Черная сторона рассвета (джен)

Никогда прежде у Эрика не было настолько неуютно, тяжело и страшно на душе — даже когда в их старый дом ворвалось то, что прежде было отцом. Теперь ему предстояло посещать школу в одиночестве, оставляя брата-близнеца в страшном особняке, и коротать целые дни в одиночестве. Шестой день месяца Осенней Стужи показался мальчику невыносимо тяжелым, но Эрик обладал легким и веселым характером, поэтому довольно быстро смирился с новой ситуацией. Дома его ждал печальный растерянный Ричард, которому запретили вставать с постели, и, делая уроки, Эрик не переставал болтать, надеясь, что рано или поздно на нездорово раскрасневшемся лице брата появится хотя бы слабая улыбка. Про Ирвина Силивана они старались не вспоминать.

Ричард жаловался на больное горло — Эрик приносил из кухни горячий чай и даже рискнул спуститься в подвал за небольшой банкой меда из запасов бабушки. Там царила звонкая, пронзительная и многозначительная тишь, красноречиво говорившая, что ради такого случая обитатели подвала не будут трогать мальчишку, но ему лучше не соваться туда снова. И Эрик не рисковал идти по страшной темной лестнице, а мед оставил на кухне.

В восьмой день месяца Осенней Стужи он сварил бульон из курицы и сжег старую алюминиевую кастрюлю, но, кажется, мать не узнала об этом. Едва ли ей теперь было дело до сыновей — она завела новую семью и совсем забыла о старой. Эрику было горько думать об этом, только меньше всего ему хотелось быть эгоистом и просить утешающих материнских объятий, когда она сама нуждается в любви и защите. Хорошо бы потолковать об этом с Ричардом, но беднягу и без этого лихорадило, лучше немного подождать, зато однажды встретившись с матерью за завтраком, Эрик осторожно спросил, не видела ли она в этом доме чего-то странного.

− Кроме Двойников и твоего тронутого деда? — спросила она, помолчав, искривив тонкие розовые губы в испуганной улыбке. — Ты шутишь?

− Я видел Ирвина Силивана, мам, − ответил Эрик.

Они пили чай в выходной день. Горячий фарфор приятно грел мерзнувшие ладони, во рту таяли хрустящие вафли с мармеладом: наконец-то маму перестало тошнить, и она научила сына готовить. Но даже такой прекрасный и лишенный тревог день события не могли идти лишь так, как угодно одному Эрику.

− Какого еще Ирвина? — Ивонет со стуком поставила чашку на стол, игнорируя изящное блюдце.

− Силивана. Он жил здесь… давно, − Эрику вдруг стало страшно, и он посмотрел в окно, за материнскую спину — там, на фоне низкого серого неба и зловеще черных ветвей деревьев отчетливо показалось лицо. Совершенно белое, без кровинки — оно смотрело на мальчика глубокими провалами черных глаз, и только приглядевшись повнимательнее, он увидел смутно знакомую сеточку морщин.

Лицо принадлежало Луису Силивану — их с Ричардом деду. Но хуже всего было то, что находилось оно на уровне второго этажа, где располагалась гостиная. И едва ли имело смысл рассказывать об этом матери.

− Не понимаю, о чем ты говоришь, − отрезала мама ледяным тоном, в котором, однако, четко звенел испуг.

Десятый день месяца Осенней Стужи выдался теплым и солнечным: наконец-то надоевшие серые тучи расступились, уступая место пусть и холодному, но все же яркому и приветливому свету. Кроме того, Эрик в отсутствие брата наладил дружеские отношения с Беном Смитом — коренастым белокурым мальчиком, который так же, как и он, имел слабость к веселой непринужденной болтовне. Жаль, что Диана Шелтон не пожелала присоединиться к их славной компании, но, как отметил про себя Эрик, не бывает всего и сразу.

После уроков они вприпрыжку выбежали на небольшую асфальтированную площадку перед школой, и Бен с радостной улыбкой посмотрел на небо. Глаза у него светились от восторга.

− Не хочешь прогуляться, Эрик?

− С удовольствием.

Но Эрика обуревали сомнения — в детской особняка его ждал больной и нуждающийся в поддержке Ричард. С другой стороны, если проводить Бена до его дома и вернуться, ничего страшного не произойдет, а брат будет рад, что теперь у них есть компания в классе. Раньше близнецам приходилось держаться особняком. И, окончательно выбросив из памяти дурные мысли, Эрик направился вместе с Беном в сторону незнакомых пока еще улиц. Небольшой западный город приветливо раскинул широкие короткие улочки с магазинами, киосками, старыми домами, некоторые из которых принадлежали реставрации или сносу, Где-то играла веселая музыка, очевидно, владельцы кофеен и пекарен таким образом заманивали людей зайти за покупками.

Только сейчас сообразив, что за минувшие два месяца он забыл о возможности узреть такое великолепие, как причудливая эртвесткая архитектура, Эрик Силиван вертел головой по сторонам, и в какой-то момент забыл о необходимости быстро вернуться домой. Бен, видимо, тоже не торопился — он то заходил в пекарню за коробкой пончиков, которые можно было съесть вместо обеда, то рассказывал веселые анекдоты, так что Ричард в скором времени выскользнул из памяти, как и прошлые, полные страха и тревоги дни. До скорби ли, когда пончик с джемом свежий и вкусный, а солнце ярко светит над головой, прогоняя уныние?

Они дошли до очередной незнакомой мальчику улицы, и тут Эрика осенило.

С Беном Смитом ему не приходилось общаться раньше, но даже при своих невнимательности и легкомыслии он давно отметил, что этот застенчивый прилежный отличник никогда не носил ярко-зеленую куртку и голубые джинсы. Только деловой костюм и темный плащ с капюшоном, спасающий от осеннего холода. А еще − вязаные перчатки, которых на Бене не было.

Эрик остановился, чувствуя, как в его груди колотится перепуганное сердце.

Уловив эту перемену в нем, Бен, идущий чуть впереди, замер тоже, а потом очень медленно, стал поворачиваться к Эрику, и тот обратил внимание, что все прохожие куда-то делись. Улица вмиг стала безлюдной и опасной, утратила былую привлекательность, и чем больше разворачивался к нему Бен, тем жутче становилось. Наконец, Смит повернулся к нему лицом, а затем широко улыбнулся.

Люди не могут так зловеще улыбаться, без усилий растягивая оскаленный рот от уха до уха, будь они хоть трижды безумными. И перед Эриком стоял не человек и, в общем-то, существо, никогда доселе не существовавшее. Румяное лицо Бена стало белоснежным, почти как увиденная недавно за окном физиономия, но ни единой морщины. Немертвый? Двойник? Кто же он?!

− Убирайся, − проскрипело существо странным голосом, похожим одновременно на детский и на старческий. — Беги, мальчик. Не то — переделаю!

«Переделаю».

Просидевший в подвале несколько кватрионов Ирвин Силиван примерно так и говорил им с Ричардом.

Времени на раздумье совсем не оставалось, и Эрик, издав хриплый полу-вскрик, развернулся и бросился прочь, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Страх гнал вперед, как и внезапно поднявшийся ветер. Куда пропала ослепительная яркость солнечных лучей? Неважно! Главная цель мальчика — убраться поскорее с незнакомых улиц в полный черной злобы особняк, а понимание того, что за его пределами теперь тоже опасно, пришло к Эрику только, когда он влетел в негостеприимный старый дом. Сердце отчаянно колотилось, дыхание отзывалось болью, пересохло во рту, и первым делом он закрыл дверь на все замки и щеколды. Затем прошел в пустую грязноватую кухню, рухнул на стул и расплакался, мучимый страхом, болью, горечью и острейшим ощущением несправедливости. Дома никого не было, кроме Ричарда — мама оставила на кухонном столе записку, что уехала в больницу на обследование.

С тяжелым сердцем Эрик вернулся в прихожую, повесил в шкаф куртку и переобулся, а затем поднялся к брату в детскую — тот лежал под одеялом и скучал, с тоской рассматривая белый потолок. Они снова остались одни, и если раньше Эрика радовала эта тесная братская связь, то теперь кое-что вызывало беспокойство. Кто защитит двух детей, один из которых является убийцей? Бабушка Мей умерла, а ведь раньше она так славно поддерживала их! И на глаза немедленно навернулись слезы от этих горьких мыслей.

− Не хнычь, − грубовато сказал Ричард, вертя в руках разноцветный кубик-головоломку. — Лучше расскажи, где пропадал.

− Я гулял, − признался Эрик, и вытащил из портфеля помятый пончик. — Держи, это тебе.

Кивнув, брат принялся жевать угощение, но без особого восторга — наверное, его смутило и огорчило, что Эрик не направился после школы сразу к нему. Поэтому тот поспешил рассказать о случившемся. Бен, прогулка, пончики, страшная улыбка, и долгая беготня до дома. Едва ли чудовище его преследовало, но зачем тому, кто заменил Бена, все это нужно?! Страшные сущности отныне будут преследовать близнецов не только в особняке, но и на улице, может еще и в школе. Неужели их предки настолько провинились?

Ричард вздохнул и посмотрел на брата с тоской и печалью в слезящихся глазах.

− Одного не понимаю, Эрик, − прошелестел он сиплым голосом, − почему вся эта нечисть преследует именно нас? В Фиаламе полно людей дворянской крови, и едва ли кто-то из них видел хоть одну белую морду.

− Откуда ты знаешь? — невесело усмехнулся Эрик.

− Я серьезно! Все это началось с отца, затем — дед, выходит, что мы следующие?

− Кто-то из нас точно. Интересно, кого выберет Ирвин?

− Хватит! — умоляюще попросил Ричард и смахнул слезы с глаз. — Я даже представить не хочу, что случится со мной, если ты вдруг пропадешь.

− Но мы же не всегда будем ходить всюду вместе, и жить в одном доме, − справедливо, как ему показалось, рассудил Эрик.

Брат промолчал и перевернулся на бок, и только сейчас Эрик очень ясно прочувствовал: со временем все будет только хуже. Их предок Ирвин Силиван был преступником и убийцей, он разгневал древних богов и разную жуткую нечисть, а теперь все это идет по пятам за каждым мужчиной из рода. Спасения не будет ни в школе, ни дома, даже если им сбежать прочь из особняка и жить в ночлежке.

Разговаривать об этом хотелось меньше всего, тем более, в скором времени их ожидали другие проблемы.

Вечером вернулась Ивонет и даже поднялась в детскую — она выглядела удрученной, но сдержанно улыбалась сыновьям, когда те поспешили ее обнять. Эрику хотелось верить, что матери стыдно за то, что она их связывала в детской, но вслух свои надежды мальчик не высказывал, а просто слушал ее слова, показавшиеся сейчас тяжелыми и страшными.

− Врач сказал, что я могу потерять ребенка, испытывая постоянный стресс, − сообщила за ужином мать, − а этот дом словно душит меня. Поэтому я уезжаю отсюда.

− Куда?! — воскликнул Ричард, поднимаясь на локтях, и его светлые глаза вмиг наполнились слезами.

− В дом, который достался Искандеру по наследству, − безжалостно ответила Ивонет. — В предместье Веты. Я бы рада остаться с вами, мальчики, но мне нужен покой, и ребенку тоже. Искандер любезно отдал мне ключи и обещал, что скоро его выпишут. Он присмотрит за вами.

Она ничуть не переживала из-за предстоящей разлуки с сыновьями, обрекая их на невыносимое и тягостное прозябание в старом доме. Но так действительно лучше для всех, кто находится рядом с близнецами, им нужно держаться от Эрика с Ричардом подальше! Наверное, покойный Луис Силиван понял это и развелся с бабушкой Мей, а потом уехал подальше от дома, чтобы не причинить ей вред. Возможно, он любил жену и ненавидел всех остальных, включая сына и внуков.

Пятнадцатый день начался с того, что к замку подъехал на своем Фиоре Искандер Мириам, мрачный, притихший и бледный. Подождав, пока соберется Ивонет, он галантно открыл перед ней дверь, положил в багажник чемодан и сумку, и на прощание строго посмотрел на вышедшего на крыльцо Эрика. Того била крупная дрожь от холода, страха, тревоги и боли, он не мог понять, как им с Ричардом повлиять на происходящую ситуацию и защитить себя хотя бы вне дома.

Когда Искандер вернулся, в голову мальчика невольно закралась мысль о том, что это невозможно. В родовом поместье Силиванов наступили темные времена.