Третье Звено. НОИКС: Банкомёт (гет)

— Быстрее, босс, бежим!

Трубак оказался умнее всех, отростки на его голове тянулись к освободившейся от ящика двери, но у меня на этих ребят были совсем другие планы.

— Стойте! Мы оттуда не выберемся: как только моргнёт свет, на перроне активируется минное поле! — я воспользовался замешательством головорезов и ворвался в их уголок, едва не придавив собой Очкуна. Он отчаянно вырывался из рук подельников, и вид его соответствовал обстановке.

— Какого черта? — Альбатрос единственный мог сопротивляться моему психологическому приёму, но не потому, что шибко умный, а потому, что непроходимо тупой. Ему сто раз крикнешь "ложись", а ляжет он только тогда, когда лишится полголовы.

— Ребята, нет времени объяснять, всё очень прискорбно, если сейчас Жарб там, на высоте, не справится... — я незаметно перезаряжал пистолет никелевыми пулями, хотя резиновые далеко убирать не стоило: Очкун успокоился лишь на время.

— Что он делает там, на высоте? — Альбатрос выискивал Жарба, и соображал очень туго, я щелкнул пальцами перед его носом.

— Он спасает наши задницы! Нет времени на объяснения, ребята, или сейчас мы пойдём как герои к той дальней двери, — я указал на неприметную дверь на другом конце ангара, — или мы тут ляжем как лохи! Ну что, вы со мной, мы команда?

Я подставил мутантам кулак для дружеского удара. Они втроём озадаченно смотрели на мою руку, не решаясь на какие-либо действия.

— А как ты выжил после поезда? — вопрос знатокам задал Боба; на моё счастье, ни мне, ни Друзю не пришлось на него отвечать. Освещение зала потухло, через мгновение загорелось аварийное. Я выскочил из укрытия и, целясь в ближайших головорезов, кинулся в этот интимный полумрак, лишь издалека напоминающий театр боевых действий. То тут, то там на моём пути появлялись враги, которых мне удавалось застать врасплох. От бронебойных пуль их головы взрывались как перезревшие арбузы. Маска не изменил себе и не решился вступать в честную дуэль, спрятавшись в блоках второго этажа. Где-то там, держась за жопу и изрыгая проклятия, носился как угорелый Жарб. Минут через пятнадцать Французские Ножки можно будет подавать к столу, но до этого момента желательно ещё дожить. Мутанты не помчались за мной вдогонку, не встали плечом к плечу, да и можно ли было от них этого ожидать? Пусть держатся в стороне, лишь бы не дали Очкуну сойти с ума. За это, кстати, отвечал Трубак, он пробирался к заветной двери по стеночке, прижимая неуравновешенную ошибку природы как родное дитя. Плеваться хотелось от этой картины, но плеваться не было времени: головорезы быстро приходили в себя, привыкали к полумраку и стреляли уже значительно точнее. Один из супостатов выскочил на меня со спины, но выпущенный Альбатросом нож сразил его аккурат между лопаток. Найдя укрытие, я улыбнулся мутанту и показал большой палец, на что он лишь угрожающе потряс кулаком.

— Я целился не в него, а в тебя, Ноикс! — Альбатрос плевался ядом и пригибался от пуль.

Он искал безопасный путь, чтобы сократить расстояние между нами. Связки ржавых лезвий от ножей брякали у него за спиной и создавали видимость крыльев.

— Хуекрылым ты нравился мне больше! — смеясь, я пальнул у него над головой. Чисто для острастки, ведь убивать его было ещё рано.

— Сука! Это же твоя ловушка! — Альбатрос умнел на глазах, но слишком поздно. Мы уже оказались в центре адского водоворота, и назад пути не было.

— Трубак, стой, там нет выхода!

Свист пуль мешал незадачливому главарю докричаться до остатков своей шайки. В суматохе они неслись всё дальше.

— Не дайте им уйти! — подал голос Маска.

Сверху он видел все наши передвижения, но полумрак не давал прицелиться. Я выстрелил в его сторону почти наугад. И это уже была вторая пуля, выпущенная впустую. В обойме оставалось не больше пяти, и мне следовало их экономить.

— Эй, не хочешь спуститься и поговорить? — я еле сдерживал свой идиотский смех.

С одной стороны, злодей в маске еще не знал всех сюрпризов, которые ему уготованы на этот вечер, а с другой, этот испепеляющий взгляд Альбатроса... Он проебал столько возможностей разделаться со мной, что ненавидел самого себя. Что ж, и эту злость я использую себе во благо.

— Ноикс! Тебя не обезоружили, как мы договаривались с Вороном! Ты убил его подручных? — прокричал Маска с безопасного расстояния.

— А ты перевёл полмиллиона в мелких купюрах наличным расчётом на три депозитных счёта? — я не сдержался и гоготнул, делая злодею недвусмысленные намёки.

— Сука... Это был ты!

— Да, продавать самого себя — занятие не из приятных, но я справился, товарищ Сивохин! — я уже откровенно смеялся, хоть несколько секунд спустя недоумённо лицезрел свой собственный пистолет.

Какие же патроны зарядить в него следующими?

Альбатрос грозно сопел у меня под боком, его безумный взгляд не выжигал дыры, он был холоден как лёд. Осознавать, что не тебя одного наебали этим вечером, это слабое утешение.

— Что?! Откуда ты узнал? — голос противника сорвался; Маска теперь ему ни к чему.

— Сивохин, ты положил на меня глаз еще при первой нашей встрече, три месяца назад! Что? Захотелось чистого генетического материала? Врёшь, не возьмёшь!

Действительно, место, в котором мы оказались, не было связанно ни с производством наркотиков, ни с их употреблением. На тайной станции наркоторговцев располагалась уютная лаборатория уже знакомого нам менеджера Спербанка Аркадия Филлиповича Сивохина, так сказать, личный инвестиционный проект, который, как нетрудно догадаться, хорошо окупался.

— Урод! — заверещал Сивохин откуда-то сверху. — Убейте его, ребята!

Головорезы с радостью восприняли эту команду. Дула автоматов, что взяли небольшую передышку, снова смотрели на нас с Альбатросом почти в упор. Их свинцовой жадности не было предела.

— Босс! Держись, я тут! — в толпу наёмников ворвался Трубак.

Из оружия у него нашлись только крепкое словцо и отвага, чуть приперченное слабоумием. Отростки на голове плевались в разные стороны, но не причиняли врагам никакого вреда, кроме морального. Кого-то даже стошнило от слизи, попавшей в рот. Головорезы не стали тратить на такое недоразумение патроны, и тихо вырубили Трубака прикладом. На моей памяти этому болтуну так везло уже трижды.

— Дурак! Где Очкун?

Мутант потерял сознание, так и не успев ответить на мой вопрос. Я выглянул из укрытия, чтобы в ужасе заорать:

— Дебилы! Не стреляйте, суки, нам всем хана!

Очкун сидел у закрытой двери, широко раскинув короткие ноги в полном одиночестве. Его глаза округлились как два пятака, а голова уверенно разбухала от свалившихся проблем. Моё предостережение не было услышано, открывшаяся очередь активно решетила моё убежище — куб для комплексного гидроанализа биологического материала. Теперь хоть стало понятно, какие пули заряжать в магазин. Вот только непонятно, как их использовать. Головорезы Сивохина брали нас в кольцо. Альбатрос ещё пытался отбиваться ножами. Кидал их в разные стороны, попал даже кому-то в ногу, но толку от всего этого? Я поднял глаза к потолку и тихо запричитал:

— О, если ты меня слышишь, великая химическая реакция, пожалуйста, наступай уже быстрее!

Мои мольбы были услышаны. Жарб вывалился из комнаты, где отключал электричество, и кривой походкой шёл к краю платформы. Он дико орал, с легкостью перекрывая пулемётное стрекотание:

— Ноикс, падла! Что ты сделал со мной?!

Жарб выискивал меня безумным взглядом. Изо рта его вытекала пена, вокруг глаз расплылись бурые пятна. Живот мутанта бурлил и раздувался от натрия. Он едва успевал приседать, следуя позывам потревоженного кишечника. Икринки усеивали пол бисером размером с ноготь мизинца. Натриевый раствор добирался до их сердцевины, превращая милых лягушачьих детенышей в настоящие кислотные бомбочки, которые иногда рекламировали по телевизору для детей. Контакт с кислородом разрывал белковую оболочку, и процесс выходил в завершающую стадию. Едкое нутро икринок разъедало пластик, металл, высоковольтные провода и головы незадачливых головорезов, оказавшихся на линии огня. Крики боли сопровождались беспорядочным огнём, но попасть в Жарба с такого ракурса было практически невозможно. Мутант откладывал своё добро всё чаще, и все больше кислотной слизи заполняло первый этаж.

— Эй, дебилы, убейте его! — Сивохин было стянул бесполезную маску, но тут же надел обратно. Испарение от слизи выедало глаза. Он ринулся на третий этаж, и я уже знал зачем. Моя цель — Очкун. В стволе резиновые пули, поэтому тратить их на головорезов бессмысленно. Пробираясь по лаборатории, что всё быстрее превращалась в руины, я раскидывал врагов голыми руками, но не забывал прикрываться их тушками от более метких соперников. Прыжок, ещё один, где-то за спиной вышел из укрытия и Альбатрос; он хотел догнать меня, кинуть нож в спину, но так же увяз в бою с головорезами Сивохина.

Первая пуля, выпущенная в Очкуна, угодила ему в пузо. Он отъехал назад на полметра и, схватившись за живот, дико расхохотался. Я не имел права промазать, у мутанта существовало одно уязвимое место, и если его сейчас не успокоить, мы все здесь будем трупами. Ещё одна пуля угодила Очкуну в левый бок. Он болтал ножками, заливаясь истерическим смехом, прикрывал маленькими ручонками тело и кричал:

— Ой, нет, не надо, не щекочите меня!

Его голова уменьшалась в размерах, я прикинул: ещё одна пуля, и на этом хватит. Кризис миновал, но, конечно, только на время. Главное — не попасть ему куда-то ещё. Последняя выпущенная пуля поразила живот Очкуна, пройдя аккурат между пальцами. Я помнил предостережение Рафа, поэтому целился особенно тщательно. Резина не причиняла мутанту никаких болевых ощущений, а усиливающийся смех мешал нормально дышать. В этом-то и был смысл всех этих манипуляций. В голове Очкуна находился улей мозговых червей, а эти парни очень чувствительны к кислороду. И когда его уровень падал ниже необходимого уровня, у них наступала потеря сознания от асфиксии. Очкун судорожно вдохнул воздух и окончательно завалился на пол. Отлично, с этим пока все. Я на ходу перезаряжал пистолет никелевыми патронами.

А вот и лестница на следующие этажи. Сивохин уже тянулся к рычагу запуска принудительной вентиляции, как-то забыв, что я люблю, когда воздух чуть спёрт.

Жарб свалился с мостика, стеная, и как резиновая игрушка для взрослых отпружинил от пола, навалившись на Альбатроса склизким телом.

— Альба, помоги! Ноикс, козел, что-то со мной сделал!

Мутант ухватил главаря за руку. Его вид действительно удручал: химическая реакция в животе ускорялась. Нетрудно догадаться, чем все закончится.

— Да, конечно, только доберусь до этой ментяры и всажу ему в сердце нож! — Альбатрос брезгливо отмахнулся от Жарба и кинулся в сердце ада. Где-то там, на третьем этаже, я уже нагонял Сивохина, и разговор у меня с ним намечался самый что ни на есть серьезный.