Все краски мира (джен)

«Хорошо!» — Эшли сделала глубокий вдох, набирая полные лёгкие терпкого вечернего воздуха. Последний час она провела в жутком напряжении, и возможность выйти, наконец, из душного поезда ощущалась настоящим блаженством. Может быть, поэтому и местный воздух показался ей особенно «вкусным» — с пряным ароматом местного разнотравья и влажной земли. Эшли помнила из книг, что где-то неподалёку должно быть озеро. И действительно, дальний конец платформы переходил в пристань, за которой угадывалась блестящая водная гладь. А ещё от пристани шёл человек, и даже в вечернем сумраке, Эшли сразу узнала его: таким огромным и лохматым мог быть только Хагрид. Зычным басом он подзывал новичков.

Невдалеке, за деревьями, виднелись остроконечные крыши и освещённые окна: деревня Хогсмид. И станция, и деревня располагались в низине между холмами, как в колыбели — хорошее место для сказочного заповедника. Главный оплот магии, Хогвартс, отсюда лишь угадывался — большой тёмный силуэт на фоне сиреневого полотна неба. Чего-то очевидно волшебного она не увидела, и, всё же, магия ощущалась как нечто разлитое в воздухе — совсем как в тот вечер, когда Эшли покинула свой мир. А широкая платформа, освещённая круглыми старинными фонарями, вдруг представилась ей пристанью, с которой начинается путешествие в мир бесконечных чудес.

— Лили, ты чего застыла?

Марлин взяла её под руку и потянула за собой к другому концу платформы, в сторону от лодочной пристани и Хагрида.

— Сегодня ты у нас героиня. Спасла жизнь мальчику, — Марлин одобрительно похлопала её по плечу.

— Я не спасала…

— Знаю, знаю, спас Снэйп, но только потому, что ты его попросила.

А Клэр задумчиво проговорила:

— Может и не все Слизеринцы такие уж плохие.

Вместе с толпой других учеников, они подошли к каретам. Сначала Эшли увидела эти чудные домики на колёсах, и только потом тех, кто должен был их везти.

Они были чёрными и почти сливались с вечерними сумерками — не удивительно, что Эшли не сразу их заметила. Костлявые, словно обтянутые кожей скелеты, существа напоминали одновременно лошадей и драконов и составляли разительный контраст с нарядными каретами, в которые были запряжены. Некоторые животные расправляли кожистые крылья, словно тоскуя о полёте. Эшли знала, что это за существа — фестралы. Но, читая книгу, не ожидала, что при реальной встрече они произведут на неё столь тягостное впечатление. Глядя на них она чувствовала даже не страх, а скорее тоску — словно старая не залеченная рана заныла в дождливую погоду.

Невозможные глаза фестралов испускали неяркий свет, будто идущий издалека, из другого мира. Эшли, вдруг охватило дурное предчувствие — словно сама судьба посмотрела на неё белыми мерцающими глазами. И, вместе с тревогой, она ощутила какую-то детскую досаду. Ей так отчаянно захотелось развернуться и пойти в другую сторону. Пойти за шумным и добрым, усмехающимся в пышную бороду, Хагридом. Проплыть на лодочке по красивому озеру. А потом, чтобы говорящая шляпа определила её факультет — только не Гриффиндор, может, Рейвенкло? Не искать крестражи, не расследовать убийство Лили, не ждать нападения. Побыть героем детской сказки, с непременным хорошим концом и торжественным пиром в финале. Эшли стало ужасно жаль себя.

А потом она увидела Мэри. Подруга стояла возле карет, отдельно от всех — одинокой, ссутулившейся фигуркой — обычное для Мэри состояние. Но на этот раз, что-то в её позе насторожило Эшли. Она отпустила руку Марлин, уже заходящей в карету, и подошла. Мэри смотрела на фестралов и плакала. Совершенно беззвучно — так плачут, когда знают, что утрата невосполнима, а помощь не возможна. Эшли так поразило выражение горя на лице, обычно отстранённом, непроницаемом, что она, не задумываясь, схватила Мэри за плечи, и прижала к себе — спиной к фестралам.

— Ну что ты, Мэри, ну что ты, — Эшли повторяла какие-то бессмысленные слова и гладила её по волосам.

Мэри подняла голову — сейчас её круглые глаза, цвета воды в лесном пруду, казались огромными, и в них плескался страх.

— Не надо меня жалеть, ты не должна меня жалеть, — сказала она резко и, вырвавшись из рук растерянной Эшли, побежала к каретам.

На полпути Мэри едва не столкнулась со Снэйпом. Минуту Снэйп и Мэри смотрели друг на друга. Снэйп явно хотел заговорить с Мэри, но, заметив Эшли, передумал.

— Что-то случилось? — в голосе Снэйпа звучало неподдельное беспокойство.

— Не знаю. Мэри сильно расстроена, но не хочет говорить об этом.

— Бывают вещи, о которых не говорят, даже с лучшими друзьями. Это не значит, что она тебе не доверяет, — Снэйп улыбнулся, едва заметно, больше глазами, чем ртом, но у Эшли сразу стало легче на душе.

В карете ехали вчетвером — Эшли, Мэри, Марлин и Клэр. Мэри сидела молча, обняв руками свою сумку, но уже не плакала. Даже Клэр заметила подавленное состояние подруги и попыталась её расспросить, но Мэри сказала сухим, бесцветным голосом: «Всё в порядке», и её оставили в покое. Клэр и Марлин заговорили о другом.

— Говорят, Сара Тайлер не приехала. Весь Рэйвенкло это обсуждает. Ты не знаешь почему? — Клэр повернулась к Эшли. — Вы ведь общались, может, она писала тебе?

Эшли покачала головой.

— Да и так понятно, — ответила за неё Марлин, — испугалась войны. А может, родители заставили уехать — она же магглорождённая. Думаю, после Рождества ещё больше уедет. Ты не уедешь, а Лили?

Эшли отрицательно помотала головой. «Я-то никуда отсюда не денусь. А вот родителей хорошо бы увезти подальше. Вот только как их уговорить?»

— Ну да, у тебя же здесь Поттер, — Клэр лукаво улыбнулась.

— Мы расстались, — Эшли решила, что тут лучше сразу внести ясность.

— Расстались?! Ты и Джеймс? — подруги выглядели столь пораженными, что Эшли захотелось одолжить объёмную сумку Мэри, чтобы спрятаться от расспросов.

— Всё. Я официально заявляю, что с этого дня больше не верю в любовь, — Марлин действительно выглядела расстроенной.

— Вы были такими счастливыми на балу. Что случилось? Он тебя обидел? Если так, мы устроим ему жизнь полную приключений, — Клэр состроила злую рожицу, весьма забавную на её миловидном личике.

— Нет-нет, — Эшли энергично замотала головой, — Джеймс ни в чём не виноват. Просто мои чувства изменились…

— Вот так вдруг? — Марлин недоверчиво подняла брови.

— Почему вдруг? За лето, — Эшли пожала плечами, стараясь придать своему лицу легкомысленное выражение. «Пусть уж лучше думают, что Лили Эванс вдруг стала ветреной особой. Реальность куда безумнее».

Было уже совсем темно, когда карета остановилась, и Эшли спрыгнула на вымощенную камнем площадь. Маленькое окошко в карете давало совсем не большой обзор, так что сейчас Эшли впервые увидела Хогвартс вблизи. В темноте замок производил особенное впечатление, даже более внушительное, чем Эшли ожидала. Казалось, он не стоит на холме, а вырастает прямо из земли, как естественное продолжение ландшафта. Он был огромен, сложен и причудлив, со всевозможными башнями и башенками, расставленными безо всякой симметрии. Только на некоторых этажах горел яркий свет, и от того замок выглядел, как очень древний старик, который снисходительно поглядывает на игры детей, а сам думает о чём-то своём.

— Лили, ты чего такая заторможенная сегодня? — Марлин потянула Эшли за рукав. — Пойдём, а то пропустим распределение близняшек Боунс. Мы с Клэр поспорили, куда они попадут. Клэр говорит, что близнецы всегда на одном факультете. А я считаю, что они будут на разных — они же, как огонь и лёд. Хочешь поучаствовать в пари?

Вот так, под весёлую болтовню Марлин, Эшли прошла через высокую арку парадной двери и оказалась в Хогвартсе. Большой Зал был действительно большим — в такой столовой мог бы с комфортом расположиться целый клан великанов. Эшли даже подумала, что великаны смотрелись бы куда естественнее на фоне этих древних стен, чем толпа шумных суетливых школьников. Рядом с ними Эшли чувствовала себя как на костюмированной экскурсии — вот-вот появится гид и раздаст всем программки мероприятия. Но стоило Эшли поднять голову, и ощущение маскарада рассеялось. Сотни свечей парили в воздухе, наполняя своим светом огромное помещение. Куполообразный свод зала едва просматривался за тёмно-синей дымкой. Образ неба, в данный момент вечернего, производил впечатление миража, расплывчатого воспоминания. Не совсем то, что представляла Эшли, когда читала книги. «Впрочем, обедать в помещении с эффектом «снесённой крыши» было бы не очень уютно».

Похожее впечатление миража производило привидение — пока Эшли увидела только одно. Оно меланхолично покачивалось рядом с зелёным флагом змеиного факультета и, судя по серебряным пятнам на одежде, являлось Кровавым бароном. Привидение тоже было полупрозрачным, но, по сравнению с образом неба под потолком, более блёклым, словно старая выцветшая фотография. Возможно из-за того, что Эшли знала историю барона, мрачный вид привидения не вызвал у неё страха — только жалость.

Эшли поискала взглядом Дамблдора. Легендарный директор Хогвартса сидел на возвышении за преподавательским столом — центральная фигура всей композиции. С длинной бородой, в синей мантии и с очками полумесяцами, на первый взгляд, Альбус Дамблдор производил впечатление чудного старика, надевшего костюм звездочёта, чтобы повеселить малышей. Но Эшли почему-то вдруг вспомнился папа одного мальчика, с которым она училась в младшей школе. Этот солидный мужчина самоотверженно вызвался изображать Санту на детской вечеринке, но даже костюм с бубенчиками не мог скрыть военной выправки. Мистера Уайта, офицера Ми-5, побаивалось даже руководство школы. У профессора Дамблдора была та же осанка — человека, у которого всё под контролем. Точно почувствовав взгляд Эшли, директор посмотрел в её сторону. С того места, где она сидела, было сложно разобрать выражение лица директора, но Эшли испытала сильное искушение спрятаться под стол. Она вздохнула с облегчением, когда красивая дама в зелёной мантии объявила о начале церемонии распределения и Дамблдор отвернулся.

Растерянные и сосредоточенные, восторженные и испуганные новички, один за другим, поднимались к шляпе для вынесения приговора. Алиса Боунс — маленькая девочка с копной густых каштановых волос — оказалась в Гриффиндор. Её сестра Эмма, с такими же волосами, только собранными в хвост, под ликующий крик Марлин, отправилась в Рейвенкло. Имена большей части учеников ничего Эшли не говорили. Только один раз она встрепенулась, услышав: — Квиринус, Квиррел. Щуплый, светловолосый мальчик так нервничал, что едва не упал, споткнувшись о ступеньку. Когда же, после продолжительного размышления, шляпа изрекла «Рейвенкло», мальчик, всё ещё в растерянности, пошёл к столу факультета, забыв снять шляпу.

После церемонии распределения пришло время для речи директора. Дамблдор традиционно поприветствовал учеников, поздравил всех с началом нового учебного года и выразил сожаление, что не может сейчас представить нового преподавателя ЗОТИ:

— Профессора Грин задержали неотложные дела, но у вас будет возможность познакомиться уже завтра на занятиях, — Эшли показалось, что на последней фразе в доброжелательном голосе промелькнули язвительные нотки.

Закончил свою речь Дамблдор совсем уж странно:

— Прежде чем вы приступите к праздничной трапезе, хочу показать вам одну забавную штуку.

В руках директора появился комочек какого-то зелёного вещества.

— Знаете что это? — директор поднял зелёный шарик над головой, демонстрируя всему залу. — Это такая маггловская игрушка, называется пластилин. Из него можно сделать всё что угодно, это почти, как магия.

Руки директора пришли в движение, сминая шарик:

— Можно сделать птицу, — на ладони директора появилась изящная фигурка, напоминающая феникса, — можно чашку, или целый дворец, всё, что только может возникнуть в вашем воображении, — с неестественной скоростью пластилин принимал разные формы. Темп всё убыстрялся, и вскоре, уже было невозможно уследить за очередной сменой образов. Некоторые ученики засмеялись, особенно много ехидных смешков доносилось со стороны Слизеринского стола. Эшли даже показалось, что она расслышала словосочетание «выжил из ума».

— Но есть одна проблема, — голос директора неожиданно гулко разнёсся по залу, разом загасив всё веселье. — Если мять пластилин очень долго, он перестаёт держать форму и…

Мельтешение форм прекратилось. Несколько мгновений Эшли смотрела на фигурку какого-то диковинного животного. Она никогда такого не видела, даже в каталоге «Фантастических тварей». Крылатое животное напоминало о величественных орлах, и, в то же время, в нём было что-то кошачье. Как ни странно, эти черты гармонично сочетались и не выглядели грубым коллажем. Эшли ещё успела подумать, что хотела бы увидеть такую красоту вживую. А потом фигурка «потекла», словно кусочек масла на раскалённой сковородке. В каком-то трансе, Эшли наблюдала, как плавятся перья и хвост, как голова теряет свои очертания. То, что недавно было изображением красивого животного, превратилось в вязкую жидкость. Она просочилась между пальцами директора и неаппетитной лужицей растеклась по столу.

— Так что не торопитесь переделывать мир по-своему. Стремление к совершенству может обернуться зелёной жижей, — подытожил директор, своим обычным добродушно-ироничным голосом.

— Что это было? — Марлин, кажется, озвучила общий вопрос. — Я, конечно, очень уважаю директора, но, может быть, профессор немного перетрудился?

— Да что тут непонятного. Зелёный цвет, перестройка мира — уверен, это предупреждение для Слизеринцев, — заявил Поттер. Кажется, многие согласились с его версией.

Звучало правдоподобно, но Эшли почему-то казалось, что директор имел в виду что-то другое. «Может, про то, что важно вовремя остановиться? Не считать, что магический дар делает тебя богом? Ох уж эта манера говорить загадками…»

Эшли поискала глазами Северуса. Он сидел между Мальсибером и каким-то черноволосым пареньком, с совсем ещё детским лицом. Сейчас Снэйп задумчиво смотрел на директора, будто пытаясь проникнуть в его мысли. Дамблдор уплетал жареную курочку с аппетитом человека, довольного проделанной работой. Временами он прерывался, чтобы поговорить с красивой дамой в зелёной мантии. Дама смеялась.

Снэйп будто почувствовал взгляд Эшли и обернулся. Несколько минут они смотрели друг на друга, перебрасывая невидимый мост через разделявший их проход, и Эшли опять подумала, что делает что-то неправильное. Но ей не хотелось останавливаться.

Под звон столовых приборов разговоры учеников перешли в жанр лёгкой болтовни. Как обычно, самой разговорчивой оказалась Марлин. Она в красках описывала свою летнюю поездку к Боунсам, давним друзьям семьи. У Боунсов как раз недавно появились маленькие книззлы — очень милые, но несколько буйные. Эшли в пол-уха слушала историю о том, как два книззлёнка стащили парадную мантию Марлин и сделали из неё что-то вроде гнезда.

У ребят было своё обсуждение. Похоже, речь шла о страхе высоты у Ремуса.

— Нужно как-нибудь прокатить тебя на моём мотоцикле. Вернёшься на землю другим человеком, — Сириус азартно ухмыльнулся, похоже, вспоминая какие-то собственные приключения. Улыбка у Сириуса была такая же заразительная, как и у Джеймса. И всё же, эти двое очень сильно отличались. Улыбка Джеймса напоминала о безмятежном летнем дне, когда даже невозможно представить, что когда-нибудь будет темно, сыро и холодно. А у Сириуса — как солнце после грозы, веселье с отголосками пережитого безумия. «Интересно, на что похожа улыбка Северуса?». Эшли ещё ни разу не видела на его лице улыбку — не кривую усмешку отчаявшегося, не сдержанную полуулыбку — полноценное, открытое выражение радости. Эшли попыталась это представить, но не смогла.

В целом, обстановка за гриффиндорским столом была весёлая — все радовались встрече после каникул. К концу пира, Эшли так расслабилась, что даже рассказала про встречу с Кэтрин в Косом переулке, опустив только эпизод с превращением в крысу. Эшли надеялась таким образом расшевелить Мэри, но та погрузилась в собственные невесёлые думы, и на вопросы друзей лишь рассеянно кивала.

После напряжённого дня, сытный ужин оказал на Эшли практически снотворный эффект. Когда трапеза подошла к концу, и ученики стали расходиться по своим гостиным, Эшли ощутила сильный соблазн свернуться калачиком прямо здесь, на стульях. Только громкое объявление директора: «А теперь старосты проводят первокурсников…», вернуло сонную Эшли к действительности. «Занавес ещё не опустили. Мне нужно доиграть свою роль до конца». К счастью, Джеймс оказался очень хорошим проводником. «Уж что-то, а замок господин Сохатый знает на отлично», — с неожиданной теплотой, подумала Эшли, вспоминая карту мародёров. Всё, что от неё требовалось — вместе с первокурсниками следовать всем указаниям гида и стараться сохранять невозмутимый вид, когда лестница вдруг начинала уходить из-под ног или когда висящий на стене портрет обращался к ней с приветствием.

Гостиная львиного факультета оказалась по-кошачьи уютной. Тёмно-красные кресла и диванчики так и манили свернуться калачиком и, наслаждаясь теплом очага, предаться блаженной полудрёме. При этом комната была так хитро устроена, что даже при большом скоплении людей, можно было найти укромный уголок. Идеальное место для Эшли — она любила наблюдать за чужой жизнью, сама оставаясь в тени. Она расположилась на мягких подушках напротив камина. Приятно было смотреть на причудливый танец пламени и ни о чём не думать. Эшли и сама не заметила, как задремала, но сон её был не спокоен.

Ей снился Хогвартс. Огромный, величественный и, как будто, помолодевший. Шпили на башнях сияли гордо, уверенно. Величественные стены вызвали бы трепет даже у взрослого мага. Нет, не снисходительный старик — молодой, полный сил властитель взирал на мир сверкающими витражами окон. Удивительное видение было таким реальным, что Эшли была уверена — если подойти и дотронуться до камня, она почувствует его прохладную шероховатую поверхность. Вдруг, воздух перед замком задрожал, пошёл радужной рябью. Эшли охватило дурное предчувствие, она хотела убежать, но в этом сне у неё даже не было тела. Странная рябь исчезла, и Эшли увидела, что замок «течёт» — так оплавляется горящая свеча. Теряли свои очертания купола и балконы, мягким воском сминались колонны, ровные, идеально обтёсанные камни сливались в бесформенную серую массу.

Эшли попыталась закричать… и проснулась.