Кровные узы (гет)

Резкий звук бьющегося стекла донёсся до Бефаны даже сквозь беруши, и она вздрогнула и приоткрыла глаза. Кромешную темноту разрезала тонкая полоска света, что просачивалась под шёлковую маску для сна снизу, в области носа. Нотт издала вымученный стон и приподняла её на лоб, уже норовя высказать Доминик за шум в столь ранний час, но лишь пронзительно взвизгнула: прямо перед её ещё сонными глазами красовались обнажённые мужские ягодицы. Она вновь подпрыгнула и едва не свалилась с кровати с другой стороны.

— Забини, какого дьявола?! Оденься!

Бефана резко приняла сидячее положение и отвернулась в другую сторону от парня, которого, кажется, ничуть не смущала сложившаяся ситуация. Беруши вывалились из её ушей, что позволило расслышать ответную речь Маркуса:

— Можешь смотреть, я не против, — продолжая разгуливать по комнате в поисках своих вещей, ухмыльнулся он.

Краска прильнула к лицу Нотт, и она нервно одёрнула свою кружевную сорочку и поправила волосы, которые топорщились во все стороны. Осторожно повернулась в сторону Маркуса и с облегчением заметила, что он уже натянул на себя джинсы, и теперь они небрежно висели на тазобедренных косточках, позволяя ещё лучше рассмотреть рельефный пресс. Лицо снова обдало жаром, а в сердце проникло всепоглощающее мерзкое чувство. Зависть. Она всегда завидовала Доминик.

— В следующий раз ведите себя потише, я полночи не спала из-за ваших стонов, — пытаясь замаскировать это, Бефана прикрылась почти искренним недовольством, но Маркуса было не обмануть.

— Не завидуй.

Бефана снова вспыхнула, а полог кровати Доминик с характерным звуком отъехал в сторону, явив её заспанное лицо.

— А можно так не орать с самого утра?

Дверь за Маркусом в этот момент захлопнулась, и Доминик сморщилась, почувствовав, как виски пронзает острая боль. Она вновь приняла лежачее положение, и боль немного отступила, но не прошла окончательно, вызывая в голове воспоминание о бутылке ирландского виски, которую они с Маркусом распили перед тем, как лечь в постель.

Бефана носилась по комнате по какой-то хаотичной траектории и давилась возмущениями о голом Забини, но Доминик не слушала её причитания, занятая мыслями о том, как добраться до будуарного столика в другой части комнаты и запить похмелье животворящим зельем. Топот ног и рокот голоса Нотт стихли сразу после стука двери, отчего девушке вновь пришлось поморщиться, но благословенная тишина, вмиг образовавшаяся в комнате, возместила собой очередной приступ боли. Слушая умиротворяющий шум воды, доносившийся из ванны, Доминик вновь провалилась в беспокойный сон, из которого её вытянула трель будильника. Удручённо рассудив, что для «королевского» внешнего вида более подъём затягивать нельзя, она таки поднялась с постели. Антипохмельное зелье начало действовать в ту минуту, когда Бефана вновь показалась в комнате, замотанная в пушистый белый халат и тюрбан на голове, и новая порция её причитаний пришлась на уже более адекватное состояние Доминик. Однако, истерические нотки в возгласах соседки грозились вновь вернуть её мигрень, и поэтому девушка быстро скрылась в ванной комнате, а когда вышла из неё, Нотт уже самозабвенно наносила слой штукатурки на своё смуглое лицо.

— Я тут подумала… — в перерыве между нанесением тонального крема и припудриванием лица заговорила Бефана. — А что, если мне переспать с Малфоем?

Доминик уже хотела возвести невидимую завесу, чтобы не слушать очередные словоизлияния девушки, но смысл её слов всё-таки достиг сознания. Она минуту сверлила взглядом затылок Нотт, пока та кидала на неё редкие взгляды через зеркало, и, лишь когда Бефана принялась вырисовывать стрелки, опомнилась.

— Этим ты Малфоя точно не удержишь.

— Ну ты же удержала Забини, — послышался чересчур резкий ответ.

Доминик дёрнулась и успела увидеть презрение в её глазах, тотчас сменившееся наивным взглядом, устремлённым на неё в отражении. Живот скрутило в спазме, а тошнота подступила к горлу. Ядовитая правда так и рвалась наружу, выбирая для этого самые разные пути. На языке вертелись тысячи мерзких язвительных ответов, от которых, Доминик была уверена, Нотт тотчас сожмётся в клубок и спрячется в свою нору. Хотелось высказать всё: своё истинное отношение к этой отвратительной слизеринской иерархии, к завистливым подружкам, которые были готовы продать кого угодно за известность, рассказать всю правду об их отношениях с Маркусом, обо всём, что накопилось внутри, но так и не нашло выхода. Но этот порыв прошёл вместе с осознанием того, что Нотт наплевать. Всем наплевать.

Оцепенение спало с Доминик вместе с появлением на её лице фальшивой улыбки.

— Прости, Бефф, но у тебя ещё нет опыта в этом. К тому же Скорпиус — не Маркус, и его мотивы всегда лежат на поверхности. А значит, если бы ты интересовала его — он бы уже проявил себя. Так что лучше забудь о нём, из этого ничего не выйдет.

Она видела, как Бефана с трудом сдерживается, чтобы не зайтись в возмущении: настоящие эмоции выдавала лишь плотно сжатая челюсть и стиснутая в пальцах кисточка для туши.

Стук в дверь прервал напряжённое молчание, и Бефана отмерла, кинув взгляд за спину Доминик.

— Войдите!

Дверь осторожно приоткрылась, и в образовавшуюся щель проскользнула светловолосая девочка в голубом атласном платье. Она замерла, почуяв неладное, и уже поглядывала на выход, намереваясь сбежать, но Доминик обратила на неё взор, и под тяжёлым взглядом Королевы та не посмела шелохнуться.

— Заправь кровать, собери мою сумку и приведи в порядок вещи, которые висят на ручке шкафа, туфли возле входа. Можешь приступать.

Девочка коротко кивнула и ринулась к кровати, а Уизли заняла место Бефаны за будуарным столиком, и та не посмела возразить, несмотря на то, что не докрасила ресницы. В отражении зеркала Доминик следила за неловкими действиями девочки, и каждый её жест вызывал только раздражение вперемешку с досадой, а уж когда та замерла посреди комнаты с глупым выражением лица, не смея заговорить, она не выдержала:

— Какие-то проблемы?

Девочка залилась краской от резкого вопроса и потупила глаза, неуверенно сминая в руках подол платья.

— Я не знаю, какие у вас сегодня предметы.

Доминик кинула на неё тяжёлый взгляд, который затем перевела на Бефану. Та сидела на своей кровати с идеально ровной спиной в ожидании указаний.

— Расписание над письменным столом, чёрная сумка Prada висит рядом с вещами, — раздражённо пояснила Нотт девочке, подчёркнуто закатила глаза, выражая своё недоумение, и пояснила:

— Она первокурсница и не знает всех нюансов.

— Оно и видно.

Доминик закончила макияж и уложила волосы как раз в тот момент, когда девочка закончила собирать сумку и принялась натирать туфли воском. Прежде чем заговорить, она несколько мгновений пристально следила за работой девочки, а затем удовлетворенно кивнула.

— Как тебя зовут?

Девочка резко выпрямилась, отчего её лицо покраснело, и, заикаясь, проговорила:

— Аделаида Бёрк, мисс Доминик.

— Ты хорошенькая, — окидывая её придирчивым взглядом, заключила Доминик. — Когда придёшь в следующий раз, имей в виду, что я пью по утрам карамельный раф с ежевичными круассанами и обезжиренный йогурт. Сегодня, по твоей милости, мне придётся идти на завтрак со всеми.

И отвернулась, потянув руки к вешалке с идеально выглаженным пиджаком и юбкой.

— Прошу прощения. Я не знала. Просто у мисс Забини нет таких требований, а я была только у неё…

— Довольно, — оборвала её Доминик. — Я не требовала оправданий. Если в следующий раз не выполнишь условий, можешь попрощаться со своим местом.

Краем глаза она заметила, как Аделаида побледнела и несколько раз кивнула.

— Можешь идти, — в этот раз благосклонно произнесла Доминик, и девочка исчезла с глаз. — С каждым годом они всё глупее и глупее.

Бефана закивала головой и принялась причитать по поводу того, что они, когда были на первом курсе, относились к своим обязанностям более ответственно, и Доминик отключилась от разговора, вновь уйдя в себя.

Когда она только поступила в Хогвартс и была определена на Слизерин, то столкнулась с рядом проблем, к которым одиннадцатилетняя девочка была совершенно не готова. Испокон веков принимая преимущественно чистокровных волшебников, факультет Слизерин впитал в себя идеалы чистой крови и аристократизма, которые поддерживали и современные школьники. Именно поэтому полукровкам, несмотря на официальный запрет культа чистой крови, были рады далеко не все. Более того: фамилия Уизли, конечно, слыла почётной в Магическом сообществе после войны; однако, среди родственников и детей Пожирателей смерти, которыми являлась подавляющая часть слизеринцев, фамилия эта была подобна позорному клейму, и всякого, кто носил её, приравнивали к низшим слоям общества. Так уж повезло Доминик, что она попала под обе категории и была обречена на статус отверженной — к получившим это звание студентам слизеринцы относились, как к мусору. Однако, ей несказанно повезло.

Порядки и своеобразная иерархия Слизерина заключались в том, что на факультете царил матриархат: девочки управляли своими однокурсниками и принимали все важные решения. Уже много лет из них выделялись несколько тех, кого скромно называли между собой «Королевами» — это были самые видные девушки Слизерина, чей авторитет был безусловным и неограниченным. Со временем это сложилось в традицию: Королевы каждый год выбирали себе протеже, девочек-первокурсниц, которые спустя годы могли занять этот важный пост. Первые несколько лет они, именуемые «пчёлками», выполняли поручения Королев и их фрейлин, девочек, уже переросших первую ступень и показавших себя с наилучшей стороны. Наведение порядка в комнатах, помощь в сборах, мелкие и порой бессмысленные поручения, гнёт стервозных старшекурсниц — всё это нужно было пережить, чтобы пробиться дальше. После третьего курса некоторые из пчёлок становились фрейлинами — личной свитой действующих Королев, которые и сами впоследствии могли претендовать на это место. Королевами стремились стать все.

Но только не Доминик. Её главной задачей было выжить в этом чужом странном обществе, где всё работало совсем не так, как она привыкла. Все кузены, только девочка примерила на себя слизеринский значок, отвернулись от неё, и защиты от нападок однокурсников было ждать не от кого, поэтому она действовала самостоятельно, набивая кучу шишек, пока однажды одна из королев не обратила на неё внимание. Амаранта Булстроуд и Девон Эйвери были главными конкурентками и вели соперничество за главенство на королевском поприще. В ходе избирательной кампании Амаранта приняла в свои ряды полукровку Уизли, которая отличалась красотой и сильным характером; она увидела в ней потенциал и не ошиблась: Доминик стремительно взбиралась вверх по иерархической лесенке слизеринцев, буквально выгрызая себе путь наверх. Булстроуд воспитывала в ней необходимые для Королевы качества, и со временем, гонимая желанием превзойти свою старшую сестру, Доминик стала истинной слизеринкой. С того момента началось её восхождение на королевском поприще.

Дополнив водолазку и короткую юбку объёмным пиджаком, Доминик добавила к образу большие золотые серьги геометрической формы и цепь-браслет. В последний момент собрала идеально прямые волосы в низкий хвост и надела чёрные туфли на высоком каблуке. Закончила образ тёмными очками, что спасали от сентябрьского солнца её чувствительные глаза и заодно скрывали синяки, и окинула свой total black look оценивающим взглядом. Даже во всём чёрном она выглядела ярче остальных девушек Хогвартса.

Пока Бефана распылялась в льстивых комплиментах, Доминик проверила, всё ли собрала Аделаида, и с удивлением обнаружила в сумке блистер таблеток. Минуту изучала его, прикидывая в голове, насколько стрессовым может быть этот день и стоит ли перестраховаться и всё же принять одну, но в итоге заключила, что они были более чем бесполезны; по крайней мере, судя по тому, что психоаналитик и не стала разбираться в причинах её поведения, а значит и выписанные ею лекарства не могли возыметь никакого эффекта. Вытащив блистер из сумки, Доминик швырнула его на будуарный столик и устремилась к выходу, слыша, как позади семенит Бефана. Возле комнаты их уже поджидала Сара и, делясь свежими сплетнями, которые Доминик благополучно пропустила мимо ушей, последовала за своей Королевой в гостиную.

На входе образовалась толпа, протиснуться сквозь которую можно было, лишь прикрикнув, но Доминик была не в силах повышать голос. Спасла Хелена Причард, вторая староста Слизерина: она пыталась отправить всех на завтрак и заодно перекричать не на шутку разбушевавшуюся Лестрейндж, которая и образовала эту пробку.

— Что здесь происходит? — устало спросила Доминик у подбежавшей к ней Деметрии, которая за руку тащила за собой Альбуса.

— Нерисса устроила истерику из-за того, что Том вернулся посреди ночи, — весело прощебетала Деметрия. — Наверное, был с той грязнокровкой Гилл.

Уши резануло непотребное в современном обществе «грязнокровка», но Доминик промолчала, лишь проронив:

— Разберитесь тут.

И протиснулась к выходу из гостиной. Но, только успела выдохнуть, как на неё обрушилась новая порция внимания:

— Мисс Доминик, ваш кофе, круассаны и йогурт!

Девушка с удивлением посмотрела на говорящую и узнала в девочке новую «пчёлку» Аделаиду Бёрк, стоящую подле неё с крафтовым пакетом и подложкой кофе и йогурта, словно домовой эльф на подхвате.

— Прекрасно, — успев подумать, что она далеко пойдёт, Доминик приняла из её рук свой завтрак и устремилась дальше по коридору подземелья.

За спиной привычно стучали каблучки Нотт и Гамп, и этот стук отдавался в голове неприятным шумом, сливаясь с пульсированием крови в висках. А гул холла только усугублял головную боль: с каждым шагом по направлению к Большому залу Доминик понимала, что ещё не готова выдержать громкие разговоры и взгляды сотни студентов. Хотелось скрежетать зубами от того, как ей было невмоготу выдавливать из себя улыбки и говорить заунывное: «Доброе утро! Как ваши дела?». Мысль поразила её в последний момент, и она резко затормозила перед входом в зал.

— Вы завтракайте, а у меня ещё есть одно дело. Увидимся на Заклинаниях, — Доминик развернулась в сторону выхода из замка и поспешила удалиться.

Школьный двор встретил её свежестью и осенней прохладой. Солнце скрылось за сизыми низкими облаками, но Доминик не сняла очки: только они могли скрыть синяки, залёгшие под глазами. Вдохнув утренний воздух полной грудью, она прошла к фонтану, что издавал умиротворяющее журчание, и почувствовала, как боль в висках постепенно отступает. Присев на край, она поставила пакет на колени, а йогурт рядом с собой и с удовольствием отпила из стакана ароматный напиток. На мгновение утро стало даже приятным, и Доминик позволила себе расслабиться и без всяких ужимок откусить от ещё тёплого свежайшего круассана, не боясь, что кто-то осудит её за несоблюдение диеты. Она издала блаженный стон и уже хотела откусить ещё, но заметила на горизонте приближающегося человека.

Мужчина в длинном бежевом пальто двигался в направлении школы, явно следуя из-за ворот. Его тёмно-русые волосы трепал лёгкий ветер, из-под коричневого джемпера виднелся ворот белоснежной рубашки, а о стрелки бежевых брюк можно было порезать пальцы. Коричневые броги нарушали тишину двора, всё приближаясь, и, вглядевшись, Доминик узнала в прибывшем Люпина. Он поправил ремешок кожаного портфеля на плече и, заметив девушку, обогнул фонтан и подошёл к ней под её пристальным взглядом.

— Почему ты не на завтраке? — она не понимала, был ли его вопрос продиктован искренним волнением или банальной вежливостью, но в любом случае не смогла бы сдержаться от ехидства:

— И вам «доброе утро», профессор Люпин! — жизнерадостную улыбку дополнил жест, демонстрирующий её импровизированный завтрак.

— Доброе! — опомнился он и с улыбкой добавил:

— И приятного аппетита!

Вот только аппетит исчезал по мере того, как спина Люпина удалялась всё дальше, оставляя её в одиночестве посреди пустого двора.

* * *

— Мне нужна твоя помощь.

Маркус оторвался от книги и скучающе пожал плечами:

— Прости, но сегодня мне не хочется.

Доминик закатила глаза и вторглась в его убежище: тихий закуток школьного коридора с широким подоконником — идеальное место для интроверта-одиночки, желающего остаться наедине с книгой. Маркус откинулся на каменную стену, грациозно закинув ногу на ногу, и вновь устремил взгляд холодных глаз на разворот толстой книги. Он, под стать Доминик, был весь в чёрном: свободный жакет, тонкая кашемировая водолазка, брюки со стрелками и начищенные до блеска оксфорды — всё это добавляло его отрешённости ещё большей загадочности и аристократичности, а небрежно уложенные волосы и лёгкая щетина — бунтарства.

Она склонилась над ним и выцепила глазами несколько строчек. Кажется, Толстой. Маркус скользил взглядом по странице, не поднимая головы и тщательно игнорируя нависшую над ним девушку, пока та снова не заговорила, предварительно цокнув:

— Речь не о сексе, — она присела рядом. — Мне нужны твои способности зельевара.

Парень медленно оторвал взгляд от книги и перевел его на Доминик. Её решительный настрой с одной стороны удивил Маркуса, а с другой — заинтриговал. Лицо тронула ухмылка, и он кивнул:

— Продолжай.

— Мне нужно, чтобы ты приготовил мне Эйфорийный эликсир, — с готовностью изложила суть своей просьбы Доминик.

Маркус долго вглядывался в лицо девушки, которое постепенно переставало источать столько уверенности и непоколебимой веры в необходимость таких мер. Когда Доминик неуверенно опустила глаза и впилась длинными чёрными ногтями в свои ладони, Забини мрачно хмыкнул и позволил себе взять её ещё холодные после улицы руки в свои, привлекая внимание, пока она вновь не ушла в себя.

— Доминик, с помощью зелья ты со своей проблемой не справишься, — он попытался заглянуть в её глаза, но она слишком низко опустила голову. — Депрессия не лечится увеселительными допингами.

Доминик зло фыркнула и вскинула голову, вперяя в него раздражённый взгляд.

— Плевать! Мне нужно хоть как-то держаться! Сегодня я чуть не сорвалась прямо перед Бефф. Мне нужен Эйфорийный эликсир, чтобы выглядеть так, словно я в полном порядке.

Забини обречённо вздохнул и отпустил её руки, опираясь на холодную каменную стену. Он обратил взор на унылый пейзаж за окном и отрешённо процитировал:

— Источник блаженства не вне, а внутри нас*, — кинул ещё один тяжёлый взгляд на девушку и вновь вздохнул:

— Нужно не делать вид, а быть в порядке. Лучше бы ты принимала те таблетки, которые выписал психоаналитик.

— Да принимала я их! Только толку никакого! — снова вскинулась девушка.

— По рецепту, а не от случая к случаю.

Доминик резко отстранилась от парня, раздражённо фыркнув на его нравоучительный тон:

— Перестань занудствовать! Напоминаешь мне мою кузину Розу!

Маркус усмехнулся и, отложив книгу на колени, скрестил перед собой руки.

— Розу, говоришь, — словно пробуя это имя на вкус, протянул он, внимательно следя за реакцией Доминик.

Она не заставила себя ждать. Вмиг её глаза настороженно сузились, а губы искривились, и девушка едва ли не прошипела:

— Даже не смотри в её сторону.

Забини растянул губы в довольной усмешке и, засунув томик в кожаный портфель, поднялся с подоконника, на ходу роняя:

— Я подумаю.

— Лучше подумай над моей просьбой! — следуя за Маркусом, напомнила Доминик, и вместе они вышли в кишащий учениками коридор.

Слизеринская Королева всегда привлекала взгляды окружающих, а в сопровождении своего Короля, который пугал и одновременно завораживал своей отстранённостью и загадочностью, молва и вовсе вмиг разлеталась в самые укромные уголки Хогвартса, будучи несколько раз исказившейся в подробностях. Большая часть студентов восхищалась идеальной внешностью и врождённым чувством стиля слизеринской элиты и пыталась копировать их образы. Некоторые мечтали лишь об их падении, строя теории заговора и прогнозы на то, сколько ещё продлятся эти отношения. Третьи, объединившие в себе первые две категории, судачили на каждом углу об очередном их появлении «в свете».

Доминик знала, что уже к вечеру по Хогвартсу будет гулять молва о том, что Король и Королева перед первым уроком уединились в тихом закоулке коридора, а далее можно было лишь гадать, куда заведёт студентов их бурная фантазия. Эта была ещё одна плата за популярность и статус.

Но как же Доминик не выносила ни эти восхищённо-завистливые взгляды, ни сплетни, ни свою чёртову маску, которую она надевала каждое утро перед тем, как заставить себя переступить порог своего укромного уголка. А под маской Королевы скрывалась совсем другая Доминик Уизли: угнетённая, подавленная, просто разбитая маленькая девочка, находящаяся в постоянной прострации и шагающая на границе глубокой депрессии и невроза. Апатию она скрывала за холодностью и высокомерием, но иногда играть эту роль было невыносимо сложно. Антидепрессанты давно не помогали, Эйфорийный эликсир хоть и дарил заряд бодрости и позитива, не действовал долго, а с наркотическими веществами Доминик связываться зареклась — она не хотела повторять историю с передозировкой амфетамином, на который её подсадил её первый парень на пятом курсе. И это вгоняло в депрессию ещё больше.

Толпа студентов перед кабинетом Заклинаний поредела, и в образовавшемся проходе Доминик увидела шагающую к ним Локонс, которая как всегда была одета с иголочки. Череда учеников хлынула в открытую дверь, и на входе она заметила Джеймса. Он на мгновение замялся в нерешительности и в последний момент сделал несколько шагов назад, пропуская перед собой Серену Малфой. Та кинула на него беглый взгляд, выдавив слабую благодарную улыбку, и прошмыгнула внутрь. Ещё пару мгновений Джеймс с отсутствующим выражением лица смотрел на место, где секунду назад прошла Малфой, и тенью вплыл следом за ней.

— Ты же не против того, что Малфой устроил диверсию против твоего кузена?

Доминик почувствовала дыхание Маркуса у себя на шее, и кожа на руках покрылась мурашками от лёгкой щекотки. Она медленно обернулась к нему, успев нацепить на лицо ещё одну маску, и безразлично пожала плечами:

— Мне плевать.

— А обманывать ты так и не научилась.

Он расслабленной походкой зашёл в кабинет, оставив её в опустевшем коридоре один на один с мыслью о том, что Маркуса Забини обмануть не так просто, как остальных.

Перед следующим уроком Доминик пришлось сделать целый круг по внутреннему дворику Хогвартса, чтобы, с одной стороны, побыть в одиночестве, а с другой — проветрить голову и настроиться на присутствие Люпина в нескольких метрах от себя в течение двух часов. А как только она переступила порог кабинета, пожалела-таки, что выкинула блистер таблеток из сумки.

Люпин сидел за своим столом, а за партой напротив, перекинувшись через неё всем телом, весело щебетала Диана Принц. Её золотистые локоны поблескивали в свете лампы, певучий голосок разрезал гомон занявших свои места студентов, а декольте на блузке так и норовило распахнуться. Тошнота пришла с осознанием того, что, застыв в проходе, она выглядела более чем странно. Отмерев, она постаралась подавить подкатывающий к горлу ком и застучала каблуками по пути к парте. Люпин оторвал взгляд от Дианы и внимательно проследил за тем, как Доминик заняла место и приторно улыбнулась емуему, но, когда к ней обернулась Принц и одарила снисходительным взглядом, не смогла изобразить на лице ни капли приветливости.

— Люси и Эван прекрасно справляются с обязанностями старост. Не зря я тренировала их весь прошлый год, — захихикала Диана, вновь обращаясь к Люпину. — Я думаю, в этом году Хаффлпафф точно сможет занять первое место и получить Кубок школы, раз гриффиндорцы и слизеринцы уже фактически выбыли из соревнования. А Равенкло мы обойдём в два счёта.

— Диана, ты староста школы и не должна так рассуждать, — мягко одёрнул её профессор.

— Лисандер тоже староста школы, и, я уверена, мечтает о победе Равенкло не меньше, чем я о нашей. А я, в первую очередь, — хаффлпаффка. И, кстати, горжусь этим.

Доминик фыркнула и закатила глаза, пока Диана продолжала подлизываться, восхваляя свой факультет и заодно себя. Ведь Диана Принц — всеми любимая, умная, правильная Диана Принц — теперь полноправно захватила власть во всём Хогвартсе и упивалась ею. Её взгляд словно преследовал Доминик по всей школе и твердил: «Я всегда буду на голову выше тебя». Она видела в ней свою совершенную сестру и ненавидела не меньше.

Первый раз пути Доминик и Дианы пересеклись ещё на пятом курсе, когда первая была фрейлиной с претензией на слизеринский трон, а вторая — хаффлпаффской старостой и председателем полит-клуба. Тогда ещё Доминик к чему-то стремилась, и её главной целью являлся статус, который она хотела получить, пройдя по головам уже имеющихся Королев. Благо, конкуренток у неё было мало, они были слабы и явно проигрывали на её фоне, но перепрыгнуть через слизеринские традиции, свергнув их, никто бы ей не позволил — это грозило новым падением в категорию отверженных. И Доминик решила пойти по другому пути, куда более сложному и одновременно с этим грандиозному, ведь раньше никто не решался на такой шаг. Она решила посягнуть не на слизеринский трон, а на трон Хогвартса. Самым сложным было попасть в школьный совет, но силами Эреба Флинта, её первого парня, который в тот момент являлся капитаном слизеринской сборной и входил в этот самый совет, решающий важные аспекты студенческой жизни, это оказалось возможным. Уговорить их устроить выборы Королевы Хогвартса не составило труда: все восприняли эту идею благосклонно и посчитали современной и отвечающей идее постепенного сближения с культурой маглов. Вот только изначальное везение обернулось полным провалом, когда студенты предпочли стервозной слизеринке милую хаффлпаффку, которая славилась своей добродетелью. А последующий разрыв с Эребом, который променял её на новую хогвартскую Королеву, и передозировка вследствие стресса окончательно выбили почву из-под ног Доминик.

И даже несмотря на то, что через год после своего провала она таки выиграла выборы и официально стала Королевой Хогвартса и — впервые за историю — единственной Королевой Слизерина, Диана была на два шага впереди и в этом году стала старостой школы, чей авторитет был куда выше пресловутого титула. Это давило на её и без того ослабленную психику наравне с пренебрежением родственников, убитой самооценкой из-за превосходства над ней Виктуар, первой неразделённой любовью к мальчику, который предпочёл её сестру, слухов и пересудов о стервозности, пороках, передозировке — и вылилось в депрессию, которая добила девушку. Внутри разверзлась пропасть, которую нельзя было заполнить ни дорогими вещами, ни новым парнем, ни даже таким желанным статусом — чувства словно кончились, оставив на своём месте пустоту.

А маска Королевы намертво приклеилась к лицу.

— Мисс Уизли, можно вас отвлечь?

Доминик встрепенулась, и её взгляд упал прямиком на Люпина: тот остановился возле её парты, внимательно глядя сверху вниз, и укоризненно свёл брови к переносице.

— Можно, профессор Люпин, — язвительная улыбка появилась сама собой.

В кабинете послышались тихие смешки, и молодой профессор нахмурился ещё больше.

— Вы о чём-то задумались или считаете, что вам позволено не вести конспект, как всем остальным?

Она окинула беглым взглядом однокурсников и заметила на столах раскрытые тетради, а в руках — перья и ручки. Её учебные принадлежности так и остались в миниатюрной сумочке именитого дизайнера, что лежала на соседнем стуле, но Доминик это не смутило. Она посмотрела на Люпина со своего места и вздёрнула брови, наигранно милым голосом поинтересовавшись:

— А я пропустила что-то интересное?

Стоило отдать ему должное: он отреагировал поразительно спокойно. Сцепив руки у себя за спиной, он двинулся дальше по проходу между партами и строго обронил:

— На следующем занятии ваш конспект должен лежать у меня на столе для проверки.

— Будет сделано, профессор!

Она не знала, зачем делала это. Хотела подчеркнуть славу, что гуляла за ней по Хогвартсу? Стремилась показать, насколько ей наплевать на него? Привлечь внимание? Доказать ему хоть что-то? Наверное, это всё, что у неё осталось. Слабая искорка в самой глубине сердца, доказывающая, что когда-то она могла любить. Возможно, из-за того, что в ней ещё оставалось хоть что-то живое, она так цеплялась за это чувство, пусть оно по-прежнему отзывалось глухой болью в груди.

Едва звонок начал свою долгожданную трель, Доминик вскочила с места и подхватила сумку, из которой так ничего и не достала, подчёркнуто игнорируя продолжительные взгляды своего профессора.

— Мисс Уизли, прошу вас задержаться.

Доминик остановилась на полпути к выходу и закатила глаза, готовя себя к очередной нудной лекции. Пока студенты собирались и покидали кабинет, она вернулась на своё место и упала на стул, всем видом показывая своё пренебрежение. Выхватив насмешливый взгляд Маркуса, девушка вновь закатила глаза и заметила, как, проходя мимо, Диана окидывает её уничижительным взглядом. Подавив желание поставить ей подножку, Доминик посмотрела на Люпина: он неторопливо сложил кипу листов с конспектом в свой портфель, стёр с доски тему урока, которую Доминик даже не прочла, и обратил взор на неё. На несколько минут в кабинете воцарилась тишина, прерываемая лишь шумом голосов, доносившихся из-за двери.

— Почему ты так себя ведёшь? — наконец заговорил он, делая шаг навстречу.

— Как «так»? — с притворным любопытством поинтересовалась девушка, подавшись вперёд.

Ответом было молчание.

— Ты хотел сказать, как сука? — так и не дождавшись ответа, вновь подала голос Доминик.

— Подбирай выражения!

Суровый взгляд Люпина тут же сменился на жалостливый, и она прокляла всех, в том числе его, за то, что, как бы она ни старалась скрывать это, всё равно выглядела жалкой. К горлу подкатил ком.

Люпин тяжело вздохнул и подошёл к Доминик, садясь на стул перед её партой и разворачиваясь к ней лицом.

— Я понимаю, что ты должна поддерживать свою репутацию, ты ведь слизеринка, Королева…

Доминик засмеялась, даже не прикрываясь лживой маской.

— Ничего ты не понимаешь.

И никогда не понимал.

— Возможно, не всё, но я не слепой. Я вижу многое, — упорно гнул свою линию Люпин, и Доминик понимала, что потихоньку сдаётся на его милость.

Внутри что-то непривычно зашевелилось. Надежда, — поняла она. Она надеялась, что хоть кто-то — он — поймёт её и поможет. Дыхание перехватило от заполнившего чувства, и на выдохе она спросила:

— Например?

Он должен, просто обязан сказать что-то, что ей поможет.

— Как ты притворяешься, стараешься, врёшь и скрываешь правду от всех.

Сердце колотилось быстрее с каждым сказанным словом. Неужели он всё видел? Неужели мог помочь? И в то же время смутная тревога осела где-то на периферии сознания. О какой правде он говорил?

— О какой правде ты говоришь? — произнесла она на автомате.

Люпин внимательно заглянул в её глаза, и Доминик почувствовала, что он словно заглядывает ей в душу.

— Ты хочешь превзойти Вик, я ведь прав? — вопросительно утверждал он.

И теплящаяся в сознании надежда вмиг померкла. Он не понимал ничего. Маска завесой упала на лицо, а сарказм обдал ядом:

— Зачем мне превосходить её, если я лучше?

Тедди — когда-то она могла называть его так — тяжело прикрыл глаза и шумно выдохнул. А когда вновь посмотрел на Доминик, взгляд уже не выражал ни жалости, ни капли тепла. И внутренности скрутило узлом, когда он, стараясь звучать мягко, говорил то, что всегда причиняло только боль:

— Доминик, ты ведь понимаешь, что вы с Виктуар совершенно разные, и нет смысла стараться следовать её пути? Она родилась такой и никогда не прикладывала никаких усилий для того, чтобы стать популярной. А ты другая. Хуже или лучше — не имеет значения, просто другая. И тебе это не нужно. Ты ведь понимаешь, что не станешь такой же?

С каждым словом злость — единственное, что в ней оставалось — становилась сильнее, укрепляя свои права на владение её сознанием. Надежда осыпалась прахом. И слабый огонёк погас, оставив внутри кромешную тьму. И она рвалась наружу.

— Конечно, я не смогу сравниться с идеальной Виктуар Уизли! Она ведь такая совершенная, что всё меркнет перед её несравненным ликом! Умная, красивая, всеми любимая — как с ней может соперничать жалкая Доминик, гадкий утёнок в семье, не имеющая ни талантов, ни лёгкого покладистого нрава?! Ведь проще любить ходячую куклу, чем человека? — она облачала свою боль в слова, пока не осталась одна обида и желание сделать так же больно. — Только вот почему ты расстался с ней, раз она такая идеальная?

— Речь не об этом, — процедил Люпин, но Доминик было не остановить:

— Нет, серьёзно, что такого она могла сделать? Показала настоящее лицо? Поняла, что школьный преподаватель не достоин всемирно известной модели? Изменила тебе? Скажи, из-за чего вы расстались?!

— Не нужно стараться искать плохое в людях, чтобы оправдать свои пороки. Лучше начать с себя.

Ей казалось, что он заглядывает в её душу. А оказалось — плюёт.

— Да пошёл ты нахер, Люпин!

Доминик осознала свои слова, только когда дверь за ней с грохотом захлопнулась, заставив первокурсников, стоящих неподалёку, от страха подпрыгнуть и с недоумением наблюдать, как она неровным шагом проходит мимо. Стук каблуков вторил последним отголоскам чувств в её опустевшем сердце.

* * *

Кольца сизого дыма послушно устремлялись ввысь, сдуваемые далее потоками холодного осеннего ветра и распространяя по площадке Астрономической башни горьковатый запах табака. Тусклые лучи солнца, рассеянные густыми тёмными облаками, кидали блики на лицо Нериссы, пока она с наслаждением делала новую затяжку, томно прикрывая глаза. Маркус завороженно следил за её действиями, когда девушка вновь посмотрела на него, протянув наполовину скуренную сигарету.

— Будешь?

Забини без колебаний потянулся к ней и, получив долгожданную порцию никотина, между делом заметил:

— Утром оставил свои в комнате Доминик вместе с курткой.

— Она всё так же бесится?

— Для вида.

На несколько минут над Хогвартсом повисло молчание, прерываемое лишь редким криком птиц и шумом ветра. Маркус поплотнее запахнул на себе пиджак и передал сигарету обратно Нериссе. После нескольких затяжек она щелчком пальцев отправила окурок в пропасть на десяток этажей вниз, но ветер подхватил его и понёс в сторону Чёрного озера, что грозно извергало на берег беспокойные волны.

— Вот лето и кончилось, — безрадостно хмыкнула Нерисса, глядя в пустоту темнеющего неба.

— Навсегда ничего не бывает*, — на автомате произнёс Маркус и мельком взглянул на хмурое лицо девушки. — Что с Томом?

— Живёт, учится, завтракает, ужинает... Или ты о чём-то конкретном? — она окинула Забини мимолётным взглядом и вновь устремила его вдаль.

— Очень познавательно, — хмыкнул парень. — Но эта была попытка вывести тебя на разговор о сегодняшнем инциденте.

Лестрейндж зашлась в хрипловатом смехе и в этот раз развернулась к собеседнику всем корпусом, вперив в него внимательный и чуть ехидный взгляд.

— Нет, я не собираюсь откровенничать с тобой о моих взаимоотношениях с Томом, даже не надейся. Зная тебя, ты подведёшь всё к тому, что я просто обязана переспать с тобой, чтобы насолить ему, или чтобы забыть про него, или что там ещё творится в твоей извращённой фантазии? — она коротко усмехнулась.

— Прости, дорогая, но у меня новый проект.

Глаза Нериссы зажглись интересом, и это не осталось без внимания Маркуса, вызывая довольную усмешку.

— И кто эта несчастная?

— Роза Уизли. Гриффиндор, шестой курс, клуб Слизней, десять "П" за СОВ в прошлом году.

Лестрейндж присвистнула, но тут же опомнилась:

— Кузина Доминик?

— Одна из. Раньше нигде не мелькала, но в этом году внезапно выплыла из тени. Любопытно, — словно оправдываясь, добавил Маркус.

— И ты считаешь, что она возьмёт и раздвинет перед тобой ноги, когда ты встречаешься с её сестрицей? — скептично изогнула бровь Нерисса.

Маркус поморщился от её пространных обсценизмов и снисходительно поправил:

— Почему сразу раздвинет ноги? Всё куда более глубоко. А их отношения едва ли можно назвать тёплыми, так что это не должно стать проблемой.

— Считаешь целесообразным ввязываться в семейные распри? — не сдавалась Лестрейндж.

— Ещё немного, и я решу, что ты ревнуешь.

Нерисса громко рассмеялась и без всякого жеманства хлопнула его по плечу.

— А ты шутник, Забини! Я и не догадывалась.

— Чувство юмора мне передалось от тебя.

Приглушённый смех эхом отскочил от сводчатого потолка и растворился на высоте Астрономической башни. И как бы естественно ни выглядели их улыбающиеся лица, на дне глаз плескалось хорошо скрытое отчаяние, приправленное гордостью, высокомерием и щепоткой сарказма. Истерические нотки в смехе Нериссы послышались ровно в тот момент, когда Маркус в полной мере осознал, какой он на самом деле подонок.

— Том был с ней здесь этой ночью. С Гилл, — прошептала Лестрейндж, на секунду опустив эту маску и показывая свои настоящие чувства.

— Мудак. Забудь уже о нём.

— Расстанься с Доминик, прежде чем приступить к её кузине, — послышался ответный совет.

Какое-то время Маркус молча смотрел вдаль, наблюдая, как солнце медленно выплывает из-за облаков и клонится к закату.

— Я не хочу оставлять её одну, — признался он. — Но и притворяться на публике парой мне опротивело. Это стало слишком скучно, а я не терплю скуки, и поэтому каждый раз ищу что-то новое, необычное, захватывающее, то, что зацепит и либо возвысит до небес, либо убьёт вовсе. Я делаю это, чтобы внутри, в этой кромешной темноте, хоть на миг зажёгся огонь. А там только мрак, понимаешь? И я не стараюсь с этим бороться. Потому что это моя ублюдская суть, впитанная с молоком матери, взращённая наставлениями отца, продиктованная устоями нашего прогнившего общества. Может, я и сам прогнил?

Нерисса внимательно смотрела на его профиль, впитывая каждое слово, и лишь произнесла:

— У всех есть свои демоны. А бороться с ними или же поддаться их зову — выбор у каждого свой.

Она вытащила из кармана кожаной куртки пачку и, подкурив сигарету палочкой, втянула в себя порцию яда и предложила Маркусу то же. Они раскурили сигарету на двоих и пообещали, что забудут об этом разговоре и больше не будут так откровенничать друг с другом.

— Кстати, у меня есть неплохой способ избавиться от скуки, — когда они уже собирались покинуть башню, подала голос Нерисса.

— Я весь внимание.

— Как насчёт пари?

Маркус замер на ступень ниже девушки и резко обернулся к ней. Теперь их лица были на одном уровне.

— Я исполню твоё самое сокровенное желание, если ты таки сумеешь развести на постель эту скромницу Розу.

Её хитрые глаза заблестели, она закусила нижнюю губу, и Маркус не мог избавиться от соблазна. Однако, вопросы оставались.

— Что значит «если»? И о каком желании идёт речь?

— Ты уже год ходишь вокруг да около, пытаясь затащить меня в койку. Если выполнишь условие — получишь то, что хочешь.

Он согласился уже тогда, когда услышал интригующее слово «пари», но хотел растянуть удовольствие своего триумфа и получить больше. Он привык играть ва-банк.

— Но это будет лёгкая победа, а такая мне не нужна, — он внимательно наблюдал за тем, как медленно сужаются её глаза в немом вопросе. — Ты тоже выполнишь одно условие: если сумеешь-таки заполучить Тома — я навсегда оставлю тебя в покое. Но если нет — будешь моей.

— Идёт, — Лестрейндж с готовностью пожала его руку.

— А ты весьма оптимистична.

— Как и ты.

На этом они расстались, разойдясь в разные стороны.

Прежде чем отправиться на восьмой этаж, Маркус заглянул в библиотеку, прогулялся по внутреннему дворику Хогвартса и успел вернуться в гостиную Слизерина, где в своей комнате оставил взятый учебник расширенного курса по Зельеварению. Возле камина, собрав вокруг себя кучку слизеринцев, сидел Малфой и что-то увлечённо рассказывал, делая пометки на листе пергамента. Поборов любопытство, Забини всё же покинул гостиную и начал восхождение наверх.

Пари, предложенное Нериссой, не давало ему покоя. Он хотел выиграть и был уверен в своей победе, но столь же уверенная в своём успехе Лестрейндж не выходила из его головы. Она была хитра и могла пойти на что угодно, чтобы выиграть, а это грозило вставить палки в колёса и помешать достижению его цели. Всё вело к тому, что начать следовало незамедлительно.

И, хотя Маркус не привык действовать опрометчиво, внезапное появление на горизонте Розы Уизли почти кричало о том, что ему представился идеальный шанс.

Цокот её каблучков эхом раздавался по пустому коридору. Она стремительно двигалась ему навстречу, погружённая в свои мысли, и, кажется, не замечала ничего вокруг. Взгляд Маркуса успел выхватить ее стройные ноги, короткую летящую юбку, вязаный джемпер, рыжие локоны, собранные спереди ободком косы и составил беглый план того, как обернуть их внезапную встречу себе на пользу. Пользуясь тем, что девушка смотрела лишь себе под ноги, Забини высчитал траекторию её движения и шагнул чуть правее. Стоило расстоянию между ними сократиться до минимума, он слегка дёрнул плечом как раз в тот момент, когда в миллиметрах от него проходила Роза. Она возмущённо вскинула голову и скользнула неприязненным взглядом по его лицу: оно выражало напускные неловкость и смущение. Но только он хотел зайтись в извинениях, девушка резко отвернула от него лицо и помчалась дальше, как будто ничего не произошло.

Он обескураженно смотрел ей вслед, пока в голове не созрел новый план. Усмехнувшись как можно громче, Маркус чётко произнес:

— Ты спутала мне все карты, Роза Уизли.

Он был почти уверен, что она отреагирует. И был прав.

Её шаг замедлился, а затем Роза и вовсе остановилась. Медленно развернулась к нему, выгнув в недоумении бровь.

— Что, прости?

Маркус ухмыльнулся шире и медленно, чтобы не спугнуть её, двинулся навстречу, на ходу объясняя:

— План был таков, что я случайно задену тебя плечом, ты возмутишься, и у нас завяжется непринуждённая беседа, вследствие которой мы узнаем друг друга ближе.

Он остановился точно напротив, внимательно следя за реакцией Розы. Он точно видел, как она нервничает, теребя ремешок висящей на плече сумки, как бегает из стороны в сторону её взгляд, как приоткрывается её ротик в немом вопросе. Но за долю секунды смятение исчезло. Девушка вздёрнула голову и посмотрела прямо в его прозрачные глаза, самодовольно усмехнувшись.

— Наверное, ты хотел сказать, что ты принесёшь мне свои извинения за толчок и мы разойдёмся, как будто этого инцидента и не было?

Маркус хотел аплодировать тому, с какой ловкостью она выпуталась из щекотливой ситуации, а резкая смена её настроя удивила и заинтриговала больше.

— К слову говоря: ты первая толкнула меня, — удачно вспомнил он, найдя новую тему для беседы. — Тогда, на перроне, когда спешила занять карету. Между прочим, я едва не потерял равновесие от твоего выпада.

— Значит, мы квиты. И этот разговор не имеет смысла, — словно приклеенная к лицу натянутая улыбка могла обмануть кого угодно, но не Забини. Он точно видел её попытки казаться раскованной и дерзкой, но закрытая поза твердила обратное, а паника в глубине зелёных глаз — и вовсе желание поскорее сбежать.

Роза окинула его ещё одним надменным взглядом и уже хотела ретироваться, но Маркус не позволил. Он нарочито тяжело вздохнул:

— Ты снова спутала мне все карты.

— Привыкай, — отозвалась девушка, уже устремляясь дальше по коридору.

— А ты не такая скромница, как я думал.

И она опять остановилась. Развернулась к нему вполоборота, кинула опасливый взгляд, и на лице вновь появилось самодовольство.

— Почему ты вообще обо мне думал?

Маркус сделал пару шагов вперёд, но не так, чтобы вновь спугнуть её. Он сознательно понизил голос до полушёпота и почти с придыханием начал спектакль:

— Когда я увидел тебя тогда на перроне, не мог ни о чём думать, кроме как о тебе. Ты затуманила мне разум, и я искал тебя повсюду. А ваша стычка с Доминик позволила мне наконец увидеть тебя снова. Я благодарен судьбе за тот случай.

Роза замерла, затаив дыхание, и недоумённо глядела на Забини во все глаза, и он уже было засомневался в своём выборе, посчитав её наивной простушкой. Однако игра была не окончена.

— Это была шутка, — после небольшой паузы добавил он, следя за тем, как удивлённое лицо девушки вытягивается ещё сильнее.

Пару мгновений эмоции одна за другой сменялись на нём, но после Роза усмехнулась, вскинула тонкие брови и, Маркус мог поклясться, с превосходством воззрилась на него. Её звонкий голос разнёсся по пустому коридору:

— Слава Мерлину! А то я решила, что ты какой-то больной извращенец-маньяк, который теперь будет преследовать меня повсюду.

Ухмылка Маркуса непроизвольно расширилась. Ему нравилось, как дрожал её голос, то понижаясь до шёпота, то срываясь почти до хрипоты, как её пухлые губы то растягивались в усмешке, то приоткрывались от удивления, как тысячи эмоций сменялись на лице, пока не найдётся та самая, верная, по её мнению, которая покажет, что ей всё нипочём. Это казалось ему невероятно притягательным и в то же время забавным, и он облачил это в слова:

— А ты смешная.

— А ты смешон! — в ту же секунду послышался её искромётный ответ.

Она резко развернулась и, громко стуча каблуками по каменному полу, поспешила удалиться.

— Ещё увидимся, Роза Уизли! — прилетело ей вдогонку.

— Не рассчитывай на это! — послышался слегка дрожащий голос девушки.

— Хогвартс не такой большой.

— А я спрячусь от тебя на самой высокой башне! — звонко отозвалась она.

— Именно её я и собирался обыскать первой, — негромко, но так, чтобы Роза услышала, произнёс Маркус и остался стоять на месте, наблюдая за тем, как она убегает прочь.

Он ещё долго изучал глубину пустого хогвартского коридора, анализируя их разговор, прокручивая в памяти её облик, дрожащий голос, взгляд, полный смятения. И улыбка от каждого возникшего в голове образа становилась всё шире. Как ни крути, Роза Уизли оказалась куда более примечательной, чем он подозревал.

Удерживая эти образы в памяти, он поднялся на восьмой этаж. Комната-по-желанию встретила его привычной полутьмой и ароматом дорогого табака, краски и — неожиданно — роз. В самом центре расположился чёрный лакированный рояль, на крышке которого стоял букет алых цветов. В камине глухо потрескивали поленья, а языки пламени бросали тёплые отблески на обитую бархатом тахту, стеклянный столик возле неё и возвышающийся над ними мольберт.

* * *

Холодные струи стекали по лицу и обнажённым плечам, вызывая дрожь в замёрзшем напряжённом теле. Доминик сидела в ванне, низко опустив голову, и отрешённо наблюдала, как воду маленьким водоворотом засасывает в слив. Прикинув, смогла бы она раствориться, превратившись в жидкость, и уплыть следом, туда, откуда нет возврата: мерно покачиваться на волнах в водах Чёрного озера, не имея забот и проблем, просто существовать, — она всхлипнула, но слёз не было.

Их не было уже давно, они словно закончились вместе с чувствами и последней искоркой надежды. Иногда, стоя утром под душем и чувствуя, как по лицу стекают струи воды, Доминик представляла, что плачет. Возможно, позволь она себе это, внутри бы что-то перевернулось и с щелчком встало на место. Но внутренний барьер не позволял ей эту слабость, ведь за каждым шагом девушки следили, и показаться в их глазах слабачкой было для неё непозволительной роскошью. Её бы растоптали в ту же секунду.

Доминик подняла голову и подставила лицо под душ — её тут же обдало холодом, а дыхание перехватило. Она задышала чаще и глубже, а сознание пронзила страшная мысль: её страдания закончатся, если она перестанет дышать вовсе? Словно решив проверить дурацкую теорию здесь же, Доминик задержала дыхание, но уже через полсекунды лёгкие пронзила боль, и она сдалась, вдохнув полной грудью. Горло неприятно саднило, и девушка потянулась к бокалу, стоявшему на краю ванны. Неловкий взмах руки — и кафель ванной комнаты засыпало осколками, а остатки вина разлились по полу. Раздражение пришло на смену суицидальным мыслям, и Доминик решила, что отчаялась не настолько, чтобы заканчивать свою жалкую жизнь. Она вылезла из ванны и, бездумно наблюдая за разбившимся бокалом и растекающейся по полу лужицей, просидела на её краю ещё несколько минут. Нашла в себе силы подняться и, пока шла за полотенцем, проткнула ногу осколком, уткнулась лбом в холодную стену и позволила себе простоять так до тех пор, пока в дверь не начала долбиться Бефана.

— Да неужели! Я уже решила, что ты утонула там! — едва Доминик переступила порог комнаты, взвизгнула Нотт и тут же скрылась в ванной.

Её трясло. От холода или от новой порции гнетущих мыслей о суициде — она не знала, но поплотнее закуталась в шёлковый халат, который каждым прикосновением лишь вызывал новую порцию мурашек и дрожи.

Теперь, когда вода уже не уносила с собой все внутренние переживания, слова Люпина снова вспыли в памяти, полоснув строго по сердцу. Новый всхлип так же не вызвал слёз. Трясти начало сильнее.

Мысли пугали всё больше, и Доминик не выдержала. Содрогаясь всем телом, она преодолела расстояние до будуарного столика и, подойдя к нему, вздрогнула от своего отражения. Влажные от воды волосы завитками прилипли ко лбу, тушь размазалась под глазами, как и красная помада на губах. Бледное лицо, потухший взгляд, трясущиеся руки, подхватившие блистер с таблетками — это был её страшный кошмар, но Доминик с готовностью проглотила сразу три, лишь бы эти мысли, пронзающие голову, больше не возвращались.

Продолжая трястись, она стёрла размазанную косметику с лица и принялась потрошить шкаф в поисках тёплой одежды. Натянув на себя чёрный спортивный костюм, вытащила грубые ботинки и, прежде чем покинуть комнату, схватила со спинки стула косуху Маркуса, которую тот оставил здесь утром. Закрыв лицо капюшоном, она невидимкой двигалась среди сумрачных хогвартских коридоров, поднимаясь вверх. Площадка Астрономической башни встретила её порывом ветра, но Доминик это не остановило. Она подошла к самому краю и облокотилась на металлические поручни, взглянув в тёмную бездну, что разверзнулась внизу. Благо свежий воздух — или же действие таблеток — притупили непрошенные мысли, и, отойдя от края, девушка упала на пол, откинувшись на холодный камень стены. Глубоко вздохнула. Дрожь прошла, и в голове стало на удивление пусто. Возможно, так и должны были действовать эти таблетки? Забирать с собой все причины уныния, тем самым подавляя депрессию, ведь если мозг считает, что никаких проблем нет — их и вправду нет. Глупо, но зато логично.

Единственным, что сейчас занимало Доминик, был пронизывающий до костей холод, который пробирался даже сквозь кожу куртки и флисовые худи и штаны. В попытках согреть руки девушка засунула их в карманы и в одном из них нащупала что-то прямоугольное. Вытащила на свет пачку сигарет и долго пристально изучала её, пока мозг сам не дал задачу поджечь одну из них палочкой и закурить. Сделав слишком глубокую затяжку, она с непривычки закашлялась и сморщилась от мерзкого ощущения, осевшего в горле.

Она невесело ухмыльнулась, отчётливо представляя, какой жалкой выглядит, сидя здесь в одиночестве. А ведь не такой она хотела стать ещё два года назад.

— Каково это — сидеть здесь в одиночестве, когда ты являешься Королевой школы?

Доминик вздрогнула и порывисто обернулась на голос, что так точно воспроизвёл её собственные мысли. У винтовой лестницы — единственного входа на площадку — застыла невысокая девушка с растрёпанными тёмными волосами, которые почти сливались с её объёмной кожаной курткой. Она облокотилась на перила и сверлила Доминик безучастным взглядом, словно не она только что сама задала вопрос о том, каково это.

— Паршиво, если честно, — не подумав, ответила Доминик и тут же прикусила язык, когда её неожиданная собеседница ухмыльнулась и прошаркала своими грубыми ботинками по камню.

Брюнетка небрежно кинула увешанный цветастыми значками портфель на пол и упала рядом с ним. Её внимательный взгляд скользил по Доминик, и та поймала себя на мысли, что эта девушка похожа на неё. Не внешне. Но в её глазах Доминик увидела те же апатию и подавленность, как будто смотрела на себя в зеркало.

Осознав, что смотрит на неё слишком долго, она вернулась к сигарете, делая уже более осторожную затяжку и попутно вспоминая, где видела эту девушку. Это было довольно глупо, учитывая, что Хогвартс не такой уж большой, и они явно не раз пересекались в коридорах или Большом зале, но мысли почему-то одна за другой лезли в голову, вызывая непривычно живые образы. Забывшись, Доминик снова закашлялась после очередной затяжки.

— Ты явно не куришь, так зачем браться? — снова послышался её низкий голос, и Доминик закатила глаза.

— А это твоё дело?

Брюнетка лишь пожала плечами и достала из кармана куртки сигареты. Затянувшись, она выпустила изо рта густой дым, который плотной завесой скрыл её лицо. Она была красива. Эта была не типичная красота, как у Виктуар или Дианы, но не совсем правильные черты лица компенсировали глубокие карие глаза, подведённые чёрным карандашом, и застывшая полуулыбка на обветренных губах. Короткие вьющиеся волосы были в беспорядке, куртка явно велика, а ботинки тут и там забрызганы грязью, но и это придавало ей определённый шарм и изюминку. Она притягивала взгляд.

— Как тебя зовут? — Доминик не понимала, зачем вообще говорит с ней; возможно, разглядев в её глазах те же чувства, что преследовали её, она стремилась найти в ней родственную душу. Возможно, она бы поняла? — Не видела тебя раньше, — словно оправдывая свой вопрос, добавила она.

— Пейдж. Холли, — после небольшой паузы ответила брюнетка.

— Хаффлпафф? — зачем-то предположила Доминик, хотя определённо точно не знала её.

— Угадала, — карие глаза Пейдж блеснули азартом. — Теперь я угадаю. Ты поссорилась с парнем и решила сброситься с Астрономической башни, чтобы закончить страдания?

— Ты, видимо, пришла за тем же? — в похожей манере ответила ей Доминик.

— Ага. Встретила здесь тебя, испугалась и передумала.

Доминик хмыкнула и через мгновение её губы растянулись в подобии улыбки. Но не той, которую она примеряла каждый день на людях. Впервые за долгое время это действительно было похоже на настоящую улыбку.

— Взаимно.

Они молча смотрели друг на друга, докуривая каждая свою сигарету. И в этой повисшей тишине Доминик впервые за долгое время почувствовала лёгкость на сердце, словно все невзгоды, наконец, отступили и освободили израненную душу от своих оков.

____________________________________________

*«Источник блаженства не вне, а внутри нас», «Навсегда ничего не бывает» — цитаты из романа Л.Н. Толстого "Война и мир".