он, блядь, не умел читать? Или нормальных людей этому учили?

Что же, блядь, надо было делать?

Именно это.

У него наконец-то был ответ на эти вопросы.

Наверное, всё было с самого начала настолько просто. Наверное, нужно было тогда просто обнять её, прижать к груди, прижаться к её голове губами и закрыть глаза, как сейчас.

Он хотел бы сказать, что не грустил, но это было бы враньём. В каком-то смысле, его расстроил собственный рассказ о детстве и Сихам. Он хотел это забыть, он считал это помехой выживанию, но на самом деле он не хотел думать об этом по другой причине.

Память дарила слишком горькую радость.

Сами мысли об этом были бременем. Когда воспоминания всплывали — он просто хоронил их в собственной голове. Он всю жизнь бы так прожил, отвергая собственные воспоминания, потому что у него не было никакой смелости, чтобы встретиться с этой памятью и принять её. У него не было Рей, которая успокоила бы печаль и изгнала горечь одними простыми объятиями.

 — Не должен я тебя обнимать, — прошептал он. — Я убийца. Это не для меня. На моих руках кровь…

 — Зак.

Он тут же замолк.

 — Мне плевать.

И вдруг вся эта хуйня о том, что он не имел права её обнимать или проявлять привязанность, перестала иметь значение.