Черные крылья синего неба (джен)

Аркх Торонто

Асаи

Я был мертв. Смерть моя наступила много столетий назад. Я умер вместе с моими матерью и отцом, вместе с моим народом. Воспоминания о времени до того стерлись и истончились от слишком частого их перелистывания, что я уже практически не помнил, как это — существовать, не будучи мертвым. Чувствовать вкус пищи, желать чего-то, наслаждаться кем-то. Я был до краев полон горькой тоской и ненавистью, а они длили и длили эту бесконечную пытку, которую в насмешку называли жизнью.

Как только они перетащили меня сюда, я ушел с головой в книги иного мира в надежде заслониться выдуманными историями от боли внутри. Мои враги охотно таскали мне кипы талмудов на разных языках — лишь бы я не сошел с ума, запертый наедине с самим собой. Безумный я стал бы для них бесполезен. Но вот уже сотня лет, как мое увлечение литературой закончилось — это перестало меня спасать. Теперь я заставлял себя подолгу погружаться в сны. Я научился управлять ими и призывать в них отголоски прошлого — те, что были приятны и радостны. Я вел бесконечные диалоги с отцом, купался в любви матери. Думаю, рано или поздно мне удалось бы уйти туда насовсем, но меня будили. Насилуя мое измученное сознание, заставляли есть, пить и двигаться. А еще был Най.

Он всегда являлся для нас больше, чем слугой. Верный и надежный друг, мудрый наставник. Если бы мы слушались его советов, возможно, трагедии бы не произошло. Когда я задыхался от боли и почти потерял разум в черных чертогах на Сель, он пришел ко мне и заставил снова стать ему господином, принять ответственность, сделать выбор. Я велел ему отправиться к тьерто и служить им — то был единственный шанс для него сбежать на Землю. На Сель ему ничего не светило, кроме как быть поглощенным Хаосом, для которого разум притягательнее всего, и неважно, насколько материален его носитель. Най послушался. Для тьерто его цельность была не нужна, и он рассыпался на тысячу теней, безропотных и послушных. Они исполняли роли гонцов, камердинеров и нянек для избалованных змеелюдов. Глупцы — они точили карандаши ритуальным мечом, даже не представляя всей его мощи и ценности.

Най остался мне верен и навещал меня каждый вечер. Ему не нужно было проявляться и говорить вслух, чтобы я его услышал: мой народ слишком давно и крепко был связан с ним. Поначалу меня раздражало его навязчивое присутствие. Он не давал мне скатиться в совсем уж глухую бездну жалости к себе и тоски, выдергивал наружу. Поневоле я стал прислушиваться к его рассказам о жизни аркха Торонто. А потом и сам начал задавать вопросы. Я радовался их поражениям и печалился от успехов. Пожалуй, сейчас я знал о жизни тьерто на Земле больше любого из них самих.

Именно Най поведал мне о визитерах из Милана и о том, с чем они прибыли. Впервые за многие годы я почувствовал подобие азарта и любопытства. Я знал, что они придут ко мне рано или поздно. Знал, что буду говорить им и как сделаю, чтобы брат императора не почувствовал подвоха. В моей голове вырисовался план, достаточно абсурдный и дикий, но сердце забилось быстрее в яростном и злом предвкушении. Но я не учел одного: судьба очень любит жестокие и изощренные насмешки. Мне казалось, что она исчерпала уже свой лимит на мой счет, но я ошибся.

Судьба зло усмехнулась мне из глаз человеческой женщины. Сначала я так оторопел, что почти позволил ей проникнуть туда, куда никому нет хода. С трудом мне удалось не слить весь разговор, так как справляться одновременно с тьерто и с моими демонами было невозможно.

После того как они ушли, я привычно застыл на грани между сном и явью, но то, что клокотало внутри, было слишком похоже на отголоски прежних времен, когда я был еще жив. Но это не радовало, напротив, наполняло гневом.

У моего Дома существовало понятие алхэ — подруга, хранительница. Такие женщины появлялись в наших владениях неизвестно откуда, лишенные памяти и вместе с ней прошлого. Они выбирали из наших мужчин одного, которому могли родить сыновей. Для других же становились сестрами, близкими и родными. Их берегли, как самое большое сокровище. Век таких женщин был короток, и вслед за каждой уходил избранный ею мужчина.

Теперь я с уверенностью мог сказать, откуда именно приходили они на Сель — чувство от встречи с такой ни с чем не спутаешь, а я его знал лучше прочих: моя мать была алхэ. Видимо, наши миры были ближе, чем считали высшие. Но почему именно так и именно сейчас? Насмешка судьбы…

Вынашивая свой план, я мало задумывался о людях, коренных обитателях, бывших хозяевах планеты. В моем мире тотальной мести и обжигающей ярости для их существования просто не оставалось места. Сейчас же я не то чтобы проникся к ним жалостью или любовью, но в моей копилке отвращения к самому себе добавилась еще одна монетка.

Что же касается алхэ, никто не знает, что она значит для меня, в том числе и она сама. Значит, я приложу все усилия, чтобы так оно и оставалась. А если мне придется преодолеть генетический барьер, обязующий защищать ее любой ценой, даже жертвуя собой — что ж, я ведь уже предавал однажды собственную кровь. Надеюсь, и с этой задачей как-нибудь справлюсь.

Мне снился отец. Глаза его были мертвыми и полными Хаоса. Он говорил со мной, своим младшим сыном, насмешливо и горделиво. Звал меня с собой и вновь и вновь напоминал о моей трусости. Его слова, словно острый нож, отпиливали куски от моей души, и я плакал во сне.

<tab Меня разбудил Най. Своим неслышным для посторонних голосом он, как обычно, вовремя вырвал меня из плена страшных видений. Он поведал о том, что решил Раш Хамам и о чем он говорил с посланниками. В целом все шло так, как и должно, за исключением одного.

Узнав, что тьерто направил человека в Лабиринт, я понял, что мое решение держаться в стороне и ни во что не ввязываться рассыпается прахом. Я терпел пару часов, убеждая себя, что попытка использовать крохи силы, которые удалось скопить под клеймом, не только выдаст меня, но и причинит немалые страдания. Но потом не выдержал.

Мой сегодняшний охранник был ленив и ненаблюдателен: именно это стало решающим фактором. Я лег на живот, чтобы пылающая печать не привлекла внимания, и, закрыв глаза, пустил сознание на поиски ее разума. Боль мгновенно опалила грудную клетку, мешая сосредоточиться и с каждой минутой становясь все сильнее. Сначала я хотел, не вмешиваясь, убедиться, что все в порядке. Но, найдя ее спустя несколько минут, понял, как сильно она вляпалась. Мы не обладаем, как тьерто, способностью контроля над чужим сознанием, и все, что я мог — пробудить ее, заставить сопротивляться, помочь отделить иллюзии от реальности.

Даже за это малое мне пришлось всерьез расплачиваться. Когда я покинул ее, убедившись, что дальше проблем не будет, и вернулся в свое тело, хотелось выть во всю глотку, раздирая кожу ногтями. Но я не мог позволить себе даже пошевелиться. Боль начала уходить только под вечер, так что ко времени приема пищи, которую приносил охранник строго в один и тот же час, я мог уже вполне сносно изображать свое обычное состояние.

Назавтра я ждал гостей, но они не пришли. Най рассказал, что у мальчика-полукровки случился приступ, и человеческая женщина сначала сидела подле него, пытаясь помочь, а потом с яростью, достойной лучшего применения, доказывала его полезность для будущего отряда Рашу. Убедила или нет, непонятно. Думаю, брат императора решил для себя просто избавиться от обузы каким-нибудь неявным способом. Они в этом мастера, лишь слегка уступающие гельме.

Гости явились в середине следующего дня, все вместе. Девушка, ставшая, сама того не подозревая, краеугольным камнем моего сердца, разглядывала меня с тем же жадным и бесцеремонным любопытством, и мне приходилось прилагать массу усилий, чтобы прятать от нее глаза. Молодой парень с крохотными рожками къерго и уродливым свежим шрамом, проходящим через всю левую половину лица, видимо, и был тем самым полукровкой, причиной их задержки. Молоденькая миин’ах всем своим видом старалась показать, что ее плечи не трещат под грузом возложенной на них ответственности.

— Я хочу говорить с тобой без контроля, Асаи!

Ну надо же, тьерто сегодня сама любезность. Я не удостоил его ответом, изучая рисунок солнечных линий, расчерчивавших пол, хотя он давно был известен мне до самых мельчайших подробностей.

Вперед выступила женщина миин’ах. Она почтительно склонила передо мной голову, чем немало удивила.

— Меня зовут Таат’дар’рахим. И я пришла к тебе не говорить, а умолять о помощи. Я не могу даже представить, как сильна твоя ненависть к высшим, обрекшим тебя на долгие годы заточения, но этот мир не виноват перед тобой, люди не виноваты.

Интересный она пытается подобрать ключ ко мне… Неужели всерьез думает, что я поверю, что ей есть дело до тех, кого она считает значительно ниже себя? Или надеется, что сможет меня разжалобить? Я приподнял бровь, надеясь, что выражение сарказма на моем лице ее остановит. Но она, не обратив на это внимания, продолжала:

<tab  — Мы привели сюда беду, и мы в ответе за нее перед людьми. И ты тоже в ответе.

Я не удержался и фыркнул.

— А может, все дело в том, что вам просто некуда бежать?

Она пожала плечами.

— Мы тоже стали частью этого мира, особенно те, кто родился здесь. И гибель примем вместе со всеми.

— Мне нет дела до вас и вашего мира. Я буду рад встретить Хаос, когда он придет и за мной тоже.

И тут заговорила девочка, от которой я так старательно прятал глаза. Слова ее, наполненные презрением, острым ножом вспарывали мою грудную клетку.

— Зачем вы пытаетесь убедить его? Это бесполезно! В нем же ничего не осталось, кроме гордыни.

Меня захлестнули горечь и гнев.

— Гордыня? Где была моя гордыня, когда, отрубив мне крылья и поставив клеймо, как на дикого зверя, меня тащили по улицам и площадям, полным зевак? Когда я умолял о смерти, но даже эту милость они отказались даровать мне? — Я выдохнул сквозь сжатые зубы. Пора была успокаиваться и выкладывать карты на стол. — Впрочем, я согласен помочь вам и забыть прежние обиды. Но только если меня попросит об этом брат императора и если он готов заплатить цену, что я назначу.

Раш дернулся, но не сдвинулся с места. Под напряженными взглядами остальных он все же склонил голову.

— Я прошу тебя. И я готов выслушать твои требования.

Я улыбнулся.

— Подойди, я не хочу кричать об этом через всю комнату.

Он нехотя пересек разделявшее нас расстояние. Я не пошевелился, заставив его наклонить голову к самым моим губам. Если бы захотел, я смог бы слизнуть капельку пота с его виска. Я зашептал ему в ухо, и мне нравилось наблюдать, как меняется его лицо. Хваленое спокойствие сошло, уступив, правда, лишь на мгновение, место смятению и ужасу. Затем выражение стало каменно-застывшим.

Я откинулся назад и заговорил уже громко, обращаясь ко всем:

— Это мое единственное требование. Выполни его, и я пойду с вами добровольно, расскажу обо всем, что мне известно, и даже помогу остановить Хаос, если это вообще будет возможно. Даю слово. Слово Дома Тса.

Он долго молчал. Мне даже показалось, что он сейчас развернется и уйдет. Наконец Раш разжал плотно сомкнутые губы. Слова падали в тишину темницы тяжелыми серыми камнями.

— Я понимаю, почему ты ставишь это условие. Я принимаю его, как и принимаю ту сделку, что ты навязал. Я выполню его позже, но до того, как мы покинем аркх Торонто. А сейчас расскажи все, что тебе известно о Хаосе.

Я кивнул.

— Хаос всегда был неотделим от Сель. Я не знаю, что это, да и никто, наверно, не знает. Возможно, тот мир встал на пути его экспансии, или же он зародился именно там. Это дела слишком далекого прошлого. Существует особое место на Сель — бездна пустоты. Именно там он когда-то был заключен. Раньше оно было надежно закрыто, что, впрочем, не мешало его посланцам периодически самопроизвольно возникать в разных местах и сеять смуту и разрушение. Теперь, насколько я знаю, все замки пали и преграды стерты. Хаос притягивается к существам, обладающим способностью думать. Животное может выжить после столкновения с ним и даже не пострадать. У разумных существ шансов меньше. Либо они бесследно растворятся в нем, либо присоединятся к сонму его посланников. В последнем случае, сохранив прежнюю форму, они утратят собственную душу и волю и станут тряпичными куклами, наполненными его волей. Некоторые при этом будут способны самостоятельно распространять его повсюду. Также Хаос способен переформировывать пространство, изменяя такие фундаментальные вещи, как гравитация, время и плотность вещества. Но это происходит в непосредственной близости к нему.

Все, кроме тьерто, для кого мои слова были азбучными истинами и воспоминаниями прошлого, смотрели на меня полными удивления глазами. Я решил, что с просветительской работой пора завязывать.

— Вот, пожалуй, и все, о чем я могу утверждать точно. Все остальное будет лишь домыслами и догадками.

— А способ справиться с ним вообще существует? — Веспа напряженно покусывала нижнюю губу и хмурилась.

— Нет, — я покачал головой. — Но найти место, где он проникает в этот мир, и запечатать его, думаю, возможно. Путь по Сель сейчас крайне опасен, но абсолютно бесперспективной эту идею назвать нельзя.

— Но как же? — обеспокоено спросила Таат. — Как там пройти, если Сель наполнена сейчас Хаосом до краев?

— Думаю, пожрав все, что только можно, и наплодив тучу своих отродий, он опять залег в бездне. Ему нужно поддерживать хоть какое-то подобие жизни вокруг, культивировать ее, чтобы потом было чем питаться.

— Значит, нам все же нужно будет собирать печати и открывать врата, — хмуро подытожила миин’ах. — Тогда осталось определить, в какой следующий Дом мы сунемся. Агру должны быть последними, так как именно в Норильске находятся врата на Сель. Остаются орьявит, къерго и гельма.

Таат, задумавшись, скрещивала и расцепляла пальцы.

Меня эта игра в демократию забавляла. Благодаря Най, я прекрасно знал, куда уже отосланы письма с приглашениями. Раш уже давно все для себя решил.

— С орьявит вроде как договориться проще всех, — осторожно заметил полукровка.

Кажется, это была его первая реплика за весь разговор: мальчик явно не из болтливых.

— Не лучше ли оставить простых напоследок? — Аккуратно вывернул в нужную сторону тьерто.

— Гельма и къерго? Но кто же тогда из них? — миин’ах смотрела на Раша, как на старшего: женщина, видимо, рада была сложить с себя пост командира отряда.

Он тоже это почувствовал, и легкая усмешка скользнула по тонким губам.

— Думаю, имеет смысл разделиться. Насколько я понимаю… Рийку, — он запнулся, прежде чем заставил себя назвать его по имени, — в Гонолулу соваться не стоит: даже до моего аркха дошли слухи о том, что произошло на Черном острове. В Кабуле же не стоит появляться женщинам: высшую они просто не станут слушать, а для Веспы там крайне опасно. Люди для них — скот, а женщина-человек — всего лишь самка, которую можно использовать для удовлетворения потребностей тела. И еще… — Он осекся, кинув на меня вопросительный взгляд.

Я пожал плечами.

— Я в курсе, что лапочки-къерго ненавидели мой род еще задолго до исхода. Вряд ли переговоры с их правителем окажутся успешными, если я буду на них присутствовать. Сейчас гельма для меня более отвратительны, но следует признать, что с ними подобных проблем возникнуть не должно.

— Мне не нравится сама идея разделения, — хмуро бросила Веспа.

— А идея закончить свои дни в подвалах Кабула тебе кажется приятнее? — ехидно возразил тьерто.

Она замолчала и обиженно засопела. Какой же она еще ребенок, Хаос меня раздери… Я почувствовал, как мое нутро сжалось в приступе болезненной нежности. Этого еще не хватало! Я ведь дал себе зарок взять верх над своими инстинктами — видимо, придется прикладывать к этому больше усилий, чем рассчитывал поначалу.

Полукровка Рийк, как ни странно, возражать не стал. Видимо, перспектива встретиться с гельма пугала его больше, чем расставание с подругой.

— Значит, я и Рийк отправляемся к къерго, а Таат, Веспа и… — он закончил после паузы, видимо, решая, как меня назвать, — Асаи в Гонолулу. Воссоединимся у орьявит: с ними проблем возникнуть не должно.

— Есть одно «но», — миин’ах кивнула в мою сторону. — Как я смогу с ним справиться, если он вздумает сбежать?

В груди у меня вскипела волна ярости.

— Я дал слово. Если тьерто выполнит свою часть уговора, я выполню свою.

Она пожала плечами.

— Это всего лишь слова. Как можно доверять тому, в чьих жилах течет кровь убийц и предателей родного мира?

От такого вывода я оторопел, и вся моя ярость обратилась в смех, который я не смог сдержать. Вот, значит, что они говорят тем, кто родился уже после исхода. Как же просто свалить всю вину за свои грехи и ошибки на один-единственный Дом — мой Дом, проклятый Дом.

Все, кроме Раша, наблюдали за моим внезапным весельем с ужасом и непониманием. Наверно, в их головах теснились мысли о том, что только чудовище может потешаться над такими вещами.

Тьерто холодно бросил:

— Можешь не беспокоиться: ему так же важно попасть на Сель, как и нам. Он понимает, что только там у него появится возможность умереть, а это его единственное оставшееся желание.

Змееныш был не совсем прав, но после его слов смеяться мне расхотелось. Словно в очередной раз окунули в ведро с нечистотами. Таат фыркнула, неубежденная, но согласившаяся с авторитетом старшего.

Повисла неловкая пауза, во время которой все настороженно переглядывались. Молчание прервало появление одного из моих охранников. Не проявив ни крохи любопытства, он подошел к Рашу и вложил в его руку два браслета-приглашения: багровое — от къерго, и серебряное — от гельмы. Никаких вопросов не последовало, и он скрылся за дверью так же молча и поспешно, как появился.

Раш отдал серебряный браслет мне, а багровый застегнул на своем запястье.

— Нас будут встречать в течение ближайших двух часов. Стоит поспешить, не так ли?

— Ты ничего не забыл? — Я растянул губы в издевательской улыбке.

Лицо тьерто свело болезненной гримасой.

— Ты хочешь при этом присутствовать?

— Не хочу, но должен. Твой народ уже не раз предавал свои клятвы. Не думаю, что ты чем-то отличаешься.

— Хорошо, — он едва слышно скрипнул зубами. — Пойдем со мной. Остальных Най проводит к вратам. Ждите нас там!

Таат недовольно-вопросительно приподняла брови, но спорить не стала, оставляя другим право на тайны. Веспа и Рийк смотрели на нас с Рашем с одинаковым любопытством, но тоже не осмелились задавать вопросы.

Впервые за долгие годы я шагнул за пределы своей клетки. Было страшно и больно делать первые шаги. За долгие годы я сросся с четырьмя стенами, каменным полом и кушеткой. Мне пришлось выдирать себя из ставшего скорлупой, приросшей к спине, пространства.

В новом пространстве было слишком много непривычных звуков, запахов и цветов. Я сжался в точку, чтобы ничем не выдать своего состояния. Слабости, открытые врагу, могут впоследствии стать его оружием против тебя.

Тьерто вел меня длинными извилистыми коридорами. Их архитектура ничуть не изменилась со времен Сель и так же внушала мне отвращение. Я равно легко чувствую себя при солнечном свете и в пору ночной тьмы, но вот отсутствие пространства, теснота и давящий потолок нагоняют на меня тоску. Мы прошли малыми вратами ко дворцу императора. Я успел зацепить взглядом кусочек природы, набрать полные легкие свежего воздуха, прежде чем снова нырнуть в еще более мрачные и темные помещения.

Раш не проронил ни слова и ни разу не обернулся посмотреть, следую я за ним или нет. Встреченные нами тьерто, и мужчины, и женщины, в ужасе отводили от меня глаза, но ни один не подошел к брату императора поинтересоваться, что происходит. Да, дисциплина и покорность у них феноменальные…

Возле высокой закрытой двери мы остановились. Перед ней стояла маленькая женщина с недвижным волевым лицом. Я знал Мать двоих сыновей из Дома Тьерто еще по своей предыдущей жизни и, несмотря на мою ненависть ко всему их роду, не мог не уважать ее и не восхищаться ей. Едва достающая сыну до плеча, она шагнула к нему, цепко ухватила за подбородок и вгляделась в глаза. Я прекрасно понимал, что для нее нет тайны, зачем мы здесь. Одно ее слово, и Раш повернет назад. Никакие благие цели не заставят его пойти наперекор воле матери. Но она молча отступила. Укутав лицо в темную траурную ткань, которую носила со времен гибели внука, она удалилась, не удостоив меня даже мимолетным взглядом.

Раш положил руку на створку двери, не решаясь толкнуть ее.

— Ты возьмешь меня с собой поучаствовать?

Я постарался придать своему тону ехидство и беспечность. Это далось через силу: почему-то мне совсем не хотелось задевать и злить его. Он обернулся: лицо недвижное, как посмертная маска, что там за ней происходит — ведает лишь Хаос.

— Что-то ты стал слишком болтлив. Может, стоит укоротить твой язык с помощью ножа? Твое общество сразу станет гораздо приятнее. Оставайся здесь!

— Я должен видеть, должен быть уверен, — с нажимом я выделил каждое слово.

— Я позову тебя позже. У тебя будет шанс убедиться в том, что я держу свое слово.

Он открыл дверь и шагнул в сумрак спальни великого императора тьерто — существа, которого я ненавидел больше всех прочих, клятвопреступника и убийцы.

Я бы мог пойти за ним или наблюдать, жадно приникнув к щели незатворенной двери. Но не стал ничего делать: верил, что Раш выполнит свою часть сделки, чего бы ему это ни стоило. К тому же он ведь оказывал большую услугу собственному народу, почти задохнувшемуся под безумной пятой Дарша Хамам.

Я подошел к маленькому, затянутому зеленью окну. Сквозь густую листву был виден кусочек реки и пара деревьев с серебристыми кронами, склонившихся над ней. Тьерто умели жить, не подчиняя себе природу, но гармонично вписываясь в нее. Этому у них стоило бы поучиться прочим расам.

Легкий шорох-шепот-стон пронесся по коридору. Казалось, его издали сами стены, сотворенные из камня, помнящего другой мир, и наполненные скорбью о нем. Я обернулся: на пороге стоял Раш. Змеиные глаза были прикрыты, а лицо полнилось болью. Пульсировал туннель дарки, активно испускающего волны спокойствия, но вряд ли это помогало.

— Ты можешь зайти, убедиться. Скоро здесь будет очень тесно. Надеюсь, мой сын придет одним из первых — я послал за ним Най.

Я вошел в мрачное помещение, пропитанное запахами болезненной плоти, пота и перебродивших ягод. Император лежал на бескрайней кровати, занимая ее полностью. Он казался огромным вздувшимся мешком, наполненным одним воздухом. Глаза, настежь раскрытые, белесые, отражали низкий потолок и пламя толстых оплывших свечей. Я должен был что-то почувствовать — удовлетворение, радость от свершившегося возмездия, но грудь моя полнилась лишь отвращением и жалостью. Хотя он был злейшим моим врагом, я помнил его совершенно другим: сильным, расчетливым, умным, а не недвижной грудой сала. Видеть его таким было грустно.

Мое внимание привлекло шевеление под простыней, которой он был накрыт. Я приподнял ее и отшатнулся: дарки покидали мертвое тело. Они проталкивали драгоценные камни и, слепо подергиваясь, выбирались наружу. Зрелище было омерзительным. Я рванул к выходу, сдерживая тошноту.

Раш уже был не один. Рядом стоял молодой тьерто, ошеломленный и испуганный. Видимо, это был Ори, его единственный сын. Отец уже сумел совладать с собой. Его голос и вид были прежними — спокойными, лишенными эмоций.

— Твой дядя умер от несчастного случая во сне. Мне нужно будет покинуть Торонто, и я не знаю, когда смогу вернуться. На время моего отсутствия ты становишься главой Дома. Надеюсь, ты понимаешь, какая это ответственность.

Парень молча кивнул. Он взглянул на меня, пытаясь понять, что я такое.

— Отец! Это же…

Раш перебил его, не дав закончить вопрос.

— Для всех остальных Домов у нас ничего не произошло и Дарш Хамам по-прежнему восседает на престоле. Если заткнуть болтливые рты тебе самому не под силу, попроси о помощи бабушку. И вообще, чаще слушай ее, чем свою мать, и не позволяй последней манипулировать тобой.

Внезапно брат мертвого императора шагнул к сыну и порывисто обнял его. Кажется, им обоим стало от этого неловко, и юноша быстро отстранился.

— Отец?

Раш покачал головой.

— Прости, но мне нужно спешить. Надеюсь, у нас еще будет время на длительные и подробные разговоры и объяснения.

Подойдя к стене, он коснулся пальцами рельефных узоров на камне. Тут же часть кладки отъехала в сторону, открыв узкий и темный лаз. Я не удивился: в замке тьерто, даже не так давно построенном, не могло не существовать тайных дверей и ходов. Прятки и интриги у них в крови. Раш кивнул мне, чтобы я следовал за ним. Вздохнув, я полез в эту кроличью нору, напоследок полюбовавшись на оторопелое лицо юнца, неожиданного ставшего наследником.

С противным хлопком стена за моей спиной встала на место. Тьму разгоняло слабое голубое сияние, исходящее от влажных и склизких камней, которыми был выложен проход. Но даже в его тусклом свете я рассмотрел внимательный, изучающий взгляд тьерто.

— Что? — огрызнулся я. — Разве мы уже никуда не торопимся?

— Помни о том, что я сделал ради того, чтобы ты пошел с нами. Не забывай о том, что я отдал, когда тебе захочется предать меня — заодно со всем миром.

Я фыркнул. Но удостаивать его ответом не стал. Умный змееныш! Только вот он не учитывает, что одной смерти слишком мало, чтобы искупить вину тьерто перед Домом Тса, чтобы полностью расплатиться по счетам.

Слава Хаосу, долго плутать по гнетущим норам не пришлось. Очень быстро они вывели нас к малым вратам, пройдя которые, мы оказались на залитой все еще ярким сентябрьским солнцем поляне, между рукотворных холмов-тайников. Здесь нас дожидалась, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, остальная компания.

— Ваши врата там, — Раш указал Таат на один из холмов.

Веспа вцепилась в руку полукровки, а он насупился. Миин’ах взглянула на тьерто вопросительно.

— Нам следует уже идти?

Раш бесцеремонно ухватил Рийка за плечо.

— Время нынче — великое сокровище, не стоит попусту им разбрасываться. Думаю, нас уже ждут. Госпожа, — он слегка склонил голову перед Таат, — оставляю прочее на тебя.

Веспа разжала пальцы на запястье друга. Он скинул с плеча руку тьерто и тепло обнял ее, шепнув:

— Все будет хорошо. Встретимся у орьявит, только постарайся не влюбляться ни в кого из этих лощеных красавчиков Гельмы.

Она улыбнулась и подмигнула ему.

— Будь аккуратнее с лапочками къерго — рога-то у них подлиннее и поострее твоих будут.

— Как трогательно, — я все же не удержался от язвительного комментария.

Смутившись, девушка тут же отстранилась от Рийка, и Раш увел его в сторону одного из холмов.

Таат смотрела на меня растерянно: не удалось ей спихнуть на другого обязанности главной. Я демонстративно скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что принимать за кого-то решения не собираюсь. Женщина вздохнула.

— Пойдемте. В конце концов, я должна быть рада. Побывать в Гонолулу было моей детской мечтой. Правда, обстоятельства и компанию, — она выразительно покосилась на меня, — я себе как-то иначе представляла.