Парижская история (гет)

Встреча, о которой говорилось в письме, должна была состояться уже сегодня, в двенадцать ночи, где-то на окраине города, как подсказал извозчик. На городских часах уже пробило одиннадцать, поэтому князь Мышкин, взяв обещание у Пьера, что тот непременно пойдет домой, решил сразу отправиться на встречу с Валковским, чтобы предупредить возможную катастрофу.

Хотя теперь ему стали понятны причины необычного поведения Аглаи, ее нервического состояния и перемен в настроении, он всё не мог поверить в происходящее. Заметим также, что он не сомневался в том, что Аглая пойдет на эту встречу, поэтому спешил приехать туда первым. Он еще не знал, что будет говорить, и надеялся, что найдет правильные слова в нужный момент.

Путь был неблизкий, и извозчик остановился в назначенном месте ровно в полночь. Князь вышел из повозки, и перед ним в тусклом свете газовых фонарей предстал старинный двухэтажный коттедж. Дверь оказалась открытой, и он вошел. По-видимому, здесь и правда кого-то ждали. У парадной лестницы стояла свеча, под которой лежала записка, где говорилось о том, что нужно подняться на самый верх. Больше не было ни единого источника света. Князь взял свечу и стал подниматься наверх. Дом казался нежилым. Половицы скрипели, повсюду была пыль, и со стен свисала паутина. Казалось, ветхие деревянные ступени лестницы вот-вот провалятся. Наконец князь поднялся. Оглядевшись, он понял, что оказался на чердаке. Вдруг стали слышны шаги, и навстречу ему вышел Валковский.

Валковский поначалу удивился, увидев вместо Аглаи князя, но виду не подал. Вместо этого пренебрежительно вскинул брови и медленно проговорил:

— Вы? Полагаю, вам всё уже известно? Тем лучше. Идемте, — сказал он, проходя по узкому коридору мимо закрытых дверей. По-видимому, это чердачное помещение было приспособлено под жилые комнаты.

— Здесь прекрасно, не находите? Когда-то эти комнаты сдавались внаем, но я всё купил. На этом чердаке была похоронена не одна тайна. Идите смелее, будьте как дома, — с этими словами он открыл последнюю дверь, и они оказались в ярко освещенной комнате с низким потолком. Свет ослепил князя Мышкина.

— Итак, зачем вы пришли?

— Знаете, мне сейчас вдруг пришла одна мысль, — тихо сказал Лев Николаевич, оглядывая помещение быстро привыкшими к свету глазами, — что тот ваш роскошный дом, в котором вы всех собираете, показывает вашу внешнюю сторону, но этот отражает вашу сущность.

— Да неужели? Как вы наблюдательны, — недобро усмехнулся Валковский, присев на кресло. Перед ним стоял круглый журнальный столик овальной формы.

Лев Николаевич почувствовал, как на него накатила тошнота, его мысли и речь путались всё сильнее. Его глаза забегали: он искал хоть какого-то пристанища, чтобы скорее сесть, но вспомнил, что ему этого не предлагали, и по своей воспитанности остался стоять.

— Но это конечно не имеет отношения к делу, я, признаться, очень взволнован и заговариваюсь. Это всё моя болезнь. Я здесь по поводу сестры и вашего к ней письма.

Валковский, несколько закинув голову назад, закатился вдруг неприятным светским напускным смешком.

— А-ха-ха! Бросьте, князь, какая она вам сестра! Я почти сразу понял, что вас связывают не родственные отношения, да и все вокруг это понимают, ну кроме, разве что Кэтрин Картер, свято уверенной в вашей с Аглаей Ивановной ''родственной связи''. Но ей-то можно простить, она очень наивна, да ко всему еще и влюблена в вас.

Лев Николаевич удивленно посмотрел ему в глаза.

— Ба, да вы и не знали? — Валковский снова посмеялся.

У князя Мышкина сильно застучало сердце и заболела голова. Он чувствовал, что припадок близко.

— Я прошу вас не трогать Аглаю Ивановну, — проговорил он.

— Хотите правду? Она сама предложила себя, как последняя…

— Не смейте! — всем телом дрогнув от внезапно накатившей злобы крикнул Мышкин.

— Что вы теперь намерены делать? — ни капли не удивившись продолжал Валковский. — Ударите меня? Давайте, я жду! — смеялся тот уже злым истерическим смехом. — Знаете, я однажды по молодости забил кнутом одного мужичка…

Князя трясло от озноба, он был на грани приступа. Меж тем Валковский уже встал и подошел к нему.

— Вы отказываетесь?

— Я только прошу… — снова тихо и смиренно прошептал Мышкин.

— Так получите! — он замахнулся и ударил князя ладонью по лицу. — Не ожидали?

В этот момент в соседней комнате как будто что-то упало. Мышкин тут же озабоченно выпрямился, будто его и не трогал никто. Только щека его так и зардела.

— Там кто-то есть?

— Нет, конечно. Вам послышалось. Мы здесь одни во всем доме. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Я ждал от вас чего-то такого, — задумчиво ответил князь.

Страх, граничащий с ужасом, отразился в глазах Валковского, на секунду он подумал, что хотел бы раскаяться за свой поступок, броситься в ноги этому человеку и просить прощения, но тут же взял себя в руки и уже готов был отомстить за свою слабость. Теперь взгляд его был полон злобы.

— Хотите знать?! Вам не послышалось. Здесь в соседней комнате и правда кто-то есть. Ответьте же: что, если бы вы узнали, что она, та, которую вы оставили, теперь со мной?

— Этого не может быть… Этого вы не могли знать, — Мышкин в ужасе поглядел на Валковского и стал пятиться назад.

— Я не хотел говорить, но это так. Простите, не мог отказать себе в удовольствии увидеть вашу реакцию.

В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла Настасья Филипповна. Видом крайне растерянная, но обозлённая.

— А вот и мадам Барашкова собственной персоной, — провозгласил Валковский.

— Как ты посмел его ударить?! — гневно сказала она Валковскому и бросилась к князю, но тот уже ничего не понимал: взгляд этой женщины стал последней каплей в довершение тяжелой сцены, и в этот момент он наконец потерял сознание, воскликнув страшным воплем, упал и забился в судорогах.

— О, что ты наделал! — воскликнула Настасья Филипповна. Сердце ее разрывалось от жуткого вида того, что случилось с князем. И в этот момент она ненавидела Валковского.

— Настасья Филипповна, как вы прекрасны, когда злитесь, — ответил тот.

— Перестаньте, Валковский, вы знаете, что я с вами только потому, что я так же ужасна, как и вы — мы оба с вами ужасные люди, — сказала она.

Валковский с восхищением слушал ее горячую речь.

— Ты не знаешь, Петр Александрович, что он мне обещал! О, он обещал всё, но ушел к ней! В мире не осталось добра, и мы с вами тому первое доказательство, — заключила она со сверкающими безумием глазами, держа за руку бившегося в судорогах князя Мышкина.

Валковский не мог придумать, как ему избавиться от ненавистного князя, но тут случилось невероятное: на лестнице послышались быстрые шаги, затем с громом распахнулась дверь, и в комнату словно ураган ворвалась миссис Картер; с ней была и Аглая.